Everyone Says I Love You

Гостиница, как обычно почти пустующая в зимнее затишье туристического сезона, стоит на своей возвышенности уютной и приветливой мини-версией особняка графа Дракулы – в вечерних сумерках пара окон светят тёплым желтым светом, листья деревьев шелестят от тихого ветра, где-то прямо над головой Эггси галдит одинокая неугомонная чайка. Тишина, от которой он успел отвыкнуть, потрясает. Если бы не эта горластая чайка – подумал бы, что оглох. У входа прогуливается милая пожилая пара – Эггси улыбается и кивает им, они здороваются по-французски в ответ. Внутри пахнет хвоей, теплом и домом, здоровенный фикус, стоящий возле стола, всё также исполняющего роль рецепшена, за два с лишним года вырос ещё больше, где-то в углу стрекочет залётный сверчок, из коридора, уходящего вправо, привычно тянет запахом свежего хлеба и розмарина – там кухня, в сторону которой он и направляется. О своём приезде он не предупреждал, поэтому немало пугает бедную миссис Или своим внезапным появлением на пороге кухни. Она охает и причитает, говорит, что он стал совсем худой и совсем взрослый, и, несмотря на то, что Эггси просит не устраивать переполоха на ночь глядя – конечно же, устраивает его. Потому что «ну как же так, нужно сказать хозяйке, что её пропавший сын нашелся». -Я не её сын, - привычно отговаривается Анвин, а миссис Или привычно отмахивается от этого уточнения – в её понимании Терри для Эггси была именно что матерью. У Эггси с настоящей матерью не было связано ровно никаких хороших воспоминаний, поэтому лично он никогда не хотел воспринимать Терри именно в этой роли. - А она что, волновалась? – недоверчиво уточняет он. -Она? Что ты, - со вздохом качает головой миссис Или, и вид у неё крайне негодующий – и это так мило, так по-родному, что Анвин тихо тает, внутренне обвиняя в себя в излишнем сентиментализме и мягкотелости и, потеряв бдительность, позволяет вести себя на очную ставку к обители Терри. Илиана тем временем продолжает ворчливо: -Не знаю, что может заставить эту женщину переживать, но в итоге она оказалась права. На все наши переживания и тревоги она твердила только то, что рано или поздно ты свалишься, как снег на голову. -А вы-то что вздумали переживать? Надо было придерживаться стратегии моей бездушной тётушки, - смеётся Эггси, за что тут же получает не очень сильный подзатыльник, и очень строгий взгляд. Узким коридором вперёд, направо, через черный вход по двору к домику у гостиницы, где Терри на момент отъезда Анвина жила со своей подругой – свет в окнах не горит, но после первого же негромкого стука зажигается сначала на кухне, потом в прихожей. Эггси бы лучше залез в душ и завалился спать в каком-нибудь из пустующих номеров - не то, чтобы он не хочет видеть Терри, или знакомиться с её спутницей (если эта героическая женщина действительно настолько героическая, что вытерпела и не сбежала с острова, спасаясь от его колкой и циничной тётушки), ему вообще лень говорить и в тягость проявлять эмоции. Но к миссис Или он не зайти просто не мог – во-первых, потому, что он сентиментальный дурак, а во-вторых потому, что кто-то должен был дать ему ключи от какого-то из номеров. Он уповал на то, что на ночь глядя Илиана не будет настаивать на трогательном воссоединении, отложив это до утра – но ошибся. Дверь открывает не Терри, а симпатичная женщина лет, может быть, тридцати пяти – улыбается ему, вопросительно, но так, по-хорошему, дружелюбно, смотря на Или и та поясняет коротко: -Младший Анвин. Симпатичная мисс, видимо, действительно оказавшаяся той сумасбродной героиней, терпящей его тётушку, распахивает глаза, складывает губы в симпатичное удивленное «о» и всплеснув руками, смешно частит словами: -Ой, а я-то думаю, кого он мне напоминает, - смеётся, - не догадалась спросонья! Вы проходите, я сейчас Терри растолкаю, они спят мёртвым сном, замучали друг друга, бедные. Эггси улыбается – ему нравится эта женщина – потому что сразу видно, что она хорошая. Но он не совсем понимает, почему «они», поэтому, когда героическая спутница его тёти, имени которой он всё ещё не знает, убегает вглубь дома, интересуется этим у Или. -Они воспитывают дочь, - коротко поясняет та, а Эггси удивлённо вылупляется на неё. Уточнить ничего не успевает – потому что тут в прихожей уже появляется Терри, миссис Или сдаёт его в лапы этих женщин и ретируется, сославшись на то, что у неё, вообще-то, ещё полно дел. В эту ночь и на несколько следующих дней Эггси остаётся в их доме. Подругу Терри зовут Артемисия – то ли в честь Артемиды, то ли в честь правительницы Галикарнаса – но лично Эггси склоняется к первому варианту, потому что на воинственную правительницу эта мисс похожа меньше всего. У Арти есть пятилетняя дочь – и когда, на следующее утро после своего внезапного появления на пороге отчего дома (то есть, отчей гостиницы), Анвин впервые видит её – то немножечко выпадает в осадок. Мироздание определённо поставило своей целью хорошенько повеселиться за его счет. Агния – так зовут это дитя, оказывается вида совсем не греческого, у неё рыжие кудрявые волосы, карие глаза и куча веснушек и совершенно ясно, о ком думает Анвин, как только видит это совершенно очаровательное существо, которое глазеет на него в равной степени любопытно и подозрительно, выглядывая из-за спины матери. Впрочем, от подозрительности ко второму часу их знакомства не остаётся и следа –почти сверхъестественная способность Эггси ладить с детьми никуда не делась, и рыжий потомок какого-то залетного ирландца (да, Анвин был неприличен и сразу поинтересовался шепотком, почему этот греческий ребёнок какой-то не греческий) уже играет с ним в машинки, используя его руки, голову и плечи вместо трассы. Терри так ничего и не говорит о том, что он исчез в неизвестном направлении на два с лишним года, не спрашивает ни о чем – только разговаривает с ним чуть более ворчливо, чем обычно – значит, обижена немного. Эггси благодарен ей за отсуствие нотаций и расспросов, и ему немного стыдно – поэтому он то и дело лезет к ней с объятиями, и Терри, хоть и привычно воротящая нос от всех этих телячьих нежностей, оттаивает немного. А вот Арти наоборот заваливает Эггси вопросами при любом удобном случае – она вообще страх как любит болтать и Анвин даже не представляет себе, как они уживаются с его неразговорчивой Терри. Но кто-то там говорил про противоположности, да? Эггси всегда считал это несостоятельной чепухой – но, возможно, иногда это и работает. Больше всего вопросов, к счастью, так или иначе относятся к Терри или к истории семьи, происшествиям в гостинице и тому подобному – и Эггси охотно отвечает болтливостью на болтливость. Терри обзывает их канарейками. А ещё она смотрит на Арти совершенно влюблённым взглядом – Анвин и не знал даже, что она так может. У них он надолго не задерживается – за пару дней, не без помощи Терри, управляется с поиском жилья в городе, помогает починить кое-что в доме и в гостинице – и уезжает в своё новое жилище – первое, где ему предстоит жить в одиночестве, перед отъездом клятвенно пообещав приходить на семейные воскресные обеды. Его квартирка оказывается запрятана в глуби извилистых городских тропинок - вдали от шума главных улиц и набережных. Аккуратный трёхэтажный домик типичного для их острова вида – оранжевая черепица, белые стены, небольшой палисадник. Эггси обитает на третьем этаже - небольшая кухня, из которой можно выйти на балкон и глазеть на море, которое отлично видно из-за того, что все дома здесь ползут по склону вверх, комната, которая сразу и спальня, и гостиная, окна которой выходят аккурат на окна соседнего дома, тесный закуток прихожей, чулан, который успешно выполняет роль шкафа, ванная комната. Из мебели - маленький столик с парой стульев на кухне, которые отлично приживаются на балконе, кровать, пара книжных полок – и на этом всё. Ему, в общем-то, больше и не нужно. По большому счету ему и кровать не нужна – он давно привык спать на матрасе, брошенном на пол, но эта кровать – широченная, из светлого дерева, с резным изголовьем - покоряет его, и он решает её пощадить. За следующие пару недель, поглощенный жаждой деятельности и стремлением как можно меньше времени проводить без дела – потому что безделье невыносимо, Эггси находит себе сначала одну работу – устраивается в среднюю школу, в которой когда-то учился сам, а через пару недель начинает заниматься ещё и репетиторством – подтягивает по английскому языку старшеклассников, которые собираются уезжать в крупные города поступать в университеты. В школе же он преподаёт английский, а через месяц ещё и забирает себе литературу – потому что одна из учителей, которая учила ещё Эггси, уходит, наконец, на покой. Получается, что с утра он стабильно занят в школе – в день у него по пять-шесть уроков, а по вечерам два-три раза в неделю – репетиторством. Кроме этого есть ещё проверка тетрадей, родительские собрания, выгул детей по экскурсиям, музеям и библиотекам в целях их просвещения. В общем, без дела Анвин не сидит. Оно и к лучшему. Он, конечно, понимает, что отчасти эта его ненормальная, отчаянная активность – просто средство. Средство, обеспечивающее его возможностью быть максимально реалистичным, сухим, земным таким, простым занятым человеком – не витать в облаках, не оглядываться назад, не искать ответы на излюбленное «а что, если?», не вспоминать. Нет времени на эти глупости – нужно проверить тетради, нужно составить план урока, нужно придумать новые задания для репетиторства, нужно забрать Агни из детского сада и отвести её домой – а то Терри и Арти зашиваются в гостинице и не успевают. Анвин осознаёт тот факт, что попадись ему кто-нибудь, сведущий в вопросе психологических проблем – и этот потенциальный «кто-то» прямо с ходу ткнул бы его носом в тот факт, что он хватанул себе от жизни такой какой-то симпатичный депрессивный синдром – не слишком тяжелый, но и не очень приятный. К счастью, ни с кем, кроме других учителей, своих учеников и, условно говоря, семьи в составе Терри, Арти, Агни и Илианы он не общается – поэтому риск быть извещённым о своих психологических проблемах стремится к нулю. Тем более что он сам всё прекрасно понимает и чувствует и осознанно ничего не предпринимает. Пока что так удобнее, смиреннее, тише – пусть даже и такой он – не совсем он. Слишком спокойный, непривычно малоэмоциональный, такой, будто вывернутый в минимум громкости прежний Эггси. Строгий, но справедливый мистер Анвин для детей, трудолюбивый учитель литературы Гэри для коллег. Эггси в режиме энергосбережения. Который абсолютно ничего не собирается с этим делать – потому что это будет так же глупо, как тыкать палкой в пчелиный улей или топтаться по муравейнику. Хватает и того, что Иззи упорно продолжает сниться ему через ночь и от этого вот уж точно никуда не деться. Вот уж какие фильмы он всегда на дух не переносил – это те, в конце которых кто-то умирает и ты сидишь перед экраном и испытываешь всё разом – шок, расстройство, обиду на того, кто придумал, что всё будет так – и самое настоящее чувство потери, хоть на самом деле ведь и не умер никто. Вот уж чего он никак не ожидал – что однажды испытает это всё взаправду. Потому что в реальности это оказывается куда сложнее, больнее, тяжелее и обиднее. И ни в одном фильме не сказано ничего о том, как жить дальше тем, кто остаётся. Приходится изобретать самому. *** Оказывается, что он совершенно не приспособлен к самостоятельной жизни. Например, он постоянно забывает есть. Готовить что-то только для себя одного ему как не интересно, напоминать, что надо бы поесть – некому, поэтому нередко случается, что он ест только один раз в день – в школе, да опрокидывает в себя кружек шесть-семь черного кофе в течении дня. Нормально поспать он тоже забывает – увлекается книгой, или фильмом, или работой – и нет никого, кто бы потормошил его и велел идти спать – поэтому он часто засиживается до утра, приход которого для него каждый раз - то ещё удивление. Его пуще прежнего похудевший и не выспавшийся вид заставляет Артемисию страшно негодовать и говорить, что невнимание к себе – это у них с Терри явно наследственное. Негодующая Арти – это очень мило. Она вообще мила – такая, готовая окружить заботой всех до одного, кто об этой заботе просит. И тех, кто молчит, ничего не просит, но нуждается – тоже. При этом она – неожиданно строга в роли матери, муштрует Агнию как только может – в пять лет ребёнок уже дисциплинированно читает по одной сказке в день, играет на пианино, знает названия всех планет и их спутников, ходит на рисование и гимнастику. Анвину остаётся только тихо сочувствовать и иногда выкрадывать ребёнка на все выходные к себе, где разрешает ей носиться по квартире, стоять на ушах и есть сколько угодно конфет. Ну и что, что у неё потом живот болит? Зато ребенок счастлив. Арти, конечно, ворчит, но и только – ей слишком уж нравится Эггси и ругаться она на него может только за то, что он снова выглядит как бледный призрак, потому что за всю неделю ни разу нормально не поспал и не поел. Так проходит время, наступает весна, все ветровки запихиваются поглубже в шкаф, светит солнышко, поют птички, Агния гоняет по набережной чаек, а потом чайки гоняют её, уроки теперь можно проводить не в классах, а в парке на территории школы. Анвина, вроде бы, немножечко отпускает – тяга к прокрастинации потихоньку сходит на нет, жизнь уже не кажется такой уж зловредной штукой, хочется натянуть на голову старую-добрую зелёную панамку – вот только теперь он понимает, насколько глупо в ней смотрится – и от этой идеи приходится благоразумно отказаться. Однажды за ним по пути с работы увязывается котяра совершенно жуткого вида – здоровый, черно-белый, мохнатый, весь в колтунах, с порванным ухом и сломанным когда-то хвостом – потому что кончик хвоста вместо того, чтобы торчать вверх, указывает вправо, ещё и зубастый – клыки у него были такие длинные, что выступали над нижней губой. Этот монстр часто ошивался возле школы – его, наверное, подкармливали поварихи – и иногда тащился за Анвином до набережной, а потом шел выпрашивать рыбьи головы у торговцев – но в этот раз он идёт с ним до самого дома. Ещё и на третий этаж взбирается и пялится выжидающе своими желтыми глазищами. -Ну и что? – спрашивает у него Анвин. – У меня нет еды. Даже молока нет. Ничего нет. Кот только мявкает на него и скребёт во входную дверь, наглец. -Нет-нет, не думай даже, - продолжает Анвин беседу, предпочитая не размышлять о том, что разговоры по душам с котом – это уже клиника. Кот упорствует. Открыть дверь и захлопнуть её перед носом у животного Анвин не может – слишком уж сердобольный он на свою беду. Поэтому приходиться впустить этого волосатого монстра в квартиру, сходить в магазин за едой ему, а заодно и себе, и выделить ему одну из своих тарелок и чашек. Кот оказывается вполне эрудированным, даже позволяет себя вычесать и избавить от колтунов, ни разу не царапнувшись. На следующее утро он выходит из квартиры вместе с Эггси, а когда тот вечером возвращается с репетиторских занятий – ждёт его у двери. Так у Эггси появляется мохнатый сожитель жуткого вида со скрипучим мявканьем. -У меня появился кот, - сразу же объявляет он Рокси, когда они в следующий раз созваниваются по скайпу. Когда он направляет камеру на кота, лицо Рокси в равной степени выражает недоумение, брезгливость и скепсис. -Ты где его откопал? -Он сам за мной увязался. Он только выглядит жутко, а на самом деле – очаровашка. Рокси – воплощение недоверия. -И как ты его назвал? -Хотел назвать Кошмаром, но ему не пришлось по душе. А вот имя Пушок ему явно понравилось. Рокси хохочет так, что у неё в уголках глаз выступают слёзы. Анвин корчит ей рожу и, обращаясь к коту, уверяет: -Она не хочет тебя обидеть. Она просто ничего не понимает в котах. -Вот уж точно. -Ничего-ничего. Когда ты наконец соблаговолишь приехать, он тебя очарует – точно говорю. Котяра согласно мявкает. К лету, когда в школе начинаются каникулы, а ребята, с которыми он занимался английским, разъезжаются сдавать вступительные, и он остаётся свободным как ветер на следующие пару месяцев и помогает в гостинице – как в старые добрые времена пять лет назад. Только пять лет назад никто и предположить не мог, наверное, что та скромная уютная развалюшка будет способна пережить такие наплывы постояльцев, какие случаются сейчас. Оказывается, она способна – и ещё как. В общем, помощь Эггси приходится весьма кстати – он весь день напролёт гоняется как заведённый – то что-то починить, то помочь Или, то сбегать за продуктами, то утихомирить Агнию или пойти разыскивать её в лесу, в который она сбежала, уведя за собой ещё пару-тройку детишек постояльцев – как Гамельнский дудочник какой-то, ей богу. Вечерами они сидят с Терри на крыльце её дома, попивают лимонад, или пиво, или ещё что-то покрепче – в зависимости от того, насколько тяжелый был день – предаются воспоминаниям о старых добрый временах, когда все комнаты на третьем этаже пустовали и гулял там только сквозняк и Эггси, тайком лазающий на крышу, и обсуждали планы на будущее. Терри всё-таки спрашивает как-то раз где он пропадал, он рассказывает, что был в Индии и у него там случилась внеочередная несчастная любовь – не особо вдаваясь в подробности относительно второй составляющий повествования, касающегося любви и того, что с ней приключилось. -Это твоя несчастная любовь научила тебя пить? – иронично интересуется тётушка, прекрасно знающая о том, какова прежняя типичная реакция Анвина на алкоголь. -О нет, это случилось немного раньше. Помнишь Рокси? Так вот – она дьявол. Терри посмеивается тихо, Эггси, добавив себе театральности, тяжело вздыхает и допивает своё пиво. -Я точно сопьюсь, - заключает он. -У тебя не будет столько времени, - убеждённо отвечает Терри. В тот вечер Эггси возвращается домой позднее, чем обычно – солнце уже укатилось за горизонт окончательно, и пьянее, чем обычно – соображает он вполне четко, просто в голове такая приятная пустота, которая указывает на то, что он немного перебрал за разговором. На улице свежо, прохладный ветер приятно холодит после жаркого дня, и он решает пойти длинным путём, сделав крюк через набережную . Всё равно завтра никуда не нужно идти – у него принудительный выходной, а значит и спешить домой нет никакого смысла – кот так и так в загуле уже второй день, вряд ли он вернётся сегодня и будет ждать его под дверью. Он проходит мимо почты и вспоминает, что надо бы купить и отправить открытку отцу Изабель – Эггси пообещал, что будет отправлять ему открытки от её имени. Того, что отец узнает, что она умерла, Иззи боялась куда больше, чем собственно смерти – поэтому и уговорила Анвина на эту аферу. Она отправляла открытки отцу на день рождения – каждый год, из страны, где она находилась, без указания точного адреса места отправления и с каким-нибудь коротким посланием на языке, на котором в этой стране разговаривали. Это означало, что с ней всё в порядке. Эггси не знал, правильно ли он сделал, что согласился на это – но не согласиться не мог. И не выполнить обещание тоже. Поэтому он решил, что попробует в этот год, оценит свои ощущения и решит, продолжать или нет. В размышлениях о том, сколько открытка будет добираться из Греции в Румынию Эггси идёт дальше, выходит на набережную и направляется вперёд вдоль кафешек и магазинов, большинство из которых уже закрыты. Из мыслей своих, в которые уже умудрился забраться довольно глубоко, в реальный мир он возвращается лишь тогда, когда оказывается рядом с галдящей толпой греков. Капитулировать не успевает – вот его уже кто-то хлопает по плечу, называя по имени, вот у него в руке уже стакан с... жидкостью. На этом острове каждый мало-мальски значимый праздник грозит перерасти во всеобщую пирушку, в которую оказываются вовлечены все без разбора – и местные, и туристы (эти приходят в особый восторг от такого «местного колорита»). А уж если это свадьба – а Эггси подозревает, что вот сейчас он нарвался именно на свадьбу – так вообще пиши пропало, так просто ты не отделаешься. В общем, Эггси обреченно вздыхает и ступает в поток людей, здороваясь со всеми, кто ещё находится в здравом уме, поздравляет новоиспеченных молодоженов, которые традиционно веселятся меньше всех, выпивает предложенное под чутким надзором празднующих – отлынивать не положено. После этого интерес к его персоне убавляется и Эггси осторожно, по отработанной уже стратегии направляется в ту сторону, где толпа празднующих редеет, и вот, когда его коварный план побега уже близок к завершению, начинает играть музыка, толпа приходит в движение, его подхватывают под локоть и буквально сдают кому-то в руки. Весёлые греческие танцы, юху! Стоит ли уточнять, как Эггси всё это ненавидит?.. Впрочем, руки, в которые он сдан, на редкость аккуратно и очень тактично обхватывают его плечи и сноровисто извлекают из эпицентра толпы, сместившегося к ним – что совсем неплохо. Анвин уже думает, что вот оно, спасение – сейчас его отпустят с миром! Думает целую секунду, а потом - вот потеха-то – обоняние Анвина срабатывает быстрее зрения, быстрее слуха, быстрее всего – и сердце у него уходит в пятки. Анис, грейпфрут и сандал. Иначе говоря – ка-таст-ро-фа. Он поднимает глаза. Гарри смотрит на него и ему требуется пять секунд на то, чтобы присмотреться в сумраке, и ещё пять секунд на то, чтобы понять, почему этот молодой человек, что смотрит на него чуть ли не с суеверным ужасом, кажется ему таким знакомым. Почему? Потому что эти ненормальные греки, прервавшие его неспешную прогулку по набережной, и нарушившие блаженную тишину, перемежаемую лишь шумом прибоя, только что сунули ему в руки Гэри Анвина собственной персоной. *** Когда-то Гарри Харт сказал бы, что не имеет ничего против перемен. Сейчас же всё было по-другому. Тогда, лет пять-семь назад, он не понимал ещё, что перемены эти – они как снежный ком, одно цепляет за собой другое и вот, получи и распишись – от прежней, привычной тебе жизни не остаётся и следа – у тебя уже не уютная холостяцкая квартирка, а двое детей, каждый со своим характером, каждый со своими потребностями и своими тараканами в голове, у тебя уже не разгильдяйская работа актёра, одного из лучших в своём деле, которому ничего не стоит сыграть любую роль – а до зубного скрежета ответственная должность, и ты держишь на своих плечах репутацию одного из самых лучших театров Великобритании, и, возможно, мира. Вот ты вроде бы привык к своим иногда дофига странным отпрыскам, а тут одна заявляет, что замужем, а второго у тебя пытается отсудить его безалаберная мамаша... В общем, на самом деле, перемены – это стихийное бедствие. И вот опять. Четыре месяца назад Эмбер известила его о том, что беременна. Спасибо, хоть постфактум не сказала – а всего-то находясь на втором месяце. Харт, конечно, считал это очередным очень поспешным и опрометчивым шагом – благо, что Эмбер и не ждала от него особой радости – ей вполне хватило того, что отец покачал головой со вздохом и предупредил, что не будет нянчиться с мелочью, когда Эмбер придёт время сдавать выпускную работу. Ну ладно, будет. Но не слишком часто. И ещё сказал, чтобы никто и никогда не вздумал звать его «дедушка» в ближайшие лет... двадцать. И что это очень неразумно и ей ещё рано. Эмбер только со смехом обняла его и велела не ворчать. Сейчас его дочь ходила, с каждой неделей всё больше и больше напоминая симпатичный весёлый шар, что вовсе не мешало ей ни учиться, ни сдавать экзамены, ни заниматься работой, и у него скоро должен был появится внук. Ну бедствие же, не иначе. Понятное дело, что этим все не ограничилось. Спустя примерно месяц после новости от Эмбер, именно в тот момент, когда он в своей работе в театре дошел, наконец, до признания того, что да – вот оно, именно то, что он хотел сделать с этим местом и получилось у него это, без лишней скромности, идеально, ему звонят из правительства и предлагают новую работу. Не абы где, ясное дело, а в Совете по делам искусств. Не абы кем, а его председателем. Бедствие? Бедствие. Ещё и Инти, который, в силу того, что пару раз за обучение в школе «прыгал» через класс, в этом году вплотную занялся вопросом того, кем хочет быть, когда вырастет. То есть выбирал, куда ему поступать после школы. А так как круг его интересов был широк даже, пожалуй, чересчур, варианты немного колебались. Немножечко. Начиная от ветеринара и заканчивая инженером в космическом промышленности. И каждую неделю Инти приезжал домой с новыми идеями о своём будущем – пока что ни разу не повторился. И что-то подсказывало, что определится он нескоро. А у Гарри уже голова грозила сдетонировать. Бедствие, не иначе. В какой-то момент Гарри очень четко понимает, что ему нужно немного покоя. Что он попросту свихнётся, если не получит пару недель законной тишины и одиночества. Он вновь отправляется в Грецию в основном потому, что раздумывать ещё и о локации нет никакого желания, да и во времени он ограничен, поэтому он покупает билеты и улетает на следующий же день после появления острой потребности побега из места, где всем от него что-то, да нужно, оповестив Эмбер, Инти и своего новоиспеченного заместителя о том, что его не будет пару недель, только по прилёту. С тем, куда он двигается дальше, и с жильём он разбирается тоже прямо на месте, в Афинах. Остров, на который его доставляет паром, кажется подозрительно знакомым – но женщина, что сдаёт ему квартиру, уверяет, что острова Северных Спорад все на одно лицо, названия острова, на котором они почти семь лет назад познакомились с Эггси, он не помнит, поэтому Гарри решает не думать об этом. И вот, пожалуйста. Неспешная поздняя прогулка по набережной на исходе первой недели пребывания на острове заканчивается тем, что напротив него стоит Гэри Анвин – не слишком на себя похожий, потому что очень уж... взрослый, но эти глаза зелёные – ну определённо его, и смотрит на Гарри так, будто он – как минимум Джек Потрошитель. А потом парень с глазами Гэри Анвина опускает взгляд, качает головой и смеётся. А потом с неба на них обрушивается невежливый ливень, который и не подумал даже предупредить о себе громом или лёгким моросящим дождиком. *** Гарри смотрит на него ну очень удивлённо, а ещё – недоверчиво. На смену панике приходит какое-то не совсем здоровое веселье. А потом начинается дождь. Толпа с улицы очень шустро всасывается в кафе и под навес, а Эггси интересуется у Гарри: -Надеюсь, ты близко живёшь? -Минутах в десяти, - отзывается Харт, всё так же пялясь на Эггси и не делая никаких попыток сдвинуться с места. Зачем-то ещё адрес называет. -Отлично, - кивает Анвин, - значит бегом – в трёх. Эггси обхватывает пальцами запястье Гарри. -Бегом – значит бегом, мистер Харт, - кидает он через плечо, прежде чем действительно стартануть с места. Хорошо, что Харт завел себе привычку бегать по утрам. У дома, расположенного по названному адресу Эггси лихо тормозит с пробуксовкой по мокрой брусчатке, Гарри поддерживает его под локоть, чтобы не шлёпнулся ненароком, они, оба уже мокрые насквозь и запыхавшиеся, взбегают по лестнице на третий этаж, Гарри открывает дверь, входит в квартиру – и тут вот Эггси, посмеивающийся себе под нос всё время, пока они гнались от дождя, серьёзнеет, замирает перед входом в квартиру, задумчиво смотря то на порог, то на Харта. Эггси колотит мелкой дрожью, он мокрый насквозь, с волос капает на плечи, капли щекотно скатываются по щекам и прохладный ветерок уже не кажется таким приятным –щиплет холодом и заставляет стучать зубами. Возможно, переступить этот порог – значит совершить непоправимую ошибку. Ещё одну. Возможно, не переступить его – значит совершить ошибку ещё более страшную. Анвин не знает. Анвин ничерта не знает, он просто человек. Маленький, глупый, ни на что не способный человечек. Вообще-то, он близок к тому, чтобы развернуться и убежать прочь, чтобы, добежав до дома, рухнуть лицом в подушку и совершенно по-глупому разрыдаться от осознания своей ничтожности и бесполезности, от своей тоски и страшного одиночества, которые никуда так и не делись после Иззи. Он очень близок к этому, но как только он собирается развернуться – его ловит голос Харта. -Эггси, не глупи, - тихо просит тот, и Анвина припечатывает к месту, - зайди. И он слушается. Кеды по-дурацки хлюпают, он стягивает их тут же вместе с носками и проходит вглубь квартиры следом на Хартом. Гарри молча выдаёт ему полотенце и халат – Эггси, которого швыряет из паники в грусть, из грусти в веселье и обратно в панику, снова добирается до стадии нездорового веселья, усмехается и уточняет у Харта, сверкая на него ироничным взглядом исподлобья: -Серьёзно, Гарри? Ты возишь с собой этот свой халат? Харт в ответ только плечами пожимает – ну да, а что в этом такого? Эггси качает головой, фыркает себе под нос и улыбается совсем по-дурацки, наверное, проводя ладонью по мягкой ткани халата, зависает так немножечко, размышляя о том, что, возможно, это всё одна большая и очень реалистичная галлюцинация, пока главный элемент этой предполагаемой галлюцинации не трогает его легонько за плечо неожиданно-тёплой ладонью, и не велит тихо: -Иди. Губы уже от холода посинели. Эггси кивает, разворачивается и идёт в ванную. Игнорирует очевидную необходимость залезть в горячий душ, чтобы уменьшить риск словить простуду – раздевается, вытирается и залезает в халат, который ему, конечно, велик. Халат опутывается вокруг него мягким теплом, Эггси вспоминает, что постоянно таскал его у Гарри, пока они жили вместе – ему нравилось мягкая ткань, то, что в этот халат можно обернуться пару раз, но больше всего ему нравилось то, что ткань пахла Хартом – но сейчас, увы, она пахнет только кондиционером для белья. Когда Анвин возвращается в комнату, Гарри, уже переодетый в сухое, берёт с журнального столика и протягивает ему кружку с горячим чаем, Эггси обхватывает её ладонями, игнорируя тот факт, что поверхность кружки больно жжётся, и, плюхается на кровать, рядом с которой остановился, тут же забираясь на неё с ногами и усаживаясь по-турецки. Гарри смотрит на него долгим взглядом, но не говорит ничего, берёт свою мокрую одежду и уходит в ванную. Эггси следует взглядом на ним, пока он не скрывается за дверью, потягивается и откидывается на подушку, аккуратно отпивая из кружки. За окном льёт сплошной стеной. Дождь здесь – редкое явление, зато приходя, они никогда не размениваются на мелочи. Эггси клонит в сон, он отчаянно, но безуспешно сопротивляется – засыпает где-то на половине кружки чая. Когда он проваливается в сон, где-то на краю сознания проскальзывает мысль о том, что Харт напоил его снотворным, и проснётся он связанный по рукам и ногам в багажном отделении самолёта, следующего в Лондон – но, если честно, эта мысль не вызывает ровным счетом никакой тревоги. Главное, чтобы в аэропорту ничего не напутали и его не отправили куда-нибудь в Зимбабве, а выдали Харту в руки. Гарри почти не удивляется, когда вернувшись в комнату застаёт Эггси мирно спящим. Аккуратно забирает у него из рук кружку, задерживается взглядом на кольце, что висит у Анвина на шее, мимолётным и абсолютно инстинктивным движением проводит ладонью по его волосам – Эггси смешно ворчит и улыбается, вквозь сон умудряясь извернуться и потереться щекой о ладонь Гарри. Харт вздыхает, убирает руку и, поставив кружку на пол, садится на край кровати. Ему всегда казалось, что в жизни он совершил не так уж много ошибок, относительно которых можно было бы сказать – крупно напортачил. Эггси тянется к ласке даже сквозь сон. У него под глазами глубокие тени, он чуть хмурится во сне – так, что между бровями залегает складочка, и не выглядит больше, как тот беззаботный, светлый, добрый мальчишка. Гарри осознаёт, что за почти что три года могло произойти что угодно, Гарри осознаёт, что Эггси, в общем-то, так и не вышел с ним на контакт вполне добровольно, он осознаёт, что не должен чувствовать вины за то, что этот мальчишка, который, как раньше казалось, останется мальчишкой навсегда, выглядит слишком взрослым, поломанным жизнью, потерявшим что-то важное, смертельно уставшим от попыток делать вид, что всё хорошо. Что Эггси выглядит совершенно несчастным – пусть только во сне, но в этом-то и самое страшное – потому что во сне невозможно притворятся. Харт осознаёт, что не должен чувствовать вины. Но осознание это никак не помогает – он всё равно чувсвует себя виноватым. Смешно, но он даже и не задумывается о том, насколько ничтожен был шанс снова встретиться, насколько близится к отметке невероятной вероятности этот вечер, произошедший сегодня. Он думает только о том, что, возможно, в случае с Эггси он действительно напортачил по-крупному. *** Эггси просыпается не в багажном отделении самолёта, а в кровати. И даже не связанный. Какая скука. Он весело фыркает, чем привлекает внимание Гарри, расположившегося на другой половине кровати с книгой. -Доброе утро. -Время? – хриплым голосом интересуется Анвин. Потягивается, привстаёт на локтях и трёт глаза, сонным взглядом смотрит на Гарри, надеясь, что не улыбается слишком уж глупо. -Почти полдень, - бросив взгляд на часы, отвечает Гарри. -Ты спал со мной? -Подумал, что это не должно тебя смутить, - пожимает плечами Гарри, хочет спросить, голоден ли Анвин, но забывает о том, как воспроизводить какие бы то ни было звуки, когда Эггси – вот так просто и непосредственно подползает к нему ближе, и наваливается тяжелым, тёплым объятием. Слишком уж это... неожиданно. Потом Анвин молча отстраняется, сползает с кровати, сверкает обнажённым бедром, небрежно поправляет халат и как ни в чем не бывало интересуется: -У тебя есть что-нибудь съедобное? -Есть. Но чтобы получить завтрак, тебе сперва придётся умыться. Правила есть правила. -Зануда, - морщит нос Анвин, но послушно направляется в ванную. На этот раз решает не пренебрегать душем, переодевается в свою высохшую уже одежду и возвращается на кухню, где видит картину, которая снова наталкивает его на паническую мысль о том, что это всё – одна большая галлюцинация, а он окончательно спятил на почве своей депрессии, с которой ничего не делает. Гарри Харт готовит завтрак. Сам. И в кухне не пахнет горелым, не слышно четрыханий и проклятий в адрес яиц или ветчины, кухонные тумбы не завалены ошметками еды и кухонной утварью. Картина на грани фантастики. Эггси останавливается в дверной проёме, опирается плечом на косяк, скрещивает руки на груди и замечает с улыбкой: -Да вы, оказывается, не безнадёжны, мистер Харт. -Боюсь, омлет – по прежнему большее, на что я способен. Нетипично скромно для Гарри Харта. Настораживающе-скромно. -Не скромничай, - хмыкает Гэри, - тебе не идёт. -Ты так думаешь? -Я абсолютно уверен, - кивает Анвин, садясь на стол и присасываясь к стакану с соком, - сто лет не спал так хорошо. -Рад, что ты выспался, - отзывается Гарри, ставя перед ним тарелку с омлетом и гренками. -Ничего, что это случилось в твоей постели? -Когда я имел что-то против тебя в своей постели? -Когда выставил меня из дома? – совсем беззлобно фыркая, интересуется Анвин, уже похрустывая тостом. Вспоминает ненароком, что последний раз ел вчера с утра. А потом осекается, потому что то выражение, что мелькает на лице Гарри, определённо...вина? -Стой-стой, не думай даже, - спешно продолжает Эггси. -Не думать что? -Корчить виноватую рожу, - Харт явно хочет возразить. Но Эггси – мастер в перебивании, поэтому он не успевает, - не нет, а да. Я вижу. Я совсем не обижаюсь. Потому что сам дурак. И Эмбер меня предупреждала и всё такое, - Эггси почему-то начинает нервничать (помашем ручкой вернувшейся панике) и поэтому тараторит, не давая Харту и слова вставить, - как там она, кстати? А Инти? А ты точно настоящий, а? Ещё вечером хотел спросить, но заснул. Можно подержать тебя за руку? Гарри, посмеиваясь, протягивает ему свою руку. Эггси вздыхает, срываясь на выдохе, цепляет поперёк ладони, гладит большим пальцем по костяшкам. -Не нервничай так, – просит Гарри с улыбкой, чуть сжимая его пальцы своими. – Настоящий? -Вроде да. -Сойдёмся на том, что мы оба идиоты? -О, ты готов пойти на то, чтобы признать себя неправым? – всё ещё немного нервно усмехнувшись, уточняет Анвин. -Вполне. -Тогда договорились, - кивает Анвин, отпускает наконец руку Гарри, потому что соображает, что держится за неё уже слишком долго для простой проверки на подлинность, и вообще эта сцена выглядит слишком пасторально и слащаво, принимается было за еду – очень вкусно, кстати - но посередине трапезы, вспоминает про кота и вскакивает из-за стола – даже Гарри, немного задумавшегося, пугает. -Что такое, Эггси? -Кот, - выдаёт Анвин. Недоуменный взгляд Харта подсказывает, что данная реплика требует пояснения, - у меня живёт кот. Он ушел гулять пару дней назад – с ним бывает. Но сейчас он, возможно, вернулся, и ждёт меня под дверью. Надо спасать кота. Гарри смотрит на него с некоторым сомнением – это очень похоже на выдуманный повод для спешной капитуляции. Но, в конце концов, капитулировать или нет – это сугубо личное дело Анвина. Поэтому Харт кивает, возвращаясь к еде. -Доешь хотя бы. -Доем, - кивает Анвин. Добросовестно всё доедает, даже стягивает с тарелки Гарри два тоста, догрызая последний из них, встаёт из-за стола, сгружает посуду в раковину, чуть тянет Гарри за рукав рубашки, и направляется в прихожую. Чертыхается, влезая в кеды, которые за ночь успели высохнуть до конца, примеряется, как бы одновременно грызть тост и завязывать шнурки, Гарри, наблюдая за этими метаниями, вздыхает, разворачивает Эггси к себе и, сам завязывает ему шнурки на кедах. -С каких пор ты стал таким нервным? – осведомляется он, пока Анвин неверяще наблюдает за тем, как Харт завязывает ему шнурки. Не забывая жевать, конечно же. -Жизнь, полная стрессов, - пожимая плечами, отвечает Анвин, - и только что в ней стало на один стресс больше. -Из-за кота? – хмыкает Харт. -Из-за мужика, что завязывает мне шнурки, будто мне пять. Это может перерасти в серьёзную сексуальную девиацию, знаешь ли. Эггси матерится про себя, мотает головой и разве что подзатыльник самому себе не отвешивает. Что за паршивый выбор темы для разговора? Зато Харт, похоже, оценил – смотрит лукаво, черт такой, и уточняет: -Вот как? -Ага. -Сообщи мне, как только это произойдет. -Ага. Мне пора за котом. -Не промокнешь? -Постараюсь. -Хорошо, - кивает Харт, - а не замёрзнешь? -Не замёрзну. -Хорошо, - ещё раз кивает, - иди уже. -Иду, - улыбается Анвин, - пока, Гарри. Анвин выбегает из квартиры молниеноснее Флеша и Ртути, потому что помедли он хоть мгновение – точно бы повис на Харте с объятиями, а потом, чего доброго, и поцеловал бы ещё. А к такому его расшатанная психика готова не была. Под дождь он не попадает, кот действительно обнаруживается под дверью – обиженным не выглядит, мявкает приветственно, трётся об ноги, пока Анвин открывает дверь, а когда путь в квартиру открыт, тут же семенит в сторону кухни, включая свою тракторную мурчалку. Эггси сообщает коту, что тот – прожорливый наглец, снимает кеды вместе с премерзко-влажными носками, шлёпает босыми ногами в кухню, наваливает коту в миску рыбы – щедро так, с горкой. Кот жизнерадоство чавкает и периодически мурзится на рыбу, явно представляя себе, что сражается со своей добычей, Анвин встаёт посреди комнаты и пытается осознать произошедшее. Это просто ёбаная катастрофа. Прошло почти три года, внутри уже как будто бы всё улеглось, он и думать забыл о Гарри – потому что о да, у него тут и поважнее проблемы появились (стать вдовцом в двадцать семь – а вам слабо?), но черт подери, как это работает вообще, когда думаешь, что всё, баста, прощен и забыт, а потом видишь эту рожу лукавую, с этими ямочками и взглядом иронично-внимательным и вот, пожалуйста - его так и тянет улыбнуться, начать прыгать на месте и хлопать в ладоши? Он окончательно поехал крышей, не иначе. Анвина снова настигает мысль о том, что если он поехал крышей, логично было бы предположить, что Гарри ему померещился. Поэтому он сейчас же испытывает острую потребность вернуться и перепроверить. Ему хватает сил и благоразумия на то, чтобы подавить в себе первый, второй и третий порыв. На четвёртый раз не прокатывает, потому что ему больше нечем себя занять, чтобы отвлечься – в магазин за продуктами он уже сходил, кота погладил, сунул вещи стираться, умял две булки, запивая молоком, достал вещи и повесил сушиться, сунул стираться себя – и где-то на этом моменте занятия кончились. Поэтому он забивает на всё – на вот этот занудный голос разума, но вот это осуждающее зудение логики, и на панически орущий инстинкт самосохранения тоже - и с обреченным вздохом идёт рыться в шкафу, одевается поприличнее – ну то есть не во вчерашнюю застиранную, но любимую футболку с растянутым воротом, что упорно сползает с плеча и драные джинсы, а в чуть менее драные джинсы и лёгкий джемпер вида даже черезчур приличного, предупреждает кота, что он вернётся поздно, и, возможно, пьяный – на что кот мяукает даже одобрительно, кажется – и ретируется из квартиры. Траектория его перемещений сложна и извилиста – потому что он решает зайти на почту за открыткой, а после того, как выходит из почты, передумывает идти к Харту и поворачивает к гостинице, потом передумывает обратно и возвращается, пока он мечется, небо опять успевает нахмурится и начинает капать дождь, поэтому он заходит в магазин, где руки тянутся почему-то к вину – и Анвин их не останавливает... На выходе из магазина он решает, что нужно вернуться домой и надраться в одиночестве, но быстро передумывает эту мысль, берёт себя в руки и идёт в сторону предполагаемой обители Гарри. В общем, на пороге квартиры, в которой проживает пока ещё шрёдингеровский Гарри Харт (Эггси всё ещё допускает, что это всё было не по-настоящему) он появляется немного промокший, с тремя бутылками вина и нарастающим чувством паники внутри. Но дверь открывает Гарри. Настоящий, взаправдашний. Смотрит немного удивлённо, чуть изгибает бровь вопросительно, когда Эггси суёт ему в руки жизнерадостно звякнувшую полотняную авоську, делает шаг назад, пропуская Эггси, и интересуется: -Не успел замёрзнуть? -Нет. Даже почти не промок. -Как кот? -Впущен в квартиру и накормлен, - рапортует Анвин. А потом соображает, немного погодя, и уточняет, с прищуром глядя на мужчину: -Ты что, думал, что это такая отговорка, чтобы слинять, да? Гарри кивает, приподнимая губы в лёгкой улыбке. -Ты точно идиот, - качает головой Анвин, проходя мимо Гарри в квартиру и утягивая за локоть его за собой – на кухню, - я бы выдумал причину поинтереснее. -Приму к сведению, - кивает Харт. Ознакомившись с содержимым врученного ему пакета, вновь с некоторым удивлением смотрит на Анвина. – Ты же, вроде бы, не выносил алкоголь ни в каком виде? -Я уже говорил про жизнь, полную стрессов? – хмыкает Эггси, уже занятый поиском бокалов. Они, конечно, находятся – в любой квартире в Греции, даже в съемной, вы всегда найдёте какие-нибудь ёмкости, предназначенные для употребления бухла. – А вчерашний день и ты – это просто вишенка на моём трёхуровневом торте из стресса. Так что разливай. Харт усмехается, мастерски откупоривает бутылку и наливает вино в бокалы. Первая бутылка уходит в абсолютном молчании. Эггси разглядывает Гарри и думает о том, что мироздание чертовски несправедливо к нему. Ведь он должен быть обижен на Харта – плевать, кто виноват, а кто прав, он должен быть обижен. И Эггси честно пытается раскопать внутри себя хоть капельку обиды – но находит только нежность – болезненную, колкую, сжимающуюся комком в солнечном сплетении и ни капельки не приятную – но нежность. Вот же блядство – хочется сказать вслух. Чтоб тебя черти драли – хочется сказать. Ненавижу тебя больше тушеной капусты – хочется сообщить. Но Гарри ловит его взгляд, смотрит чуть вопросительно с улыбкой, и Эггси дёргает головой – нет, ничего – допивает остатки вина в один глоток и придвигает Харту пустой бокал. В расход идёт вторая бутылка. Анвину уже нормально, вино вообще очень быстро превращает его во что-то невнятное, с желе вместо мозгов. Сидеть становится лень, поэтому он утягивает Гарри в комнату, где в наглецкую разваливается на диване, закинув ноги на колени к Харту,который, как всегда, сидит как приличный человек, с весёлой иронией поглядывая на Анвина. Когда тот снова протягивает ему бокал, Гарри всё-таки интересуется: -Не переберёшь? -Не, - убеждённо мотает головой Анвин. Гарри смотрит на него с сомнением, - точно, Гарри. -Ну смотри, - бокал возвращается в руки к Эггси наполненным, рука Гарри устраивается у него на колене и это... хорошо. Очень. Эггси вздыхает, прикусывает губу, оставляет бокал на журнальный столик и упираясь в Гарри взглядом, одновременно мутным и очень осмысленным, говорит: -Знаешь, что? -Что, Эггси? -Все говорят, что я люблю тебя. -Вуди Аллен? -Твоя рука на моём колене. -Вот как. -Не только Вуди Аллен. -А что ещё? -Всё, к нему не относящееся. -И как с этим быть? -Понятия не имею. Оба замолкают на некоторое время. Эггси тянется к бокалу, отпивает глоток и возвращает его на стол, снова цепляет зубами губу, уже поалевшую от укусов, Гарри зависает немножечко взглядом на этом действии, и Эггси улыбается – бес бесом – Харт даже предположить не мог, что он так умеет. -Когда ты успел стать таким испорченным? – интересуется Харт. Ему правда любопытно. -Когда ты успел стать таким дохрена тактичным? Ни одной попытки облапать, Гарри, ну что за безобразие? -За тебя явно вещает вино. -Ой, да поебать, - отмахивается Анвин. -Эггси, - качает головой Гарри, осуждающе хмурясь. -Иди нахер, - вещает Эггси (не вино!) и прерывает нравоучения на корню и самым эффективным способом – резко тянет Харта на себя за руку – потому что самому подниматься ему ой как лень – и затыкает его рот своим. Не целует – кусается, паршивец такой. Впивается зубами в нижнюю губу, лижет языком укус и снова – только ещё сильнее. Харт шипит, сжимает пальцы у него в волосах и тянет назад – Анвин сверкает на него шальным взглядом и улыбается – довольно и как-то немного безумно. -Спокойнее, - тихо, низко и вообще дохрена угрожающе командует Харт и Анвину кажется – черт подери, сейчас от одного только голоса этого встанет. -Скука, - хмыкает Анвин, ёрзая под Хартом, устраиваясь. Гарри сжимает пальцы, на шее сзади, делает больно и приятно – и Эггси, в общем-то, уже на всё согласен. Его трясёт мелкой дрожью – выброс адреналина, серотонина, ещё хрен пойми чего, чертов выброс здравого смысла из мозговых клеток и замена его чем-то искрящимся и горячим. Гарри всегда отлично понимал, как именно нужно делать, чтобы было лучше всего. И это, к счастью, никуда не делось. Он проталкивает колено между ног Анвина, тот с тихого «блядский боже» срывается на стон, трётся стояком о хартово бедро – совершенно бесстыже, абсолютно несдержанно и совсем-совсем охуительно. Между тем Харт задирает на нём джемпер, ведёт ладонью по рёбрам с нажимом, с ловкостью картёжника расстёгивает его джинсы и дёргает, стаскивая их ниже на бёдра. Анвина хватает только на то, чтобы охнуть пораженно – это вообще-то дофига больно, когда резинка трусов проезжает по головке члена. Другое дело в том, что он совсем не против. Целовать себя Харт не даёт – уворачивается мастерски, с видом таким лукавым, мол, «не заслужил». -Ну и сволочь ты, Харт, - шипит Анвин, смеётся и стонет, цепляется пальцами за его предплечье, когда ладонь Харта накрывает его член. Харт знает, чего хочет от жизни – знает и за себя, и – каким-то волшебным образом - за Эггси тоже, поэтому Анвин спускает очень быстро – то что надо, никаких сил и желания терпеть и тянуть не было, ей богу. -Если ты сейчас скажешь, что у тебя ни смазки, ни презервативов... – не потрудившись открыть глаза и едва отдышавшись, хрипит Эггси. -Нет, конечно. Я сюда не снимать мальчиков приехал. -Да как-то не сложилось. Вали в аптеку. -Мог позаботиться об этом. -Я не был уверен, что найду тебя здесь. Приходить в гости к предполагаемому призраку с презиками и смазкой в кармане – странно и как-то по-лоховски. -А с вином – нормально? – уточняет Гарри, очаровательно-бережно поправляющий на до крайности расслабленном Эггси одежду. -Ага. -Не понимаю твоей логики. -Это потому, что её нет. А вот в том, чтобы отправить твою аристократическую задницу в аптеку – есть. -Как скажешь. Когда Гарри возвращается, Анвин уже мирно спит - успел перебраться на кровать, стянуть джемпер, а вот снять джинсы и залезть под одеяло – уже нет. Не сказать, что Харт очень уж удивлён – литр-полтора вина и приличная дрочка отлично усыпляют. Харт хмыкает и думает про себя о том, во что он опять лезет – абсолютно добровольно, отчаянно и сломя голову – так, как никогда, вообще, даже в двадцать лет. Кризис среднего возраста, что ли? Или он был обречён на этого белобрысого малолетнего засранца, сопящего в его подушку с самой блаженной улыбкой, с самого начала? Кажется, люди называют подобное судьбой. А может, просто беспросветная глупость? Откровенно говоря, Харту плевать. Ему не хочется докапываться до истины. Опять же – впервые в жизни. *** Проснувшись утром и обнаружив себя в постели рядом Гарри, первым делом Эггси думает о том, что ему не нравится эта новая тенденция - засыпать на самом интересном месте. Он сам виноват – нужно было стараться больше спать в последние полгода. Но с момента возвращения из Индии сон превратился в не самую приятную вещь – бывали какие-то кошмары непонятные, бывало, что ему снилась Иззи – и хорошо, если живой, а не мертвой, бывало, что он всё ночь ворочался в постели где-то на грани сна и бодрствования, и с утра вставал такой смертельно уставший, что лучше бы и не ложился вовсе. Но вот рядом с Гарри спалось спокойно, крепким, глубоким сном без единого сновидения. Эггси потягивается, вылезает из под одеяла, разворовывает холодильник на предмет сока – пить хочется страшно – и, собрав всю свою наглость в кучку, приватизирует ополовиненый пакет сока, ноутбук Гарри (тот же, что три года назад – вот же безнадёжный трицератопс!) и идёт отмокать в ванну. Когда на пороге ванной комнаты возникает малость взъерошенный со сна Гарри (и это чертовски очаровательно, кстати), Эггси заканчивает третью серию какого-то лёгенького американского ситкома. Да, он каким-то образом справился со своим внутренним снобом, которые сидел на его левом плече и уверял, что для человека, который наизусть может пересказать фильмографию Триера и Медема смотреть легкомысленные ситкомчики – недостойно до крайности. -Если ты утопишь мой ноутбук – я утоплю тебя. Доброе утро. -Ты такой душка по утрам, мистер Харт, - смеётся Анвин. – Не волнуйся, я аккуратно. Даже не скажешь, что брать чьи-то вещи, не спросив разрешения – неприлично? Гарри хмыкает и пожимает плечами. -Там всё равно ничего интересного, кроме рабочих документов. -Вот уже да. Даже ни одной порнушки не нашел, - соглашается Анвин с пакостными видом и сползает ниже, закидывая ноги на бортик ванной, - пойдёшь ко мне? -Зальём всю комнату водой. И ты занимаешь слишком много места, - отрицательно качая головой, говорит Харт. -Как хочешь, - через сладкий зевок тянет Анвин, устраивая ноутбук на полу возле ванны. Ближайшие пятнадцать минут ему есть, за чем понаблюдать – за умывающимся, бреющимся и причесывающимся Гарри, от утренней взъерошенности которого не остаётся и следа. Снова идеальный мистер Харт – и как у него получается? Эггси даже немножко неловко за себя становится – он-то лохматый, сонный, да ещё и с щетиной пробивающейся – ну совсем никакого лоска. Правда, Харта, взгляд которого он то и дело ловит в отражение в зеркале, всё более чем устраивает, судя по всему. -Вылезать будешь? -А ты меня покормишь? -Ты обнаглел. -Ага. Ну так? -Покормлю. -Тогда буду. Гарри подходит ближе и протягивает ему руку, Эггси смешно хмурится и ворчит: -Я тебе не барышня какая-то. -А кормить, доливать вина и ходить за тебя в апкету всё равно приходится, - отбривает Харт. -Вот гад, - посмеивается Анвин, всё-таки цепляясь за его руку. -Просто не хочу, чтобы ты навернулся. Я ещё помню тот раз. О да. Эггси вообще не дружил со скользкой поверхностью ванн и однажды здорово приложился затылком о бортик ванной в квартире у Гарри. Сам-то он забил на это недоразумение, из-за звона в ушах не обратив внимания на то, что его затылок вздумал здорово кровоточить. А вот Харт, в спальню которого он торжественно вывалился, не мог не заметить того, что у Анвина по шее на спину бодро стекает кровь. -Такая глупая голова – и так много крови, да, - кивает Эггси, переступая через бортик ванной и тут же оказывается закутанным в полотенце – даже не успевает напасть мокрыми объятиями на Гарри и промочить его одежду. Потому что тот и про эту его любимую пакость помнит отлично, гад такой. Гад, гад, невозможный гад – в приступе панического умиления думает Эггси, прячась в полотенце с головой – хитрый и коварный гадище. Если ему было плевать на дальнейшую судьбу Эггси после того, как тот послушно ушел из его квартиры, то почему он помнит все его привычки и любимые пакости? Не обольщайтесь, мистер Анвин, главное – не обольщайтесь. Харт хмыкает, ерошит его волосы под полотенцем и велит быть готовым к завтраку через пятнадцать минут. -У меня есть запасной станок, если нужно. -Намекаешь на то, что я мохнатый йети?! Бум! Взрыв и возмущённый взгляд из-под полотенца. -Нет, намекаю на то, что у меня есть запасной станок, если нужно. Чертово непробиваемое спокойствие и ироничная улыбка, спрятанная в уголках губ. -Иди уже, - бурчит Анвин. -Как раз собирался. На кухне Эггси возникает через десять минут, чисто выбритый и завёрнутый в бордовый халат Гарри. -Мысли одеться у тебя не возникло? – беззлобно подзуживает Харт, у которого что-то очень вкусно скворчит на сковороде. Черт, ну он теперь и готовить умеет! Раньше у него были хоть какие-то изъяны. А теперь? Может, он и пуговицы пришивать научился? -Мне лень. И я оделся. -Прокрастинатор. -Зануда. Гарри бросает на него взгляд через плечо и улыбается тепло. Это запрещённый приём. Анвин тает. Когда Гарри накрывает на стол, перед этим велев Анвину, испытавшему было порыв помочь, сидеть на месте, Эггси крутит в пальцах кольцо и чувствует себя не в своей тарелке. -Оказывается, мне неловко от того, что за мной ухаживают, - удивленно делает вывод он. -Я знаю, Эггси, - отзывается Гарри. У Анвина это было в характере – заботиться обо всех и вся, при этом не требуя того же взамен, и даже не задумываясь о том, что ему самому иногда нужна забота. Он совершенно не умел принимать ответные жесты, так же, как не умел принимать внимание, комплименты и подарки. Сейчас Гарри вдруг думает, что вполне способен это исправить. Ну точно кризис среднего возраста, иначе откуда это отвратительная сентиментальность? -Как это получается – что ты знаешь, а я не знал? -Потому что мне виднее. Эггси получает поцелуй в висок, тарелку с вкусно пахнущей едой, и слабоумие на фоне счастья. К мытью посуды Гарри его также не допускает. Поэтому, пока Харт звенит тарелками и шуршит водой, Эггси разглядывает вид из окна кухни, привычно перекатывая в пальцах кольцо. Как только он не пытался избавиться от этой привычки вертеть его в руках – не получалось. -Как ты вообще додумался поехать на тот же остров? – хмыкает Анвин, который вдруг понял, что для благоразумного Гарри это как-то совсем неблагоразумно. -Честно? Я понятия не имел, на какой остров еду, потому что не запоминаю их названий. И они всё равно все почти одинаковые. -Вот и нет, - фыркает Эггси смешно. - То есть, это было... случайно? – недоверчиво уточняет следом. -Получается, что так. Гарри выключает воду, вытирает руки и становится позади, кладёт ладонь на плечо Эггси, с которого чуть сполз халат, гладит кончиками пальцев вдоль ключицы. -Офигеть. Анвин качает головой, улыбается и подаётся назад, упирается лопатками Харту в грудь. -Аптеку-то нашел? – интересуется. -Нашел. -Ну так давай. -Вы совсем обнаглели, мистер Анвин, - сообщает Гарри, скользя прикосновением под отворот халата, бегло задевая пальцами сосок, оглаживая живот. -А вы не слишком-то против, мистер Харт, - с довольной улыбкой мурлычет Анвин в ответ, тянет за конец пояса, развязывая его, мягко и плавно качнувшись назад, вжимается задницей в бедра Харта. И где тот мальчишка, который приходил в ужас, стоило Харту достаточно четко обозначить намерение залезть к нему в штаны? Впрочем, без разницы. Так – определённо лучше. -Слишком громко думаешь, - смеётся Анвин, за что получает щипок в бедро, - так лучше, - кивает одобрительно, - не стоит шокировать соседей, ты не считаешь? В этих краях к подобным безобразиям не слишком-то привычны. -Тебе виднее, - справедливо замечает Гарри. Эггси разворачивается в его объятиях, в процессе давая сползти халату с плеч по рукам и шлёпнуться на пол, щурится лукаво, смотрит на мужчину и, обогнув его, направляется в сторону комнаты. Гарри смотрит вслед неверяще. Потому что, ну - это точно тот мальчишка?.. Десятью минутами позже можно сказать наверняка – тот. Эта анвинова манера торопиться непонятно куда и увеличивающееся в лексиконе прямо пропорционально возбуждению количество мата отлично его характеризуют. -Эггси. Тише, - велит Харт, когда Анвин в очередной раз толкается бёдрами вперёд, навстречу пальцам, которые злонамеренно-медленно гладят между ягодиц. -Тебе нравится издеваться надо мной, да? -Немножко, - честно сознаётся Гарри, а его большой палец с нажимом скользит по промежности Анвина, от чего того выгибает дугой. -Ох, блядь, - глубокомысленно изрекает он, - Гарри, давай уже. -Терпения у тебя не прибавилось, - с улыбкой тянет Харт. -А у тебя – не убавилось. К сожалению, - огрызается Анвин, поджимает пальцы на ногах. Так дерзить с крепко стоящим членом – для этого точно нужен определённого сорта талант. -Мне стоит быть осторожнее? -О, как тебе больше нравится. Харт вздыхает, понимая, что ответа он не дождётся, давит на колечно мышц и через секунду скользит пальцем внутрь - возможно, чуть реще, чем следовало бы – потому что Анвин шипит и морщится. -Слишком? -Разве что слишком мало, - хмыкает Анвин. Ну да, действительно, а чего Гарри ожидал?.. -Ты невыносим. -Спасибо. Ты опять не собираешься раздеваться? -Чуть позже. -Ну, хоть так. Когда Гарри добавляет второй палец, у Анвина магическим образом пропадает желание болтать. Он охает, прикусывает губу, ноги разводит шире в стороны, в спине выгибается – ну откуда он такой невозможно гибкий? Харт позволяет себе наклониться и легко поцеловать его в искусанные губы, Эггси проворно целяется в край его футболки и тянет вверх, улыбается довольно, когда Харт выпутывается из неё, напрашивается на ещё один поцелуй и, освоившись в ощущениях, видимо, толкается бёдрами навстречу пальцам. -Ещё? -Ммм, - согласно кивая, мычит Анвин. Гарри старается быть аккуратнее, но Эггси есть Эггси – сам толкается навстречу и сам же морщится болезненно, и обещает искусать Гарри, когда тот сжимает его бедро пальцами и впечатывает в кровать, пресекая попытки двигаться самостоятельно. -Как скажешь, - посмеивается Гарри в ответ. Эггси под ним ноет тихо, ему больно и хорошо, просто одурительно хорошо, дергается и подгоняет он скорее по дурной привычке, потому что на самом деле Гарри делает всё, как надо. Чуть разводит пальцы внутри, отчего Анвина простреливает острым наслаждением, которое разливается теплом по позвоночнику, щекочет предвкушением внизу живота – он стонет и сжимает член у основания, потому что ну черт возьми, это просто невыносимо – столько терпеть, но дотерпеть надо, потому что он полон решимости уж в этот раз довести всё до конца. -Тебе незачем терпеть. -Есть за чем. Я намерен кончить только с твоим членом внутри. Точка. Гарри смеётся и трётся носом о его щёку – невыносимо, просто невозможно нежно. -Давай уже, а? – жалобно тянет Эггси. -Уверен? -Больше всего на свете. Ну да, всё, как ожидал Анвин – это больно до искр из глаз. Но это совсем не страшно – и чего он боялся так долго? – достаточно вцепиться пальцами в простыни, уткнуться лбом Гарри в плечо, выматериться как следует, услышать тихий смех над ухом и получить поцелуй в висок – и всё становится вполне терпимо. Гарри входит до конца, останавливается, даёт время отдышаться – и себе, и Анвину, а потом начинает двигаться – медленно, короткими толчками. Эггси упирается затылком в постель, прогибается в спине, срывается едва слышными стонами на выдохе – прислушивается к ощущениям, осваивается, пропускает их через себя – он знает, как надо. Когда он открывает глаза и смотрит на Гарри – тот отвечает немного обеспокоенным взглядом, Эггси улыбается и качает головой – ничего, всё хорошо – кладёт ладонь ему на плечо, ведёт по спине вниз – очерчивая пальцами лопатку, с нажимом скользя по позвонкам, останавливает на бедре. Гарри толкается чуть реще – и ох, это чертовски, мозговыносяще хорошо – Эггси стонет и подмахивает бёдрами, а потом ещё, ещё и ещё. Водит беспорядочно ладонями по спине Харта, цепляет короткими ногтями кожу, стонет и стонет – так, что голова кружиться начинает и приходится заткнуть себя на время. А заткнуться получается, только сочно вцепившись Харту в плечо зубами – тот шипит, а Эггси только урчит утробно и довольно, а когда разжимает зубы и проводит языком по укусу, заявляет севшим голосом, прерываясь на стоны: -Ты просто... ох, блядь... обязан кончить. Иначе я... блядский боже... очень, просто о-о-очень расстроюсь. -Сначала ты, - хмыкает Харт, и толкает в него почти на всю длину сразу – видимо, в качестве весомого аргумента. Эггси даже не стонет – верещит. -Протестую! – обретя способность связать звуки в слово, говорит. Нашли, о чем спорить, конечно – кому первому кончать. Спор решается сам собой. Гарри нагло пользуется тем, что он сверху – в три глубоких, плавных толчка доводит уже не помнящего самого себя от кайфа Анвина до оргазма – и кончает следом – потому что ну, это невозможно - Анвин, его стоны, этот вытраханный вид, то, какой он узкий - почти что слишком, то, как он выгибается дугой, когда кончает и сжимается вокруг его члена, и хватается пальцами за его плечи – да, это просто невозможно – не толкнуться последний раз, вгоняя член по основание, не словить эту сладкую предоргазменную судорогу по позвоночнику и не кончить со стоном, сжимая пальцы на его бёдрах. -Охуительно, - резюмирует Анвин, отдышавшись. С мокрыми волосами, прядями налипшими на лоб и виски, искусанными до алого цвета губами и совершенно осоловелым взглядом он представляет собой замечательное, до предела затраханное зрелище. -А ты боялся, - припоминает старые проколы Гарри. -Да ну, когда это было, - машет рукой Эггси. Подпозлает под бок к Харту, закидывает на него ногу и явно даже думать не хочет о том, чтобы встать и пойти в душ. -Рад, что ты справился с этим сам. -Я не сам. Мне помогали. И ты тоже, кстати, - сверкает неожиданно-строгим взглядом из-под ресниц, но в следющую секунду снова становится расслабленным и сонным, - я посплю ещё? -Душ? -Можно потом? Гарри тяжело вздыхает – но это так, для вида. -Хорошо, Эггси. -Анвин ворочается, устраивается поудобнее и прежде, чем закрыть глаза, сообщает: -Если я проснусь, и окажется, что это всё не по-настоящему, и ты – галлюцинация – я тебя поколочу. -Договорились, - со смешком кивает Харт. Он-то точно знает, что он – настоящий. Другое дело в том, что он понятия не имеет, что за хуйню творит. И это с ним тоже впервые в жизни, пожалуй.