Everyone Says I Love You

Летом Гарри прилетает на неделю, пять дней из которых они вдвоём проводят в Афинах – успевают сходить в два театра и поглазеть на город, в котором Эггси никогда не был. Вот как-то так получилось. Собственно, потому они туда и едут – Гарри, видимо, решил взяться за расширение его кругозора по-крупному. Мотивация этого дела была непонятна не то, что Эггси – но даже самому Гарри. Но сам процесс образования протекает приятно для обоих, так что ну к черту её, эту мотивацию. Следующей зимой Эггси задерживается в Лондоне у Гарри аж на неделю – а это три театра, семь совместных завтраков и ужинов, три боя на подушках между Эггси и детьми, одна разбитая тарелка, с десяток фильмов, тех, которые из разряда «давно хотел посмотреть, но как-то не было удобного случая». А ещё около в общей сложности пятнадцати часов заполуночных кухонных разговоров с Гарри, один поход в музей с Эмбер и пару килограмм мороженого вместе с Энтони – ни Гарри, ни Эмбер мороженое не любят ни в каком виде – поэтому несчастный ребёнок в окружении таких странных типов был страшно одинок, а Эггси явно был послан ему судьбой в качестве спасителя. Да-да. Это они так решают за пинтой мороженого с кленовым сиропом и сырным печеньем. Эмбер с Гарри в этот момент сидят напротив и смотрят на них своими совершенно одинаковыми глазами с совершенно одинаковым выражением умилительного недоумения. Так обычно смотрят на котят, которые гоняются за своим хвостом. С лёгкой руки Эггси у детей Гарри впервые в жизни появляются «домашние» прозвища. Эмбер Эггси упорно зовёт Бэмби –дочь Гарри меньше всего похожа на кроткого оленёнка и первое время грозится кинуть в Эггси чем-то тяжелым, когда он её так называет и пару раз даже кидает (оттуда и разбитая тарелка) – но Анвин оказывается упрямее. Энтони превращается сначала в Энти, а затем – в Инти. -Я ослышался или ты называешь моего сына именем инкского бога солнца?.. – услышав это «изобретение» в первый раз, осведомляется Гарри. -Ну, а почему бы и нет? – пожимает плечами Эггси. – Смотри, какое он солнышко. «Солнышко» в этот момент сидело за столом и разукрашивало себе руки красками. Гарри оставил этих двоих наедине всего-то на час… -Я его потом отмою, не переживай, - совершенно верно истолковав вздох Харта, обещает Эггси, посмеиваясь, - нельзя прерывать творческие порывы детей. Это я в книжке по педагогике читал. Может, он у тебя будущий Ван Гог. -Боже упаси, Эггси. -Почему? – хмурится мальчишка. Но доходит до него быстро. К его чести. – А. Печальная биография. -Точно. -Ну, тогда Моне. Или Ренуар. -Эмбер протащила тебя по эпохе импрессионистов? -Ага. Маленький злой гений. Сказала, что я бесстыдно необразован. -Не бери в голову. -Не беру. Потому что про тебя она сказала то же самое. Гарри только кивает. Он в курсе, что у Эмбер завышенные требования к себе и ко всем окружающим. Никаких двусмысленных ситуаций, вроде того непонятно каким образом случившегося поцелуя, больше между ними с Гарри не возникало. Они были, вроде как… друзьями. У Эггси до этого никогда особенно-то не было друзей, кроме, пожалуй, Рокси, поэтому он особо не разбирался, но, наверное, это было что-то вроде дружбы. С Гарри было спокойно, уютно и интересно. К Гарри прилагалась пара совершенно замечательных детей – Эмбер была той ещё занозой в заднице, но это не мешало быть ей безапелляционно классной, а Энтони… ну, Энтони был просто душкой. Делал всё, что положено ребёнку - болтал без умолку, постоянно разбивал локти и коленки, иногда оказывался в кабинете директора, отказывался есть овощи и далее по списку. Гарри не мог обозвать своё отношение к Эггси каким-то словом. Но мальчишка был определённо интересен. И на удивление… многослоен, что ли. Иногда ему казалось, что у него не двое детей, а трое – когда Эггси вместе с Эмбер и Энтони гонялись по квартире и дрались подушками, например. Но при этом мальчишка был отличным собеседником, причем таким, который не только брал информацию, но и сам служил её источником. У Эггси отлично получалось формулировать своё мнение – некоторые высказанные им впечатления об очередном спектакле или фильме порой были чуть ли не лучше рецензий довольно известных критиков. Но при всём при этом он был таким… ребёнком. После зимней встречи в их общении следует неожиданно-большой перерыв, которого никто не мог предсказать. Потому что Эггси улетает в Индию. Это получается почти что случайно. Летом он заканчивает четвёртый год обучения, получает диплом бакалавра и вдруг понимает, что поступать в магистратуру и учиться ещё два года ему ужас как не хочется. Причина самая простая и очевидная – к четвёртому курсу ему стало скучно. Он освоил всю программу, забегая вперёд года на два и мог бы, наверное, вместе с бакалаврскими экзаменами сдать магистерские - если бы можно было так сделать. Но, увы – так эта система не работала. Поэтому Эггси решает, что с него хватит и четырёх лет университетского образования. Терри, как всегда, не говорит ни слова ни «за», ни «против» - выбирай сам, мальчик, это твоя жизнь и тебе её жить. Правда, предложение порыскать в интернете в поисках волонтёрских программ поступает от неё же. Эггси помнит – Терри рассказывала ему, как сама после университета почти два года разъезжала по Европе и так, в конечном итоге, и осела в Греции – внезапно для родителей, для брата и для самой себя. Только вот Эггси берёт несколько восточнее по карте мира – потому что Европа явно проживёт и без него. Ну, а через месяц он уже стоит с рюкзаком посреди аэропорта Нью-Дели – страшная жара, шум, пестрящая яркими красками толпа. Через десять минут его находит Стивен – один из кураторов программы – лет тридцати пяти, синеглазый, улыбчивый и очень болтливый. Серьезно, даже болтливее, чем Эггси и из всей его болтовни Эггси мало-мальски запоминает только, что тот работает заместителем директора в какой-то из лондонских школ. Они выходят из здания аэропорта – и, наверное, уже тогда Анвин понимает, что попал в плен этой страны. Цветастый, пыльный, знойный, шумный плен. Индия залезла внутрь него – пыльным горячим воздухом – через нос, шумом проезжающих мимо машин и рикш и людским гомоном – через уши, едой, которую поначалу невозможно было есть из-за её ужасающей остроты – через рот. Залезла, поворочалась и удобно устроилась прямо под сердцем. А ведь он никогда не бредил Индией. Никогда особенно не интересовался этой культурой и не был одержим идеей духовных поисков на святой земле, по которой когда-то ходил не кто-нибудь, а самый настоящий Будда, будучи ещё принцем Сиддхартхой. Даже фильмов, в которых фигурировала эта страна, не смотрел почти – и первый месяц, если честно, ему кажется, что это – одно из самых жутких мест на земле, потому что после недели «адаптации» в Дели – краткий курс «молодого бойца» - как можно и как нельзя говорить, что можно, а что нельзя делать, какие вещи не стоит принимать близко к сердцу и почему не стоит пить никакую воду, кроме бутилированной – они едут в Джайпур, после – в Агру, и всё кажется очень даже благополучным, пока в Агре вся их слишком «белая» для этих мест толпа не разъезжается по разным сторонам. Они со Стивеном едут на восток. И чем дальше они уезжают от центра страны – тем более разительно начинает отличаться та страна, которую они видят от той, что видели парой часов ранее. Кожа людей становится на пару тонов темнее, одежда – беднее, количество попрошаек увеличивается в геометрической прогрессии, как и масштабы трущоб. Они проезжаются через целые районы, где нагромождённые друг на друга доски, фанерки, камни, пластины алюминия, на первый взгляд кажущиеся горами строительного мусора, выполняют функцию дома для, наверное, тысяч семей. Дороги становятся хуже, а движение на них – безумнее, глаза Эггси расширяются всё больше, а потом он просто закрывает их. Справа понимающе хмыкает Стивен и похлопывает его по плечу. Их пункт назначения немногим отличается от тех, что они миновали по пути. Сплошные трущобы на окраинах, которые, кажется, потихоньку «зажимают» между собой центр города, застроенный невысокими зданиями с пыльными окнами и облупившейся краской на фасадах. Такие понятия как «тротуар» и «проезжая часть» здесь отсутствуют. Тут есть просто «дорога» - по ней ходят ногами, ездят колёсами, на ней же играют чумазые дети. Эггси любопытно озирается по сторонам, пока они со Стивеном идут к месту, где им предстоит жить ближайшие пару месяцев. Взрослые смотрят на них любопытно и улыбаются, дети – те, что понаглее и посмелее, подходят совсем близко, и идут рядом, задрав голову и рассматривая их внимательнее, или уцепившись за край майки или штанину, и, конечно, что-то болтая. К концу пути они собирают за собой целый шлейф из детей, и, пока Стивен разговаривает с женщиной, которая распоряжается их крышей над головой, Анвин плюхается на ступеньку крыльца, покорно позволяет всем желающим подёргать его за волосы – видимо, проверяя – настоящие ли, раздаёт каждому по конфете и отправляет восвояси. В конце концов, если и есть в этой стране что-то действительно прекрасное и удивительное – так это вот эти вот дети. Эти дети проживали своё детство в бедности, зачастую – в голоде, некоторые уже работали со своими матерями и отцами. У них не было телевизоров, красивой одежды, вкусных сладостей, собственной комнаты, а иногда даже собственной обуви. Пара потрёпанных футболок, пара поломанных игрушек, босые ноги, лохматые головы и незамутнённое ничем счастье в ясном, чистом взгляде. Ни капли зла, зависти, ненависти или обиды на мир – счастье, счастье, счастье. Несмотря на. И вот, когда второй месяц рядом с этими детьми подходит к концу, он вдруг понимает, что уже не хочет никуда уезжать. Эта мысль догоняет его, когда он рано утром идёт из своего временного «дома» в школу – солнце уже вовсю печет, щиплет жаром за плечи, нос и щёки, припекает макушку, но Эггси и внимания не обращает уже – привык окончательно, да и загорел уже так, что по цвету кожи может быть схож с некоторыми светлокожими индийцами из Нью-Дели или Мумбаи. За два месяца он узнал, что эти дети – каждый из них – одно маленькое восьмое чудо света. Савитри, которая хочет быть как Индира Ганди, потому что у той было много красивых сари, и ещё она была очень умной. Анил, первые полгода посещавший школу тайком от родителей. Кора, которая по-английски говорит уже лучше, чем на родном хинди. Маленькие чумазые шкодливые солнышки – ну как от таких откажешься? Они стянули из его карманов все карамельки и по пути – совершенно точно – ещё и сердце забрали. Эггси безнадёжно очарован не страной – но людьми, которые в ней живут. *** В их «школе» - около семидесяти учеников в возрасте от пяти до четырнадцати и одна учительница на всех них. Её зовут Тара, и она хорошо говорит по-английски – одна из немногих здесь, и в день, когда Стивен знакомит их (он сам приезжает сюда уже третий год), она объясняет Эггси, почему всё так. Рассказывает, что государство выделяет деньги на образование – у них есть помещение, мебель и учебники – но во многих городах процент образованного взрослого населения ничтожно мал – и детей просто некому учить. Она – единственный учитель на три небольших города, и помощники вроде них со Стивеном всегда оказываются очень кстати. -Конечно, не все выдерживают. Многим не подходят условия жизни, для кого-то это эмоционально тяжело, но обычно, конечно, всё и сразу. Обычно мы даём месяц – и если человек чувствует, что не может – советуем не мучить себя ради высшей цели. Дети всё чувствуют. Поэтому мученичество – последнее, что необходимо в этих стенах. -Я вас понял, - кивает Эггси, - светлая душа и чистые помыслы. -Что-то вроде того, Гэри. Ну, по крайней мере у вас не будет ни одного ученика, которого нужно будет заставлять что-то делать. Они все действительно хотят учиться. -А у них на всех одна программа? Ну, такая разница в возрасте… -В основном да. С самыми маленькими нужно заниматься дополнительно, но они быстро схватывают. Самые взрослые пришли учиться тогда же, когда и те, кому сейчас восемь. Просто одни пришли в пять, другие в одиннадцать. -Это как-то связано… с благополучием в семье? -В основном – напрямую. Многие дети работают наравне со взрослыми, чтобы семья могла выжить. У кого-то есть возможность, у кого-то нет. У кого-то эта возможность появляется раньше, у кого-то позже. Во многих семьях один ребёнок ходит в школу и кое-что – насколько способен – рассказывает другим. Также не у всех есть понимание того, что образование – это важно. Потому что когда тебе нечего есть – знание того, как складывать сложные числа не кажется важным. -Да уж, пожалуй, - тянет Анвин, стараясь заставить свою душонку не ужасаться сверх меры сказанным, - когда можно приступать? -Познакомиться можно и сегодня. Тогда приступите завтра… *** Так он узнаёт их всех – в первый день на него смотрят тридцать три пары внимательных глаз. А вечером, во вторую смену – ещё тридцать пять. У них всех – разные имена, разный возраст, разные характеры, разный уровень усвоения знаний и разная степень прилежности. Иногда они ленятся и устают, шкодят, галдят так, что не перекричишь. Но Эггси находит подход ко всем до единого и всех до единого безапелляционно о-бо-жа-ет. Поэтому, когда проходят полгода – а проходят они как-то невозможно быстро – ему, на самом деле, жутко печально. -Эггси, ты не в Варанаси, - отвлекает его от мрачных дум голос Стивена. Метко так отвлекает – Эггси, сидящий на перилах крыльца дома и думающий о вечном, вздрагивает и едва не грохается вниз. -Чего? – удержав свои изрядно отощавшие за полгода без булочек, сладостей и животных белков телеса на месте, переспрашивает Эггси, оборачиваясь. -Мина у тебя кислая, говорю. И напоминаю, что ты не на похоронной церемонии. -А. Ага. Я знаю, - кивает Эггси, - ты улетаешь или остаёшься? Стивен, вообще, совсем неплохой тип. Иногда зануда и вредина – но это ничего. Они полгода жили в одной маленькой комнатке и спали в шаге друг от друга – а это офигительно сближает, оказывается. -Остаюсь. Съезжу в Дели, посажу тебя на самолёт, заберу новую партию – и дальше по маршруту. -А можно не сажать меня на самолёт? Стивен смотрит немного удивлённо, а потом хмыкает и кивает с самым удовлетворённым видом. -Втянулся, - констатирует. -Не то слово. Ну так? -Визу продлять надо? -Нет. Ещё полгода. -Никто не ждёт? -Тетя сказала, что будет рада не видеть меня ещё полгода. -Ладно, - пожимая плечами, кивает Стивен. -Хотел от меня отвязаться? – шутливо ворчит Эггси. -Вовсе нет. Сперва ты казался трепетной ланью и всё представлялось очень безнадёжным, но со временем оказалось, что на деле ты очень даже ничего. -О, ну спасибо. А куда поедем? -Южнее. -Говорят, чем южнее – тем острее еда, - Эггси не может удержаться, чтобы не скривится. -Так и есть. Ну, самые неприятные последствия адаптации организма к местной пище ты уже пережил. -Хотелось бы верить. Эггси фыркает, а смеются они уже вместе – потому что о, те два дня Эггси точно никогда не забудет. Стивен, возможно, тоже… Так Эггси остаётся в Индии ещё на полгода. Через неделю они прощаются со всеми – у Эггси остаётся с десяток фотографий и куча прощальных детских рисунков, возвращаются в Дели, который прямо-таки пришибает по первости своей невыносимой с непривычки цивилизованностью, а потом, с новенькими – едут на юг и Эггси имеет возможность увидеть со стороны как он сам выглядел полгода назад, впервые знакомясь с нелицеприятными реалиями индийской глубинки. И правда ведь, видимо, как трепетная лань. Этот город чуть больше и совсем чуточку благополучнее, но в остальном всё почти так же – только в комнатке они живут втроём, детей в школе – вдвое больше, но и учителей – не один, а целых два. Эггси за первые полгода успел привыкнуть ко всем лишениям в виде отсутствия стиральной машинки, нормального душа, эпизодического отсутствия света и сотовой связи (об интернете и речи не шло), к постоянной жаре и весьма специфической диете, к разгуливающим по улицам коровам, к тому, что каждый раз, когда ты идёшь по улице, кто-нибудь обязательно тебя потрогает, улыбнётся так, будто знает тебя всю жизнь, а те, что действительно успели тебя узнать – ещё и в гости завлекут, чего доброго. Поэтому Эггси просто наслаждается жизнью и на пару со Стивеном теперь тихо, и – честное слово – совсем беззлобно посмеивается над новенькими. Эти полгода проходят ещё быстрее, чем первые. -Эггси? -Ты опять подкрадываешься, - ворчит Анвин. Он сидел под деревом, вполне себе удобно устроившись на его корнях, наблюдал за коровой, которая топталась поблизости и меланхолично щипала траву, кое-где пожелтевшую, но в целом, наверное, вполне съедобную, и думал о том, что вообще дальше делать-то. -Это ты опять ничего вокруг не замечаешь, - отмахивается Стивен, - ума не приложу, как за год ты не потерял ни одного ребёнка. -Ой, заткнись, - фыркает Анвин. Стивен выполняет просьбу – на целых пять минут. Садится рядом, некоторое время тоже смотрит на корову, от созерцания которой Анвин даже и не думал отвлекаться, а потом оборачивается к нему и спрашивает: -У тебя есть работа? -Что? Нет конечно. Откуда? -В таком случае – мне кажется, у меня есть для тебя работа. -Ты серьёзно, что ли? -Вполне, - и правда с самым серьёзным видом кивает Стивен, - конечно, школа не в лучшем районе Лондона и дети такие, что порой хочется сделать что-то очень непедагогичное, и, конечно, речи не может идти о том, что они будут прилежно выполнять каждое твоё задание, особенно если оно относится к области чтения художественной литературы… -О, звучит крайне вдохновляюще. -…но мне кажется, что ты с этим справишься. -В Лондоне? -В Лондоне. -Нужно будет оформлять херову тучу документов. -Не самая большая проблема. -Ладно, - пожимает плечами Гэри. Потому что – почему бы и нет. Когда ты сидишь и в который раз размышляешь над мучающим тебя вопросом, и ответ притопывает к тебе на ножках Стивена сам – ну, совсем невежливо отказываться. -Ладно? – переспрашивает Стивен. -Ладно, - повторяет Эггси, кивая, - а что ты удивляешься? -Не думал, что ты так просто согласишься. Судя по твоим речам – ты хотел бы провести остаток жизни на малообитаемом острове где-то в водах Греции. Этот гад даже не пытается скрыть скепсиса. Впрочем, отчасти его скепсис оправдан. Потому что да. Дурацкая идея. Даже корова, и та смотрит на него как на дубинушку своими выпуклыми черными глазищами. Эггси только улыбается и пожимает плечами. За этот год он успел понять - мир слишком велик, чтобы позволить себе вписать всю свою жизнь в границы крошечного острова – каким бы прекрасным и бесконечно-родным он не был, как бы безопасно тебе на нем не было. Но мир – невероятно огромен и в нём очень, очень много прекрасных и удивительных мест, вещей, людей. И надо быть распоследним идиотом, чтобы, находясь в здравом уме, отказаться от всего этого – пусть даже ради безопасности и спокойствия. Особенно ради безопасности и спокойствия. -Ладно, - повторяет он ещё раз – так, для себя скорее, мстительно тыкает втихую посмеивающегося над ним Стивена пальцем под рёбра, спрыгивает на землю, уворачиваясь от ответного тычка, и сразу – от второй попытки добраться до него, - ты слишком старый и неповоротливый, не льсти себе! -Вот как, значит?! Стивен всё-таки сгребает его в охапку и подвергает ужаснейшей пытке щекоткой, после которой у Эггси от смеха болят лёгкие. Корова остаётся невозмутима – только теперь смотрит с вежливым недоумением на них обоих. *** …Смешно, но о том, что в Лондоне, кстати, ещё и Гарри, Эггси вспоминает совсем не сразу. Настолько «совсем», что ему даже немножечко стыдно. Он возвращается из Индии в Грецию, немного обескураженный шумом и гамом цивилизации побыстрее добирается до острова, ловит Терри в объятия и почти не отлипает от неё весь день, расспрашивая, рассказывая, издавая не идентифицируемые звуки умиления – и так по кругу. Намерение уехать работать в Лондон, она, ожидаемо, одобряет. И смотрит так… непривычно. Как будто бы с гордостью. -Это же ничего? Вы справитесь? Если честно, это – самое главное, что волнует Эггси. Вроде бы всё, тяжелые времена прошли, впереди только светлое и безоблачное будущее, но он слишком хорошо помнит то время, когда они были в долгах по самую макушку. -Эггси, - качает головой Терри, - у тебя точно монополия на производство чуши. Эггси молчит, только смотрит жалобно – ну успокой меня, успокой, мне не так уж часто это нужно. Терри, конечно, знает этот взгляд – поэтому вздыхает, притягивает его за плечи к себе и целует в бестолковую макушку. -Помнишь тот день, когда мы познакомились, и я сказала, что ехать со мной или нет – решать только тебе? -Ага. -Ты знаешь, у меня не было ни чувства жалости к тебе, ни чувства долга перед братом… у меня просто была возможность. Я тоже выбирала из двух. И вот в чем дело, Эггси - я забрала тебя для того, чтобы ты вырос и тоже мог жить так, как тебе хочется. Чтобы твои решения всегда были целиком и полностью твоими. Чтобы никто не вмешивался в твою жизнь. И уж точно в твой выбор не должно вмешиваться какое-то… чувство долга передо мной. Потому что это, вообще-то, рушит весь мой замысел на корню – так что не смей даже. -Хорошо, Терри, - смеётся Эггси, - обещаю. -И мы снова возвращаемся к началу. Решай сам, мальчик. -Я, наверное, уже решил, - со вздохом заключает он, а потом поднимает взгляд на Терри и щурится хитро, - тем более что у тебя, похоже, в кои-то веки появилась личная жизнь. А значит – есть кто-то, кто будет присматривать за тобой вместо меня. -Только вчера приехал, и уже всё прознал? -А как же, - улыбается Эггси, крайне довольный собой, - она, кстати, всегда мне нравилась. -Мне кажется, это родители должны лезть в личную жизнь детей, а не наоборот, - со вздохом закатывает глаза Терри. Эггси обнимает её покрепче, смеясь. День на третий, в процессе сбора вещей и покупки билетов, он, наконец, вспоминает, что вообще-то, так и не оповестил Гарри о том, что вернулся из Индии обратно в этот бренный и бездуховный мир. Целый, невредимый и просветлённый. Ну или как-то так. Если честно – он совсем не уверен насчет того, интересно ли это вообще Харту. В конце концов, прошел целый год. Да у него за это время ещё один ребёнок мог успеть появиться! Поэтому прежде чем написать хоть что-то, Эггси долго-долго гипнотизирует взглядом телефон. Но пишет. Правда, почти ночью. Потому что сначала он отвлекается на сбор вещей, потом – на полкило клубники, потом идёт донимать своим вниманием Терри. «Привет, Гарри. Я тут внезапно обнаружил себя вернувшимся в родные пенаты и собирающимся на самолёт в Лондон, который у меня через четыре дня.» На следующее утро его ждёт традиционно-невозмутимый ответ от Гарри, в котором он сообщает, что рад, что с Эггси всё в порядке и тот не решил остаться в Индии, просит написать время прибытия рейса и предупреждает, что если это будет днём - то скорее всего от аэропорта его подхватит Эмбер, потому как сам он будет на работе. В общем, в своём стиле. Эггси только и остаётся, что улыбаться довольно, записывая в сообщение номер рейса и время прибытия. *** Лондон летом – явление гораздо более приятное, чем Лондон зимой – это факт. Чтобы найтись, Эмбер и Эггси приходится созваниваться. Потом уже оказывается, что они пару раз прошли мимо и не узнали друг друга. Оно и понятно – Эггси стал худее и кожа у него была на несколько оттенков темнее – после года индийского солнца, а Эмбер... Эггси, конечно, держал в голове то, что ей уже должно быть восемнадцать и она должна была подрасти с последней их встречи... но черт возьми, не до такой же степени! Да она с него ростом! -Только не говори мне, что собираешься расти ещё выше. -Почему нет? – вскидывая бровь и позвякивая ключами от машины, вопрошает Эмбер, любопытно разглядывая Эггси. – Выглядишь так, будто переборщил с солярием. -Потому что тогда ты будешь выше меня! И не с солярием, а с Индией, - фыркает Анвин. -Вообще-то, моя мама, пожалуй, чуть выше тебя, ну а папу ты видел. Так что ничего не обещаю. А ты – подлец. -Вот так вот сразу? -Да. Они неспешно направляются в сторону парковки и Анвину всё ещё очень-очень странно. Потому что в последнюю их встречу Бэмби была ростом ему по плечо и всё ещё выглядела как подросток. -Это почему это? -Ни разу за год не написал даже. -А нужно было? -Вообще-то да. -Ну... если честно, там не очень с сотовой связью. -Мог бы, если бы сильно захотел. -Что, настолько нужно было? – недоверчиво уточняет Эггси. -Я сейчас сдам одного великовозрастного сварливого театрального деятеля, который, вообще-то, очень даже переживал. -Хм, - озадаченно заключает Эггси. -Вот именно. Хм. Пока они едут, Эггси изо всех сил старается сдерживать своё любопытство и не завалить Эмбер вопросами – потому что она просит не отвлекать её. -Если ты, конечно, не хочешь, чтобы мы куда-нибудь врезались. У меня пока мало практики. -Хорошо. Обещаю молчать. Правда, Эмбер начинает говорить первая – потому что внимательно пялиться на дорогу, стоя в пробке – занятие очень скучное. -Ты надолго? -Вообще-то – потенциально навсегда. Послезавтра съезжу к старикам, а потом вернусь, поселюсь где-нибудь рядом с будущей работой и начну сражаться с бюрократическим аппаратом. -О. Вот как все. Школа? -Школа, - довольно улыбаясь, кивает Эггси, - ну, а что у тебя там? Оксфорд? -Оксфорд. -Маленький злой гений, - посмеивается Эггси, глядя на довольную собой девушку. -А то. Вы все у меня ещё попляшете, - зловеще обещает она. *** Вообще-то, Гарри и не думал даже, что будет хоть как-то переживать за мальчишку, потому что – с чего бы это? Но когда минует третий месяц, а от Эггси – совсем никаких вестей – становится как-то не по себе. Всё-таки в какой-то степени он успел к нему привыкнуть, привязаться даже – все эти смс-ки с цитатами из фильмов, дурацкие головные уборы и лохматая светлая голова были, всё-таки, совершенно замечательны. В конце концов Харт справедливо заключает что беспокоиться, в сущности, и не о чем – вполне возможно, что у мальчишки просто начался новый этап в жизни, в котором слишком много нового и интересного, чтобы можно было успевать оглядываться назад. Поэтому, когда спустя год с небольшим со знакомого номера приходит сообщение – он немало удивлён. Приятно удивлён, что уж там. В середине дня Эмбер докладывает, что Эггси доставлен «на базу», где уже подвергся нападению младшего отпрыска. Вот уж кто точно обрадовался вести о скором приезде Эггси больше всех. Гарри, хоть и старался всеми силами освободиться пораньше, всё равно приходит, когда на улице уже темно. С другой стороны – это не самый худший вариант. Порой бывало, что он возвращался и около полуночи. А иногда и вовсе заполночь. Впрочем, Эмбер и Эггси, сидящие на кухне и что-то обсуждающие – бурно, но вполголоса, чтобы не разбудить Энтони – успешно пропускают момент его прихода. Только когда он возникает в дверном проёме кухни, успев уже пару раз пройти туда-сюда – в спальню и обратно – эти двое, упрямо уставившиеся друг на друга исподлобья, обращают своё внимание на него. -Привет, пап. Хорошо, что ты пришел, а то я была близка к тому, чтобы снова запустить в него тарелкой. -Привет, Гарри. Твоя дочь имеет явную склонность к членовредительству. И если выражение лица Эмбер ничуть не меняется после появления Гарри, то Анвин тут же перестаёт быть похожим на сердитого сурка, с самым радостным видом улыбаясь Гарри. -Нужно было ещё немного задержаться, да? – со вздохом вопрошает Гарри. -Эй! Ты смерти моей хочешь? – тут же возмущается Эггси. -Ой, брось, от прицельно брошенной тарелки ещё никто не умирал! – фыркает Эмбер. -Нет, я просто не хочу вникать в ваш очередной спор. И она права. Эггси фыркает с самым возмущённым видом, Эмбер совсем по–детски показывает ему язык, Гарри качает головой, и, посмеиваясь, направляется к холодильнику. О, как ему этого не хватало. -И не ели ничего, наверное? – ворчит он, как и положено сварливому, занудному папаше. -Мы собирались. А потом начали говорить. -Это всё объясняет. -Зато теперь тебе не придётся есть одному, - выдаёт Эггси, а потом, поймав на себе два одинаковых вопросительных взгляда, поясняет, - ну а что? Есть в одиночку – скучно! -Правда, что ли? -Ага. Всё, иди отсюда, - оттесняя Гарри от холодильника, говорит Анвин, - ты с работы, тебе положено сидеть смирно и ничего не делать. Только подносить вилку ко рту и жевать. -А ты в гостях. -Вот именно, - кивает Эггси с таким видом, будто это всё объясняет. - Крайне странный аргумент, -вскидывает бровь Гарри. -Я же говорю – он невыносим, - заключает Эмбер. Эггси только пакостно хихикает. После ужина Эмбер капитулирует в спальню, сообщив, что много сна – не мало сна, а Эггси с Гарри устраиваются в гостиной. Анвин залезает в своё любимое большое мягкое кресло, усаживается, скрестив ноги по-турецки, ставит руку локтём на подлокотник и подпирает подбородок ладонью, вопросительно смотрит на Гарри, который молча наблюдает за его копошением. -Что? – спрашивает. -Рассказывай, пропажа, - хмыкает Харт, устроившись на диване и закинув ногу на ногу. И смотрит выжидающе. Эггси пожимает плечами – и начинает с самого начала. Анвин говорит – а Гарри смотрит на него и понимает, что перед ним – уже абсолютно другой человек. Он уже не может назвать Эггси мальчишкой – потому что за этот год в нём что-то разительно изменилось – и того смешного подростка, которого невозможно было воспринимать иначе, чем ребёнка, с этой его дурашливостью, щенячьим взглядом и внешним сходством со сдобной булочкой, больше нет. Есть другой Гэри Анвин, который, если честно, нравится Харту даже больше. За год он сильно похудел – никаких сладостей и булок, да и мяса тоже – поясняет Эггси на его вопрос о том, уж не морили ли его голодом. Пожимает плечами - и Гарри видит, насколько четко под тонкой футболкой проступает линия ключиц, видит очертания рёбер и острых бёдреных косточек, на которых еле-еле держатся штаны, которые теперь ему слишком велики и так и норовят сползти ниже. Смуглая от года прогулок под индийским солнцем кожа резко контрастирует с выгоревшими в белый по той же причине волосами, коротко стриженными и такими непривычно-причесанными. Ему есть, что рассказать – и он не жалеет ни эмоций, ни подробностей – своей искренности, неподдельности он не растерял ни на грамм – говорит и про то, что на первых порах ему было жутко от происходящего вокруг, про то, что да, он подумывал отказаться от всей этой затеи и рад, что в итоге не отказался. -Это совершенно удивительные люди – ты понимаешь, за год я не встретил ни одного злого человека. Мне слова плохого не сказали. И нет, это не потому, что я не понимаю хинди, - отмахивается он от ироничного взгляда, который кидает на него Харт, - тем более что месяц на восьмой я уже понимал почти всё, что мне говорили. А эти дети... оборванные все, чумазые, шумные, по карманам у тебя лазят, маленькие паршивцы – но у каждого такой свет в глазах. Всех бы себе забрал, - посмеивается Эггси. А потом замолкает и смотрит на Гарри – пристально так, внимательно и немного иронично. -Ты странно на меня смотришь, - замечает. -Да? Гарри чуть приподнимает брови, изображая лёгкое удивление. К его удовольствию, Эггси на это не покупается. -Ага. Не прикидывайся. Кивает, чуть улыбается и ждёт. Сам понимает, почему Гарри смотрит на него так, как смотрит – но хочет, видимо, чтобы тот сказал это вслух. Харту, в общем-то, не жалко. -Потому что ты изменился, Эггси. Привыкаю к мысли о том, что ты год назад и ты сейчас – это один и тот же человек. -Настолько? Вот теперь он удивлён. -Настолько, - кивает Гарри. -Это скорее хорошо, или скорее плохо? -Полагаю, что для всех по-разному. -А для тебя? -Это так важно? -Да, - прямо говорит Анвин. -Скорее хорошо. Эггси улыбается, вздыхает и откидывается на спинку кресла, сползает чуть вниз, прикрывает глаза и говорит тихо: -Я скучал, Гарри. Анвин, если честно, и сам немного удивлен – не тем, что он сказал это, но тем, что он и правда это чувствовал – всё время, где-то на заднем плане, это чувство было с ним – да, перекрываемое другими эмоциями, которых было, пожалуй, даже слишком много иногда, да, из-за этого почти незаметное, но оно было – и только вот сейчас, увидев Гарри, оставшись с ним, поговорив – Эггси осознаёт это целиком. Он невозможно, чертовски скучал. Гарри смотрит на мальчишку, который полулежит в кресле, улыбаясь и любопытно наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц, и понимает – он тоже.