Everyone Says I Love You

Гарри не имел ничего против перемен… но черт возьми, не всё же сразу. Месяц назад ему предлагают должность художественного руководителя труппы в театре, который когда-то был его первой сценой. И это, на самом деле, очень хорошее предложение и вообще – большая честь. Но так же это и огромная ответственность. Бывало, что театры оказывались на грани закрытия из-за того, что новый главный режиссёр оказывался слишком бестолковым. Благо, у него есть время подумать до начала лета – потому что после уже начинается подготовка к новому сезону, которая будет несколько затруднительна с пустотой на месте художественного руководителя. И не то, чтобы он был в себе не уверен, но загубить ненароком свою альма-матер ему категорически не хотелось. Через неделю после этого Эмили - мать его старшей дочери сообщает, что ей предложили место в труппе нью-йоркского Маджестика, и она планирует согласиться. Глупо было бы этого не сделать, особенно при условии того, что она вот уже лет пять твердит, что Англия ей страшно наскучила. Остаётся лишь одно «но» - их дочь не желает ехать в Америку. Поэтому они подумали и решили, что ничего страшного не случиться, если Эмбер поживёт у отца пару лет, до поступления в университет. Точнее – три года. Подумали и решили они без участия Харта, конечно же. Его практически поставили перед фактом. Ничего страшного в этом, в общем-то, не было. У них с дочерью были хорошие отношения, она часто оставалась у него на ночь – потому что от его дома до её школы было десять минут пешком, иногда она жила у него по две-три недели – и это было вполне мирное сосуществование, с фильмами и попкорном в свободные вечера и совместной подготовкой школьных проектов или вычиткой роли. Но жить с кем-то под одной крышей на постоянной основе? Постойте-ка, ему сорок, и он никогда раньше не занимался такими глупостями. И первый кандидат теперь – это дочь-подросток, у которой на уме мальчики, вечеринки и косметика (если честно, он не знал, что у пятнадцатилетних девочек на уме, но предполагал, что что-то такое), за которой нужно следить и мало-мальски воспитывать? К такому жизнь его не готовила. Тем более что Эмбер очень и очень не любила Анну - мать второго ребёнка Гарри - смотрела на неё колким взглядом, сквозь зубы отвечала на вопросы, когда та чем-то интересовалась, пытаясь быть дружелюбной, и вообще крайне нелестно о ней отзывалась. Говорила, что «этой противной селёдке» от Гарри нужны только деньги, и была абсолютно права. Гарри и сам это знал. Потому что если с матерью Эмбер они очень хорошо дружили ещё с тех времён, когда учились в Академии, то тут дружбой и не пахло – это была короткая интрижка, которая не должна была заканчиваться ничем серьёзным, но закончилась ребёнком. Когда Анна, заламывая руки для пущего трагизма, сообщила Харту, что она беременна, он в весьма ультимативной форме попросил её даже не думать об аборте и обещал, что обеспечит её и ребёнка всем необходимым. Что и делал, в общем-то. Даже сверх меры, установленной всеми оформленными юридическими бумажками, прекрасно зная, что деньги идут вовсе не на ребёнка. Но это его особо не волновало до тех пор, пока он знал, что его сын обеспечен всем необходимым. А он знал. В общем, Эмбер очень не любила мать своего сводного брата, хотя с ним самим нянчилась за милую душу. Сейчас Энтони (и нет, это не он выбирал ему имя) было восемь и в связи с тем, что у его матери, видимо, начала налаживаться наконец личная жизнь – он тоже всё чаще оставался у Гарри. И Харт, в общем-то, был не против, но… Черт, ну кто его просил заводить детей от разных женщин?.. На самом деле, во всём виновата эта чертова театральная среда, в которой все со всеми спят. Никто не говорит об этом вслух, но именно так всё и есть. А такими темпами он рискует остаться отцом-одиночкой с двумя детьми. Не то, чтобы он против, но к такому жизнь его, опять таки, не готовила. В связи со всем этим дурдомом и сложившейся необходимостью принять несколько верных решений появилась другая необходимость - уехать куда-нибудь, где поменьше людей и побольше солнца. В таких местах, как правило, ему куда лучше думалось. Об этом месте он услышал от кого-то из знакомых, которые, в свою очередь, узнали от своих знакомых. Вариант оказался идеальным – остров с населением чуть больше шести тысяч, исключительно паромное сообщение с материком, апрель – а значит, сезон наплыва туристов ещё даже не думал начинаться. Гостиница, расположенная в некотором отдалении от населённых пунктов и буквально спрятанная в здешнем всеобъемлющем лесу, не заполнена даже на половину. Номинально здание двухэтажное – но последний, мансардный этаж тоже заселяется, в фойе даже рецепшена нет – женщина лет сорока, с короткой стрижкой и внимательным взглядом, оформляет его за внушительным дубовым столом, протягивает ключи от номера с брелком-ракушкой и велит обращаться, если что-то понадобится. Тон у неё такой, что больше всего это похоже на приказ. В общем-то, Гарри тут очень даже нравится… но святые небеса, как получилось, что на чертовом острове, в чертовой Греции, нашелся человек – и не просто человек – мальчишка! – который умудрился его узнать? Парни, находящиеся в возрасте Эггси вообще не должны интересоваться театром, это не нормально! Хотя… да, этот – определённо ненормальный. И абсолютно очаровательный. Вот же черт. Но на удивление – мальчишка не ходит за ним хвостиком, не пытается завести разговоров и не смотрит благоговейным взглядом вслед. Ведь именно так должны вести себя типичные фанаты? Гарри в этом не разбирался, потому что контингент почитателей его работ и ролей состоял в основном из важных дяденек и тётенек разной степени преклонности лет. Всё-таки, молодёжь, яро интересующаяся театром – большая редкость. Но Эггси ведёт себя как надо. Здоровается, когда они встречаются на территории гостиницы, вежливо интересуется, как проходит отдых и сообщает иногда, что у них сегодня на ужин – и на этом всё. Эггси настолько ненавязчив, что Харту, в конце концов, самому становится интересно с ним пообщаться и в мысли закрадывается подозрение – а уж не нарочно ли мальчишка ведёт себя так, чтобы вызвать интерес? Хотя в процессе наблюдения из окна за тем, как Эггси ползает по траве на корточках и приманивает к себе неизвестно откуда взявшуюся кошку с помощью куска рыбы, становится совершенно понятно – это не намеренный игнор, а банальная вежливая ненавязчивость. Потому что – ну как вот этому очаровательному недоразумению могут прийти в голову подобные планы действий? Через неделю блаженного одиночества Гарри успевает немного заскучать и, наверное, именно из-за этого всё получается так, как получается – и он сам ввязывается в разговор с мальчишкой. *** У нормальных людей усталость проявлялась в том, что они не могли проснуться, Эггси же напротив – не мог заснуть. Сегодня с утра Терри оценила его синяки под глазами и попросила немного сбавить обороты. Про учебу вспомнить, в конце концов. И не пугать её своим излишним усердием. Эггси нехотя, но согласился. Да, у него случались приступы жажды деятельности, когда хотелось делать всё и сразу, но запас сил рано или поздно иссякал - это было неизбежно. В этот раз его хватило аж на месяц. А теперь он сидел во внутреннем дворе гостиницы, обложившись книгами и всеми силами старался не заснуть над Шекспиром. От сего преступления его спасло лишь внезапное появление Харта. И нет, внезапное не потому, что тот к нему подкрадывался, а потому, что Эггси, видимо, всё-таки задремал. Поэтому когда где-то сзади и справа слышно пожелание доброго дня, Эггси вздрагивает и едва не сваливается с садового кресла, в котором уютно утроился прямо с ногами. -Я вас напугал? -Нет, - качает головой Анвин, оборачиваясь к Харту и трёт глаза, - я, похоже, задремал. -Шекспир – не самая интересная штука? -Шекспир – классный. А бессонница – не очень, - улыбается Эггси. -Вот как. Не против, если я нарушу ваше с Шекспиром уединение? -Совсем нет. Тем более что с нами и так мистер Уильям Блейк. И много кто ещё, - Эггси кивает в сторону стопки книг, что сложена прямо на траве, и пытается не улыбаться слишком довольно, когда мужчина садится в соседнее кресло, - как вы тут? Не скучаете? -Есть немного, откровенно говоря. Это у вас, - он окидывает взглядом книги, - тоже от скуки? -Нет. Учеба. Оказалось, что уже конец апреля и скоро аттестация. Весьма неожиданно. Так что эти ребята, - Эггси хлопает ладонью по стопке книг, - мои спутники на следующие пару недель. А что вы скучаете – это плохо. Вы, наверное, уже всю ту сторону острова обошли? -Какая у вас специальность? – интересуется Харт почти что только из вежливости. Почти что. – И боюсь, что да, всю. Впрочем, мне не на что жаловаться – я ехал сюда за тишиной, покоем и теплом – и тут тихо, спокойно и тепло. Скука – совсем не проблема. -Английская филология и литература. Закончу, устроюсь в школу и буду самой классной училкой на свете. -У вас далеко идущие планы, - хмыкает Харт иронично, но беззлобно. -А то, - улыбается Анвин, захлопывая томик злосчастного снотворного Шекспира и водружая его сверху стопки, - в той части острова, - Эггси машет рукой в сторону, противоположную городскому направлению, - тоже много интересного. Да-да, - кивает он на скептический взгляд мужчины, - хоть и выглядит она как непроходимый лес. Точнее – именно поэтому там много интересного. -Вы же понимаете, что в непроходимом лесу мне нужен будет проводник? Эггси хитро улыбается и уточняет как бы между прочим: -Во сколько вы обычно просыпаетесь? -Около восьми утра, - как бы между прочим отвечает Харт. -Часа на завтрак и сборы вам хватит? -Вполне. -Тогда в десять утра на этом месте. -А как же Шекспир? Эггси улыбается и беспечно машет на Шекспира рукой. Он уверен, что тот поймёт. *** На следующий день Гарри в компании мальчишки оказывается на абсолютно безлюдном пляже, спрятанном в «кармане», образованном скалами. Как они до сюда добирались – это отдельная история. Почти час они шли лесом по какой-то непредсказуемой траектории, Эггси так и норовил врезаться в какое-нибудь дерево, потому что они с Гарри вели разговор о преимуществах и недостатках театра перед кино, о субъективности восприятия, о положительных и отрицательных персонажах, и Эггси совершенно не следил за тем, куда идёт, потому что смотрел на Харта. Когда они вышли из леса и оказались на склоне, который впору было назвать обрывом, Гарри всё-таки просит мальчишку быть аккуратнее. -Да не переживайте так. -Не могу, Эггси. Что я скажу той мисс, что за вами присматривает, если вы вдруг ненароком сорвётесь? Наговориться мы ещё успеем. -Ой, да она скажет, что я сам виноват. И будет права, - улыбается Анвин, но послушно начинает смотреть вперёд, на дорогу, а не вбок, на Харта, - но ладно уж. Если вы говорите, что мы ещё успеем... -Обещаю вам, - кивает Гарри, - у вас строгая тётушка. -Говорил же, Терри – мой заменитель злобной мачехи. Но на самом деле – она классная. -Вы похожи, - замечает Харт. Анвин ловко заворачивает на склон и через пять минут спуска они ныряют в щель между камнями и оказываются в настоящей пещере. -Есть немного, наверное. Мы же всё-таки родственники, - только теперь отзывается Эггси, - не отставайте. -Вы ведёте меня самым длинным и сложным путём, чтобы было интереснее? -Вы раскрыли мой коварный план, - сознаётся Эггси. Они поворачивают налево и потом направо, боком протискиваются между камней и оказываются на небольшом каменном выступе практически прямо над водой. Вниз не спускаются – устраиваются прямо здесь – камни нагреты солнцем, но из-за того, что это место фактически является ущельем – здесь прохладно. -Как вышло, что такой молодой человек так интересуется театром? – после недолгого молчания спрашивает Гарри. Эггси улыбается, потягивается и откидывается назад, устраивается полулёжа, опершись на локти. -Это редкость? -Вы себе даже не представляете, какая. -Я не знаю, как так вышло, на самом деле. Как-то раз по телевизору показывали запись какого-то спектакля – я даже не помню, какого именно – и знаете, меня завораживало кино, но это заворожило ещё больше. Мне было лет восемь, и все ребята в школе говорили про мультики и футбол – а я ночами тайком выбирался в гостиную и щёлкал каналами до тех пор, пока не натыкался на какой-нибудь спектакль. Их всегда показывали в самое худшее эфирное время. До сих пор так делают. Это меня поражало - всего одна сцена, пачка декораций, слепленных из деревяшек и картона и группа людей, заставляющая поверить в то, что перед тобой вовсе не небольшой кусок пола в четырёх стенах – перед тобой целый другой мир. Город, улица или дом, может, страна. Чья-то жизнь на ста квадратных метрах. И вроде бы понимаешь, что всё это ненастоящее, но… нет ведь, вот оно – настоящее по-настоящему. Это казалось мне магией. Чем-то абсолютно волшебным. До сих пор кажется. Гарри слушает мальчишку, который говорит такие странные вещи – но определённо не подшучивая над ним – предельно искренне, не боясь быть непонятым, или, хуже того – высмеянным. Гарри видел много актёров – начинающих и опытных, много поклонников театрального искусства, много именитых театральных критиков – и никто из них не говорил о деле своей жизни или о своём главном увлечении так, как этот мальчишка. Нелепый, смешной, болтливый мальчишка, которому едва исполнилось двадцать, проведший почти всю жизнь на небольшом острове вдали от оплотов современной цивилизации. -Вы странно на меня смотрите, - немного смущённо замечает Эггси, - прекратите. -Простите. Попробуйте меня понять. Не каждый день такое слышишь, - улыбается ему Гарри, - это… хорошая история. Эггси смотрит исподлобья чуть подозрительно – явно проверяет, не подшучивает ли над ним мужчина, не язвит ли - а потом неуверенно улыбается. -Вам не одиноко… быть таким? – спрашивает Харт. О да, это абсолютно не его дело. Это вообще не должно его интересовать. Он даже не собирался общаться с этим мальчишкой. Но кто же знал, что под зелёной панамкой – такая интересная голова? -Не особенно, - пожимает плечами Эггси, - я никогда не был особенно общительным… -Да ну? – иронично уточняет Гарри. -Ну да. Я болтливый. Болтливость и общительность – это разные вещи. Общение – это взаимовыгодный процесс, всё-таки. Когда ты просто садишься кому-то на уши и начинаешь болтать о своём, а твой несчастный собеседник думает о том, когда ты уже наконец заткнёшься – это не общение, это социальная пытка. Так вот, я, в основном, занимаюсь именно социальными пытками в отношении окружающих меня людей. Возможно, даже сейчас этим занимаюсь. -Вовсе нет, - качает головой Гарри. -Вам интересно, потому что для вас я странный? Гарри кивает, не видя смысла в лукавстве. -Ну, хоть не врёте, - улыбается Эггси. Ну а что, его вполне устраивает. Должно же то, что он такой чудик, играть ему на руку хоть иногда?.. -В общем… я вполне социализирован, но не особенно завишу от внешнего мира, - продолжает он, - потому что есть вещи куда более интересные, чем реальный мир. А вы никогда не думали о том, чтобы сниматься в кино? Ну там – известность, все дела? -О нет. Это не по мне, - ни секунды не думая, отвечает Гарри. -Почему? -Вы сами всё описали несколько минут назад. Съемки кинолент, особенно в современном мире – в большинстве своём процесс, давно поставленный на конвейер и отчасти поэтому, отчасти по иным причинам начисто лишенный какого-то… романтизма, а также чувства созидания. Ему не хватает глубины. Есть, конечно, фильмы, в которых ты чувствуешь это – но их немного. И это явно не про «большое» кино. Я сейчас говорю о современном кинематографе последних лет десяти. Раньше трава была зеленее, понятное дело, - Гарри немного театральным таким жестом разводит руками и тоже откидывается назад на локти, вполоборота к Эггси, - кроме того, играя роль в фильме, ты лишен гибкости. На сцене театра я могу импровизировать – и никто мне слова не скажет, потому что театральный акт нельзя прервать, как съемочный дубль. -Хитро, - хмыкает Эггси, - и убедительно. Но это же не значит, что вы презираете всю киноиндустрию? Ведь наверняка есть много таких надменных театральщиков. -Нет, я не из них. Кино – это просто другой вид искусства. Пусть в последнее время и стало слишком много экземпляров, которые назвать искусством язык не поворачивается. -Да уж. Раньше трава была зеленее, - весело фыркает Эггси, - ну, а предпочтения у вас есть? Любимый жанр, или режиссёр, может быть? – окончательно распластавшись на согретых солнцем камнях и подперев рукой щёку, спрашивает он, любопытно сверкая глазами. – Если вам вообще интересно об этом говорить. -У меня есть опыт в разговорах на темы, абсолютно меня не интересующие. Так что даже если бы мне было не интересно – я бы пережил. Всё в порядке, Эггси, - убеждает его Харт. -Ну смотрите, - тянет Эггси и даром что пальцем не грозит. -Мне нравятся немцы. Большинство считает их слишком скучными, но, видимо по причине того, что я сам – тот ещё зануда, мне они по душе. Вендерс, Шлёндорф, Херцог… Вы сейчас смотрите на меня, как на рождественский подарок. -Это потому, что вы – он и есть, - Эггси разве что не облизывается, улыбаясь довольно и сверкая глазами, - закрыть глаза. И там, в глубине, за закрытыми глазами, ещё раз закрыть глаза. Тогда оживают даже камни.* -Небо над Берлином? – Почти тут же спрашивает Харт. Эггси надеется, что смотрит на мужчину не слишком влюблённым взглядом, когда сообщает ему: -Вы – просто чудо, мистер Харт. Они говорят ещё часа три – почти без остановки, у Эггси в итоге даже голос хрипнет – он как-то отвык так подолгу говорить вслух. Последний самый длинный разговор у него состоялся по скайпу с Рокси, но длился он всего-то часа полтора и было это месяц назад. Говорит, в основном, Эггси – вываливает на Гарри кучу мнений насчет смыслов, скрытых в фильмах, которые они обсуждают, рассказывает о каких-то интересных фактах, которые вычитал где-то, о самих режиссёрах и актёрах. В итоге, когда они уже возвращаются обратно, петляя между соснами, Харт говорит ему: -Вы как ходячий кинематографический справочник. -Есть немного, - посмеиваясь, кивает Эггси, - энциклопедия в панамке. -Долго пришлось запоминать столько информации? -Не-а. У меня хорошая память из-за дислексии. Ну, знаете, когда тебе сложно читать – гораздо проще постараться сразу всё запомнить, чтобы потом не было нужны читать ещё раз. Я всегда следовал по этому пути и мозг, видимо, привык. -Вот оно что. Что ж, выходит, вам повезло. -В какой-то мере, да. Когда они добираются до гостиницы и останавливаются у центрального входа, Эггси разворачивается к Гарри и говорит: -Надеюсь, вам было интересно, и я не уболтал вас до полусмерти. -Вы слишком переживаете об этом. Или я настолько плохо выгляжу, что похож на полумёртвого? – интересуется Гарри и тут же думает, что стоит, пожалуй, сбавить обороты – потому что это слишком напоминает подобие флирта. - Вовсе нет, вы вполне себе ничего так выглядите, - уверяет Эггси. Возможно, он подобрал не лучший речевой оборот. Потому что выглядит Гарри в разы лучше, чем просто "вполне себе ничего". - Очень даже ничего, - добавляет в итоге Анвин. Что, конечно, не слишком улучшает ситуацию. -Что ж, спасибо, - позабавленный, кивает Гарри. - Всё прекрасно, Эггси. Не переживайте понапрасну. Спасибо, что пренебрегли Шекспиром ради того, чтобы составить мне компанию. Мальчишка премило алеет скулами. -Да ну не за что. Обращайтесь. У меня ещё целый список тех, кем можно пренебречь. Они прощаются и расходятся в разные стороны. Вообще-то, Харт не планировал повторять прогулку – он же, всё-таки, приехал именно чтобы побыть в некотором социальном вакууме и не общаться ни с кем сверх меры, назначенной банальной вежливостью… Но в случае с Эггси оказывается, что это не так-то просто. Мальчишка оказывается слишком… занятным. В общем, через день он снова оказывается в компании Эггси. Это получилось почти само собой. Вот они сталкиваются в холле – и вот они уже сидят на крыше гостиницы, куда залезли через окно в комнате Эггси. Для Гарри это был… новый опыт. Ему вообще раньше как-то не приходилось лазать по крышам. Он вдруг осознаёт, что даже в детстве этого не делал. Не принято было такое у него в семье. –Терри обещала оторвать мне голову, если я снова буду торчать на крыше без веских на то причин, но думаю, вы – довольно веская причина, - с самым пакостным видом потирая ладони друг о друга, говорит Эггси, когда они устраиваются на небольшой по площади доске, явно пристроенной сюда для удобства сидения. Видимо, самим мальчишкой и тайком. -Скажете, что избавляли меня от скуки? -Так и скажу, - кивает Эггси. Гостиница сама по себе расположена на возвышенности, и с крыши открывается совсем неплохой вид – на те стороны, где деревья не успели вырасти слишком высокими, чтобы закрывать обзор. Эггси показывает ему то место, куда они ходили накануне, показывает два соседних городка и заброшенный маяк на севере острова, место, где пытались сделать небольшой аэропорт, зачем-то – оно зияет тёмным провалом пустоты среди зелени леса. -Затея, конечно, провалилась, поэтому там ферма. Овечки, коровы и всё такое… Гарри на автомате морщится и мальчишка, склонив голову набок, тут же интересуется: -Что такое? -Когда был ребёнком, у бабушки и дедушки был дом в Шотландии. Рядом с фермой. Поэтому в округе постоянно стояло блеяние овец и этот странный запах. И меня заставляли пить козье молоко и есть овечий сыр. И ещё как-то раз меня преследовала коза. В общем, с тех пор я не люблю фермы. -Ох, бедный вы несчастный, - смеётся Эггси. Нагло потешается, между прочим. Но Гарри не против – ладно уж, мальчишка всё равно совершенно замечательно смеётся. -Вот и я о том, - только хмыкает он. -Мне вот всегда было интересно, кстати - как вы остаётесь в своём уме с такой работой? Бывает такое, что вживаешься в роль так, что теряешь грань между собой и тем, чью роль играешь? – по своему обыкновению резко меняет тему разговора Эггси. Гарри уже почти привык. В прошлый раз уже был такое – сначала они говорили о фильмах Вендерса, а потом – о булочках с корицей. Главное, вовремя сориентироваться. -Со временем это проходит. Кому-то нужен больший срок, кому-то меньший. Но да, бывают роли, из которых ты потом не выберешься. Иногда это из-за того, что герой слишком похож на тебя, иногда – наоборот из-за того, что слишком не похож и приходится меняться под образ… -У вас такое было? -Было, в самом начале. Но мне повезло – меня учили проводить границы между собой и своим героем и не увлекаться сверх меры. А есть актёры, которые так и не могут отцепить от себя какой-то из образов, и так до конца и играют похожих друг на друга персонажей, если не одного и того же. Проклятье одной роли. Эггси смотрит на него задумчиво и внимательно, и тянет: -Удивительное это дело. Я бы, наверное, после первой же роли с катушек съехал. Серьёзно, - кивает он на недоверчивый взгляд Гарри, - я очень часто зацикливаюсь даже на фильмах, если они мне очень нравятся. Помню, когда я лет в шестнадцать посмотрел «Мечтателей» - я был просто одержим. Этим их образом, их свободой, их беззаботностью и единством. Придумал себе двух воображаемых друзей и не выходил отсюда вот, - он показывает глазами вниз, имея ввиду свою комнату. - Почти неделю не выходил. -Да вы были странным малым. Ну, то есть очень. -Ага. Но это же абсолютно прекрасная картина. Я до сих пор думаю, что был бы не против, если бы у меня появился кто-то, с кем я мог бы быть как были Тео и Изабелль. -Как брат и сестра, балансирующие на грани инцеста? – скептически вздёргивая бровь, уточняет мужчина. -Ну нет же, Гарри. Это же совершенно не о том. Они были единым целым. Как один человек, разделённый надвое. -Это довольно опасно – когда половина тебя разгуливает отдельно от тебя. -В вас что, нет даже капли романтизма? – ворчит Эггси. -Боюсь, что нет. -Вот вы какой, - шутливо журит мальчишка и легонько толкает своим плечом его. -Какой есть, - пожимает плечами Гарри. -Ну, может в чем-то вы и правы. -Действительно? -Да, - кивает Эггси, - они же были замкнутой друг на друге системой. И для того, чтобы развиваться, им нужен был кто-то третий… Харт одобрительно хмыкает и кивает и Эггси старается не выглядеть слишком довольным собой. И не растечься моральным бесформенным желе от этой сдержанной похвалы. С подачи Гарри Эггси продолжает развивать эту тему – рассказывает, как насмотрелся «Леона», запоем посмотрел всего Кустурицу и хотел потом найти цыган где-нибудь и сбежать с ними (благо, на их островочке никаких цыган так и не нашлось), как однажды откровенно перебрал с Хулио Медемом, который в тот момент был ему не совсем по возрасту - по общепринятым человеческим меркам. Он чувствует себя странно. Он никогда и ни с кем не обсуждал это. Не рассказывал о своих глупых фантазиях, о своей слишком хрупкой и восприимчивой к чьему-то художественному замыслу душонке, он думал, что рассказав, почувствует себя глупо и неловко, но, на удивление – ему было легко. Он, почему-то, был уверен – этот человек не воспримет ничего из сказанного как глупость, нелепость и чудачество. Потому что этот человек… ну, он просто способен понять. А ещё – ему, похоже, и правда интересно. Потому что они снова говорят, говорят и говорят – до хрипоты. Просто удивительно. И Эггси он точно не спит. И не в бреду. И Гарри – не плод его воображения. Нет-нет. Гарри – определённо не Тайлер Дёрден и даже не О.Ж. Грант. Гарри самый настоящий. Но Эггси, всё же, уточняет, дурачась: -Вы – точно не созданной мной самим для повышения тонуса альтер-эго? А то мало ли, придётся отвечать за это…** -Это тоже из какого-то фильма? – после нескольких секунд ступора уточняет Гарри. Что ж, он почти привык к тому, что мальчишка сыплет цитатами из фильмов в любом удобном случае. -Ну Гарри, это же «Бойцовский клуб»! Что, нет? -Нет, - качает головой мужчина. -Необходимо восполнить этот пробел. -Как-нибудь, может быть. С крыши они слезают, когда вокруг уже кромешная темнота. Уже у себя в номере Гарри с удивлением обнаруживает, что они проговорили до двух часов ночи.