Телохранитель для Инквизитора

Вестница нашлась под утро. Она вернулась в свои покои уставшая, измотанная, осунувшаяся. На вопросы она не отвечала, посылая всех к демонам и не делая различий между простыми служанками, друзьями и власть имущими. Где она пропадала, даже ее Святейшеству знать не дозволено. За годы жизни среди шемленов, за годы правления Инквизицией она уяснила для себя нерушимое правило — никто не должен видеть ее слабость. А сил храбриться не осталось. Разрыдаться хотелось в Тени, склонившись над телом Железного Быка, но не позволили обстоятельства, необходимо было спасти мир. Слезы душили во время разговора с эльфом, но злость пересилила отчаяние. Единственная слезинка сорвалась с ресниц во время Совета, и из-за этого Эланне пришлось на несколько мгновений прервать свою речь. А уж после Совета… В ночной тишине пыльной дальней комнаты Зимнего дворца Халамширала, привалившись к кровати и обхватив колени рукой, плакала эльфийка. Эта девушка еще недавно была ловкой лучницей, бесстрашной Вестницей Андрасте, самой могущественной женщиной в Тедасе. А теперь… Она могла бы бороться, отстоять Инквизицию, противостоять новой угрозе, но какой в этом смысл, если все вокруг обман? Если друг обращает оружие против тебя, если союзники строят козни, стоит тебе отвернуться, если самый дорогой мужчина на земле решает тебя убить… — Страшно. Больно. Одиноко. Не любил? Лгал? Притворялся? — раздался позади тихий голос. Эланна резко обернулась и в полосе лунного света увидела мальчишку в широкополой шляпе. Он всегда приходил, когда его не ждали, но отчаянно в нем нуждались. Он лечил душевные раны и помогал прощать. В первую очередь прощать себя. Вот только Эланне это не нужно. С самого возвращения из Тени она старалась избегать встречи с Коулом, лишь бы тот не полез к ней в душу. — Хиссрад. Лжец. Обманщик, — продолжил дух. — Не надо, малыш, — попросила Лавеллан, чувствуя, как слезы накрывают с новой силой, мешая говорить. — Я… все это знаю. — Слаба. Страшно. Кто защитит? Калека. Никому не нужна. Все разрушено. Преданна. Ему преданна. Им преданна, — не останавливался дух, глядя прямо в искалеченную душу Инквизитора и игнорируя ее просьбу. — Ты не сможешь мне помочь, Коул, — эльфийка отвернулась и упрямо мотнула головой, стряхивая наваждение, порожденное голосом призрака. — Таким, как я, за короткое счастье приходится платить очень дорого. Ее тяжелый полувздох-полувсхлип щелчком кнута разнесся по комнате. Леди Вестнице потребовалось несколько минут, чтобы взять себя в руки и продолжить:  — И я это знала. Я была готова. — Лгать себе. Лгать всем. Никто не должен догадаться. Пусть думают, что сильна. Рваные фразы Коула, как арбалетные болты, пущенные Бьянкой, попадали в самые больные места, пробивая насквозь панцирь, выстроенный Эланной из равнодушия и отчужденности. — Я и правда сильна, — вздохнула она, сжимая кулак, чтобы не разрыдаться в голос. — Он любил тебя. — Коул оказался прямо напротив Лавеллан и снова поймал ее взгляд. — Не мог иначе. Его Путь велел по-другому. Путь давно велел убить тебя. Он любил до последнего вздоха. Инквизитор не должна плакать, ведь Инквизитор это не совсем живое существо, а символ веры и надежды. Быть может, это одна из множества причин, по которой она больше не Инквизитор? Трудно выстоять против сильного врага, даже когда объединенный тобою мир готовится по сигналу атаковать. Но когда враг еще сильнее, а спасенные тобою метят клинком в твое же горло, это уже невыносимо. Распустив Инквизицию, у чьих истоков она стояла, чем она руководила, что привела к победе, Эланна перестала быть той, кого боялся и уважал весь Тедас. Без титулов плакать ни на йоту не легче. Слезы предательски хлынули из глаз, и Эланна изо всех сил зажмурилась, сдерживая порыв. Она потеряла все. — Нет! Нет! Нет! Лавеллан колотила паркет единственным кулаком и проклинала себя за все что сделала. За то, что поверила шпиону и подпустила его ближе, чем хотела; за то, что забылась и доверилась; предала и надеялась на прощение; не ожидала удара в спину… И не отстояла Инквизицию…

Я сделал все, И все оставил…*

— Это моя вина, — шептала она сквозь слезы, обхватив себя за плечо рукой. — Это я сделала его таким. Я убедила его в том, что после гибели «Быков», только Кун поможет ему остаться собой. — Я помогу, — Коул потянулся бледной ладонью ко лбу Эланны. — Не надо, — она отшатнулась от него, как от прокаженного. — Я сама. Мальчишка с недоумением следил за эльфийкой, которая вытирала рукавом беспрестанно катящиеся слезы, но упорно отказывалась забыть свое горе. Коул не понимал почему Эланна, имея выбор, желает оставить боль себе. — Я хочу помнить, — бесцветным голосом сказала она, — чтобы больше никогда не совершать таких ошибок. Я больше не сдамся, малыш. Она поднялась на ноги и словно проснулась. Коул уже исчез, не оставив после себя даже следов на пыльном полу. — Я не сдамся! — прошептала Эланна.

В моей игре Почти нет правил…