***
— Гарольд, иди сюда, пора завтракать! Подхожу к настежь открытому окну и выглядываю наружу. Окидываю внимательным взглядом окрестности в поисках маленькой чёрной тени, стремительно летящей к своей хозяйке. Погода просто восхитительная, сказочная, по-другому не скажешь. Яркое, медовое солнце дарит всему живому приятное тепло, при этом не создавая утомительного зноя, белые пушистые облака стайками проносятся над полями и лугами. Небо того самого молочно-голубого оттенка, какой бывает только по утрам, зелень, основательно помытая вчерашним дождём, сияет сотнями оттенков зелёного. Опускаю взгляд вниз и любуюсь пышными белыми розами, цветущими в центре огромной пёстрой клумбы. Майский сад, прекрасно видимый из любого окна в моей комнате, поражает буйством красок и умопомрачительными ароматами. Лёгкий ветерок услужливо доносит до меня запах цветущих вишен, яблонь и персиков. С наслаждением вдыхаю нежный, душистый, пряный воздух, чувствуя, как он пропитывает меня насквозь. Замечаю, как по чистенькой песчаной дорожке вальяжно прогуливается переливающийся скворец, выискивая взглядом пищу для себя и своей избранницы. Он изредка поднимает голову, гордо оглядывается по сторонам и издаёт тонкий свист, напоминающий трель детской глиняной свистульки. Вспоминаю, что не просто так стою у открытого окна, и повторяю клич, уже гораздо громче: — Га-рольд! Гарольд! Если сейчас же не прилетишь, будешь до конца жизни питаться кашей! Вижу, как с огромного старинного дуба, растущего в центре сада, срывается чёрная молния. Чуть наклоняю голову вправо, чтобы ворону было удобнее. Гарольд свечкой взмывает вверх и пикирует мне на плечо, обдавая волной прохладного воздуха. Птица довольно отряхивается, приглушённо каркает просительным тоном и начинает изучать меня блестящим глазом — бусинкой. Мягко улыбаюсь, сурово грожу ему пальцем и протягиваю блюдце с кусочками свежего мяса. Ворон за несколько секунд проглатывает завтрак и удовлетворённо щёлкает клювом. Укоризненно шепчу ему: — Гарольд, это неприлично, так быстро есть. Хорошо, что тётя Шарлотта не видела, она бы этого не одобрила. Ворон буркает что-то нечленораздельное и подставляет голову почесать. Не могу отказать ему в этом. Указательным пальцем осторожно перебираю ему пёрышки, чешу клюв, поглаживаю по спине. Гарольд закрывает глаза и прижимается к моей щеке, смешно щекоча мне кожу. Несолидно хихикаю и целую его в прохладный, блестящий клюв. — Ну всё, Гарольд, мне пора. Увидимся вечером! С этими словами снимаю птицу со своего плеча и подкидываю вверх. Ворон устремляется к дубу, прячется в его густой кроне и задрёмывает на одной из веток. C улыбкой закрываю окно и подхожу к шкафу. Пора одеваться, скоро начнётся завтрак. Мельком бросаю взгляд по сторонам и в который раз отмечаю, что сделала правильный выбор. Леди Гриффин предложила мне поселиться в одной из комнат с южной стороны дома, я подумала-подумала, решила остаться жить здесь и не прогадала. Большие окна до отказа наполняют комнату светом, создают ощущение воздушности и открытого пространства. Прямо под окном располагается прекрасный сад, один взгляд на который поднимает настроение до небес. К тому же, Гарольду очень удобно прилетать ко мне сюда. Решаю всё-таки отвлечься на пару минут и выпить чаю. Сажусь в кресло у окна и устремляю свой взгляд вдаль. Воспоминания, словно ждавшие моего расслабления, мощным потоком обрушиваются на меня. Вспоминаю, как прошло первое знакомство тёти Шарлотты с Гарольдом. После нашей первой встречи с леди Гриффин я в тот же день вернулась к Рей с Монти и привела их в шок тем, что я всё-таки оказалась племянницей столь знатной дамы. Без всякого сожаления выгребла все свои оставшиеся от пятидесяти дублонов деньги и без разговоров вручила их Рей, чтобы она ни в чём не нуждалась хотя бы первое время. Ошеломлённая брюнетка пыталась сопротивляться, но я была непреклонна. Собрала свои вещи, забрала Гарольда, зацеловала парочку до полусмерти и попросила Рей ещё несколько дней пожить у Монти, чтобы я могла оказать ей ещё одну услугу. Друзья (или всё-таки пара?) с радостью согласились, найдя ещё один повод прожить ещё несколько дней вместе. Они такого, конечно, не говорили, но это же ясно, как божий день. Дальнейшее пребывание Рейвен в доме её друга уже совсем не было необходимо, но что-то она не спешила возвращаться в свою заброшенную деревню, оправдываясь беспокойством за меня. Я, слушая все эти отговорки, лишь тихонько посмеивалась и бросала на подругу выразительные взгляды, та краснела, сбивалась, но продолжала гнуть свою линию. Монти искал любые причины, чтобы задержать у себя Рейвен, та искала поводы, чтобы остаться. Интересно, когда они уже перестанут выделываться и просто признаются друг другу, а главное, самим себе? Наверное, я не доживу до этого момента. Слова-словами, а я в тот же день переселилась в поместье леди Гриффин и вечером уже пила вместе с ней чай и с толикой грусти и восхищения слушала рассказы о своём отце. Нет, всё-таки мой отец не был подлецом по отношению к Авроре Ренел, это была искренняя и несчастная любовь, прошедшая сквозь десятилетия. Леди Шарлотта младше отца на несколько лет, она в подробностях рассказала, как она любила и жалела своего брата, какими сложными у них были взаимоотношения с родителями. Когда отца заставили жениться на другой, он впал в полнейшую апатию и в один прекрасный день бесследно исчез вместе со своей женой. Его родители очень гневались, отреклись от своего сына за неповиновение, запрещали тёте искать своего брата и так и умерли в неведении насчёт своего сына. Печально, когда семья распадается на две враждующие стороны. После этого тяжёлого разговора я собралась с духом и решила показать тёте Гарольда. Всё равно она рано или узнала бы о нём, лучше было бы сознаться самой. Сказать, что леди Шарлотта удивилась, когда я зашла в гостиную с вороном на плече, — ничего не сказать, но в этом изумлении не было страха или отвращения — того, что обычно испытывают люди при виде «вестников смерти». Я уверила её в том, что Гарольд несколько раз меня спасал, верно сопровождал большую часть пути и помогал, чем мог. Попросила птицу выполнить несколько команд, показала, что ворон очень умён и не доставит лишнего беспокойства. Чтобы ещё больше убедить леди Шарлотту, я решила рассказать историю своего путешествия целиком и указать на заслуги Гарольда. Тётя весь рассказ молчала, лишь внимательно разглядывала Гарольда. Тот, кстати, не проявлял ни малейшего волнения или настороженности по отношению к ней, понял, что всё в порядке. Когда я закончила рассказывать и покорно застыла, ожидая её решения, леди Шарлотта окинула нас взглядом, глотнула чая из своей любимой чашки, улыбнулась и попросила погладить ворона. Гарольд с радостью согласился, чтобы ему почесали голову, его благожелательность и решила его судьбу. На следующий же день тётя собрала всю прислугу и объявила меня своей племянницей, представила Гарольда и попросила не бояться его. Я щелкнула пальцем, и ворон под удивлёнными взглядами горничных вальяжно им поклонился, чем завоевал симпатию всей женской половины слуг. С тех пор Гарольд всегда сыт и доволен, его постоянно кто-нибудь подкармливает. Но ворон непременно прилетает завтракать ко мне и не даёт никому, кроме меня и тёти, чесать ему голову. Избирательная птица попалась, делает вид, что только аристократия достойна касаться перьев столь важной персоны. На следующий день после моего заселения мы с леди Шарлоттой пошли к судье Рата, где тётя официально признала меня своей племянницей, взяла под опеку до моего совершеннолетия и выделила мне ежемесячную сумму на расходы. Как только последняя печать была поставлена на этой бумаге, я ощутила, как камень с моей души куда-то исчез. Теперь Элиза не может вертеть мной, как хочет, не может поиграть и выбросить, да и вообще теперь это мало кому позволено. Первым делом я отправилась в полицию, бросила на стол перед изумлённым сыщиком бумагу, подтверждающую мою личность, и в недвусмысленной форме объяснила, что будет с ним, если он продолжит преследовать Рейвен, требовать от неё долг. Я ведь вполне могу заявить, что удерживали меня в тюрьме безо всякой на то причины, никого за такое по головке не погладят. Также заставила обомлевшего сыщика написать бумагу, что полиция больше не имеет претензий к моей подруге. После всей этой утомительной процедуры я заехала в дом к Монти и обнаружила парочку мило спящими в обнимку на диване. Как бы мне не хотелось не будить их, пришлось сделать это. Сунула встревоженной Рей бумагу, с удовольствием понаблюдала, как расширяются от изумления её глаза и объявила, что теперь она свободный от обязательств человек. Наспех попрощавшись с оторопелой парочкой, я с весёлым хохотом удалилась, не став им дальше мешать. Весь вечер я думала о том, все ли дела я переделала. Мысль об этом постоянно крутилась в голове, не давая спокойно жить, лишь в середине ночи я, наконец, вспомнила, что забыла сделать очень важную вещь. Как была, в ночнушке, растрёпанная, подбежала к письменному столу, схватила листок бумаги, перо и судорожно начала писать письмо одному очень важному для меня человеку. Да, это было письмо трактирщику. Я же обещала перед отъездом из Луана послать ему письмо, когда всё образуется, и чуть об этом не забыла. Попросила его передать сиру Рональду, что со мной всё в порядке, что я надежно защищена от происков Элизы и просто по-человечески счастлива на новом месте. Послала горячий привет Роберту и Воину, пообещала приехать через некоторое время. На этом моменте рука задрожала, но я собралась с духом и дописала: «Вот эти бумаги через прислугу передай Элизе, пусть знает, что теперь не она является моим опекуном. Теперь мне уже ничего не страшно, я не боюсь гнева этой змеи. Напишите мне, как только сможете. Целую. Леди Кларк Гриффин, обретшая наконец покой и семью». Глубоко вдохнула, резко выдохнула, поставила на конверте обратный адрес и облегчённо улеглась дальше спать. Счастье и спокойствие обрушились на меня всем своим существом. Никогда я ещё не спала так крепко, как в ту ночь.***
Ну вот и всё, чашка чая допита, воспоминания на время отступили. Бросаю взгляд на часы и ахаю — я опаздываю уже на три минуты. Ставлю чашку на столик, вскакиваю с кресла и опрометью бегу к шкафу. Широко открываю створки и выбираю кремово-бежевое платье простого покроя. Надеваю его и с нескрываемым удовольствием оглядываю себя в зеркале. Гладкая шелковистая ткань потоками живописно ниспадает с пояса, не путаясь и не мешаясь в ногах. Тщательно расчёсываю волосы, не собираю их в хвост, лишь прикрепляю шпильками боковые пряди. Бросаю последний взгляд на своё отражение и выбегаю из комнаты. Леди Гриффин меня наверное уже заждалась. Уже больше полугода мы завтракаем вместе.***
Лёгкий ветерок лениво колышет простые ситцевые занавески. Окно открыто настежь, но в комнате довольно темно: солнце ещё не показалось из-за горизонта. Пожилой мужчина мирно похрапывает в своей кровати. Но вдруг из коридора доносится громкий топот, дверь в спальню со скрипом распахивается и взволнованный юноша залетает внутрь. Негромко зовёт: — Отец! Оте-ец! Мужчина бормочет что-то нечленораздельное и переворачивается на другой бок. Запыхавшийся парень подходит к кровати отца и нетерпеливо трясёт за плечо. Трактирщик резко просыпается, широко зевает и чрезвычайно сердито ворчит в ответ: — Чего тебе, Роберт? Зачем ты, окаянный, будишь меня в такую рань? Юноша кладёт ему на колени письмо. — Мне его в порту передали, сказали, что оно срочное. Трактирщик кивает сыну, берёт письмо, осматривает его со всех сторон, читает имя отправителя, громко охает и дрожащими руками нетерпеливо разрывает конверт. Из него выпадают два документа и лист, исписанный красивым, ровным почерком. Несколько минут трактирщик вчитывается в строки, пока парень ошеломлённо читает документы. Отец и сын одновременно перестают читать, переглядываются сияющими взглядами и в унисон шепчут: — У неё получилось! Они меняются бумагами и окончательно теряют дар речи. Роберт в полнейшем восторге, трактирщик изумлён до крайности. Мужчина несколько секунд с трудом переваривает полученную информацию, осознаёт случившееся и радостно воздевает руки к небу: — Хвала небесам, наша малышка Кларк наконец-то нашла своё счастье! Роберт, ты знаешь, что делать. Загляни сначала к сиру Рональду и только потом к леди Элизе, хорошо? Парень коварно улыбается, ехидно кивает и пулей радостно вылетает из комнаты. Трактирщик довольно потирает руки. — Наконец-то что-то заставит эту старую змею рвать у себя волосы на голове от бешенства!***
Оглушительный вопль чистой ярости, а потом и ругательства, которые донеслись из дома леди Элизы около полудня, слышали не только все слуги, но и десятая часть Луана. Потом ещё неделю кумушки на городском рынке судачили на эту тему, злорадствовали над Элизой и гадали, что могло довести её до белого каления. В поисках ответа самые смелые обратились к трактирщику, как к близкому другу этой семьи, но тот лишь ухмылялся и ничегошеньки не рассказывал, хотя ему даже деньги за это предлагали. Кумушки злились, сетовали, но ничего не могли с этим поделать. А трактирщик, когда эти дамы проходили мимо, намеренно делал лицо непроницаемым, посмеивался над ними и загадочно улыбался. Конечно, такое лучше держать в секрете до поры до времени.