О ТАНЦАХ И О ЛЮБВИ... ЧАСТЬ 2.

***** Вадим захлебывался от ярости и ненависти! Он ждал - ждал долго! Очень долго. Месть - это блюдо, которое подают холодным. Старая истина. Этот щенок, Женька, с которым он творил, что хотел - посмел его бросить. Но ни три с половиной недели, прошедшие с того дня, когда его настолько унизили, ни понимание, что никакие личные чувства в нем особо-то и не задеты, так - скорее, болезненное самолюбие, которое, походя, прищемили достаточно сильно - не уняли этой клокочущей ненависти, требовавшей такого же клокочущего выхода. Он - отомстит! Отомстит жестоко и получит от этого большое удовольствие. И, может быть, даже на какое-то время - очень небольшое время! - вернет все, как было. И все это время будет чувствовать себя королем. А потом - вышвырнет недрогнувшей рукой эту, предавшую его, тварь. Но, сначала, напомнит ей - кто же настоящий хозяин. И сейчас... Сейчас будет то самое, что снилось ему ночами - каждую ночь, все эти три с половиной недели! - доставляя удовольствие, помогая перетерпеть еще один день, еще одну ночь. Это был приятный сон. В этом сне его противник - запуганный, заплаканный, избитый - стоя на коленях просил его пощадить. Пожалеть. Не добивать. И совсем скоро - с минуты на минуту - этот сон станет явью. Никому ненужный, идиотский праздник открытия сезона уже закончился. Танцоры, родители мелких, новые малыши, только принятые в клуб, начали расползаться. Кто - домой. Кто - в машину, через пол-Москвы, и опять же - домой. В их клуб детей таскают со всего города - престижный, многообещающий, дающий отличную подготовку. Только народу из-за этого - слишком много. Он очень боялся, что тот, кого он намерен сегодня проучить - уйдет раньше. Но - нет, повезло. Торчал в зале, со старшими ребятами, даже о чем-то трепался с тренерами. Все названивал по своему мобильнику - выяснял, сволочь, кто кого и где будет встречать. У своего мерзавца выяснял. Всё надеялся, что мерзавец его заберет прямо из-клуба. Но тот - очень кстати! - не смог, отмазался какими-то делами, сказал, что будет ждать дома. Чем дал человеку отличный шанс выполнить задуманное уже сегодня. Вот, прямо сейчас. Вадим был абсолютно уверен в своей правоте - никто и никогда не смеет не считаться с его желаниями и интересами, это же так понятно. Это так правильно! Он исходил из этого основополагающего для всех принципа, когда, во время поездки в Миколайки, на известнейший польский танцевальный турнир, где с большой любовью относятся к ребятам-танцорам из России, пошел на поводу у своих всегда внезапных желаний и решил поразвлечься с этим худощавым, молчаливым щенком, показавшимся ему в ту минуту симпатичным... Всего-то, что надо было - немного напоить в баре дурака, который даже не возражал - доверчиво глотал то, что наливали - а потом резко затащить к себе в номер. Где он уже ни в чем себе не отказывал. Правда, щенок оказался неподготовленным, пытался сопротивляться, пришлось поднажать. Удовольствие, в результате, было, явно, не таким, на какое он рассчитывал. Вместо приятно проведенного времени - почти драка. Он, конечно, своего добился, но какой ценой. Пришлось даже пару раз врезать новоиспеченному любовничку, чтоб не выпендривался, что, почему-то, привело того в зомбированное состояние души, после чего он беспрекословно выполнял все требования и приказы. В том числе - с готовностью получал по морде. Вадим так до конца и не поверил, что это всё искренне - он считал, что это такая изощренная форма мазохистской игры, которая устраивает их обоих. Для него стало очень неприятным потрясением, когда он убедился, что эта игра перестала устраивать вторую половину... И более того - на его, Вадима, место, очень быстро, буквально, за один день - нашли замену. Вот этого самого мерзавца, непонятно откуда выскочившего. Сперва Вадим тешил себя надеждой, что мерзавец - местный, крымский. А, значит, есть шанс, что в Москве все пойдет нормально - по-прежнему. Но мерзавец, травмированный урод, будь он неладен, оказался москвичом, вернулись эти гады в Москву вместе, и продолжали радоваться друг другу, как два недоумка. И, при этом - почти не расставались. Что очень мешало Вадиму осуществить свою акцию возмездия. И дело было совсем не в том, что он испытывал ревность или страдал - да еще чего?! Просто он еще не наразвлекался до конца с этим щенком и пока никуда его отпускать не собирался. Правда, и держать долго рядом с собой не планировал - думал избавиться от него еще до конца года. Но - сам. Сам! А не так... Когда его просто перестали замечать, как пустое место. Вадим не выносил, когда его - не замечали. И искренне был уверен, что стоит пару раз врезать этому придурку, Женьке, как все вернется обратно. Щенок опять будет бродить за ним, как тень и слушаться малейшего свистка. Соратники по клубу, между тем, почти разошлись. Уже даже уехали тренеры. Малыши давно разбежались. Вадим все приготовил заранее - со всеми попрощался, сделал вид, что ушел домой. Он даже проверил, открывается ли дверь черного хода, ведущая из холла первого этажа на заднюю сторону здания... Там - неоконченная стройка и небольшая стихийная свалка, учиненная жильцами соседних домов. Это гораздо лучше, чем шестиполосное шоссе, по которому постоянно несутся машины, и парк через дорогу, находящиеся со стороны главного входа... Поэтому щенка надо заловить до того, как он из здания выйдет. Тремя этажами выше зазвучали в тишине легкие одиночные шаги. Кто-то спускался. Один. По всем расчетам - он. Тот, кто ему нужен. Щенок. Вадим замер в нише под лестничным пролетом, ведущим на первый этаж. Вот, сейчас! Наконец-то! Мысль о том, что щенок побежит жаловаться, напишет на него заявление - даже не приходила ему в голову. Слишком много тот позволял по отношению к себе все эти месяцы. Если тогда не написал - чего сейчас-то писать? Он просто накажет зарвавшегося дурака, напомнит ему - его место. А потом, может быть, даже немножко пожалеет. Как раньше. Он еще сам не решил... Щенок всегда так трогательно-доверчиво смотрел, когда он его жалел - ну, после того, как бил по морде или, до хруста, выламывал руки. Смотрел - словно, ждал чего-то. Или - надеялся, что это всё - в последний раз. Наивный! Вспоминать о том, что, в последний раз - когда они столкнулись лицом к лицу, еще там, на сборах - щенок смотрел с ненавистью и даже бросился на него с кулаками, было неприятно. Настолько неприятно, что это давящее воспоминание срочно требовалось заменить другим - любым, в котором не было бы этих ненавидящих глаз и сжатых кулаков. Шаги звучали уже на втором этаже. Вот сейчас. Сейчас... Пора! По лестничному пролету сбегал молодой парнишка, в спортивном "трене", джинсах и кроссовках, со спортивной сумкой на плече - высокий, худощавый шатен с глазами цвета молочного шоколада. Женька Гончаров. Настроение у него было отличное! Он улыбался. Праздник открытия нового сезона прошел прекрасно, ежегодный набор в клуб превысил все ожидаемые пределы - восемнадцать новых малышей! Практически, девять готовых пар! Не каждый клуб к началу сентября может похвастаться такими результатами по набору. А теперь Женька торопился домой - там его должен ждать Герман. Жаль, конечно, что он не смог приехать сюда, в клуб - Женька очень хотел, чтобы Гера посмотрел, как, после летних каникул, начинает свою ежегодную работу клуб "Кристалл". Но - ничего! Фоток на мобильнике на первый раз хватит. Он уже представлял, как, после ужина, они заберутся с ногами на диван, и, развалившись друг на друге, будут рассматривать сегодняшние женькины фотографии. Герка будет склонять голову набок, рассыпая свои русые пряди волос, разглядывая незнакомые лица и непривычную обстановку танцевального клуба, а Женька будет рассказывать ему, кто есть кто, показывать своих маленьких учеников... И осторожно, стараясь делать это незаметно, будет прикасаться губами к шее Герки. А Герка старательно будет делать вид, что ничего не чувствует, внимательно разглядывать фотки. Улыбаться. И только стайка мурашек, разбегающаяся по коже под целующими ее губами, будет выдавать его с головой. А Женька будет всё глубже и глубже запускать пальцы в русые волосы, гладить подставляемую ему с радостью шею, целовать её. А Герка будет нервно-возбужденно прикусывать дужку снятых элегантных очков, которые он носит только дома, когда никто не видит, только Женька... Чтобы глаза отдохнули от напряжения. А потом Женька аккуратно заберет у него из рук очки - чтобы не разбились - и Герка даже не заметит этого. И они забудут, чем занимались на диване несколько минут назад, забудут про фотографии. И весь мир сузится до одного-единственного имени. Герман. Как здорово, что он появился в его жизни! Кстати, а он не забыл мобилу в раздевалке? Словно, в ответ на этот вопрос в заднем кармане джинсов завибрировала трубка. Женька потянул телефон из кармана, одновременно нажимая кнопку приема. Пошло соединение. И в этот момент на него сзади обрушился удар. Подлый, в спину. На мгновение Женька потерял ориентацию в пространстве. Он пролетел метра два и ударился об угол колонны в холле - лицом, грудью, животом. Упал. В голове загудело - как набат. Какая-то сила вцепилась в волосы и поволокла его назад. То, что сзади - Вадим, Женька понял почти сразу же. Он узнал руку, тащившую его за волосы, узнал злобно-хрипящее придыхание, которое Гончарову было очень хорошо знакомо.Но Женька не собирался сдаваться! Просто нападение было слишком... неожиданно. Вадим сдавил локтем, зажал Женьке горло, заломил назад левую руку и, пользуясь внезапностью, сумел вытащить его через дверь черного хода на задний двор здания клуба. С размаху ударил кулаком в лицо. А потом одним броском швырнул с маленького крылечка - в три ступеньки - на землю. Но он не ожидал такого яростного сопротивления!. Женька, о котором он думал, что ему будет достаточно двух ударов, чтобы привести его в чувство, напомнить, как себя положено вести - особенно после того, как тебя оттрахали в номере польского отеля - словно, с ума сошел! Да, конечно, первым ударом Вадим разбил ему лицо. И прежний Женька уже сжался бы, закрывая лицо и жмуря глаза. А этот - захрипел, зарычал - и как метнулся с земли на Вадима - молотить кулаками! И наплевать, что по роже кровь течет. Ну, Вадим и сорвался! И бил уже в полную силу, чего, честно говоря, изначально не хотел. Кулак со злостью входил женьке в лицо, в шею, в солнечное сплетение... Но, чем злее он бил - тем яростнее, не обращая внимания на травмы, сопротивлялся и даже пытался нападать Женька. Конечно, Вадим его уделал в результате! Все же, семь лет разницы, а Женька еще и худосочный, тощий, можно сказать. Дрались они между свалкой и стройкой, зрителей вокруг не было. Вадим бил жестоко, безжалостно, голову, привычно, затуманило неконтролируемое бешенство. Бил руками, ногами. Ногами - даже больше. Лупил уже упавшего Гончарова ногой в модном ботинке с узким носом, чувствуя, как под ударами вздрагивает, дергается Женька, рвется ткань одежды, поддается рассеченная кожа. Когда всё закончилось, запыхавшийся, измотанный, он стоял и смотрел, как у его ног, рядом с кучей мусора, корчился, сотрясаясь мелкой дрожью и хрипло дыша в грязь на земле, Женька Гончаров. Весь в крови, "трен" разодран, разбитое лицо заплыло, отекало на глазах. Так Вадим тоже не хотел! Он собирался проучить - а не добивать. А сейчас Женька выглядел так, будто его пару раз пропустили через молотилку. Вдруг нахлынуло воспоминание о женькином теле - таком послушном, покорном. Таком красивом. Которое Женька почему-то решил у него отобрать. Хотя ему никто не разрешал! Вадим присел на корточки, прихватил Женьку за волосы, потянул вверх, заставил приподнять голову. - Ну что, поганец, понял? Как и кого надо слушаться?!... - ему хотелось сказать что-то весомое, значимое, чтобы унизить, придавить... Но сбивал вид текущей по лицу Женьки, по рукам и груди, крови... Вадим понимал, что боль, которую Гончаров сейчас испытывает, сильно затрудняет процесс нравоучительного общения... - Сука. Подонок... - Женька, смотревший на него с ненавистью, даже не прошептал - зло выплюнул, прохрипел эти слова. Было видно, что от боли он не может даже пошевелиться. - Что ты сказал, тварь малолетняя?!... Мало я тебе рожу бил?!... Вадим даже не успел замахнуться, как Женька, видимо, собрав последние силы, смачно плюнул ему в лицо... - Ах ты ж сука! Он, в бешенстве, поднял руку. - Мама! Мам!... А мы теперь сюда, в клуб, каждый день ходить будем?... - звонкий детский голосок прорезал темный августовский вечер, уже переходивший в ночь. Черт! Откуда здесь дети?!... Все дети уже должны лежать по койкам - и спать! И, явно, их, клубные. Вадим замер с поднятой рукой... От шестиполосного шоссе, от пешеходных дорожек его отгораживала та самая куча мусора, которая надежно укрывала от глаз прохожих окровавленного, избитого Женьку... - Ну, ма-а-а-ам... Каждый день? Вот именно, мамаша, шевелитесь там быстрее - и проваливайте на хер! Не до вас тут! - Ну, если ты не будешь после каждой тренировки сразу бежать в МакДональдс, как сегодня. Тогда - каждый день. А, иначе, ты станешь толстая и тебя отчислят из клуба. - судя по звукам мамаша зачем-то хлопала дверями машины, видимо, укладывала что-то на заднее сиденье. Вообще-то, сейчас на месте Женьки Вадим уже давно звал бы на помощь. Тетку, девчонку - не важно, лишь бы ему помогли. А этот - молчит, блять, гордый. Вадим покосился на Гончарова - и ему не понравилось, как тот замер. Даже хрипеть перестал. Помер, что ли? Вадим наклонился над ним, всмотрелся - нет, живой. Просто сознание потерял. В это время заурчал мотор, машина выехала со стоянки. А еще - в паре метров от себя Вадим увидел что-то светящееся, непонятное. Когда он подошел и присел - то увидел женькин телефон... Неподалеку валялась его же спортивная сумка. Мобильник. А мобильник не просто валялся - он был включен. Время разговора, отсчитываемое на экране, составляло на этот момент - шесть минут сорок секунд. Значит, шесть минут сорок секунд - все то время, что он избивал этого щенка - кто-то на другой трубке... Что? Слушал? Слушал?!... Как он метелит Женьку?! А КТО это?! Вадим поднял трубку, приложил к уху, прислушался, затаив дыхание. То, что связь есть, работает, и на другом телефоне к его дыханию внимательно прислушивается человек - он понял сразу же. Из трубки фонило напряжением и ненавистью. Он снова скосил глаз на экран.. У Идиота Женьки и мобильник идиотский! Время разговора показывает, а имя контакта - нет. Черт, да кто же там?! Молчание в трубке было просто угрожающим. Человек слушал - и не отключался. Главное - не подавать голоса, никак себя не обозначить. Словно в ответ на его мысли - трубка ожила. Тихий, закаменевший в ненависти, странно знакомый мужской голос. - Ты - труп, Вадик... Ты - труп. И связь прервалась. Вадима как кипятком обдало - его узнали. Он с опозданием вспомнил, что имел неосторожность сказать пару фраз - громко, отчетливо. Ну откуда он мог знать, что этот придурок выронит включенный телефон, а связь от удара о землю - не отключится?! Он вскочил, уже понимая, что надо срочно уходить, в ярости еще пару раз ударил Женьку ногой. Тот, по-прежнему, был без сознания. Нанося последние удары, Вадим не заметил, как у него из заднего кармана выскользнула и упала рядом с кучей мусора позолоченная зажигалка - подарок очередной незапоминающейся пассии. Пассия забылась, подарок - остался. Он попытался вызвать на мобильнике список последних звонков - его интересовало имя абонента. Понажимал кнопки. Последней в списке высветилась идиотская аббревиатура - "ЭМЭМ". Ну, и что это за хня?! Понятно, что мужик - но кто?! Перезванивать он не рискнул. Уходя от мусорной кучи еще раз обернулся на лежащего на земле, зверски избитого Женьку. Тот не шевелился. Почему-то вдруг вспомнилось, как Женька смотрел на него раньше своими глазами цвета шоколада. Смотрел с надеждой, словно силясь разглядеть что-то глубоко скрытое, спрятанное на самом дне. Что-то, что, как ему казалось, обязательно должно быть Может... Может, ему "Скорую" вызвать? Да ну, нафиг!... Проблем потом не оберешься! Щенок получил своё - и будет молчать. Вадим в этом уверен. А вот - кто ему угрожал по трубке? Еще же надо будет разобраться с тем, кто его узнал, как-то выяснять - кто это. А пока надо сваливать отсюда побыстрее - мало ли, кого занесет. И Вадим уверенно зашагал к пешеходному переходу, в ту сторону, где метро. ***** Пальцы в очередной - наверное, сотый за вечер - раз запнулись, замерли. И - соскользнули с клавиш. Он так и сидел у рояля - уронив руки в колени, ссутулившись, смотрел куда-то в угол. Прядь русых волос мягко сползла на щеку, закрывая левый глаз, лицо... Он этого не заметил. Казалось, он сам не понимал, что перестал играть. - Гера... Ну, что с тобой?... Что случилось?... - Педагог, стоявший у рояля, смотрел пристально и сочувственно. - Давай-ка я тебя сегодня отпущу, а?... Иди-ка ты домой... Отдохни...А завтра мы с тобой всё доработаем! Герман чуть двинулся на стуле, поднял голову, вопросительно посмотрел на педагога. - Иди-иди... Выспись, отдохни... А завтра приходи - отладим финал... Сам видишь, сегодня все бесполезно... Похоже, ты перезанимался... Надо паузу сделать. Педагог был спокоен: Герман Карташов - умница, отличный музыкант, действительно, подающий большие надежды, как композитор - и студентом был отличным. Сделать такому поблажку - да еще когда он в таком состоянии - нормально. Гера сгруппировался, собрался с силами, поблагодарил педагога, собрал ноты, взял сумку. Выйдя в коридор, подошел к окну, бросил сумку на подоконник, прижался разгоряченным лбом к странно холодноватому стеклу. Ему давно уже не было так странно плохо, как сегодня. Наверное, с лета - с того момента, когда он увидел, как этот здоровый, самодовольный мерзавец, как само собой разумеющееся, ударил по лицу Женьку. Его Женьку! С которым Гера на тот момент еще не был знаком. Его впервые тогда затопило это странное ощущение - ярость, нежелание смиряться с происходящим, чувство собственной беспомощности, переплетенные в один удушающий узел - требовавшее немедленного выхода! Казалось, стоило пробыть один на один с этим чувством еще хотя бы час - и оно раздавило бы Герку, не оставив от него следа. Именно оно заставило его тогда, в Крыму, нарушив весь план, так тщательно разработанный в Москве, сделать то, что он сделал. Сперва - озадачить Женьку, заинтриговать его, поразить - внезапно появляясь в его номере и, также внезапно, исчезая. А как тяжело было договариваться с дежурными по этажу, открывавшими ему чужой номер и страшно боявшимися, что он, всё же, вор!. Потом - оказаться в его постели, любить его, чутко ловя малейшее пожелание, намек, импульс. Сводя Женьку с ума - и сходя самому. А потом - рискнуть спиной и болевым шоком, чтобы разбудить Женьку, заставить его очнуться. Напугать до ужаса, до отвращения. Отучить безропотно принимать удары. Хотя вот - до отвращения, как раз, и не получилось. Судя по тому, как Женька терпеливо и преданно всю ночь лечил в номере его исполосованную спину, с отвращением у Герки не получилось. Карташов вспомнил, чего ему стоило встать на ноги и доползти до женькиного номера - после того, как эти два алкаша, радуясь внезапно обрушившимся на них деньгам, в четыре руки лупили его по очереди какой-то хренью, похожей на самодельный кнут... И очень старались отработать полученную сумму. Отработали так, что Герка тогда, действительно, еле встал. спина еще долго напоминала о себе. Женька очень расстраивался. И - старательно лечил его спину у местного светила медицины, найденного братом. Женька был не первым его парнем, но, с того момента, как Герка увидел эти глаза цвета шоколада - явно, единственным. И Карташов был счастлив! Его беспокойная, где- то - авантюрная, жадная до жизни - натура, постоянно, словно бы, подталкивавшая его под локоть - а, давай еще туда ввяжемся, а, давай, вот это на себя примерим! - с появлением в жизни Германа Женьки обрела ту, так необходимую ему стабильную составляющую, отсутствие которой так угнетало и мучило раньше. Словно, он что-то потерял - что-то важное, самое бесценное в жизни - и долго не мог найти. А, увидев Женьку - нашел. Женька был ему необходим. И при том, что был на полтора года старше Германа, вызывал он у него желание заботиться и опекать, защищать и баловать. А еще - плавиться от его прикосновений, растворяясь в них и подчиняясь им. Герман Карташов с первого взгляда влюбился в Женьку Гончарова. Влюбился по-настоящему. Когда им помогли встретиться в парке пансионата - когда Германа под руки, буквально, принесли туда, на лавочку, какие-то люди - его, еще ни разу в жизни не подводившая, интуиция сразу просигналила, что у "встречающей стороны " дело обстоит - так же. И Женька - мягкий, добрый, ласковый - тоже влюбился. Влюбился настолько, что смог совершить маленькую отдельно взятую революцию в самом себе и освободиться от засевшего в нем после близкой встречи с Вадимом шока. Освободиться - ради Германа. Правильно сказали в одном старом детском мультике - "По подвигу - и награда". И, если наградой для Женьки, каким-то чудесным образом, стал он, Герман, то Женька свою награду и получил - в полное и безраздельное владение. Герман, в свои девятнадцать лет, уже достаточно давно сам определял свою жизнь. Сам в восьмилетнем возрасте записал себя в музыкальную школу - просто зашел в первый попавшийся кабинет, отодвинул от пианино какого-то опешившего мальчишку и сыграл обалдевшей тетеньке-педагогу последнюю придуманную им "музыку"... И спросил её сурово - "Ну?...". И потом тетенька-педагог, забыв про прерванный урок, бегала с ним за руку по этажам, к директору - объясняя, рассказывая, хватаясь за голову. Заставляя его, то и дело, садиться к роялю и снова играть "музыку"... В порядке исключения его записали в середине учебного года - потому что он был "талант". Сам поступил в консерваторию. А за год до этого, в одиннадцатом классе, сам рассказал маме, что у него есть парень, который ему нравится. Собственно, рассказал бы и раньше - но с год пришлось подождать. Мама в очередной раз была беременна, на раннем сроке, и Герман решил, что такая новость - не самое приятное, что может услышать беременная женщина. Маме и так хватало суеты с двумя его младшими сестрами и младшим братом. Отцу он тоже тогда сказал, ну так, для порядка. Отца Герман называл просто "Валера" и видел его раза три за всю свою жизнь. Он развелся с мамой, когда Герке было два года. Видел в восемь лет - когда того посадили за групповое ограбление. Видел в восемнадцать, когда тот вышел. Тогда и сказал. И еще уточнил, что валерино мнение для него - ничего не значит. Говорит он ему - так, чтоб Валера себя дураком не чувствовал, потому что семья все знает. И, если у Валеры какие-то неправильные реакции, то он может держать их при себе - Герке на них нас... то есть, чихать. Просто тогда, чтоб Валера ему никогда в жизни не звонил и не мечтал увидеться. А, поскольку у него, Германа, и у всех его братьев и сестер отцы были разные, то, как ни крути, Герман получался единственным валериным сыном. Валера тогда попросил день на размышление - попросил вежливо - и на следующее утро перезвонил и сказал, что все в порядке. Что он все понимает, и Герка пусть делает так, как считает правильным, а сам Валера - на все согласен. Только, чтоб общаться... А Герка еще и музыкант - а у творческих людей, он, Валера, точно знает, это нормально и разрешается. За что и был удостоен - совсем недавно - третьей встречи, когда Герман, расщедрившись от переполнявшего его счастья, познакомил Валеру с Женькой. Валера вел себя прилично, старался, чтоб ребятам было хорошо и спокойно, а теперь, когда звонит - обязательно передает Женьке приветы. Как и мама. Мама тогда, когда он ей все рассказал, повздыхала, держа на руках малыша, сказала, что Герка у нее всегда был "не от мира сего, загадочный". Вон, музыкантом сам стал. Но вокруг нее прыгали еще трое, и сильно переживать ей было некогда. Ну, раз так - значит, так. Лишь бы Герке было хорошо. Она согласна. А бабуле и соглашаться не надо было. Она просто Герку любила и была первым человеком, к которому Герман привез Женьку - знакомиться. Показать то самое пианино, которое обожал и на котором сочинял свою первую "музыку"... А играть его учила бабуля. К которой он теперь железно ездит раз в две недели - помочь, убраться по дому, затоварить продуктами. А теперь они с Женькой ездят вместе. И когда Женька - еще в Крыму - заикаясь и запинаясь, спросил, не хочет ли... ну, не думает ли... ну, может быть... Герман согласится... - жить вместе? - Герка просто сказал - да!... Сам уже понимая, что никуда Женьку от себя не отпустит. Ни на шаг. Ни на одну секунду. Женька был таким... искренним, таким мягким и нежным, что у Германа, при взгляде на него, иногда просто перехватывало горло. Как можно было причинять боль - такому?! Вот такому, как Женька?! Можно было пытаться бить его, Германа - и получать в ответ пробитую голову, порванную, к чертям, глотку, переломанные руки и ноги. Вторая часть его натуры - явно, производная от Валеры - иногда толкала на аферы и авантюры, требовала сильных ощущений от жизни, умела скалить зубы и защищаться. Но слишком весомо и убедительно на это всё легла - музыка. Основные впечатления по жизни Герман получал теперь именно в музыке - создавая, проживая ее, сочиняя. И авантюрное, летнее приключение с пацаном, которому надо было поставить голову на место, было, по сути, последним, которое его заинтересовало. После него Герка планировал со всякими подобными вещами "завязать". Что, собственно, и произошло. Вернувшись в Москву, Герка сделал пару звонков, сообщил, что "выходит в запас" и более подобные предложения он не рассматривает. Это вызвало бурю эмоций и переживаний - худощавый, стройный, красивый, с русыми волосами и неожиданно черными глазами, Герман способен был привлечь чье угодно внимание. Добиться любого нужного результата. Его пытались уговаривать. Пытались даже надавить. Но Герман тут же "включил" родственные с Валерой корни, популярно, на пальцах, объяснил, что будет, если... И его оставили в покое. Женька, конечно, переживал. Пытался своими, как ему казалось, очень хитрыми, а, на самом деле, абсолютно наивными и трогательными вопросами, узнать - а как Герка, вообще, в этом оказался замешанным? Зачем ему это было нужно? А... он еще думает... ну, делать... что-то подобное? Герка целовал его - и успокаивал. Целовал - и объяснял, что уже всё, всё закончилось. Целовал - и рассказывал... Да, он рассказал Женьке парочку своих самых безобидных приключений... Чтобы лишний раз не тревожить. Разумеется обо всем, на что Герман пару раз пошел в поисках экстрима, Женьке даже догадываться было нельзя! И о том, что все эти впечатления выливались в музыку - тоже. Рассказанные веселые, смешные приключения - действительно, имевшие место быть - Женьку развеселили - и успокоили... И - стало хорошо. Очень хорошо. Черт, что-то он развспоминался не по делу... И это вместо того, чтобы лететь домой, на съемную квартиру, которая стала для него теперь такой родной и любимой - потому что там его уже должен ждать Женька, вернувшийся из клуба. А Герман хотел успеть первым - и приготовить женькину любимую паэлью. Все же, у него праздник - танцевальный сезон начался. Да, надо идти... Интуиция тяжело, истерично ворочалась внутри, потихоньку беря за горло, вынуждая подрагивать руки. Не домой. Не домой. Твою мать, да что с ним, вообще, происходит?! За спиной, мимо него, прозвучали торопливые, легкие шаги. Скрипнула старая дверь аудитории. Зазвучали голоса. Голос своего педагога Герман узнал, а вот второй - молодой, взволнованный, торопящийся - был ему незнаком. Видимо, кто-то из студентов прибежал зачищать "хвосты". Герман к разговору не прислушивался, пытался заставить себя идти домой. - Карташов?... Герман?... да вот он, у окна... Гера, это - к тебе. Интуиция, не раз, буквально, спасавшая ему жизнь, подсказавшая летом единственный подходящий вариант - как помочь Женьке - завыла в голос, забила в набат. Вот оно. То, что не давало Герману спокойно уехать домой, заставляло стоять тут, в коридоре, у окна. Стоять и ждать, когда за ним придут. Герка рывком развернулся. К нему подходил невысокий, очень худенький, даже хрупкий, юноша, явно, младше - почти мальчишка - с соломенно-золотистыми волосами. Серая футболка, джинсы кроссовки. Смотрел на Германа внимательно и серьезно. Еще до того, как юноша открыл рот, Герман уже знал. Женька! Что-то случилось с Женькой. Сердце заколотилось в горле, сжались кулаки. - Гера?... Вы только не волнуйтесь. С вашим другом, Женей, неприятности. Но он - жив! Вы слышите?! Жив! "Жив!"... Главное - жив. Парнишка смотрел серьезно и внимательно, даже строго - ни капли жалости, ни капли сочувствия... Это был единственный взгляд, который Герка сейчас мог выдержать. И он был благодарен парнишке за этот взгляд. Он не позволял расслабиться. - Его избили. Сильно избили. Ребята повезли его к врачу. Мы - за вами, поехали... Пожалуйста.... Это "пожалуйста" в конце было таким... трогательным. Так бы мог сказать Женька. - Какие... ребята?... - Герман с изумлением услышал свой собственный голос. Оказывается, он еще мог говорить. - Наши ребята. Хорошие ребята. Поехали. Пожалуйста... - и парнишка даже подергал его за футболку. Очень аккуратно. И - они, не сговариваясь, плечом к плечу, побежали по коридору, к выходу. На улице, у самого здания консерватории, вопреки всем существующим правилам парковки, врубив все имеющиеся "габаритки" и переливаясь, как новогодняя елка, стояла красная "Ауди". За рулем сидел черноволосый, черноглазый юноша, который врубил "газ" еще до того, как они, прыгнув на сиденья - Герка оказался на пассажирском, рядом с водителем - захлопнули за собой двери машины. Красная "Ауди" - как сигнал ночной тревоги - мчалась на запредельной скорости сквозь ночную Москву. Водитель - черноволосый, красивый юноша - пару раз, повернув голову, посмотрел на Герку. А потом, не отрываясь - на дорогу. Точно такой же взгляд. Внимательный, строгий - ни капли жалости, ни капли сочувствия. Казалось эти парни - оба - понимают, каково ему сейчас. Именно - понимают. Словно, сами пережили что-то подобное - когда чувство, что вот-вот потеряешь своего единственного в жизни человека, сводит с ума и взрывает сердце. - Кто ... его? - Герка спросил в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь. Почти прошептал. Но его - услышали. - Мудак из его же клуба. Некто - Вадим. Тварь еще та... - отозвался водитель, не отрываясь от трассы. - Но вы не думайте о нем... С ним уже разбираются. Серьезные люди разбираются. - А я?... - Герка развернулся боком, переводил взгляд с брюнета за рулем, на хрупкого блондинчика на заднем сиденье... - А я?! Желание своими руками - именно руками, чтоб чувствовать! - разорвать на куски того, кто посмел дотронуться до Женьки... Того, кто бил Женьку по лицу и выламывал ему руки. Это желание захлестывало и грозило утопить. На плечо Герману сзади легла тонкая прохладная ладонь. - Гера, вы сейчас Жене нужны. Очень нужны! Это - главное, понимаете? С тем подонком и без вас разберутся... А Жене - кроме вас - никто не поможет. Только вы. Блондинчик сказал это как-то так, что Герка - вдруг - успокоился. Он нужен Женьке. И парни везут его к Женьке. И это сейчас, действительно, главное! Он не спрашивал - не мог услышать - что сделал с Женькой этот ублюдок. Он хотел увидеть Женьку - как можно скорее! Поэтому ехали дальше - молча. У Германа не было сил даже спросить - как их зовут, откуда они. К скромному районному травмпункту, с горевшей над ним лампочкой, подъехали достаточно быстро. Герка метнулся из машины, как стрела, опередив своих спутников. Дверь оказалась незапертой. В узком коридоре, с белыми, выкрашенными водоэмульсионной краской, стенами у кабинета стоял человек. Герка бросился к единственной двери, из-под которой пробивался свет. - Тихо-тихо-тихо. - его крепко поймал в объятия и даже провернул вокруг себя высокий красивый брюнет с зелеными глазами. Он обеими руками с силой прижал Герку к себе, не давая возможности пошевелиться. - Там сейчас врач. Туда - нельзя. - Женька... Женька... - Герка пытался объяснить, что ему - необходимо туда, в кабинет. Там же - Женька!... Он дергался, вырываясь из рук брюнета, но хватка у того была крепкая. - Игорь... Погоди. - вдруг подал голос блондинчик, вошедший вместе со своим спутником вслед за Германом. - Я сейчас спрошу. И он - чуть приоткрыв дверь - буквально, просочился в кабинет. - Если тебя туда пустят, - брюнет продолжал крепко сжимать Герку за плечи, говорил спокойно, доброжелательно. - Ты особо там не дергайся. Ему досталось сильно. Но он держится. Не надо его волновать. Просто поддержи... Держится. Его Женька - держится! Из двери кабинета выглянул блондинчик: - Гера?... Заходите. - и он приоткрыл дверь, пропуская Германа внутрь. - Ты как врача уговорил, братик? - отпустивший Герку Игорь смотрел на него с веселым уважением. - Он же сказал - никого не пустит. - Он, кого хочешь, уговорит. Он меня каждый день на такое уговаривает - страшно вспомнить. - пробормотал брюнет-водитель, шаря по карманам брюк. Он искал телефон. - Надо Макару позвонить, сказать, что все его ценные указания выполнены. - И спроси, как там Данька. - подал голос блондинчик, подходя к нему и одной рукой обнимая за плечо. - Как у него температура - упала? Ой...А я забыл... И он расстроился - так явно и откровенно - что два темноволосых парня с двух сторон придвинулись к нему. - Что ты забыл, птица? -заволновался водитель. Он даже перестал нажимать кнопки мобильника. - Варенье... Малиновое.- блондинчик опустил голову, печально смотрел в пол. - Мы же хотели с тобой ему малину завезти. А я банку на столе забыл. Торопился... Брюнет-водитель засмеялся, одним движением ладони растрепал соломенно-золотистые волосы. - А я не забыл. Взял я ту самую банку, которую ты изволил на столе оставить. - он улыбался, быстро набирая номер. - Так что - заедем, не переживай... И - через паузу, в телефон, не снимая руки с головы блондинчика, прижимая её к плечу: - Машера? Это я... Ну, мы все сделали. Да, Герман уже тут, у Женьки... Да ладно, нормально... Как там Данила? Мы к вам попозже заедем - Стефка ему варенье везет, малиновое... Ему посылка от мамы пришла...Что - температура? Держится?... Да, ждите... Приедем - расскажем... Нет, с врачом не говорили, они все пока там, в кабинете... Так что, жди!... Даниле привет от Стефки. Игорь - брюнет с зелеными глазами - уже в другом конце коридора, тоже разговаривал по телефону: - Стас?... Ты - как?... Ты там только руки сильно не распускай, ладно?... На меня лучше силы оставь... И не смешно совсем...Сейчас врач закончит - и мы поедем... Наверное, ребят надо будет отвезти, они же без колес... А Стефка с Эмой - к Макару... Данилке варенье малиновое повезут. Он же приболел... У нас машин на всех не хватит... А ты?... А ты будешь торчать там - и преданно ждать меня... Когда я за тобой приеду... Ты жди, я скоро... Очень скоро... Да осторожно я, не переживай!... Пока. Гулко хлопнула входная дверь. В узкий коридорчик ворвался шумный, разноцветно- шелково-платиновый вихрь... - Ну, и как это называется?! Я обыскалась эту чертову травму! Ее бы еще в землю закопали - для надежности! Чтоб уже никто не нашел!...Эмка, ты, конечно, зараза страшная!... Привет Стефочка, привет солнышко!... Позвонить - не судьба?!... Эмка, я тебя спрашиваю!... Игорь! Здравствуйте!... Рада вас видеть!... Ты бы хоть подсказал мне, где сворачивать!...Я этот чертов поворот трижды проскочила!... Понимаешь - трижды!...Мне срочно надо кого-нибудь убить!... Так!... Где пострадавшие?!... Кого я по домам развожу?! Эма Градиевский и Игорь Адлис оба, оцепенев, синхронно, нажали кнопки "отбой" - каждый на своем телефоне. Медленно повернули головы в сторону входа. Стоя рядом с Эмой, радостно засмеялся Стефка. А Эма, потрясенный до глубины души этим сказочным явлением,спросил: - Марьяш... Родная моя... Ты - откуда?! - Так - Машера! Машера позвонил! - Марьяна Пугачева, собственной персоной, внезапно возникшая из ночной тьмы, по-хозяйски расположилась на деревянной скамеечке рядом с кабинетом. Одной рукой она проверяла одиннадцатисантиметровый каблук модной босоножки. - Блин! Я ж тут чуть ноги не переломала!...А то бы прямо по адресу пришла, в травму!... Так я и говорю - Макар позвонил! С такого пати сорвал!... Эмка, представляешь, у него Данилка заболел! Этот идиот умудрился простудить ребенка!... Хотя, я так поняла, что Данилка сам в фонтан полез, а Макарушка его теперь лечит. Он - в жару, Макарушка - в печали, кого-то избили, а мне необходимо развезти всех по домам! И, будь я проклята, если я хоть слово понимаю, из того, что говорю... Никто не просветит - что происходит?! Опять - войнушка?!... С кем?!... И где наши потери?!... Кого развозить?! Игорь тихо заржал - и пошел опять в конец коридора, звонить Стасу. Сообщать, что приедет за ним сразу же, потому что Макар умудрился вызвать Марьяну, и Игорь, который довез Женьку до знакомого Кучуну травматолога, ради них пришедшего на работу и открывшего свой травмпункт, более не нужен. И может ехать к Стасу. Эма - пошел перезванивать Макару. Отрывать тому голову за то, что тот вызвал тайфун по имени Марьяшка. А, вообще-то, правильно сделал. А Стефка - который всегда больше молчал, чем говорил, наблюдал и делал выводы - присел рядом с Марьяной на лавочку и тихо, почти шепотом, рассказал ей все, что успел уловить в звонках, обрывках разговоров, интонациях. Рассказал, как они с Эмой собирались сходить в боулинг, пригласив за компанию Игоря со Стасом - и тут позвонил Макар. Как Макар орал - так, что трубка в руках у Эмы вопила на весь коридор - и почти плакал от ярости и беспомощности. Потому что у него на руках - заболевший Данька, с температурой, а мама Марина пошла по аптекам, за лекарствами. Стефка еще ни разу не слышал, чтобы Макар так орал. И еще ни разу не видел, чтобы так заметался, забегал по квартире Эма - ища бумагу и ручку - записывать имена. Адреса. Опять имена. Стефка, стоя за спиной у Эмы, рассматривал бумажку, на которой, с ураганной скоростью, под карандашом Эмы, всплывали слова - "Женька Гончаров"... "Кристалл"... Адрес "Кристалла"... "Клуб"... "МакДональдс"..."Карташов Герман"..."Консерватория"... Адрес консерватории..."2 курс!"... "Фортепьяно"... "Вадим". Слово "Вадим" было перечеркнуто крест-накрест двумя жирными черными чертами и рядом Эма, не глядя, написал - сука! Потом они с этой бумажкой бежали вниз по подъездной лестнице, во двор, к машине, и Эма - Эма! - дозвонившийся на бегу до Стаса, орал также, как, до этого, Макар. И повторял все те же самые слова - Женька... "Кристалл"... Вадим... Избил...Очень сильно... Из-за Германа... Не знаю, кто... Мы - туда!... Может вернуться... Не знаю, где... Будем искать... То, что Вадим может вернуться к Женьке, которого избил до полусмерти - тоже сказал Макар. Ему так показалось. После озвученной Эмой идеи Макара, что некий Вадим может вернуться на место преступления - а они со Стефкой мчатся именно туда! - в трубке зарычал уже Стас. И, в результате, обе машины подлетели к зданию клуба "Кристалл" почти одновременно. Минуты через три, лихо, со скрипом тормознув, у того же здания остановилась тонированная частная "девятка" - и из пассажирской двери кубарем вылетел Лёшка Семин - озверевший, сжимавший кулаки, готовый, не глядя, мочить всё, что шевелится, в радиусе метров, так, тридцати. Он задержался, потому что долго ловил машину. Он, как и Макар прекрасно знал Женьку Гончарова. Знал про историю с Вадимом, которого ненавидел до белого тумана в глазах и звона в ушах. И также, как и Макар - ничем не мог помочь. Через несколько минут, за зданием, рядом с кучей мусора, они нашли Женьку. Он уже пришел в себя, но шевелиться не мог. Когда они его увидели... Увидели, во что его превратил Вадим... Матом ругался даже он, Стефка. Второй раз в жизни. Первый раз?... В детском саду, когда маленький был. Но тут тормоза завыли еще раз, и, чуть не задев замершего при виде Женьки Стаса, не жалея колес, подпрыгивая на колдобинах, у самой кучи мусора тормознула очередная "девятка". Из которой - ураганом! - рванула в происходящее Галка Спиридонова со своей бесценной сумочкой "первой помощи"... Водитель, которого просто покорила взбешенная, черноволосая красавица, готов был помогать бить, подавать патроны, стоять на стреме... Уезжать отказывался, переживал за Галку. Насилу уговорили. Стало понятно, что сидящий дома при заболевшем Даньке, Макар Машера поднял в бой всю свою армию! Лучшие силы клуба "Танцевальные надежды". Галка, не упавшая в обморок, при виде окровавленного, избитого Женьки, билась над ним, как "орлица над орленком". Промыла раны, смотрела ссадины, что-то смогла обработать. Сказала Стасу, что, по ее мнению, ребра-кости целы, но - лучше бы рентген. Для надежности. Что смогла - она перевязала - но лучше бы травматолога. Стас тут же начал вызванивать знакомого травматолога. Упросил того дойти до кабинета. Понизив голос, стараясь не смотреть на Гончарова, рассказал, в чем суть проблемы. Травматолог выскочил из дома через несколько минут, сказал - будет ждать мальчика в кабинете. Игорь помогал Галке, поддерживал Гончарова, не давал ему упасть. Лешка Семин тигром рыскал по площадке, рассматривал следы произошедшей драки. Он и нашел выпавшую из кармана Вадима позолоченную зажигалку. Показал Стасу. При виде зажигалки у Женьки задрожали губы, он даже попытался от нее отползти. Но Игорь держал его крепко, надежно, что-то тихо говорил на ухо. Рядом пыхала огнем Галка... И Женька успокоился. Даже смог разбитыми в кровь губами прошептать Эме где точно можно найти Германа Карташова, которого Эма со Стефкой пообещали перехватить сразу после занятий в консерватории и привезти в травмпункт, к Женьке. Гончаров, у которого гудела голова, а боль переполняла так, что, казалось, при любом резком движении начнет просто выплескиваться через край - кого-то из окружавших его людей узнал... Кого-то почти узнал. Но то, что это - помощь, присланная Макаром Машерой, понял почти сразу. И что тот звонок - последний, который он успел принять - был от Макара - тоже. У него из глаз, по одной, стекали слезы - боли, благодарности - он сам не понимал. Галя, партнерша Макара, внимательно на него посмотрела, ничего не сказала, вручила черноволосому парню, который его держал, марлевый тампончик. И тот, то и дело осторожно, бережно, промакивал Женьке глаза. Найденная зажигалка дала возможность надеяться, что Машера прав и Вадим вернется. Окрылившиеся от такого предположения Стас и Лешка обещали устроить "встречу на Эльбе". С ними пожелала остаться Галка. Женьку, который, после заботливых рук Галки, уже мог шевелиться, аккуратно уложили на заднее сиденье машины Стаса, и Игорь повез его к врачу. И как же удачно Стас сделал ему доверенность на свою машину - на второй день после возвращения со сборов!... Адрес травмы - на всякий случай! - выучили все. Эма со Стефкой рванули за Германом, которого и привезли сюда, в травму. К Женьке. И сейчас он там, в кабинете. С Женькой. Марьяна Пугачева, несколько раз за рассказ менявшаяся в лице, то и дело крепко зажимавшая Стефке уши - чтоб от души выматериться! - наконец, поняла, для чего ее вызвали. Помочь добраться до дому Женьке и Герману. Потому что всем остальным - Эме, Стефке, Игорю - надо возвращаться обратно, туда, к Стасу. Они нужны там - вернулся Вадим. Он вернулся - как и думал Макар. Как надеялись Стас и Лешка. Как мечтала Галка. Это озвучил Игорь, тихо говоривший до этого по телефону со Стасом в конце коридора. Вадим вернулся за своей зажигалкой, исчезновение которой заметил достаточно быстро. А еще, как подозревал Стас - полюбоваться на дело своих рук. Проверить - не поумнел ли Женька. Потому что лежать одному, ночью, истекая кровью, в ранах, ссадинах и кровоподтеках, на куче мусора - плохо. И грустно... Но - ни зажигалки, ни Женьки он, к своему удивлению, не нашел. А нашел - члена Правления Федерации танцевального спорта России Станислава Григорьевича Кучуна, детского тренера Алексея Владимировича Сёмина, и бронзового призера "Австрия - Опен" прошлого сезона Галину Спиридонову... Которые были настроены весьма агрессивно... Во всяком случае, детский тренер Алексей Владимирович Сёмин моментально съездил ему поддых и добавил ногой, а бронзовый призер "Австрия - Опен" прошлого сезона Галина Спиридонова, придавив сверху коленом, рассказала Вадиму все о нем, о его жизни, о его танцевальных достижениях и перспективах. А перспективы были, явно, печальные. Потому что член правления Федерации танцевального спорта России Станислав Григорьевич Кучун, на глазах, опешившего от всего происходящего Вадима, позвонил главному тренеру клуба "Кристалл", своему хорошему другу Игорю Олеговичу Ковальчику и потребовал, чтобы тот немедленно вернулся в клуб, где его ждет Стас с "сюрпризом". Ковальчик, которого Стас никогда еще не звал на свидание в такое время и таким голосом, выехал незамедлительно. Вадим хотел было Ковальчика не ждать. Но его мнение совершенно не интересовало детского тренера Сёмина и бронзового призера Спиридонову, державших его так, что Вадим не мог даже пошевелиться. И теперь, раз Марьяна там, Стас зовет всех, до кучи, обратно - подтвердить Ковальчику, в каком виде они нашли Женьку, когда приехали к клубу. Игорь попрощался с Марьяной - и уехал. Вместе с ним попрощались с Марьяной и уехали Стефка с Эмой. А Марьяна уселась ждать ребят. Женьку она знала, часто виделись на турнирах. Развлекалась она тем, что представляла себе, что будет делать с Вадимом, когда доберется до него. С этого вечера в ее списке тех, с кем необходимо свести счеты, был и Вадим. надеялась на то, что Галка там - и от ее, Марьяны имени тоже - времени даром не теряла. Всего этого Герман не видел и не слышал. Он стоял на коленях рядом с медицинской кушеткой, держал за руку своего Женьку, прижимал руку к губам, бережно, чуть касаясь, обрисовывал пальцем целые участки кожи на лице. А Женька смотрел Герману в глаза - и улыбался. Улыбался, ощущая нежные прикосновения любимых пальцев. Врач, вздыхая, смотрел на них и даже аккуратно переступал через стоявшего на коленях паренька, стараясь не мешать, но, при этом, все же оказать всю необходимую помощь. Когда Герман, бережно поддерживая перебинтованного, облепленного пластырями Женьку, у которого все кости и ребра, действительно, были целы - Галка не ошиблась! - шагнул из кабинета в коридор, им навстречу поднялась платиновая красавица, в шелке, на неимоверных каблуках. Никого из ребят в коридорчике не было. Герман напрягся - как же добираться до дома? С Женькой?! Он-то подумал... - Марьяшка!...Ты?!... - Женька в его руках радостно зашевелился. - И тебя сорвали?!...Да зачем? - А то ты Машеру не знаешь! - платиновая блондинка Марьяна Пугачева деловито пристроилась к Женьке с другого бока, обняла за спину. Кивнула Герману. - Вы - Гера? Очень приятно, я - Марьяна... Так я говорю - ты же знаешь Макара! Он уже пол-Москвы в ружье поднял!... А до кого он не дотянулся - с теми Стас разбирается, ну наш, Кучун... В данный момент с вашим Ковальчиком беседует. - Зачем?! - дернулся вдруг Женька. Лицо напряглось, глаза стали несчастными. - Игоря нашего - зачем?! Не надо!... Там же... Герман напрягся тоже - Женьке нельзя нервничать! В таком состоянии... Но Марьяна Пугачева знала, что делает. - Ты поучи еще Стаса щи варить! - платиновая блондинка была неумолима и непреклонна. - Он вашего урода взял, и Ковальчику вашему его сейчас сдает - и свидетелей немеряно - все видели, в каком виде тебя нашли. Ты прости Гера, я понимаю, что это - тяжело... Но я тебе другое скажу... ты знаешь, что с Эмкой весной было? Не знаешь... А почему? Стас прикрыл - вот почему. И тебя прикроет, понял?! А теперь - пошли в машину, вам я расскажу. Но - только вам... Гера, ты видел этих ребят, Стефку с Эмой, которые тебя сюда привезли? Вот о них и расскажу. И потом они втроем сидели в машине Марьяны, и она рассказывала Женьке с Германом про своих друзей - Стефку и Эму. Через что они прошли, и как им помог Стас, перекрыл всю информацию... Про машину Эмы, таблетки и окно Стефа. Про музыку Стефа, на что очень дернулся Карташов. По смс-ку. Про бег по ночной Керчи. Про телефонный звонок, когда Эмка успел просто в последнюю секунду... как Стас привез Стефку к Эме, в Керчь. Герка одной рукой бережно прижимал к себе Гончарова, в другой у него была сигарета... Он курил в открытое окно машины и слушал эту девочку, Марьяну. Вспоминал Стефку - хрупкого блондинчика, который пришел за ним в консерваторию. Вспоминал Эму - красивого брюнета с матово-черными глазами, который ради Женьки ночью гнал свою "Ауди" через пол-Москвы... Вез к нему Германа. Чтобы Женьке было легче. Так вот почему у обоих были такие глаза - серьезные, строгие. Ни капли сочувствия, ни капли жалости. Только - подставить плечо, помочь, поддержать. Сделать все, что возможно - также серьезно и строго. Потому что они сами через это прошли - когда от боли разрывается сердце и кажется, что оно не выдержит больше ни секунды. Поэтому - такие понимающие глаза. И, если ребята прошли через такое - неужели они с Женькой не осилят какой-то мордобой?! И Женька справится - ведь он, Герман, рядом. Герман курил - и думал, что хорошо бы познакомиться с этими парнями - Стефом и Эмой, имена-то какие интересные! - поближе. Может, удастся поговорить со Стефом о музыке. И - обязательно увидеться с Макаром!... С тем самым Макаром, единственным, кого он видел до сегодняшнего вечера - тогда, в кафе на Никитской. Приятный, русоволосый парень с ласковыми глазами. Который просидел весь вечер дома - у него заболел мальчик, Данька. Герман уже даже знал, что Данька, которого он в жизни ни разу не видел, зачем-то полез в фонтан - и переживал за него. На фига - в фонтан-то?! Но, тем не менее, Макар сделал все, чтобы помочь Женьке. И у него получилось. Черт, какие у Женьки, оказывается хорошие, просто отличные друзья! И, если этим ребятам что-то будет нужно - он, Герка Карташов, наизнанку вывернется, но сделает для этих людей всё, что будет в его силах. И - более того! Точно также, как все они сегодня вечером сделали все, что могли - для Женьки Гончарова. Для его Женьки... И Марьяна Пугачева повезла их домой. Сегодня Герман не будет спать. Он будет ухаживать за Женькой, который, на уколах, долго не сможет уснуть, развлекать его... А потом, когда Женька, все же, задремлет, сядет к пианино и беззвучно - не нажимая на клавиши - будет создавать музыку... То и дело прерываясь, срываясь посмотреть - как там Женька... Укрыть его... Поправить травмированную руку, которой он пытался защитить голову. И - снова возвращаясь к пианино. И снова - срываясь к Женьке. Музыку он мысленно посвятит Женьке... И его друзьям. А его педагог через несколько дней скажет, что это - одно из лучших произведений Германа Карташова Эма и Стефка привезли-таки Машере - а, в первую очередь, Даньке - малиновое варенье, присланное с Урала мамой Стефки. Правда, заехали уже довольно поздно, но Макар их ждал, Данька - лежавший с температурой - был счастлив видеть Стефку и, конечно же, своего друга Эму Градиевского. И мама Марина не ругалась - она была рада, что Данилка так оживился. Что перестал нервничать Макар, которого она, вернувшись из аптеки, застала в полуобезумевшем состоянии, рядом с кроватью Данилки, с телефоном в руках. И вид у него был такой, словно его убивают - прямо здесь, прямо сейчас - просто этого никто не видит. Одной рукой он менял Данилке уксусный компресс на лбу, а другой - непрерывно кому-то звонил. Марина, обладавшая завидным терпением, а, с недавних пор, и пониманием происходящего, потратила время, вклиниваясь в паузы между звонками - но с пользой. И через некоторое время уже знала, что Макарушка позвонил своему приятелю - а попал на то, что его приятеля именно в этот момент избивал какой-то подонок!. И Макарушка вынужден был слушать звуки ударов, вскрики, стоны и хрипы друга - а сделать ничего не мог. И на помощь броситься не мог, даже зная, где это происходит. Потому что рядом с ним - в кровати, с высокой температурой - лежал Данилка. Он смог только, выскочив в коридор, чтобы не пугать Данилку, скрипя зубами, прослушать ход драки, отключиться - а потом звонить всем, кому можно. Крича, требуя, умоляя, чуть не плача - чтобы все, сию же секунду, бежали на помощь Женьке. Потому что он, Макар не может - у него на руках Данилка, с высокой температурой. И, как оказалось, все, действительно, побежали... И мальчика Женю - спасли. А Данилку, конечно, следовало выпороть - ибо негоже на спор лазить в фонтан на Поклонной горе, после этого попадать в ливень, и в высохнувшей на теле футболке бегать весь вечер, пользуясь занятостью старшего друга Макара на тренировке в клубе... В подобных ситуациях необходимо обеспечить себе сухую одежду и - минимум! - зонтик. Примерно в таких выражениях приехавший красивый брюнет Эма Градиевский воспитывал Данилку. На что Данилка, красный от температуры, лохматый, но ужасно симпатичный, хихикал и спрашивал, а где, собственно, зонтик самого Эмы?! И в каком кармане Эма сам носит запасы сухой одежды? Эма улыбнулся - как потом сказал Марине Макар, Эма всегда улыбался Данилке - и сообщил, что в случае дождя он прикрывается Стефаном, поэтому потребности в сухой одежде не испытывает. После чего - испросив у Марины разрешения - утащил друга Макара "на четверть часика" на улицу, прогуляться вокруг дома... Потому что видел, что Машера - перепсиховавший за Женьку - еле стоит на ногах, измученный до предела невозможностью помочь лично. Данила остался под присмотром Стефа, с которым они тут же, сблизившись головами, начали обсуждать произошедшее сегодня вечером. Стефка рассказывал - Данила только рот открывал и страшно печалился, что не смог присутствовать лично. Эма на улице занимался тем же самым - рассказывал Макару о том, что было. А потом спросил - как ему с Мариной? Был он нервным и, почему-то, напряженным. И Макар, поняв, что у друга есть свой повод для такого вопроса - ответил честно. Прекрасно! С Мариной ему - прекрасно! Она ему, как мама. Как старшая сестра. И что, на самом деле, он еще до сих пор не пришел в себя, когда вовремя первого прихода к Даньке Марина предложила ему пожить у них. Макар был готов ко всему!. К тому, что его будут бить. Оскорблять. Унижать. Главное, чтоб не досталось Данилке. Которого он просто был готов закрывать собой. Макар знал, что пойдет на все условия, на все требования, на любой шантаж - только бы разрешили видеться с Данькой!... Хоть под конвоем - на два часа, раз в неделю... Как в тюрьме. Только - чтоб честно, без вранья! Он не желал врать сам и не позволил бы, чтоб врал матери Данилка. У Марины были все козыри на руках. А она просто предложила Макару - переехать к ним. И сказала, что всё понимает..И что будет поддерживать и защищать. Потому что Макара выбрал Данилка, и она видит, что это - серьезно. А, значит, так тому и быть. И Макар сидел на диване, ревел и не мог остановиться. Потому что, когда готовишься умереть, или жить в пыточном режиме, а тебе говорят, что ты будешь - жить, и жить - счастливо, нервы иногда не выдерживают. Особенно, когда не ждешь, что кому-то важно - чтоб ты жил. А уж, тем более, счастливо. А Марине было это важно. И Данька тогда напрыгивал на него сбоку, успокаивал, расстраивался, что Макар так переживал.И Макар собрался с силами - и успокоился. Хотя бы внешне. Ради Данилки. Он тогда сказал дома, что поживет какое-то время у друга - оставил адрес, телефон. За последние годы он часто так делал - жил у Лешки Сёмина, мама к этому привыкла. Отдававшая все силы младшему брату Макара, она даже про себя порадовалась - мальчик растет, хочет в самостоятельную жизнь. Не надо ему мешать. А с Мариной Макару, действительно, прекрасно. А почему такой вопрос? Эма долго молчал, рассматривал матово-черными глазами цветочные клумбы рядом с данькиным домом... А потом сказал, что говорил по скайпу со своей мамой, опять живущей с отцом в Лондоне... Рассказал, что вернулся со сборов, о здоровье... Рассказал о Стефке... Всю правду - что Стефка живет с ним и это серьезно... А мама сказала, после долгого молчания, что Эма, конечно, взрослый, двадцать один год, и она не собирается учить его жить... Это его выбор... Но она очень просит, чтобы в их общении и разговорах "эта тема" - Стефка - не упоминалась... Потому что ей "тяжело" и она к этому "не готова"... Но это никак не скажется на финансах, которые папа выделяет Эме... Просто... не будем об этом говорить... "Об этом" - это о Стефке... А Стефка, оказывается, еще из Керчи написал своей маме на электронную почту... И рассказал про Эму...Что Эма - "единственный" для Стефки, и что он Эму любит... И стефкина мама прислала со знакомыми, ехавшими в Москву, посылку - с вареньем, грибочками, мясными деликатесами... А в каждом письме передает кучу приветов для "Эмы, стефочкиного друга"... И - как у Эмы дела?... Как у него здоровье, ты писал - сердечко пошаливает?...И - береги его, не волнуй по пустякам... И теперь стефкина мама собирает в интернете всю информацию об Эме Градиевском, о его танцевальных успехах... Уже видела фотографии - с Марьяной, с турниров... И - почему, Макар?!... Ну почему - ТАК?!... Это ничего не меняет, Стефка - главное в его жизни!...Но... Почему - ТАК?!... Почему мама - ТАК?!... Макар стоял рядом с Эмой, сам того не замечая, мягко гладил Градиевского по плечу... И - не знал, что ответить... Он сам не знал - почему так... И как утешить Эмку - тоже не знал.