Инженер путей Господних или Исполнитель

Как они рассыпаются где-то над Богом хранимым Ливерпулем мелкой пылью, Поттер старался не представлять. Не иначе, над ними довлела воля магии. Взрослый сильный и самостоятельный маг, которого насильно затащили в аппарацию… это редко заканчивалось чем-то хорошим. Том Риддл тащил их с трудом, рывками, слишком уж разнонаправленными были силы. Вывались они в сугроб, почти загоревшиеся от жара. Снег зашипел, и Поттер лег, раскинув руки. — Какого черта, Том? — спросил он апатично. Том оказался на коленях неподалеку от Поттера и теперь аккуратно поднялся. — Ты собирался остаться. — А чем это плохо? — Ты собирался рискнуть жизнью ради… чего? — Том подал Поттеру руку и помог встать. — Я мог помочь. — А мог остаться там. — Дети не должны участвовать в войне? — удивился Поттер и принялся барахтаться в сугробе, пытаясь выбраться на тропинку. Том отправился следом, оставляя за собой широкий след. — Но дело в том, что я могу. У меня есть сила, и я должен ее применять. Во благо. — Благо чье? — Всеобщее? — расхохотался Поттер и принялся стаскивать с рук перчатки. — У каждого свое благо — всеобщее, личное, персональное… просто есть добро и зло, и прячутся они в сердце. — Нет добра и зла, — с ожесточением, со злостью, появившейся на лице, возразил Том. — Если только сила, есть только власть. И неумение их взять. — Ты отрицаешь целый пласт человеческой жизни. Сострадание. Любовь. Верность. — Я вырос в Лондоне. И я не видел сострадания. Там было только выживание. Только власть тех, кто сильнее. — Выживание — это в человеческой природе. Но этого не хватит, чтобы полноценно жить. Они молча преодолели пригорок, и оба кинули взгляд на сверкающие огни вечернего Хогсмида. Праздники продолжались. — Ну что, домой? Или зайдем в таверну? Знаешь что? Умираю, как хочу сливочного пива. Том огляделся, рассматривая городок. — Давай в «Три метлы». Они направились по тропинке вниз, ныряя во все более густеющие сумерки. Мимо проносились дети, над чем-то хохотали подростки и громко общались взрослые. Иногда молча проходили мрачные и хмурые маги в темных мантиях. Но, в общем-то… в общем-то вокруг бурлила жизнь. И она не заканчивалась. Тени зимних сумерек укрыли Ливерпуль от порта до самых восточных окраин, убаюкивая шокированный, встревоженный человеческий улей. Копошились рабочие на стройках, никогда не смолкал порт, но та глубинная паника, тот первобытный ужас, которые днем охватили город, словно парализовали волю к жизни. И только сейчас, в сумерках, люди начали оживать — все громче звучал разговор, все жизнерадостнее — смех. Кое-кто даже рискнул высунуть нос за порог условно безопасных домов. Люди двигались во все убыстряющемся ритме жизни, не замечая, как мимо них скользят хмурые фигуры в темных мантиях. То были маги, которые накладывали обливиэйт, латали мостовые и дома, возвращали первоначальный облик машинам, хоронили трупы. Люди по природе своей не были внимательными к магии — они отворачивались, когда кто-то поблизости творил волшебство. Возможно, так влияло какое-то древнее заклинание, возможно — сама природа людей. Обычно обливиэйторы справлялись легко. Сегодня же в крупном портовом городе произошла одна из самых значимых битв за последние лет тридцать. От такого сложно отвернуться или отойти в сторону. Поэтому Ливерпуль нынче был необычайно популярен у взрослого населения магической Англии. Подтянули и аврорат, и отдел Тайн, и личные боевые отряды нескольких старых родов, и врачей из Мунго, и учителей Хогвартса… это не значило, что маги оголили другие контрольные точки магического мира. Неожиданно плечом к плечу встало отребье Лютного, шотландские кланы и даже темные ковены — распределив дежурства, они патрулировали все, вплоть до Стоунхенджа. И в этот самый миг из одной неприметной тени прямо посередине Ливерпуля вынырнула темная фигура. Этот человек не был обливиэйтором, не имел он при себе и значок, который выдавали привлеченным к помощи магам — светящуюся в темноте синим иллюзию щитка с орлом, простирающим крылья над картой Англии, прикрепленную к плечу. Шел человек быстро, не боясь. Мантия его от быстрого движения взвивалась за спиной, и края ее терялись во тьме. На углу между широким проспектом и маленькой боковой улочкой человек остановился и, прицелившись, метнулся вверх в гигантском прыжке, швырнув под ноги неоформленной магии. Оказавшись на крыше, он замер, принюхиваясь и прислушиваясь. Потом растворился в тенях и появился на совсем другой крыше, приняв непринужденную позу, будто так и стоял очень и очень давно, смотря на город. — Это ты, — раздался за его спиной спокойный голос. Маг обернулся. Высокий, тощий как жердь мужчина стоял, плечом привалившись к каминной трубе, и задумчиво жевал тонкую веточку. Этого мужчину звали Глэм. Просто Глэм — то ли кличка, то ли сокращенное имя. — Ты заметил, насколько маги любят крыши маггловских домов? — спросил маг, откидывая капюшон. Это был Гейне. Поттер. Поттер-Гейне, Гейне-Поттер, карусель из двух совершенно разных людей, человеческий оборотень. — Только боевики. Обзор лучше — магглы вечно строят муравейники, не развернуться. — Лет через сто это действительно будут муравейники — по сотне этажей, множество следящих устройств, миллиарды людей, постоянное движение… — согласился Поттер, взмахивая палочкой, чтобы наложить согревающее. По воздуху пробежала рябь. — Так ты пацан, — ответил Глэм. — А что ж девчонкой прикидывался? — Вывалился чуть ли не под нос боевой братии и не хотел светить лицом, — улыбнулся Поттер. — А это проблема? — удивился Глэм, смотря на него излишне добродушно. — Девушкам верят больше. — Откуда ты меня знаешь? — перешел к делу Глэм. — Зачем ты здесь? — Знаю… тебе нужен свет. Вот откуда знаю. — Это не объяснение. — Мне нужен совет. Я готов заплатить. Что еще тебе нужно? Глэм, внезапно взъярившись, метнулся вперед, схватил Поттера за шиворот и спрыгнул на асфальт, таща его за собой. — Сопляк! Торговаться вздумал! — ворчал он, волоча Поттера за собой. Тот послушно висел в огромной ручище, поджав ноги. Ждал. Все-таки феноменальная везучесть Поттеров смогла помочь и сейчас. Поттер думал, что Глэм сейчас где-то за проливом, устанавливает диктат силы и справедливости, но нет, он вслед за Гриндевальдом оказался на острове. Протащив Поттера за собой с километр, Глэм выдохся и остановился. — Откуда ты знаешь о моей слабости к свету? — У меня есть вопрос. Я готов заплатить. Поттера встряхнули, как котенка. Он аж челюстью клацнул. — Выпорю! — зарычал Глэм. — Откуда ты узнал? Прочел в бумагах родителей? — Я сирота. Глэм швырнул его на асфальт и грязно выругался. Поттер, приземлившийся на пятую точку, вовсе не торопился вставать. Он скучающе откинулся назад, оперевшись руками о землю, и принялся наблюдать. Глэм был не сильно младше своей поздней версии, все такой же несуразный и длинный. Рыжая кудрявая щетина его кое-где клочьями поседела, но волосы, собранные в хвост на макушке, оставались все такими же черными и прямыми. Глэм не был чистокровным человеком, магом. В его крови предки намешали немало чуждого, там отметились и фейри, и оборотни, и гоблины с вейлами. Их сумасшедшая семейка словно в насмешку над чистокровными канонами коллекционировала кровь рас и существ в своих потомках. Где-то там затерялись и наги — полулюди полузмеи — отчего Глэм понимал язык змей. — Мы подружимся, Глэм, — кривовато усмехнулся Поттер и ловким движением встал. — Провидец? — осекся Глэм. — Типа того. Я тебе свет, ты мне расчеты. — Сначала расскажи, что тебе нужно. Паршивец. Глэм явно сдался, готовый пойти на сотрудничество. С ним всегда было… не просто, нет, был он сложной личностью — но в чем-то понятной и логичной. Они принялись патрулировать окраину Ливерпуля, иногда, встречая других дозорных. Едва из темноты показывались темные фигуры, Глэм вскидывал палочку к щитку на плече и перекидывался с ними парой фраз. Иногда это был пароль, иногда они обменивались парочкой новостей. На Поттера, наведшего на лицо неприятную иллюзию, старались не смотреть. Как на прокаженного — отворачивались, если видели. Наверное, он все-таки нахватался неприятного английского юмора у ведьм. И Поттер говорил. Он рассказал эту историю с беременной каргой. Глэм смеялся над ним, как помешанный, но и подсказку дать не отказался. Точнее, юлил, уходил от ответа, как скользкий угорь. Когда история оказалась рассказана, а все слова произнесены, они остались в темноте прямо перед чашей залива. Где-то вдали светили огни порта, ветер нес с севера запахи костра и сырого дерева. — Люблю такие темные ночи, — произнес Глэм. — Есть в них что-то от Дикой охоты и ночи матерей. Я не рассказывал? Моя дочь родилась в ночь матерей*. — Ты забыл? Мы знакомы пару часов. В той жизни они не были знакомы вообще. Поттер лишь слышал пару раз про Глэма от учителя, который натаскивал его на белую магию. У Глэма была собрана самая большая библиотека о светлых магах. Он был болен — специфическое проклятие, получившееся из-за смеси кровей. Был болен не только он, но и его дети, внук — вечно юный и прекрасный то ли фей, то ли вампир — вообще будет обречен жить в светлых источниках, пока один польский светлый друид не заинтересуется его проблемой. Внук Глэма обменяет способ избавиться от проклятия на постель — не самое худшее решение, дети уже его самого могли просто раствориться в свете, так и не родившись. Ночь заполнили звуки приближающегося корабля — тихое пыхтение, разговоры, гудки и звук машины. Мимо прошла «Гордость Бретани» на тихом ходу. Большой темный борт пронесся мимо, как чудное видение, оставляя за собой шлейф машинного запаха и волнующуюся воду. Поттер качнулся с пятки на носок и склонил голову. — Что ты знаешь обо мне? — неожиданно спросил Глэм. Поттер ждал, пока он подумает и заговорит. И вот — этот миг настал. Глэм принял решение. — Я знаю, что у тебя одна из лучших частных библиотек по теме. И ритуалист под боком. Я знаю о твоих проблемах со светом. Могу даже подсказать, что делать твоему внуку. — У меня нет внуков. — Ну, так будет. Один, — пожал плечами Поттер. — Если ты не решишь это поменять. — Поливариативное прогнозирование временных рядов, — подумав, осторожно отозвался Глэм. Конечно же, это было не оно, даже не предсказание, но информировать его Поттер не стремился. — Слишком слабые исходные данные, — покачал он головой. Глэм развернулся к нему и, оскалясь, подал руку. Не отпустив рукопожатия, он подтянул Поттера близко-близко и угрожающе прошипел: — Но если ты предашь мое доверие, парень… Поттер, конечно же, не дрогнул. Скорее почувствовал досаду. — Мне это невыгодно, Глэм. Дружба, помнишь? Он тряхнул их рукопожатие еще раз и отступил назад. Глэм разжал хватку. — Пойдем, выпьем, парень. Мое дежурство закончилось, и мне нужно расслабиться. Пили они в грязном кабаке на Лысой горе. Было в магах какое-то внутреннее дрожание перед Холмами, а посему, стоило только Поттеру заикнуться о них, как Глэм уволок его вот сюда. Назывался кабачок просто и незатейливо «Пойло тут»; вместо вывески были буквы, размашисто написанные прямо на двери. Пока они глушили фирменную настойку кабатчика, которая подозрительно пахла грибами, Глэм все жаловался на женушку-ритуалиста и обещал, хлопая Поттера по плечу: «Уж мы-то тебе, парень, такого наворотим, закачаешься!». Поттеру качаться не хотелось, ему хотелось, чтобы составленный ритуал по изъятию ребенка был максимально безопасным. А еще хотелось домой и в мягкую постель. Поэтому, когда Глэм принялся петь песни, приличествующие скорее мартовскому коту, Поттер решил «потеряться». Но для начала стоило поступить… не слишком-то корректно. Он наклонился к Глэму, отодвинув в сторону кувшины и пустые тарелки и сказал, вкладывая в слова магию: — Так мы с тобой договорились? — Да-да. Малыш, — фыркнул Глэм и снова пожал Поттеру руку. Меж ними сверкнула вспышка магического договора. Поттер похлопал Глэма по плечу. — Кабатчик! Вина моему другу! — он швырнул на стол горсть серебра и поднялся. — Пей, Глэм! Утро будет непростым. Похороны в йольские праздники — дело сложное. — Все говорят, что пить нельзя… — затянул Глэм, а Поттер вышел за дверь, и пропал в аппарационном вихре. Никаких приключений, вот тебе и кабак. Вьюжная зима давным-давно укрыла его дом и аппарационные площадки глубокими снежными шубами, поэтому Поттер вышел из картины, уделавшись в снегу по шею. Он встряхнул палудаментум и снова набросил на плечи. На паркете остались мокрые следы, которые подсыхали сами собой. — Как там Ливерпуль? — спросил Том, захлопывая книгу и поднимая голову с аккуратно уложенными на пробор волосами. Он сидел у камина с дополнительно зажженными для света свечами и выглядел слегка замерзшим. — В боестолкновении пострадали сорок три мага, из них — восемь гражданских. Необратимо смертных случаев — двенадцать. Магглов погибло — сто восемнадцать, покалечено около двухсот, точный прогноз по материальным затратам на восстановление дать затрудняюсь, — машинально отрапортовал Поттер, опускаясь в кресло. Чашка горячего шоколада, появившаяся на столике, согрела руки и сердце. Поттер с теплотой подумал о Мэг. — И ты хотел там остаться. — Моя помощь им бы пригодилась, — Поттер вытянулся, скинул ботинки, зацепив задник, и закинул ноги на подлокотник. Палудаментум всплеском черного шелка опал на пол, а одежда медленно приняла свой настоящий вид. Платье. Поттер поболтал ногами, затянутыми в чулки, и взлохматил кудряшки. — Выглядишь как шлюха из портовых районов. — Ага, — Поттер энергично растрепал волосы и застонал, закрыв лицо. — Стыдобища. Том Риддл смотрел с любопытством, темные тени колдовских чертей кружились на дне его глаз. Поттер посмотрел сквозь пальцы и усмехнулся. — Мы виделись с Гринде… с ним. Летом. Меня поймали наемники, думали, что я шпионю. Я сбежал. Если бы я появился перед ними, меня бы не просто приложили ступефаем и, возможно, заобливиэйтили, а как минимум попытались прочитать. Если бы не сразу того, в нервной-то обстановке. Том тоже отхлебнул шоколада и хмыкнул. — Ты опоздал на ужин. — Я же сказал, не жди. — Но ты сказал — на полчасика. А не на всю ночь. — Мог бы и не ждать. Я пил. — Я и не ждал. Поттер отсалютовал чашкой. Посидел еще несколько минут, глядя на пламя в камине, и поднялся, начиная расстегивать платье. — Ложись спать. Том. Время позднее. А мне надо избавиться от этого шмотья. Коридор украсил один жалкий чулок и окончательно оторвавшийся рукав платья. Поттер оглянулся. Выглядело так, будто он привел домой любовницу. — А я всего-то привел неприятности, — невесело рассмеялся Поттер и шагнул в свою комнату. Спа-а-ать.