Инженер путей Господних или Исполнитель

Поттер задумчиво разглаживал бумагу кончиками пальцев под проницательно-безразличным взглядом Флорана. Чары трещали и бились искрами, расползались по столу тоненькими черными сеточками и цеплялись изо всех сил за воздух. Шел пятый час в библиотеке, дело близилось к обеду, когда его тут нашел Флоран. Это был о-очень скучный понедельник. Как была скучна и неделя до этого. «Все дело в привычке, — думал Поттер. — Как только привыкаешь, школа перестает нести то очарование, которое видится со стороны». Поэтому-то он так и схватился за письмо Тому Риддлу и все сопутствующее ему. Письмо начиналось так: «Дорогой Наследник, позвольте поздравить Вас с утверждением заявленного Вами статуса. В любом деле важно подтверждение, верно? Мы ничуть не сомневались в Ваших силах, однако, согласитесь, теперь мы с твердой уверенностью можем подавать вам руку при встрече. Всегда остается доля сомнения, если не можешь точно проследить родословную мага». Твердый, очень изящный почерк, дорогой, прошитый заклятым золотом по краю пергамент, хорошие чернила темно-синего цвета… И угрозы. Изящно сформулированные, очень красивые угрозы. Простые поздравления, всего лишь слова, но как подобраны! Подпись стояла «Э.М.Н.». И никаких гербов, фамилий или рисунков. Поттеру совсем не нравилась тенденция. По крайней мере, второе письмо, которое ему удалось увидеть у Тома Риддла, и было уже два разговора, подслушанных или подсмотренных случайно. И если первый разговор, с тем студентом, с Джагсоном, было можно посчитать за простой спор, то второе столкновение… Джагсоном оказался тот паренек с Равенкло, с которым Риддл ссорился тогда, на лестнице. В нем не было ничего примечательного, кроме того, что он всегда был настороже и его отец промышлял людовловством. Как и его дед, прадед, дед его деда, прадед его деда… Джагсон смотрел… постоянно, краем глаза смотрел на Риддла. На Поттера тоже смотрели — но время от времени, мимолетно, о ц е н и в а ю щ е. Даже от таких взглядов становилось не по себе, хотя какую опасность могут представлять подростки? Но Поттеру сложно было представить, что испытывает Том Риддл — за ним следили десятки взглядов — жаждущих, злых, подозревающих. И вот однажды Риддл сорвался. Сплетник Флоран рассказал, что Риддла в тот день опять с угрозами отчитал Дамблдор, его шайка, состоящая из Лестрейнджа, Эйвери, Яксли, Розье и Крэба, нарвалась на наказание, случайно подставившись на применении не самого светлого заклинания. Да еще и черный филин с белыми перышками на ушах, принесший самого официального вида послание. Наверное, было что-то еще и очень многое, потому что Риддл сорвался, выхватил палочку, прижал Джагсона к стене, когда они оказались в коридоре вдвоем. Ну, так они думали, что вдвоем. — Хватит за мной шпионить, сука! — в речи примерного мальчика, старосты и отличного темного мага Тома Риддла прорезался самый настоящий чистейший лондонский кокни. Поттер беззвучно фыркнул и, завернувшись поглубже в палудаментум, стянул тени к себе поближе. В углу нещадно поддувало, а изморозь уже начала покушаться на его ботинки. — Ты меня с кем-то перепутал. Мне плевать на тебя. Я не смотрю на тебя, мы даже учимся на разных курсах! — Ты, ебаный людолов, даже не знаешь, с кем связался, — Риддл ткнул палочкой в висок Джагсона, провел ей вниз по лицу, по подбородку, упер в горло. — Ой-ей, ми-истер Риддл, это не я! Оклеветали меня, — словно бы развлекаясь, Джагсон взял Риддла за запястье и потянул на себя, да так, что тому пришлось сделать шаг вперед. — Не поверите, ни одной черной мысли в вашу сторону. — и, чмокнув Риддла в запястье, отвернулся, чтобы уйти. Тот молниеносно взмахнул палочкой. Джагсон заорал и свалился на пол. Его явно прокляли болевым проклятием, не круцио, но похоже. Поттер прищурился в спину сбегающего Тома Риддла и, машинально приложив Джагсона легким обливэйтом — буквально на пару секунд, чтобы он забыл боль, тихо-тихо прокрался в другую сторону. В тот день срыв Риддла остался без последствий. А сколько их еще было — тихих, отчаянных, случайных? — С чем ты так увлеченно сидишь все время? — спросил Флоран наконец. Поттер отвлекся от мыслей и поднял взгляд. — С сияющими покровами. С ними он и правда сидел. Не сейчас, а вообще — сидел, осваивал. Не просто чары — взмахнуть и рассечь — а сложная вязь чар, основанная на ментальной и стихийной направленности. И чары эти преподаватель давал, как пример того, что можно и нужно показать на ТРИТОНах. Они тут же начали пользоваться спросом у семикурсников, и пользовались, наверное, дня три. Ни у кого практически не выходило. И Поттеру стало интересно. — Ты серьезно? Нам их показали неделю назад. Мы же все уже их сдали. Ну, а что Поттер? А Поттер у нас старый маг. Старые маги медленней изучают чары и заклинания, особенно такие, основанные не на голой воле. Дело тут не в тупости и закостенелости. Дело в том, что каждое принципиально новое для волшебника заклинание ложится в магический фундамент, основу его силы. Пока ты молод, ты слишком мало знаешь, закладка проходит просто и легко. Чем старше ты становишься… эмоции, чувства, память, шаблоны заклинаний, проклятия, которые схватил на ауру, своеобразные откаты — все это препятствует, мешает. Это как, для сравнения, заставить двигаться мобильную человеческую группу и огромный бюрократический аппарат, типа государства. — Ты преувеличиваешь, — буркнул Поттер разозлено. Он и так быстрее обычного учил чары и заклятия — это все преимущества молодого тела, — сдали вы пятеро. Среди вас — Риддл и два талантливых мага из древних и сильных родов. И я не был на вашем уроке, а просто прочитал конспект. Нет, скорость обучения можно было и повысить до детской. Но… Поттера всегда неимоверно занимал вопрос цены. Впрочем, учить что-то новое было полезно. Мозг не превращался в древний несмазанный механизм. Единственное — находить что-то интересное, новое и полезное становилось все сложнее… — Мы идем на обед? Ты опять витаешь в мыслях. — Флоран, который успел за пару минут извертеться на месте, рассмотреть всех, кто сидел за соседними столиками, взглянуть в окно на погоду и покопаться в сумке, смотрел на него выжидающе. Поттер оживился. — О, слушай, точно. Монстры-то на тренировке. Монстрами он называл команду по квиддичу. Семь агрессивных и плохо контролирующих себя магов, переполненных знаниями о темных заклинаниях и тестостероном. В этом времени девочки не летали. Это было замечательно — до сих пор Поттер иногда со страхом вспоминал, как обходились квиддичные противники с девочками из его команды. Иногда все могло закончиться печально, а девочка — прежде всего будущая мать. Хотя и не подозревает об этом. В волшебниках все же очень развит инстинкт продолжения рода. Редко какая ведьма доживает до старости, не родив хотя бы одного ребенка. Квиддич же… травмоопасный сам по себе, в мальчиках он повышал склонность к боевой магии — быстрая реакция, привычка одномоментно и резко использовать большой поток магии, выносливость — метла артефакт интересный. Вот только это была одна сторона школьного квиддича. Вторая же — агрессивное поведение. Сдержанностью юные маги, как правило, не страдают. Особенно страшно все было накануне матча. Первого матча в году. Слизерин-Ровенкло. Поттеру совсем не хотелось неприятностей, он избегал шумных компаний, присутствия в гостиной, когда там было много народа, светиться на уроках, хотя отработки все же были — на них его законопатила старуха-Мерисот. Поттер полторы недели оттирал пыльной тряпкой грязь от подоконников третьего этажа. Матерился, сжигал кожу на руках странной мазью, которую ему выдали вместе с тряпкой, но не-све-тил-ся. Он даже на трапезу в Большой зал ходил редко-редко. Только общался с приятелями, с которыми делил комнату. В основном. Была еще странная девочка-Роуз, жестокая и зазнавшаяся. Была златокосая Вэйл. Был Томас Манн. Ну и, конечно же, Флоран, который в очередной раз разбил себе сердце расставанием с крошкой-хаффлпафкой, страдал и лечил свое эго общением с чисто мужской компанией. — Эй, ты! — окликнули их сзади. Они шли по галерее пятого этажа. Поттер вот уже собирался нырнуть на лестницу, ведущую вниз. Флоран, услышав голос, вздрогнул и зашипел. — Мерлин, Медоуз. — Флоран! — Корвин, рад видеть тебя. Это была лучшая улыбка из арсенала Флорана-плута. — А я не очень. Это ведь ты трахнул мою невестушку. — Медоуз подошел ближе. Он был (конечно же!) выше Поттера. И учился на Слизерине. На их курсе. — Было и быльем поросло — мы расстались еще в прошлом году. Улыбка у Флорана не погасла ни на секунду. Поттер вздохнул и закатил глаза. Ох уж этот кобель! Медоуз тут же обратил внимание на Поттера. Присвистнул. Улыбнулся. — Ты вечно таскаешь за собой эту цыпочку. Ты же сверху? Я бы на твоем месте не отказался сунуть член в этого маленького беженца, — он наклонился вперед и подмигнул. — Ты никогда не узнаешь, каково это, — вяло отозвался Поттер. «Самоуверенный гаденыш» — читалось, наверняка, в его глазах. Медоуз очень красиво рассмеялся — запрокинув голову, рассыпав по галерее мелкий звонкий смех. Он был хорош и прекрасно знал об этом. — Пиздливый, сученыш. А если еще и кусаешься, — он в два очень быстрых и резких шага подошел и коснулся щеки Поттера. Почти коснулся — тот отклонил голову. — Цены тебе нет. Поттер, сверкнув глазами, наклонился вперед, так, что его губы краем задели щеку Медоуза, невесомо положил ладони на его плечи. — Отсоси, еблан. И, врезав коленом ему по яйцам, отскочил подальше. Медоуз согнулся от боли и зашипел, впрочем, быстро придя в себя. Он отошел на пару шагов назад, окидывая Поттера взглядом с головы до ног. — Сука, какая сука, — восхищенно пропел он. — Не так уж он и беззащитен, Медоуз. — Флоран засмеялся и сбежал в боковой коридор. — Гейне! Каждый сам за себя, — заорал он из-за поворота. Медоуз послал спотыкучее проклятие под ноги Поттеру. А тот как раз перепрыгивал на уходящую лестницу — и вполне мог успеть это сделать. Если бы не проклятие. Нет, Поттер бы справился — в конце концов, сколько раз он уходил от бладжеров, ловкой кошкой выворачивался из-под проклятий, намертво держался на драконах, вивернах и летучих змеях. Вот только бес какой толкнул его под руку, и он, картинно взмахнув руками и под свое громкое и растерянное «а-ах!», полетел вниз, вниз, вниз, через все пять этажей, а это не магловские три метра до потолка, а все шесть. Поттер летел, разведя руки в стороны, раздувая палудаментум, как крылья, вниз головой. И, кажется, именно этого ему не хватало — действия, непредсказуемости, жизни! Он уже думал извернуться, бросить под ноги воздушную подушку — несколько секунды свободного падения, обалдеть! — когда его резко потянуло назад, как на резинке, привязанной к поясу. Поттер не стал сопротивляться, он расслабился еще больше. Приземление было неласковым. Он врезался в того, кто вытянул его заклинанием, и они покатились по балкону, сшибая доспехи с балюстрады. Поттер зашевелился и сел, чувствуя жесткую хватку на плечах. Врезался он в Селвина — единственного и неповторимого. Тот, бледный до синевы, испуганно хлопал глазами и все никак не мог разжать пальцы, которые, наверняка, оставили с десяток синяков на коже Поттера. — Ты в порядке? — справившись с дрожащими губами, спросил он. Поттер кивнул, глядя испытующе. Интересная это была реакция на стресс. — Спасибо тебе. Я цел. Селвин расслабил пальцы и заплакал — по-девичьи откровенно, навзрыд. Поттер выпучил глаза, но сориентировался быстро — притянул мальчика к себе, спрятал его лицо у себя на плече и принялся гладить по голове. Истерика прошла быстро — и вот Селвин уже не плачет, а затаился и думает, как выйти из ситуации с наименьшими потерями. «Мужчины не плачут» и вся эта ерунда. — Тш-ш-ш, все в порядке, — сказал Поттер, глотая непроизнесенное «малыш». Обидится же. Селвин еще раз глубоко вздохнул и отстранился. — Все… все в порядке. Я просто испугался, — признался он. — У меня брат так же упал, только его никто не вытащил, и он… погиб. Поттер просто мрачно кивнул. — Прости, что испугал, — сказал он, вставая одним-единственным слитным движением и подавая руку Селвину. — И спасибо еще раз. Селвин мрачно кивнул и повел плечами. — Я пойду. Поттер не стал его останавливать. Только проводил взглядом и, вспомнив пароль от тайного хода, пошел вниз. В Большой зал. Впрочем, не дошел. Уже поворачивая на галерею, он почти врезался в Дамблдора. Тот стоял спиной к коридору, высматривая что-то за окном. Вид открывался на квиддичную тренировку — размытые фигурки игроков то слетались в одну кучу-малу, то разлетались довольно-таки далеко, гонясь за мячами. — А, мистер Гейне, — сказал Дамблдор, отводя взгляд от окна. — Я как раз хотел попросить вас зайти ко мне. — Зайти? — удивился Поттер. Дамблдор, по идее, и знать не должен был его фамилию… впрочем, почему бы и нет? — Да, конечно. Сейчас у вас будет минутка? — Идемте, — развернулся Дамблдор, взмахивая рукой в сторону учительской башни. В пору учебы Гарри Поттера башня эта популярностью не пользовалась, жили там только временные учителя. Сейчас никто не нарушал негласных правил… разведет же Дамблдор вольницу. Поттер некоторое время следовал за ним, разглядывая могучую спину, затянутую в темно-песочный камзол. Хорошая одежда, функциональная, красивая, удобная. Дорогая, статусная. Потом нагнал, как только ширина коридора позволила, пошел рядом, бросая задумчивые взгляды на Дамблдора. Был он не тем высоким сухим и сказочным стариком, который был памятен всякому из девяностых, а красивым и плечистым мужиком. Ухоженным, как истинный маг. И сила его была — огромная, безбрежная… впрочем, его хитрожо… хитромудрие никуда не делось — чувствовалось Поттеру второе, а то и третье дно за этими красивыми и искренне добрыми глазами. — Как вам Хогвартс, мистер Гейне? Освоились? — бросив на него (кокетливый, Мерлин, кокетливый!) взгляд из-под ресниц, спросил Дамблдор. — Красивый замок, — охотно отозвался Поттер, — ухоженный. Тут… свободно дышится. Некоторое время они шли через галерею, полную портретов. Дамы шелестели юбками, кавалеры в цветастых шляпах поправляли палочки. С некоторыми Дамблдор раскланивался. Поттер, как принято, только кивал в таких случаях. Портреты же. — Хогвартс завораживает, — вернулся он к теме, едва они свернули. — Иногда мне кажется, что в сами камни замка вплетена очаровывающая магия. — И камни поют обо мне — и мне, и тебе, и солнечном дне… — процитировал Поттер вдруг надпись, выбитую в самых глубоких подвалах Хогвартса на одной примечательной могиле. Дамблдор снова искоса взглянул. — Вы ведь не слишком-то любите замок, — вдруг сказал Поттер. Остановился, чтобы поправить сумку, невольно задерживая и Дамблдора. Лестница, к которой они шли, стремительно от них отпрыгнула. — Ох, не повезло. Знаете другую дорогу, сэр? Тайный ход к учительской башне начинался как раз здесь, за портьерой. Но Дамблдор предпочел дождаться лестницы. — Школьникам здесь интересно, — ответил он на вопрос, следя за лестницей. Та свернула по часовой стрелке к одной из картин и скоро должна была вернуться. — Когда становишься взрослее, хочется большего. Масштаба. Новых знаний. Новых перспектив. — Новых сцен, — с тонкой улыбочкой вставил Поттер. — Это все — вполне понятные человеческие желания. Когда вырос из песочницы, вовсе не хочется следить за карапузами. — Это что-то из маггловского фольклора? — спросил, недоуменно подняв брови, Дамблдор. — Мне почему-то показалось на миг, что вы поняли аллегорию. — Дело, верно, в призвании. Кто-то любит учить, кто-то учиться. Сражаться и пахать землю, путешествовать и мастерить. Не думали об этом, мистер Гейне? Я вот люблю загадки. Загадывать и разгадывать — одинаково прекрасно и притягательно. — Загадывая или разгадывая загадки, мистер Дамблдор, ты раскрываешь скорее себя, чем загадку, — предупредил Поттер. Ему не слишком понравилось, куда свернул разговор. И он непроизвольно сбился на мистера, как в давние времена, когда приходилось раскалывать такие светские «орешки», как этот рыжебородый интриган Дамблдор. — Когда ответ на твой вопрос дает другой человек, а не ты сам — ты слышишь не себя, а его, — парировал Дамблдор. — Если любишь сливать эхо прошлогоднего снега, загадки, конечно, хороши. А вот если прямые линии привлекают тебя больше, чем ритуальные реверансы? Дамблдор положил ладонь ему на плечо. Поттер сбился с шага, довольно резко разворачиваясь к нему. «Прикосновения недопустимы!» — первое, чему научили его в школе авроров. Касаясь человека, ты можешь коснуться и его магии. Если ты не собираешься оскорбить мага (или не хочешь его проконтролировать) ты не коснешься ни его самого, ни его вещей. Рука Дамблдора упала вниз. — В таком случае не стоит лезть в чужие жизни, — наклонившись к нему, доверительно сказал он. Поттер распахнул глаза в наивном удивлении — играться в дурачка ему удавалось все лучше и лучше с каждым днем. — Но я… мистер Дамблдор! Если вы что-то хотите мне сказать, скажите прямо! Я плохо понимаю намеки. — Ну что вы, мистер Гейне, никаких намеков, — сказал Дамбллор, выпрямляясь и с высоты своего роста глядя на Поттера. — Я вас позвал, чтобы поговорить о ваших академических неудачах. — и указал рукой в сторону личного кабинета. Внутри было просторно и интересно. Три больших окна выходили на южную сторону, так что сейчас кабинет заливало солнце. Рабочий стол, заваленный бумагами, стоял в тени, около полок с книгами. У окна, что было напротив входа, располагался сложный телескоп, обвешанный артефактами, и несколько интерактивных карт звездного неба. У стола на стене висело три портрета — Финеас Блэк, самый непопулярный директор Хогвартса, Мика Мишан, мастер ритуалов и нумерологии, умершая в пятнадцатом веке и третий — светловолосый юноша с романтической поволокой в глазах. Его Поттер не узнал. Дамблдор закрыл распахнутое окно и опустился в удобное даже на вид кресло, жестом предложив Поттеру расположиться в том, что предназначалось посетителям. Поттер присел на краешек кресла, продолжая рассматривать артефакты, которыми был забит кабинет. Проявители врагов, несколько архаичные на вид, мешались с контролирующими щиты Хогвартса сферами, несколько защитных жезлов, вставленных в вычурный стакан, соседствовали с тремя прыткопищущими перьями — желтым, красным и синим. Была какая-то градация разумности у этих перьев как раз по цвету, но Поттер ее никогда не знал. Следом Поттер принялся разглядывать металлические шарики — они летали по сложной траектории и каждый на что-то влиял: один на добродушие собеседников, второй — на хорошее настроение, третий — на хороший запах в помещении… дальше Поттер разглядывать не стал, перевел на Дамблдора взгляд. Тот смотрел на него через очки и развлекался, ждал, пока Поттер обратит на него внимание. Сложил пальцы домиком перед собой и улыбался. — Дело, о котором я хотел бы с вами побеседовать, мистер Гейне, заключается вот в чем: на вас жалуется профессура. Вы систематически не выполняете домашние задания, которые заключаются в написании эссе. Причем, насколько преподаватели меня информировали, вы хорошо разбираетесь в новых темах, но от вас вот уже несколько недель не поступают письменные работы. Дамблдор замолк, перевел взгляд на фигурку дракона, что взлетела с каминной полки. Поттер проследил его взгляд. Фигурка, выполненная из золота, вела себя, как живая. Уж Поттер был знаком с поведением драконов не понаслышке. Кашлянув, чтобы привлечь к себе внимание Поттера снова, Дамблдор продолжил: — Преимущество образования в том, что оно помогает вам работать на перспективу, мистер Гейне. То, что кажется вам скучным сейчас, позже поможет вам либо в жизненной ситуации, либо в приобретении дальнейшего образования… Поттер душераздирающе вздохнул. Спросил, поднимая ладонью вверх правую руку: — Вы позволите? Дамблдор кивнул, блеснув бликом на очках. — Прошу вас, мистер Гейне. Тряхнув ладонью, Поттер охватил рукоятку палочки. «Что бы такого…» — взгляд его наткнулся на дракончика. Выписав сложную формулу, Поттер материализовал прямо на столе точно такую же фигурку, только серебряную. Еще пара пассов палочкой заставили дракончика ожить, встряхнуть крыльями. Потом дракончик потер мордочку лапками, чихнул, а, заметив золотого собрата, он замер, напрягшись и ожидая, пока тот подлетит поближе. Дамблдор наблюдал за всем этим, внимательно и доброжелательно, откинувшись на спинку кресла. Когда золотой дракончик, как раз закончив облет кабинета, возвращался на каминную полку, серебряный, хищно рыкнув, бросился ему наперерез. Завязалась драка, на пол полетели крохотные чешуйки, похожие на крохотные искры — золотые и серебряные. — Конечное время преобразования? — Я не задавал, — покачал головой Поттер. Прикинув в уме, насколько от прошлой восстановилась его сила магии, он сказал: — Скорее всего, около трех суток. — А потом — мгновенное исчезновение? Поттер усмехнулся. — Вовсе нет. Медленное выцветание. — Как вы это сделали? — удивился Дамблдор. Поттеру припомнилось, что медленное выцветание для псевдоживых анимированных и трансигурированных статуй считалось невозможным… — Это просто, сэр. Я могу набросать вам выкладки. — Это подкуп, Гейне? — поднял брови Дамблдор. Красивым он, все же, был мужиком. Очень цельным, ухоженным. — Вовсе нет, сэр. Я просто провожу небольшую демонстрацию. — Хорошо, — кивнул Дамблдор. — В таком случае — трансфигурацию магического животного в немагическое, будьте добры. — Э-э-э, — Поттер крутанул палочку в пальцах, пытаясь вспомнить заклинание. На ум ничего не приходило — последние лет дцать он пользовался палочкой только для сложного боевого и исцеляющего колдовства. В остальном воля сильного мага делала все, а заклинания… а что заклинания? — Мне нужно животное… — Зачем же? Просто продемонстрируйте мне заклинание, мистер Гейне. — Дело в том, сэр, — сделав ударение на последнем слове, сказал Поттер, — что для точной формы нужно конкретное животное. Дамблдор хмыкнул, снова откинулся на спинку стула. Прищурился. — Серпенсортия! — воскликнул он. На стол перед ним упала простая магическая гадюка. Маленькая такая, буквально сантиметров пятнадцати в длину. — Вы же знаете, что для трансфигурации призванного животного нужна формула, отличная от обычной? — спросил Поттер, не отводя взгляда от гадюки. — Прошу вас, мистер Гейне, — кивнул Дамблдор. Поттер продемонстрировал вычурный выпад палочкой. Вместо гадюки на бумагах раскинулась самая обычная кошка, отчего-то очень похожая на МакГонагалл. Поттер закусил губу, чтобы не рассмеяться, и встряхнул палочкой. На столе осталась статуэтка атакующей летучей мыши. Чашка. Тушканчик. Часы-ходики, миниатюрная версия тех, что занимают целую башню Хогвартса. Снова змея, на этот раз немагическая. Горящая сигарета. Кувшин с водой. Мороженое в креманке. Шар воды. В конце Поттер просто испарил субстанцию, которая начала расползаться на неопрятные клочья из-за перенасыщения магией. Дамблдор захлопал в ладони. — Великолепно, мистер Гейне. Я бы сам не продемонстрировал мастерство лучше. — Я не настолько хорош в рунах и зельях, но тоже могу показать вполне приличный уровень. В ЗОТИ я хорош, трансфигурацией я, собственно, интересовался именно для боевого применения, прорицания… вы верите в прорицания, сэр? Дамблдор покачал головой. — Нет. Судьба покорится сильному, за слабого все сделают обстоятельства. — Вы сегодня весь день говорите афоризмами, профессор, — ухмыльнулся Поттер. — Я тоже в них долго не верил. В предсказания. Чушь все это, считал. А они, оказывается, дивно жизнь облегчают. Вот если я вам скажу — не ведите завтра того разговора, что запланировали, с черноволосым и злокозненным магом — вы ведь не послушаетесь? А это к проблемам может привести. — Мистер Гейне, — поморщился Дамблдор, — не изображайте из себя кликушу. Вам не идет. — А я, однако, сказал правду, — ухмыльнулся Поттер, развлекаясь. Дамблдор взмахнул руками. — Вернемся к теме учебы. Вы отказываетесь писать эссе потому, что вам скучно. — Это так. — Предлагаю вам подойти к преподавателям и попробовать объясниться с ними — не дело настраивать против себя профессуру. Предложите им помощь с проверкой студенческих работ. Или обговорите сдачу промежуточных тестов взамен эссе. Вы не первый студент, которому скучно выполнять домашние задания. Тем более, сейчас, когда здесь так много… беженцев, — Дамблдор поморщился. — Слагхорн, — подумав, сказал Поттер. — С ним у меня будут проблемы. Он безусловно отнес меня к категории беженцев, так что не станет прислушиваться к моим словам. Остальные преподаватели не настолько явно делят студентов на такие категории. — Хорошо, со Слагхорном поговорю я. Идите, мистер Гейне, и отчитайтесь мне по проведенным переговорам с профессурой через пару дней. Поттер встал, склонил голову. — Благодарю за разговор, сэр. Выходя за дверь, он заметил, как Дамблдор парой взмахов палочки разнял дерущихся дракончиков и спрятал серебряного в трансфигурированную клетку. Идя по коридору, Поттер не мог сдержать широкой улыбки. Получилось! На квиддич он не пошел. Вот взял и не пошел — столько криков, ожиданий, а Поттеру внезапно стало грустно, что его факультет играет, а летает не он. С бодрой улыбочкой он поддакивал Флорану, спорил с Петри, а потом внезапно «потерялся» в толпе у выхода. Спрятаться в нише, переждать основной поток студентов, а потом скользнуть совсем в другую сторону было совсем не сложно. Поттер не понимал в себе этой проснувшейся у него обидчивости, упрямо пытался вести себя, как обычно, но не выходило. Вот сейчас — ну хочется тебе летать, так иди и полетай. Стащи себе снитч, зачаруй маленького дракончика на крайний случай — они еще лучше, шустрые, уворачиваются и огнем плюются. — Но нет, страдать же интереснее, чем наслаждаться чужим матчем, — пробормотал Поттер, скривившись. — Ну что за детство. Он остановился, постоял, перекатываясь с пяток на носки. — Чем бы заняться? — Поттер поднял брови, раздумывая. А потом каверзно ухмыльнулся и, развернувшись, нырнул в тайный ход, ведущий резко вниз. Каменное могилище оказалось на месте. Где, впрочем, и обещало быть будущие лет сто. Монументальная, сокрушающая мощь, крепость камня рядом с которой кажется хрупкостью бумаги. — Здравствуй, последний из красных колдунов. И первый из них в новом мире, — сказал Поттер, пряча усмешку в уголках губ. Именно они пробудили к жизни мощь давно ушедшего волшебника огня. Наверное, это была… ностальгия? По приятным часам рядом с древним мудрецом, обуздавшим огонь. Красный колдун был весь в ожогах, старых шрамах и вехах времени. Он был отчаянно молод по тем временам, когда его пробудили к жизни. Вот только опыт жизни красного колдуна ставил его вровень с любым стариком в окружении Поттера. — Давно ты спишь, проспишь еще много лет. Но позволь мне бывать здесь. Не с кем даже поговорить, — с досадой сказал он. Поттер обошел природную пещеру по кругу, очищая от пыли и освежая воздух. Свет от огонька люмоса прыгал по неровным стенам, высвечивая то сдерживающие руны, то нелепые картинки, выбитые резцом древнего мастера. Он все глубже погружался в свои мысли, спорил сам с собой, морщился, ерошил волосы, давно сняв резинку. — Ах, им ли об этом говорить, Красный Колдун, тепличным детям тепличных условий? — спросил Поттер, устраиваясь сверху на крышке монументального гранитного гроба. — Я — Светлый, вот тот мальчишка с Равенкло, он тоже. Да вот еще темный кроха на Гриффиндоре учится. А это? Они же… как животные рядом с нами. Как животные — породистые собаки. Они мантии к обеду меняют и учат детей, какой вилкой надо рыбу есть. А надо — как колдовать, как прижать свою магию так, чтобы извернулась змеей в руках, да сделала — все. Весь мир без границ чтобы показала, чтобы плести из лунного света, как Луна, чтобы танцевать в кострах, как ты. Да не палочкой махать, дурные дети своих родов. Они же… да они за любым пойдут, силой только на них надави. Они перед любым на колени встанут, а пафоса-то, пафоса, «мы, древние». Он помолчал, размышляя и успокаивая дыхание. — На пафос-то, конечно, меня потянуло, а не их. Сижу тут, с тобой разговариваю. А тебя твои, между прочим, закопали так глубоко, чтобы ты не встал и не начал отвечать, — он рассмеялся. — Устал я. Шел часа два. Ты еще не узнал этого, но тут, наверное, тысяча ступеней. Конечно, не все вниз, есть какие-то катакомбы, которые мы даже до конца не обследовали тогда, в будущем. Да еще заклинаний навешано. Вот уж меня б так кто боялся! Поттер откинул голову на лапу уродливой статуи и замолчал. Под землей время идет не так, как на поверхности, а он и не считал часов. Полная темнота и полная тишина после того, как Поттер потушил люмос, его не волновала. Он никогда не боялся замкнутых пространств и монстров, которых может скрывать отсутствие света. Не любил таких ситуаций, да. Но сейчас ему становилось ощутимо лучше. Замерзнув, проголодавшись и отлежав себе задницу и бока, Поттер наконец встал и вытащил из сумки свою недометлу. — Спасибо за компанию, красный колдун, — прошептал он. И, запалив негасимый огонек в чаше на краю гробницы, он вскочил на метлу и взлетел. Пора было обратно.