15-Й ГРАДУС НА ЮГ ОТ ЭКВАТОРА

      Бен узнал Далию сразу же, как только та появилась в дверях бара. Высокая, статная девушка тут же привлекла к себе внимание мужской половины заведения. При всей глухой неприязни Бен не мог не отметить, что выглядела она эффектно и стильно: черные леггинсы, красно-синяя клетчатая рубашка с широким поясом, на ногах — черные гриндерсы с жесткой кнопчатой шнуровкой. Под мышкой — шлем от скутера. Длинные тёмные волосы крупными кудрями струятся по плечам и падают, завиваясь кольцами на высокую грудь.       Чуть привстав, молодой человек махнул ей рукой. Заметив его, Далия махнула в ответ и, ловко лавируя между столиками, направилась в его сторону, чуть покачивая бедрами, сопровождаемая заинтересованными взглядами. Ничего не изменилось с того момента, как он видел ее в последний раз: все так же грациозна, сексуальна и невозмутима.       — Извини, что заставила ждать, — хлопнув на стойку шлем, она слегка прищелкнула пальцами, подзывая бармена: — Два Гиннеса по 0,5. Прости, ты уже заказал?       — Ты знаешь, зачем я позвал тебя? — тихо произнес Бен.       Щеки Далии слегка порозовели. Она кивнула и взволнованно забарабанила ногтями по бокалу с пивом.       — Я хочу помочь, Бен.       — Я не знал, что твоя сестра летела в том самолете.       — Я сама об этом не знала, пока не позвонили родители. Мы с Моникой не общались практически. У нас с детства были не очень хорошие отношения. Бен, — она тяжело вздохнула. — Маршал рассказал мне о вашем разговоре, но тебе не кажется, что эта идея…       — Безумна? Вполне возможно. Вполне возможно, что я ошибаюсь. А если нет?       — Три недели почти прошло… — она опустила взгляд на столешницу, и он видел, как дрожат длинные пушистые ресницы. — Ты думаешь, есть шанс, что они…       — Я думаю, шанс есть всегда. Мне повторить, — он отодвинул пустой бокал. — Хочу, что бы ты знала: я бы НИКОГДА не обратился за помощью к тебе, если бы не крайний случай. Я считаю, что такие, как ты… такие женщины… они…       — Бен, пожалуйста, не суди о том, о чём не знаешь, — мягко, но решительно прервала она его. — Я переживаю не меньше тебя.       — Так расскажи мне. Я хочу всё знать. Я хочу знать ПРАВДУ.       Далия вскинула на него красивые, светло-карие с золотистыми искорками глаза. Они смотрели мягко и вкрадчиво, почти нежно. Девушка чуть приоткрыла рот, и взволнованно провела по губам кончиком языка, от чего они тут же влажно заблестели. Черт возьми, эта женщина была просто чистый секс! Он уже не так осуждал Эвана.       — Какую правду ты хочешь знать?       — Про тебя и Эвана. Я не могу… идти дальше… и с тобой… пока не буду знать… всего.       — Ты уверен, что тебе это надо? — она тяжело вздохнула и отпила свое пиво. — Всё в прошлом. Разве это имеет значение?       — Для меня имеет.       — Хорошо, — она пожала плечами. — Эта история не будет такой уж длинной. Мы познакомились в конце февраля на вечеринке у Маршала и Роуз. Ты это знаешь. Было много народу, выпивки и травы. Я пришла одна, без компании, и Эван в тот вечер тоже был там один. Нас представила Роуз. Она, кажется, выпила уже пол-литра текилы, и ей было в напряг развлекать нас светской беседой. У меня было отвратительное настроение в тот вечер, я не была настроена ни с кем там знакомиться, но Эван… он сразу привлек моё внимание. Мне всегда нравились такие парни… высокие, с хорошей фигурой, — она слегка улыбнулась. — Он смотрел на меня весь вечер, но не подходил, чтобы поговорить, хотя к десяти часам мы все уже были пьяны и обкурены. Я подошла к столу, чтобы налить себе выпить, и он спросил меня про татуировку.       — Татуировку?       — Да. У меня на пояснице маленькая татуировка осьминожки. Он заметил её, когда я наклонялась. Спросил, что она означает… а я сказала: ничего! Мне просто нравится. — Далия сделала паузу. — Поверь, дело было совершенно не в том, что он выиграл Олимпиаду. Я не интересуюсь фигурным катанием и не смотрю телевизор. Я очень смутно представляла себе, что это за парень… просто мы понравились друг другу. Так бывает: видишь человека впервые, а он уже нравится тебе. Когда гости начали потихоньку расходиться, мы вышли вместе, и Эван предложил проводить меня.       Далия замолчала. Бен сидел, прикрыв глаза и облокотившись на стойку. Каждая сказанная ею фраза рождала в голове яркий образ. Окутанная влажными клубами дыма и пропитанная ароматом текилы и сандала квартира Маршала, звучащий из динамиков старого проигрывателя транс, силуэты людей и двое — мужчина и женщина, которые смотрят друг на друга из противоположных концов комнаты, не видя вокруг ничего, кроме друг друга. Они пьяны, и знают это. Вызов уже брошен, и им не нужно говорить друг с другом, чтобы продемонстрировать, чего оба хотят. Секса.       — Продолжай.       — Вообще-то, я не сплю с мужчиной спустя несколько часов после знакомства. И дело не в каких-то правилах, просто мало таких мужчин… которые могут вызвать такое желание и так быстро… а у меня голова была совершенно пустая в тот вечер. Мы были пьяные, в конце концов, и выкурили очень много травы. Это было как во сне. Мы даже не разговаривали толком. Я даже не помню, как он предложил подняться к нему, и предлагал ли вообще. Ещё два часа назад мы не знали друг друга, но занялись сексом почти с порога… без всяких прелюдий. Мы оба были так возбуждены, что с трудом дошли до кровати, и это было что-то совершенно фантастическое. Ты уверен, что хочешь это слышать? — снова прервав свой рассказ, Далия отхлебнула пива и вновь посмотрела на Бена, который сидел повернувшись в профиль, уставившись перед собой.       — Да.       — Я даже не думала о том, есть ли у него подружка… не говоря об парне! Мне бы даже в голову не пришло подумать такое про мужчину, который трахал меня два часа подряд и только после этого извинился и попросил напомнить, как меня зовут! Не будь всё так классно, я бы могла оскорбиться, но в нём было что-то, что заводило меня просто до безумия. Представь себе моё удивление, когда на следующий день мне позвонила Роуз… она тараторила о том, что видела, как мы ушли вместе, и хотела предупредить меня, чтобы я не имела каких-то видов на Эвана, потому что он интересуется мужчинами! И это было, знаешь, так… упс! Кажется, — она хлопнула ладонью по столу и засмеялась. — Кто-то опоздал с предупреждением… или поторопился с выводами… Хотя потом мне показалось всё даже забавным. Самый лучший секс в моей жизни оказался с геем! Разве не смешно? Я, впрочем, не собиралась ничего повторять или продолжать. Утром я просто села в такси и поехала домой, и мы даже телефонами не обменялись! — Далия слегка улыбнулась, как будто себе. — Он сам меня нашёл. Через Маршала. Узнал про то, что они с Роуз хотят выставлять мои картины… и предложил помощь. Чёрт, он же не предложил мне трахнуться с ним ещё раз! Мы просто встретились, чтобы обсудить дела.       — А потом ты случайно переехала к нему жить… я помню.       — Да, всё действительно происходило почти случайно. Мы, конечно, затронули тему этой ночи, и я не выдержала и сказала ему, что знаю… Мне было интересно, как он отреагирует. Я, признаться, ждала, что он смутится или начнет как-то оправдываться… а он засмеялся. А потом сказал… спросил… не хочу ли я это проверить… ещё раз.       — О да… и ты проверила, — прошептал Бен, сжав зубы.       — За этим не было ничего серьезного, Бен. Не ищи в этой истории больше, чем есть, — мягко сказала она. — У нас был секс, это правда. И я солгу, если скажу, что это не было потрясающе… Но я действительно переехала к нему, чтобы работать. У нас не было романа, Бен.       — Ты лжешь… я видел, как вы смотрели друг на друга.       — Это была химия. Она быстро прошла. Он не звал меня на свидание или ещё что-то в этом роде… не предлагал встречаться с ним! Когда же наконец люди поймут, что секс, даже если он невероятно хорош… это ничто! Это просто инстинкт тела! Он даже рассказал мне о тебе.       — О, как это мило.       — Да. Он ничего не скрывал. Мы оба знали, что рано или поздно это прекратится, и мы останемся друзьями… и так бы оно и было… если бы… — Далия запнулась.       — Если бы что?       — Не думаю, что тебе нужно это знать, — она отвернулась, но он ухватил её за локоть.       — Почему вы не остались друзьями! Давай, скажи, если всё было так просто, и не было никаких чувств!       Далия повернулась к нему и резко бросила:       — Всё действительно было очень просто. Пока я не залетела.       Бен опрокинул стакан с пивом, и оно разлилось по стойке, заставив бармена испуганно подскочить к ним с тряпкой.       — Что?!       — Я примерно так же отреагировала, когда узнала. И до сих пор гадаю, как это произошло. То есть, я, конечно, могу только догадываться.       — Черт возьми… — он ошалело уставился перед собой, а потом, сообразив, побледнел. — Ты…       — Я сказала ему. Я была уверена, что он испугается. Как все мужики… не важно… геи они или натуралы… они не хотят незапланированных детей и проблем. А Эван, конечно, растерялся сначала, но предложил мне… ты не поверишь… родить! Мы были знакомы два месяца, а он предлагал мне родить от него ребенка! — Далия фыркнула. — Сказал, чтобы я не беспокоилась ни о чём… и что потом как-нибудь мы это разрешим. Что он не против. Не знаю, что он там запланировал… но это было безумие. И совершенно невозможно. Я, правда, пообещала подумать, но… мне 35 лет, у меня нет мужа и детей, и все парни отчего-то думают, что я должна быть счастлива забеременеть и родить от него, даже если он голубой!       — Ты сделала аборт, — констатировал он.       — Да, сделала. Я не буду вдаваться в подробности и грузить тебя, объясняя, почему я так поступила. Вот, в общем… и всё… мне нечего добавить. Я сказала ему и по его лицу поняла, что ни о какой дружбе дальше речи быть не может. Он расстроился… — Далия замолчала и молчала еще некоторое время. — Я понимаю, почему. Он думал, что вдруг для него это единственный шанс был завести ребёнка? Это глупость, конечно. Я ему так и сказала. Сказала, что от такого парня любая захочет родить, только свистни. И не обязательно даже её трахать для этого. Но у него, может быть, какие-то свои представления были.       Бен закрыл руками лицо. Он думал об этих, последних месяцах, когда Эван вдруг начал заводить странные разговоры о детях. О том, что хочет ребёнка, и просто сводил его с ума безумными идеями о том, что договорится об этом с одной из своих подруг, и она родит от него. Говорил, что дети — это единственная причина, по которой он, наверное, женится на женщине однажды. И они так ссорились из-за этого… так много ссорились… всё время.И Бен не понимал: что за маниакальная одержимость? Почему он так мучается? Как будто два парня не могут растить и воспитывать ребёнка.       «Я хочу своего ребёнка, Бен. И у него будет только один отец… это я…»       «У тебя вся жизнь впереди! У нас будут дети со временем…»       «Ты что, ничего не понимаешь? Я не могу так долго ждать!»       Он как будто чувствовал, что что-то теряет… что может опоздать…       Пока они сидели в баре, на улице пошёл дождь. Далия предложила подвезти его до гостиницы, но он не собирался садиться позади неё на скутер, словно девчонка. Странно, но ему и правда стало легче после этого разговора. Он всегда очень боялся, что Эван любит её… что не может забыть. А он, оказывается, не мог простить.       — Знаешь, не хочу, чтобы всё это на тебя повлияло… — они стояли под навесом, и Далия курила, глядя на дождь. Нью-Йорк сегодня невероятно напоминал Лондон. Серый, туманный, печальный. — Я думаю, Эван не был даже влюблён в меня… просто он очень боялся влюбиться в тебя…       А потом она вдруг заплакала. Вот так, внезапно, непонятно с чего. И ему стало так жаль эту женщину — красивую, умную, успешную и свободную. Одним словом, такую, на которую хотят быть похожими. И которую, кажется, никто не любил. А Эван… сейчас Бену казалось, он понял, почему тот увлёкся и позволил себе так далеко зайти… Он не любил Далию, он хотел быть ею. Нет, не женщиной, конечно. Он хотел её свободы, независимости, этой лёгкости, с которой она шла по жизни, совсем без оглядки, занимаясь, чем хочет, и ни от кого не завися. Как будто он верил, что она ничего не боится. Что возможно жить вот так — только для себя…       — Я хочу поехать с тобой в Бразилию не из-за Эвана, — шмыгнув носом, Далия вытерла лицо бумажным платком, размазав тушь. — Я хочу привезти родным тело сестры. Я так мало делала для Моники… пока она была жива…       — Тогда будь готова, потому что я вылетаю послезавтра. — Он раскрыл зонт и шагнул под дождь. ***       — Джоник, Саша меня беспокоит… — Ира показала рукой на лежавшую в тени дерева Коэн. — Она второй день практически ничего не ест и всё время лежит. Ты бы поговорил с ней… просто… на всякий случай…       «На тот случай, если она тронулась умом…» — мысленно закончил он про себя.       Убедив Иру, что обо всём позаботится, он присел на брёвнышко неподалёку и посмотрел на неподвижно лежащую маленькую фигурку. Он никак не мог ей помочь. Иногда начинало казаться, они все уже давно сошли с ума. Сегодня утром, проснувшись, он первый раз за всё время пребывания здесь не подумал о том, что их спасут. Не ощутил этой щемящей надежды, что наполняет душу и словно согревает изнутри. Ничего. Как будто так было всегда. И будет дальше. Они превратились почти в животных. Не плачут, не скорбят, не взывают к Богу с молитвами. Их интерес сводится к таким простым и бытовым размышлениям, вроде: что поесть, где лучше лечь спать, чтобы не доставали москиты, и как определить погоду на завтрашний день по движению облаков и направлению ветра. Даже странно, что когда-то их всех заботили совсем другие, глобальные вещи… у них были амбиции, планы, стремления. А сейчас они просто живут. Теперь он знал, что такое существовать в настоящем… Когда каждая минута бесценна, когда любая незначительная мелочь, вроде красивой разноцветной бабочки, может вызвать эмоций больше, чем очередная смерть… Он в неё больше не верил. И что самое страшное — совсем не боялся. Они все не боялись…       Вечером был на редкость красивый закат. Они действительно застряли в удивительном месте, откуда открывался прекрасный, хотя и несколько грозный вид на лес, реку, водопад и широко развёрнутое покрывало неба, где сейчас медленно погружался за горизонт оранжевый солнечный диск. Вот что такое, значит, великолепие созерцания… Такого никогда не увидишь в городе, откуда не смотри. По правде сказать, он объездил полмира и нигде не встречал таких прекрасных пейзажей, как в сельве амазонских джунглей…       Он едва не забыл, что собирался выполнить Ирину просьбу и поговорить с Сашей. Впрочем, о чём им было теперь разговаривать? Она, как и все, потеряла надежду, но выбрала для себя отречение. Её волевой и сильный характер мог служить ей там, в цивилизованном мире, где от её решений и поступков что-то зависело. А здесь все эти навыки оказались бессмысленными. Она не смогла спасти Эвана… потом Джеффри… теперь и саму себя.       Всё-таки он подошёл и присел рядом, держа в руках гроздь бананов. Сегодня утром Роме попалась особенно крупная рыба, и они зажарили её на костре, и казалось, в жизни он не ел ничего вкуснее этого горчащего, несолёного, водянистого мяса. Саша от еды отказалась, хотя Моника и уговаривала её минут десять.       — Я принёс тебе бананы, положу здесь… — он положил связку на траву, рядом с её головой. Коэн лежала на спине, глаза её были закрыты, но он был уверен, что она не спит.       — Ты решила уморить себя голодом? — сам он банан очистил и с аппетитом впился зубами в сладкую мякоть. — Слушай, если хочешь покончить с собой, есть более лёгкий и безболезненный, а главное, быстрый способ. Прыгнуть с обрыва, например…       Девушка открыла глаза и с недоверием посмотрела на него.       — Ты серьёзно?       — Не знаю, а ты? — он улыбнулся. — Слушай, Саша… Я не буду заставлять тебя есть… пить… вообще жить… я понимаю, что ты чувствуешь. Мне, правда, казалось, что ты бы выжила просто из свойственного тебе упрямства… Я знаю, что ты зла на меня. Мы все, наверное… немного злы… на этот мир вокруг. В каком-то смысле, я тоже дошёл до точки. Хочешь, поговорим об этом?       Девушка неожиданно приняла сидячее положение, взяла лежавший на земле банан и стала его чистить.       — Знаешь, чего я больше всего опасаюсь? Что настанет такой момент… когда мне здесь не с кем будет поговорить… пока мы можем разговаривать, мы всё ещё люди, а?       Он смотрел, как она ест, откусывая большие куски и проглатывая их практически не жуя. Когда-то им нельзя было есть бананы из-за спортивного режима и диеты. Почему-то сейчас это казалось настолько абсурдным… что они всерьез могли себя в чём-то ограничивать… вот в такой ерунде… и делали это! Ради чего? Ради медалей? Ради возможности несколько минут постоять на пьедестале почёта и пожать руку сильным мира сего? А может быть, ради самоуважения? Они боролись друг с другом, преодолевали, плакали, любили, ненавидели, изнуряли свои тела упражнениями и диетами… многие из них пожертвовали ради этого здоровьем. И всё это, зная, как недолговечен будет победный марш. Как быстро всё осыплется, словно засохшие листья цветка. Если бы у него сейчас была возможность, он бы попросил прощения у многих людей. Даже у тех, перед кем никогда не чувствовал себя виноватым.       — Я тут вспомнил… — он задумчиво почесал небритый подбородок. — Мы как-то сидели все в раздевалке на гастролях… давно… лет десять назад. И Джеф спросил, кто чем хочет заниматься, когда закончит кататься. И я сказал, что мечтаю о собственном шоу. Куда могли бы приезжать все мои друзья, а я бы сам ставил программы… И так странно получилось, что именно эту мою мечту воплотил Стефан. Не то чтобы я не доволен тем, что есть сейчас… просто странно, как далеко мы уходим от наших детских желаний…       Саша слушала его очень внимательно и доедала свой банан.       — А над Эваном тогда посмеялись… что он мечтает об актёрской карьере в Голливуде… и ты о ней когда-то мечтала, помнишь? Вы даже ходили на актёрские курсы. И так смешно… Эван мечтал о большом доме у моря, где хотел жить один. Я ещё тогда удивился, почему один? Он всегда особенно ценил своё одиночество… Ты ещё собиралась жить с ним по соседству и навещать, чтобы он не одичал окончательно… — Джонни вытер кулаком притаившуюся в уголке глаза слезинку. — Джеф пошутил и сказал, что это очень романтично, что вы есть в мечтах друг у друга…       Коэн пристально смотрела на него и, убрав длинные волосы с лица, тихо произнесла:       — Джонни, почему ты сейчас об этом вспомнил и заговорил?       — Я не знаю… ладно, — он встал. — Просто вспомнилось… я пойду… пройдусь.       Он быстро направился в сторону зарослей, раздвигая упругие ветви и думая, что, наверное, нужно было вернуться и предупредить ребят, что он идёт на прогулку, хотя они бы его одного, конечно, не отпустили… Но ему сейчас жизненно необходимо было одиночество.       Иногда, когда они отправлялись в лес в поисках еды, Джонни ловил себя на том, что воспоминания о местности каждый раз оказываются неточными. Вот, казалось бы, они хорошо запомнили тропинку, которая однажды привела их к чудесному дереву манго, а в следующий раз обнаруживают на этом месте какие-то непроходимые заросли колючих кустов. И этот удивительный рассказ Джеффри о том, как они с Сашей нашли их, словно разминулись всего на пару часов, а не дней… Как будто каждый день земля вокруг них меняет свое направление, словно волшебные лестницы из сказки о Гарри Поттере. Заколдованное место…       Поэтому он даже не сильно удивился, когда, пройдя чуть подальше, обнаружил, что вышел на небольшую полянку к маленькому водопаду, уходившему в низину реки. Невероятно, как они могли пропустить его, и тем не менее… Лучи заходящего солнца проникали сквозь листву деревьев и красивыми бликами играли в воде, окрашивая её в золотистый цвет. Рядом росло небольшое кряжистое деревце с длинными, опущенными к воде ветвями, напоминающее плакучую иву. Подойдя чуть ближе, он увидел несколько маленьких пёстрых птичек, которые забавно помахивали крылышками, порхая вокруг друг друга. Одна из них неожиданно на мгновение присела к нему на плечо, чтобы, сорвавшись, исчезнуть в широкой листве. Иной раз природа казалась такой дружелюбной…       Джонни присел на корточки, умылся и сделал пару холодных глотков. Помыться под таким «душем» вряд ли будет возможно, но вода была вкусной и чистой, сюда можно будет ходить за питьём. А у него, как назло, с собой ни фляги, ни бутылки…       Он вновь наклонился, зачерпывая губами прохладную влагу, когда неожиданный шорох поблизости заставил замереть и напрячься.       «Идиот… сюда же наверняка приходят на водопой звери…»       Прислушавшись, он попытался определить, откуда доносится шум, который явно приближался. Понимая, что любопытство уже начинает брать верх над страхом, Джонни поднялся на ноги и стал медленно отступать, не сводя взгляда с деревьев впереди. Это совершенно точно не мог быть никто из их компании, все ребята остались в лагере. Быстро оглядевшись, Джонни не нашел ничего, что могло бы служить оружием.       «Возможно, это мой конец… сейчас оттуда выпрыгнет какая-нибудь тварь и перегрызет мне горло…»       От этих мыслей его затошнило. Развернувшись, он стал быстро пробираться обратно, мысленно матеря себя за такое безрассудство. Жить хотелось, и очень сильно. Он боялся переходить на бег, чтобы не спровоцировать того, кто крался в лесу, но не выдержал и, услышав треск веток, рванул вперед, чтобы через мгновение зацепиться ногой за здоровенный, растущий из земли корень и полететь на землю. Упал он неудачно, лицом вниз, больно ударившись локтевым нервом так, что застонал.       — Джонни!       Знакомый голос озарил вспышкой сознание и заставил резко перевернуться. У него перехватило дыхание.       — Дева Мария…       Стоявший в нескольких шагах от него Эван ухватился рукой за тонкий ствол какого-то дерева и стал медленно оседать на землю. Превозмогая боль, Джонни поднялся на ноги и бросился навстречу, протянув руки, как бы не веря… не решаясь поверить… Он подхватил его за плечи очень вовремя, не позволив упасть, и с изумлением заметил под полой незастёгнутой рубашки своего Пинга…       — Господи! Господи!!!       Лайс выглядел ужасно, и он мог бы даже не узнать его лица, практически заросшего жёсткой чёрной щетиной. Похудевший, в порванной местами одежде, с непривычно отросшими волосами… но всё же это был он. Эван. Никто из них уже и не надеялся, не позволял себе думать, что это возможно. Иной раз, теша себя оптимистическими иллюзиями в первые дни, Джонни думал, что Лайс, возможно, дождался спасателей и приведёт помощь. Но дни шли за днями, и надежда таяла, как догорающая свеча. Если Макс его не нашёл, то скорее всего их обоих уже нет в живых. Если они потеряли столько людей, когда держались друг друга, то каковы шансы у двух парней, один из которых отправился в ночные джунгли в одиночку? Джонни не позволял, он запретил себе мучиться угрызениями совести, и только иногда тихо молился по ночам и шёпотом разговаривал с Эваном, как бы пытаясь что-то объяснить… Они никогда не могли понять друг друга до конца, и всё-таки он должен был с ним говорить… Неужели Господь услышал его молитвы?       — Какое счастье… ты жив… родной… — он обхватил его руками, задыхаясь, и крепко прижимая к себе, пока тот тихо не застонал и не начал отталкивать его.       — Не надо… у меня ребра сломаны… Джонни… я звал тебя… а ты всё убегал и…       Он говорил с трудом, а потом и вовсе потерял сознание, заставив Джонни в ужасе броситься к водопаду, набрать воды в пригоршни и плеснуть ему на лицо. Он с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться. Никогда, никогда в жизни он не был так счастлив видеть Эвана… никогда не думал, что вообще может быть так счастлив, просто увидев Лайсачека. А сейчас его распирало от желания заорать, заплакать, стиснуть в объятьях, разом попросить прощения за все былые обиды, за всё…       Порция прохладной воды заставила мужчину снова приоткрыть глаза. Приподняв его голову, Джонни провёл ладонью по горячему лбу, ощутив жар.       «Боже мой… что с ним? Нужно позвать на помощь… я не дотащу его в одиночку…»       — Эван! Я сейчас! Я вернусь! Я быстро! — он аккуратно опустил его на землю и вскочил.       То, как Эван отчаянно протянул к нему руку, не желая отпускать, заставило наклониться и неожиданно для самого себя, поцеловать его в губы, прошептав:       — Я позову остальных… мы сейчас вернёмся… всё будет хорошо. Ты держись, ладно?       Лайс улыбнулся и закрыл глаза. С его лица будто бы спала печать вечного напряжения.       — Да… я постараюсь… ты только возвращайся, хорошо? Вернись… пожалуйста…       Последняя фраза заставила мужчину вздрогнуть, разом напомнив о тех первых днях. Эван как будто просил его ещё о другой, старой просьбе… Нет, он больше не допустит этого! Никогда!       — Эван! — он крепко сжал его плечи. — Я вернусь с подмогой. Я тебя не брошу, слышишь? Только держись.       Когда Джонни вырвался на поляну перед лагерем, вид у него был такой, словно за ним гнался по пятам дикий зверь. Лихорадочным взглядом облетев всех оставшихся из их группы, он явно решал, как поступить: сразу же закричать о чудесной встрече или сохранять спокойствие, попросив сходить с ним в лес кого-то одного? Решать нужно было быстро. Судя по виду, Эвану было совсем плохо и долго в одиночестве он там не протянет.       Джонни решительно направился к Роме и Стефу, которые уже бежали ему навстречу, встревоженные и озадаченные.       — Что случилось? Где ты был?       — От кого ты бежал?!       Он понимал, что если так сходу скажет про Эвана, то начнутся все эти возгласы, вопросы и суета, поэтому быстро произнес:       — Идёмте скорее со мной… я должен вам кое-что показать.       После разговора с Джонни Саша снова провалилась в душный, прерывистый сон. От недоедания и слабости она постоянно хотела спать, и шум прибежавшего из леса Джонни казался не более чем помехами на заднем плане. Ей почти всё время снилась их прошлая спортивная жизнь: сборы, тренировки, соревнования… Всё это всплывало какими-то отрывочными эпизодами, будто она смотрела фильм на перемотке. Странно, но она практически не думала о Томе, своём женихе, рядом с которым провела два последних, таких счастливых года. Конечно, она вспоминала о нём время от времени, но намного меньше, чем в первые дни после крушения. Совсем недавно казалось, что в её жизни не было ничего важнее встречи с ним, но теперь Том, их жизнь, свадьба и планы на будущее — всё это сжалось, превратившись в мгновение. Дни, проведённые в джунглях, растянулись на целую жизнь, а эти два года пролетели, как один миг. Девушка с затаённым страхом ловила себя на мысли, как хорошо было бы однажды просто… не проснуться. Всё тяжелее становилось вставать по утрам и просто двигаться, не говоря уже о том, чтобы что-то делать. Она не сразу поняла, что происходит, когда её внезапно растолкала Моника и, загадочно улыбаясь, потребовала куда-то пойти.       — Я не хочу… отстань… — она попыталась отмахнуться, но девушка проявила неожиданное упорство.       — Тебе это понравится. Идем скорее! Джонни нашёл кое-что интересное…       — Мне неинтересно, что там нашёл Джонни, — огрызнулась она.       — ЭТО тебе точно будет интересно. И не ЧТО, а КОГО.       Это сработало. Поддавшись любопытству, Коэн заставила себя подняться на ноги, тут же ощутив предательскую слабость. Моника выглядела на удивление возбуждённой и взволнованной, и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.       «Кого они там нашли, Господи… уже зажаренного кабана?»       Преодолевая внутреннее сопротивление, она последовала за Моникой в сторону леса, особенно не спеша, ощущая одно раздражение и надеясь, что не придётся идти особенно долго. 2006 год       — Честно говоря, я даже не удивлена, что он оказался таким придурком. Что можно ожидать от парня, который через пять минут после встречи рассказывает мне, что прочёл всю мою биографию, и начинает рассказывать про то, какие книги я люблю читать, на каком боку спать и какой у меня любимый сорт мороженого… — недовольно ныла в трубку Саша, локтем открывая дверь подъезда дома и кивком здороваясь с консьержем. — Не знаю, зачем я вообще согласилась на это свидание вслепую…       — Обидно, что он оказался всего лишь твоим очередным чокнутым фанатом… — вздохнула подруга. — Хотя, парни сейчас все придурки…       — Это вообще больше походило на интервью, чем на свидание! Мне даже, как обычно, пришлось объяснять про Эвана… почему мы не встречаемся, и всё в этом роде! Как же они все достали с этим вопросом! Ведь сто раз уже было сказано, что мы просто друзья! — Саша яростно нажала кнопку лифта.       — Ну, может быть, всё потому, что вы живёте вместе…       — Как соседи! Я, кстати, не сомневаюсь, что провела бы это время получше, останься с ним дома… ладно, лифт на подходе. Созвонимся! Целую!       Девушка отсоединилась, зашла в лифт и уже через минуту вставляла ключ в замочную скважину. Дверь распахнулась изнутри почти моментально, и Эван удивлённо уставился на неё, почесывая взлохмаченный затылок.       — Ого! А ты чего так рано? Свидание отменилось?       — Не отменилось… — она зашла в прихожую, кинула сумочку и стала снимать босоножки на шпильке. — Ох… просто очень быстро закончилось… мы выпили по чашке кофе, и я отказалась от ужина, сказав, что сижу на диете. Но, по правде, меня просто тошнило от его занудства!       Эван прислонился к косяку и понимающе хмыкнул.       — А я и не сомневался, что он будет тебя не достоин… Пусть радуется, что ты вообще пришла.       — А чем это так вкусно пахнет? — Саша потянула носом.       — Я заказал пиццу. Собирался воспользоваться одиночеством и сожрать её в одно лицо перед теликом.       — Мне надо заесть разочарование… — она прошла на кухню и открыла холодильник. — А пива у нас случайно нет?        Она немного лукавила, говоря, что не понимает причины бесконечных расспросов об Эване и их отношениях. Конечно, парень и девушка, живущие вместе под одной крышей — это же обязательно что-то криминальное! Конечно, можно было бы просто сказать сегодня Курту, что её лучший друг и сосед — гей, и вопрос бы отпал сам собой. Но Саша не считала себя вправе выдавать такую информацию. Тем более что в глубине души ей всё равно было приятно, что кто-то видит их отношения именно так. Серьёзно, лучше встречаться с геем, чем с этим маниакальным занудой!       Она с облегчением смыла косметику и приняла душ. В комнате её ждала пицца, пиво, киношка, мягкий диван и тёплое плечо рядом, а значит, вечер не пройдёт зря. Она была даже рада, что Эван не ходит на свидания, даже просто так, ведь это означало, что её каждый раз будет кто-то ждать дома, с кем можно поделиться и кому можно поплакаться в жилетку. Все-таки свидания так утомляют… надо прихорашиваться, думать о том, чтобы понравиться, что-то там изображать из себя… А если собеседник ещё и окажется скучным, развлекать за двоих! Благо, у неё не было отбоя от ухажёров, но, как правильно сказал Эван — они сами ведут себя так, будто её не достойны… Может быть, ну их, этих парней… от них одни проблемы. По крайней мере, она пока ещё не встретила такого, с кем бы захотелось пойти на второе свидание…       Некстати начала побаливать голова, а к тому моменту, как они с Эваном досмотрели фильм до половины, ещё и горло засаднило. Только этого не хватало! Заболеть… Когда Саша чихнула в третий раз, Эван нажал на паузу и, положив ладонь ей на лоб, серьезно изрёк:       — Слышь, да у тебя температура, по-моему!       Она только фыркнула и опять чихнула. Перспектива заболеть не лезла ни в какие ворота, вся следующая неделя была расписана буквально по минутам. Саша отчаянно бодрилась, доедая пиццу и запивая её прохладным Хейнекеном, и на всякий случай старалась держаться подальше от Эвана. Едва добравшись до постели, она провалилась в сон, чтобы наутро проснуться с жуткой болью в горле и заложенным носом. Не было сил даже подняться с кровати, и она провалялась в постели до полудня, пока Эван сам не заглянул к ней со словами: ей, мать, ты там жива?       — Кажется, я действительно заболела… — прогундосила девушка, зарываясь в подушки. — Будь другом, принеси мне чаю…       Даже пить было тяжело. Голова горела, горло было словно насквозь выжженная пустыня. Температура на градуснике застыла на отметке 38, 8. Ей было так плохо, что даже глаза не хотелось открывать. Обо всех планах на ближайшие несколько дней можно было забыть. Засыпая, она слышала, как хлопнула входная дверь. Проснувшись вновь, Саша услышала отдалённые обрывки разговора — Лайс говорил по телефону. На часах было четыре часа дня.       — Нет… сегодня нет. Что почему? Я занят. Ну и что, что нет тренировки? У меня подруга заболела. Да, это повод. Я не пойду, я же сказал! Всё, разговор закончен!       Приняв сидячее положение, Саша набрала в легкие побольше воздуха и хотела крикнуть, позвав Эвана, но получилось только хриплое и лающее покашливание. Он заглянул к ней через минуту, держа в руках небольшой пакетик.       — Проснулась? А я тебе лекарства купил…       — Эван… — она приложила ладонь к глазам, которые резало от дневного света. — Спасибо… но не надо со мной нянчиться… мне уже лучше. Если ты куда-то собирался идти, то иди!       Парень аккуратно выгрузил на тумбочку рядом с ней жаропонижающее, таблетки от кашля, витамины и маленькую баночку с мёдом, после чего присел на кровать. Саша на всякий случай отодвинулась к изголовью и прикрыла рот пододеяльником.       — Никуда не собирался. На улице дождь. Тебе чего-нибудь принести?       Наверное, всё дело в температуре, но это было так трогательно, что она всхлипнула. Конечно, он не сознается… он не скажет, что остался из-за неё, чтобы позаботиться… Какая же она счастливая…       — Я не хочу, чтобы ты отменял свои планы из-за меня и работал сиделкой! Ещё заразишься… — пробормотала девушка.       Она не успела договорить, как Эван со смехом сгрёб её в охапку вместе с одеялом и прижал к себе, укладывая головой на колени.       — Ну, для этого ведь и нужен лучший друг, да?       — Саша… посмотри… — Джонни стоял рядом с Эваном и счастливо, хотя и лукаво улыбался. В руках он держал свою плюшевую панду. — Пинг нашёл и привёл Эвана…       Пинг привёл Эвана…       В какой-то момент Саша поняла, что все смотрят на неё. Наверное, потому что она одна застыла, не в силах поверить своим глазам и не двигаясь с места.       А Эван уже заметил её, и лицо его прояснилось, став радостным. Лицо, которое она и не надеялась больше увидеть живым… увидеть вообще. Она даже не знала, что во всём этом ей кажется самым невероятным… что Эван жив и нашёл их, или что принёс с собой детскую игрушку.       — Саша!       По его взгляду было понятно: он тоже боялся, сомневался, надеялся… Понимал, что может её не застать. А про Джефа, наверное, ещё не сказали? Но сейчас это неважно…       Она заставила себя сделать шаг вперед, потом второй, а потом броситься навстречу протянутым рукам. Её остановил крик Джонни:       — Осторожней там с объятиями! У него рёбра сломаны…       Он тут же пожалел о своём предупреждении. Это выглядело так, будто резко разорвали на середине электрический провод, и оборванный конец отчаянно искрит. Саша снова застыла, как вкопанная, в шаге от Эвана и нервно сжала кулаки. Неожиданно повисшая тишина заставила подумать о том, что реально. Даже Рома выпустил руку Эвана и незаметно отошёл в сторону, немного смущённый. Джонни подумал, что вряд ли Саша отдаёт себе отчёт в том, как все это выглядит… Она как будто всё ещё не верила… или боялась… А потом осторожно протянула вперёд руки, как бы проверяя пространство вокруг себя наощупь. И Эван сам шагнул навстречу, вовремя успев подхватить её, когда ноги у девушки неожиданно подкосились, и она едва не упала.       Остальные, словно проснувшись, бросились на помощь.       — Что с ней? Что? — Эван явно перепугался.       — Обморок голодный… — небрежно бросила Моника, с помощью Стефа ловко высвобождая безвольное тело из его рук. — Она же тут объявила голодовку… вот и ослабла…       Эван почему-то вопросительно и несколько укоризненно посмотрел на Джонни, что не могло того не возмутить. Дескать, ты-то куда смотрел? Почему о ней не позаботился? Как будто Коэн можно переупрямить…       — Так, давайте двигать в лагерь… больше никто не хочет отключиться? Лайс, ты как, сам идти сможешь?       Он мог бы и не спрашивать. Эван кивнул с серьёзным лицом и, почему-то держась рукой за левое бедро, направился вперёд. Знакомые лица вокруг явно прибавили ему жизненных сил. Его уже почти не шатало.       «Джунгли не так уж и злы, как мы думаем…» — почему-то с удивлением подумал Джонни и посмотрел на Пинга, которого ему удалось забрать у Эвана не с первого раза.       — Ты защищал его, да? По дороге… — тихо произнёс он, прижав к себе игрушку и чувствуя, как в груди разливается мягкое тепло. Декабрь 2015, Торонто       Эван отчего-то всегда любил Канаду. И вовсе не из-за Ванкувера. Просто, с этой страной у него было связано много тёплых воспоминаний, таких, как связанный бабушкой уютный шарф: ты можешь не носить его, потому что фасон и расцветка давно вышли из моды, да и петли поистрепались, но так приятно иногда брать его в руки, подносить к лицу и чувствовать щекочущее прикосновение к щеке.       Такси остановилось у гостиницы Park Hyatt, где на восемнадцатом этаже, в ресторане Roof Lounge, была назначена встреча, и Эван с досадой подумал, что опять опаздывает. С неба валил пушистый снег. В этот раз его была удивительно много для декабря. Зимы в Канаде Лайс любил особенно, при том, что зимы не любил в принципе, но здесь они были мягкими, бархатными, почти что ласковыми и какими-то праздничными. В эту рождественскую неделю улицы города буквально искрились одновременно от снега и разноцветных гирлянд.       Эван снял перчатки и, задрав голову, посмотрел наверх, поймав губами несколько снежинок. Он вспомнил, что в детстве любил есть снег, за что ему всегда здорово доставалось от матери. И самое интересное, что у того снега, в Чикаго, вкус был совсем не такой, как, скажем, здесь, в Торонто. Понимая, что опаздывает уже совершенно бессовестно, молодой человек бегом перебежал на противоположную сторону улицы и вошёл в отель. Он был рад, что Джеф выбрал для встречи это место, откуда открывалась самая потрясающая панорама города, какую он только видел.       Поднявшись на нужный этаж и сдав верхнюю одежду в гардероб, он сказал швейцару, что его ожидают. В просторном, освещенном приглушённым матовым светом зале было немного народу, а классические светлые диванчики вместо стульев создавали атмосферу изысканного уюта. Несколько залов были разделены стеклянными перегородками, а огромные, во всю стену окна приковывали взгляд любого, кто входил в помещение. Джеффри заметил его ещё издалека и поднялся навстречу, помахав рукой. Они не виделись 11 месяцев, с январских гастролей в Токио, и Эвану как-то сразу бросилось в глаза, что Джеф… не то чтобы как-то сдал, но выглядел уставшим и недовольным, без привычной приветливой, практически дежурной улыбки на лице. Он был небрит и одет достаточно небрежно — потёртые джинсы, рубашка и твидовый, не нового вида пиджак.       — Ты на часы смотрел? Я уже почти час здесь торчу… — проворчал Баттл, пожимая ему руку.       — Прости, я приехал, как только освободился… — Эван виновато улыбнулся. — Ты уже заказал что-нибудь?       — Много пива. Вообще-то у меня в планах сегодня было хорошенько надраться… за встречу, что ли. И вообще.       Они виделись редко. Последние несколько лет — от силы пару раз в год, и это удивительно, как легко мы иногда отпускаем из своей жизни людей, которые не один год были её по-настоящему важной частью. Эван часто думал об этом, вспоминал старых друзей, с которыми теперь виделся всё реже и реже, и, хотя и грустил по этому поводу, ничего не делал для того, чтобы это исправить. Он рассудил про себя, что теперь, когда Джеф имеет статус женатого человека, у него точно так же нет времени на встречи, как и у него самого, и это нормально. Хотя почему нормально? Нормально как раз всегда находить время для тех, кого считал своими лучшими друзьями, тех, кого любишь по-настоящему. Только в жизни всё наоборот. Мы уделяем им мизер нашего времени, принимая их любовь и расположение как нечто само собой разумеющееся. То, ради чего уже не нужно прилагать усилий. Он бы и в этот раз вряд ли приехал специально в Торонто, если бы не консультация с врачом, узким специалистом, которого ему порекомендовал Джеффри.       — Ну, рассказывай… какой прогноз? — поинтересовался Баттл, когда они наконец-то уселись за столиком возле окна, из которого было видно залитый огнями город.       — Похоже, что на этот раз я действительно повешу коньки на гвоздь… — Эван смотрел не на него, а за спину, любуясь красивым, но почему-то в его глазах немного печальным видом ночного города. — Причём, в прямом смысле. Кататься мне только в городских парках…       — Всё так плохо? — Баттл нахмурился.       — Смотря с чем сравнивать. Врач сказал, мне ещё повезло, что удалось обойтись такой малой кровью. Но речь не идёт даже о самых простых элементах… не говоря уже о прыжках… Но я не хочу об этом говорить, ладно? — неожиданно прервал он сам себя.       Обычно, когда они встречались, то не могли наговориться, а в этот раз всё было как-то вымученно, и Эван видел, что Джеффри тоже не спешит делиться новостями, хотя, по имеющейся информации, у него всё должно быть оʼкей: гастроли, постановки, тренерство. Одним словом, логичное и красивое продолжение спортивной карьеры. Баттл пил пиво, а Эван заказал Лонг-Айленд, просто потому что не знал места, где бы этот коктейль готовили так же вкусно. Ему хотелось выпить свою порцию побыстрее, чтобы оказаться с Джефом, который уже допивал второй бокал, на одной волне. Через некоторое время оба сидели, расслабившись и развалившись на диване, лениво потягивая свои напитки.       — Слышал, Саша Коэн выходит замуж… — как-то внезапно вставил Баттл. — И Тара Липински. Глядишь, еще пара лет — и холостяков среди нас не останется… банально, хотя и ожидаемо.       Он как-то невесело это сказал для человека, который должен был быть счастлив своей семейной жизнью. Эван помнил, как известие о свадьбе с Джастином Харрисом взбудоражило общественность. Конечно, не так как свадьба Джонни с Виктором Вороновым, но всё-таки… С другой стороны, что в этом удивительного? Практически всем уже идёт четвёртый десяток… самое время остепениться и создать семью.       — Да, я знаю про Сашу. Рад за неё и за Тару. Надеюсь, у них всё сложится так, как они хотят… — Эван улыбнулся.       — С кого это всё началось, а? Не помнишь? Эта тотальная свадебная лихорадка… — Баттл задумчиво почесал подбородок. — С Джонни, по-моему. Всё всегда начинается с Джонни… Он уже и развестись успел…       Эван удивлённо поднял брови. Странный тон разговора вдруг…       — Кстати, я слышал, ты тоже с кем-то встречаешься? — Джеффри очень многозначительно посмотрел на него. — Мужчина, женщина?       — Если ты слышал, что встречаюсь, то, наверное, знаешь, с кем…       — И как у вас? Серьёзно?       — Кажется, да… — сказав это, Эван подумал, что впервые, наверное, сказал это вслух и как будто признался в чём-то самому себе.       — Ты, ради Бога, только не женись… хотя бы ты… держись, дружище. У меня на тебя вся надежда, серьёзно. Если любишь его, не женись… — Баттл залпом допил свой бокал и слегка поморщился.       Эван опустил глаза.       — Да я не собирался, в общем-то… не до того сейчас.       — Брак убивает в нас самое лучшее, скажу я тебе. Нас самих. Твоё прекрасное «я» превращается в нашем обществе в вечно мещанское «они»… даже не «мы». Я вот сам не знаю, зачем женился. Но я-то ладно… а тебе не надо… тебе не пойдёт…       — У тебя все нормально? — осторожно поинтересовался Эван.       — Всё зашибись. То есть, конечно, есть свои трудности… Но это нормально. Просто немного странно быть семейным человеком. Моя семья счастлива до безумия… им всем хотелось меня поскорее пристроить, и им кажется, что Джастин на меня хорошо повлиял. Вообще-то, он действительно отличный парень. Добрый, заботливый. У меня такого ещё не было… — Джеффри задумался. — Я, кстати, нашёл очень простое определение для любви. — Он сказал это таким тоном, как будто речь шла о какой-то потерявшейся вещи в квартире. — Нет ничего проще. Любовь — это всего лишь способность поставить интересы любимого человека выше своих собственных эгоистичных потребностей. Вот и всё. И вот, если проанализировать с этой точки зрения отношения в большинстве семей, то станет очевидно, что им давно пора разводиться…       Он рассеянно стал комкать на коленях полотняную салфетку. Эвану снова бросилось в глаза, насколько Джеффри стал выглядеть старше за эти последние пару лет. В прошлом у них никогда не возникало ощущения разницы в возрасте, а тут напротив него сидел зрелый, взрослый, серьёзный мужчина в очках, строгой рубашке, с короткой классической стрижкой и уже глубоко залёгшими морщинами на лбу. А ведь Джеффри всего тридцать три… Он лишь на три года старше его самого. Интересно, как он сам выглядит? Таким же затраханным жизнью?       Они молча пили и даже не пытались заполнить возникшие в разговоре пустоты. В какой-то момент у Джеффри зазвонил телефон, но глянув на экран, он не стал отвечать, пока звонок не повторился два раза подряд.       — Я ужинаю с другом, я же сказал… нет, не надо мне перезванивать, я сам позвоню, когда освобожусь! Что? С каким другом? — Джеффри закатил глаза. — С Эваном. Да. Да, на скутере. Слушай, я не маленький ребенок, я разберусь!       Он даже не пытался сгладить интонации разговора. В голосе сквозили раздражение и неудовлетворенность. Эван не стал уточнять, кто звонил, ему и так было понятно, что это супруг Джеффри. Непонятно, отчего ему было так тоскливо, будто нелады в семейной жизни Джефа имеют к нему какое-то непосредственное отношения. Сколько этому браку? Два года? Неужели у любви действительно такой маленький срок?       Неожиданно они просидели так, полумолча в собственных мыслях, почти три часа, меняя сорта пива и виды коктейлей. Эван спросил о корейских гастролях весной, и Джеффри подтвердил, что поедет. Лайса не переставало удивлять, что Баттл по-прежнему выступает в шоу и как будто даже не задумывается о том, чтобы перестать кататься. Эван не был уверен, что если бы даже не существовало этих проблем со здоровьем, он бы продержался так долго. Неужели он действительно недостаточно любил этот спорт?       Когда они вышли из ресторана, время уже подбиралось к полуночи. Эван остановил такси и предложил подвезти Джеффри, но тот отмахнулся и показал рукой на стоянку.       — У меня там скутер…       — Ты собираешься сесть за руль?       — Я ещё много чего собираюсь сделать… — Баттл внезапно улыбнулся своей широкой, открытой, привычной улыбкой. — Это будет хороший тур. Поехали с нами. Тряхнём стариной…       — Нет, — он решительно покачал головой. — Я закрыл эту дверь. Мне есть чем заняться помимо фигурного катания.       Джеффри вздрогнул и как-то странно посмотрел на него. Ветер усилился и теперь открыто бросал хлопья снега им в лицо. Таксист посигналил, напоминая о себе, и Эван быстро обнял друга, похлопав по спине. Стало так очевидно, что теперь они почти чужие друг другу… Они попрощались, и Джеффри бегом, прикрывая лицо от ветра, направился в сторону автомобильной стоянки. Эван ещё некоторое время смотрел ему вслед.       — А ты не помнишь… что он последнее говорил?       Эван лежал в тени раскидистого дерева, там, где столько времени раньше проводила Саша, на подготовленной ребятами специально для него подстилке из листьев и одеял, и задумчиво смотрел в затянутое облаками небо. Саша сидела рядом, прислонившись к мощному стволу, глядя с тихой, умиротворённой улыбкой. Эван спрашивал о Джеффри. Когда ребята рассказали о том, как умерли Баттл и Лёша, он заплакал. Легко, совершенно не стесняясь, потому что стесняться уже было абсолютно нечего. Он похоронил Бриана и Макса, и ему казалось, что выплакал все слёзы за эти дни, но оказывается, человек действительно может бесконечно оплакивать свою собственную боль и утрату. Покоя не давало, что Джеф возвращался за ним, но они так и не встретились, и вот теперь он сам силился собрать в памяти всякие мелочи: обрывки разговоров, фразы, всё, что пересекало их в последние дни. И было так больно от того, что многое осталось несказанным и несделанным. Он хотя бы был рядом с Максом, когда тот умирал. Это очень важно, наверное, чтобы кто-то был рядом в последний момент. Не так страшно умирать, как умирать в одиночестве — вот о чём он теперь думал постоянно.       — Я помню, что он улыбался, когда уходил… — взгляд Саши был полон печальной, нежной грусти. — Всё произошло так быстро… мне кажется… я надеюсь, он даже не успел понять, что умирает.       — Хорошо, когда быстро. Для того, кто уходит… — Эван накрыл её маленькую ладошку, лежащую на земле, своей и мягко сжал, поглаживая пальцы. — Но плохо, что нельзя даже проститься… по-настоящему.       — Прости меня, пожалуйста… — тихо сказала девушка, — Прости за то, что ушла тогда. Это было подло.       — Нет, не было… — он действительно не чувствовал теперь совсем никакой обиды. Ни на кого. — Ты поступила так, как считала нужным. Это я был неправ. Нужно было идти всем вместе… А я разорвал эту цепочку. Я был самонадеян и упрям. Мне, наверное… наверное, хотелось быть жертвой…       Саша с удивлением посмотрела на него. Первые сутки, он, ослабший без еды и после дороги, практически не вставал, и она не отходила от него ни на шаг, даже спала рядом, свернувшись в клубочек, время от времени во сне шаря рукой поблизости, как бы проверяя его присутствие. А Эван был так счастлив просто видеть её, живую, прости Господи, что и сам ни минуты не желал одиночества. С ним теперь все так носились, как с раненым солдатом после сражения — приносили лучшую еду, воду, меняли настил и повязку. И эта забота вновь напоминала ему о Максиме, о жертве, которую тот принес ради его спасения, и сердце болезненно сжималось от горя и чувства вины. Они должны были вместе вернуться к друзьям. Из памяти не шло лицо Тани, совсем помертвевшее, когда он закончил свой рассказ, и захотелось встать на колени и просить у неё прощения. За то, что не уберег, не смог, не постарался. За то, что дал ему умереть…       — Зато ты кое-кого здесь вернул к жизни, это точно, — сказала ему Моника, взглядом показывая на Сашу. — После того, как Джефа не стало, она словно уснула… а теперь вот проснулась… Она сильно страдала. Из-за тебя.       И стало так приятно от этих слов. Эван верил, всегда знал, что она не забывает о нем. Что есть в этом мире такой маленький, светлый человечек, его дорогой друг, который будет помнить и ждать. Которому он небезразличен. Теперь только она и осталась…       — И давно у них это? — поинтересовалась у Джонни Моника, когда они вдвоём прошли мимо с бутылками, наполненными свежей водой из маленького водопада. — Смотри… и даже нас как будто не заметили…       — Ты про что? — не понял Джонни.       — Про Сашу и Эвана. Они ведь влюблены друг в друга.       От неожиданности он уронил бутылки, и они покатились по земле, расплёскивая воду.       — Саша и Эван? Да ты что! Они просто очень старые друзья… — он, между тем, скосил взгляд в сторону этих двоих, увлечённых разговором, и подумал, что они и правда, как будто видят сейчас только друг друга. Конечно, он всегда отмечал эту привязанность Саши к Эвану, больше чем к нему самому, но всё это виделось немного односторонне. То есть, только с её стороны. И, если они и влюблены друг в друга, то точно об этом не подозревают.       — Она только о нём одном и думала, всё время, что мы здесь… — Моника вздохнула, помогая ему подобрать бутылки. — А сегодня утром я проснулась… пошла в лес… ну, по своим делам… мимо прохожу, а они спят вот так… рядышком, и рука в руке… А как она в обморок упала… Конечно, влюблена. Неужели, не было у них никогда романа? Ни за что не поверю… там столько нежности во взглядах…       Джо хотел заспорить и напомнить, что у Саши есть жених, а Эван, вроде как, тоже имеет с кем-то серьёзные отношения, но осёкся. Он подумал о Стефе и тех чувствах, которые связывали их все эти годы. Дружеские, полные нежности и теплоты… и такие невинные. И если бы не эта авария, джунгли и страшная смерть вокруг… может быть, ничего бы никогда не изменилось. Но как понимать тогда такую любовь? Она, всегда живущая глубоко в сердце, словно прозрение для слепца или дар свыше?       — Ты чего это… плачешь? — испугалась девушка, бросая бутылки и порывисто его обнимая.       Он действительно заплакал. Сколько счастья было потеряно… сколько времени уходило впустую и не на тех людей… И кажется, была любовь, была жизнь, было счастье какое-то… Но если однажды они всё-таки вернутся домой, ведь он не сможет жить как раньше. Без Стефа, без всего, что обрел здесь… и всё ещё может потерять…        На лёгкий звук шагов Стефан даже не повернул головы. Зачем? Он мог узнать Джонни с закрытыми глазами, кожей чувствовал, если тот подходил ближе, чем на десять метров. Это было необъяснимо, но он ни разу не ошибся… Джо устроился у него за спиной и, обняв за плечи, прижался щекой где-то под затылком, потёрся колючей щетиной. Стеф немедленно с облегчением откинулся в его объятия. Ему было очень плохо одному…        Когда Эван, пересчитав их глазами, как-то беспомощно приподнял брови и тихо попросил: «Расскажите…», все стушевались и притихли. Только Роман, который стал строже и жёстче следить за всеми, кто ещё был жив, отозвался: «Расскажем… Пойдём, вон там мы живём. Не на ходу…» «Про Женю я знаю», — обронил Лайс, и у Стефа ёкнуло внутри… Максим отыскал самолёт, дошёл… но… От ожидания стало страшно. Потом они сидели вокруг костра, который был почти незаметен в солнечном ярком сиянии, и Рома лаконично и бесстрастно разворачивал перед Эваном хронику их одиссеи. Лайс молчал, только иногда прикусывал губы, да Сашу к себе прижимал непроизвольным собственническим жестом. Когда Роман сказал, что пропали Патрик и Ю-на, он кашлянул, чтобы вернуть голос, и сказал: «Я про них знаю… расскажу… Что дальше?» Как он плакал, пока слушал про Алексея и Джеффри… У Стефана у самого потекли слёзы, хотя он, вроде бы, свыкся со всеми утратами… А услышав про Татьяну, Эван спрятал лицо в ладонях и затих на некоторое время. Они все замерли в этой горестной тишине, вновь переживая те страшные минуты вместе с ним. Потом он поднял голову: «Когда вы ушли, меня в тот же день нашёл Брайан…»        И в тот миг Стефану стало мучительно тяжко… Узнать, что Жубер выжил в катастрофе, понимая, что не выжил всё равно… готовясь услышать страшный в своей простоте и непоправимости рассказ… Он согнулся на своём бревне, словно это понимание весило тонну и давило его сверху. Сидевший рядом Вейр положил на плечо руку, безмолвно поддерживая, и это дало Стефу силы продолжить слушать Лайса. Тот говорил короткими, скупыми фразами, хотя порой по губам пробегала улыбка — нежная и печальная. Рассказывал, как возвратился Максим, как они ходили к могиле Жени… На вопрос Саши, почему не пошли за всеми, ведь вполне могли догнать, пожал плечами: «Даже в голову не пришло…» В какой-то момент Ламбьель отметил, что Эван много и подробно говорит о Бриане, а Максима упоминает вскользь, и вспышкой пришла уверенность — ему тяжело говорить, потому что между ними было нечто… Личное. Глубокое. Больше дружбы… «А потом Брай нашёл в лесу Ю-ну и сказал, что Пата разорвал зверь… — тихо произнёс вдруг Эван. — Мы не решились пойти посмотреть… А ночью Ю-на его убила… Ножом в грудь…» Ира, всё время сидевшая как каменная, охнула и заплакала, а Стефан, не удержавшись, спрятал лицо на плече Джона и обнял его обеими руками, охваченный внезапным ужасом… «Как же так? — напряжённо спросил Джо, прижимая его к себе. — Почему?» «Она не в себе была, — ответил Эван, словно оправдываясь. — Наверное, видела, как Патрика… Я бы точно спятил…» «А что с ней стало?» — подала голос Таня, и Стеф услышал в нём такую тоску, что его замутило. «Она пропала, — обронил Лайс. — Мы больше её не видели. А Брая похоронили… Надрались вечером в дым…» В интонации этих слов было столько воспоминаний… Они звенели там: сладкие и горькие, страшные и светлые, неназываемые, невыразимые, сокровенные… Стефу не нужно было сейчас даже смотреть на Эвана, он и так знал, что на лице у того маска отрешённости, а в глазах — бешеная, отчаянная боль. И сквозь эту боль он продолжал говорить, рассказывать, до тех пор, пока не произнёс почти шёпотом: «Он спас меня… а я его не смог…» Резко выпрямившись, Ламбьель обернулся, чтобы увидеть, как по впалым заросшим щекам американца полились слёзы, а тот продолжал, словно торопясь выговориться, объясниться, исповедаться; говорил о самоотверженности, о неоплатном долге, о своей вине; рассказывал, как хоронил — там же, на месте их лагеря, не имея сил перенести тело. Как потерял сознание, когда засыпал могилу… «Я так надеялся, что тоже умру», — голос Эвана прерывался от сдерживаемых рыданий, но Стеф уже на него не смотрел. Он смотрел на Таню…        Тати вроде бы глядела на Лайсачека, но на самом деле не видела его. Её расфокусированный, рассеянный взгляд созерцал какие-то другие картины, иные миры… Выражение лица у девушки было настолько странным, что Стефан мимолётно встревожился о её рассудке: мечтательно-скорбное, безнадёжное и виноватое. Слёзы медленно наполняли медово-карие глаза, срывались редкими каплями, наполняли снова. Вдруг она словно почувствовала взгляд Стефа и повернула голову. Их глаза встретились… Несколько секунд Тати недоумевающе изучала его, перепрыгивая взглядом с его лица на Джо и обратно, а потом внезапно слёзы её высохли, и лицо полыхнуло мгновенной ненавистью, такой неистовой, что Ламбьель невольно вздрогнул. Этот миг миновал, она отвернулась, но Стефан уже не мог забыть этого яростного взгляда: «Он умер! А ты жив!» Дальше он почти не слушал, смысл разговора ускользал… И благословлял небеса, что рядом был Джон — любимый, стойкий и мужественный. Иначе он и сам поверил бы, что в случившемся только его вина…         — Ну, что с тобой, chéri? — хрипловатый низкий голос был полон беспокойства. — Я искал тебя… Ты тут давно сидишь?         — Не знаю… — Стеф закрыл глаза, перекатываясь затылком по родному плечу. — Я куда-то проебал часы…         — Этот платиновый эксклюзив? — ухмыльнулся Джо.         — Ага… да и хрен с ним, — вздохнул Стефан. — Я тут с полчаса, наверно… Мне почему-то трудно всех видеть… Прямо сил нет…        Джонни отвёл с его шеи отросшие волосы и прижался губами чуть пониже уха.         — Ты ни в чём не виноват, — прошептал он, и Стеф снова вздохнул, не зная, хорошо или плохо, что Джон читает его, как открытую книгу. — Ты не виноват, chéri, перестань себя грызть… пожалуйста… Эван убивается, ещё ты начнёшь…         — Эван очень переживает, — кивнул Стефан. — Тебе не показалось… ну… что слишком?         — Ревнуешь? — тихо выдохнул в его ухо Вейр.         — Нет, — закрывая глаза от ласки, прошептал Стеф. — Я был бы счастлив знать, что у Макса было хоть немного радости…         — Ну, зная Лайса, радости вряд ли было много… — грустно проговорил Джо. — Но, видно, что-то было. Вот так запросто собой пожертвовать… это надо вескую причину иметь.         — Джо… — помолчав, тихо сказал Стефан. — Мне кажется, Тати меня не простит… Она так смотрит порой…         — А мне вот кажется, что она не простит себя, — с нажимом возразил Джон. — И мне это тоже очень не нравится.