15-Й ГРАДУС НА ЮГ ОТ ЭКВАТОРА

      Первые полминуты все ребята хранили гробовое молчание. Казалось, никто из них просто не мог поверить в то, что видел своими глазами. Перед ними лежал мертвец, труп их знакомого, человека, который ещё вчера разговаривал, смеялся, и, как и все, собирался вернуться домой. А теперь это просто тело, органическая оболочка. Конечно, большинство уже хоть раз в своей жизни столкнулись со смертью, кто-то похоронил родных, кто-то друзей, но смерть всегда представала в таком… отвлечённом обличии, одетая в официальные одежды, идущая за торжественной траурной процессией. Такая непохожая на то, что разворачивалось перед их глазами теперь.        Первой не выдержала Каролина. Громкий плач девушки разорвал воздух, заставив остальных вздрогнуть и прийти в себя.        Лёша и Рома инстинктивно загородили собой бездыханное тело Флорана и застыли в полнейшей растерянности.         — Что произошло?         — От чего он умер?         — Этого не может быть!        Вопросы, испуганные, недоумённые, сыпались как холодный град. Джеффри понимал не больше, чем остальные, но чувствовал себя так, будто ребята обращаются персонально к нему.        Каролина уткнулась в грудь обнявшего её Стефана, который не издал ни звука и просто стоял, закрыв глаза. Может быть, он думал, что когда откроет их, то обнаружит, что всё это кошмарный сон?         — Отойдите… что случилось? Не надо так кричать! — сбившуюся в кучу толпу раздвинула, пробираясь вперед, Моника.        Джеффри не мог не восхититься мужественной собранностью этой женщины, которая оказалась с ними в одних обстоятельствах и не теряла присутствие духа.         — Его кто-то укусил… мы так думаем… — тихо произнес Ягудин, когда Моника наклонилась над телом Амодио. — На шее след.         — Нужно сказать об этом остальным.         — Нет, будет паника…         — Она уже и так началась! — резко ответила женщина, нервно отбрасывая со лба прядь прилипших тёмных волос.        Жара, казалось, усилилась. Странная, тягучая, душная, и, тем не менее, тела большинства бил мелкий озноб. Кого-то вырвало.         — Может быть, сказать, что это был сердечный приступ? — Рома произнёс это с непривычной для него неуверенностью.        К счастью, никто не рвался вперёд, чтобы разобраться в ситуации своими глазами. Лёша накрыл тело Флорана с головой одеялом, чтобы жуткое зрелище не мозолило глаза.        Моника стояла рядом с ними, и все смотрели на неё, ожидая ответа и дальнейших инструкций, как от члена экипажа. А что она могла сделать, кроме как сказать, что число жертв крушения увеличилось?         — Нужно успокоиться… нельзя паниковать, нельзя! — громко воскликнула стюардесса, и её голос смешался с криком какой-то птицы, сорвавшейся с ветки позади и заставившей Мао испуганно взвизгнуть, пригибаясь к земле.         — Что с ним произошло? Есть какие-нибудь идеи? — подал голос Плющенко, который стоял, глядя в землю перед собой.         — Мы не уверены… но его могла укусить… ядовитая змея…        Снова секундная тишина и последовавшие за ней вскрики ужаса. Конечно, все знали, что в джунглях водятся змеи, ядовитые пауки, и что даже растения представляют угрозу. Но эти познания ограничивались теоретическими представлениями из фильмов и книг о дикой природе.         — Нам нужно выработать правила… правила поведения… в таких… условиях…        Джонни плохо знал Флорана. Когда он катался, француз был ещё слишком молод и нестабилен, хотя уже и довольно интересен как соперник для многих ныне действующих фигуристов. Он был шокирован смертью человека как таковой, и думал только о том, что на месте Амодио мог оказаться кто угодно. Он сам, например.        Несколько ребят, без слов взявшие на себя роль лидеров, оттащили тело Флорана подальше от глаз, положив возле какого-то куста. Моникой было хаотично созвано очередное собрание, на котором говорила только она, убеждая не поддаваться панике и быть сильными. Да, один из них умер. Умер по чистой случайности, и всё это очень печально. Но ведь они живы. Нельзя сдаваться.        Вчера этот пилот… Стив… Но он был совершенно посторонним человеком, он был не ИЗ НИХ. Флоран тоже не был ему другом, но Джо чувствовал эту особенную связь, объединившую его с остальными ребятами, связь почти родственную в эту минуту.        Девочки тихо плакали, закрывая глаза и кусая костяшки пальцев, и ему очень хотелось точно так же заплакать, лечь на тёплую, влажную землю и в истерике бить в неё кулаками. Но он не мог.         — Давайте сразу обозначим круг проблем, — заявил Костомаров. — Что нам угрожает. Дикие звери. Насекомые…         — Или просто голодная смерть со временем, если нас не найдут…         — Нет, пока нас много, смерть от голода нам точно не грозит… — Ягудин сказал это достаточно громко.        По группе пронёсся нервный смешок. Правда, Джонни не оценил шутку. На этот раз никто не желал ограничиваться оптимистическими и очень туманными заверениями в том, что всё будет хорошо, и их спасут. Хотя бы потому, что один из них уже не дождался спасения…        Максим сидел рядом с женой и просто держал её за руку. С той минуты, как Таня увидела окоченевшее лицо Амодио, она не проронила ни звука, не пролила ни слезинки. Она и сама будто окаменела: отошла в сторонку, когда он потянул, присела на бревно, когда все собрались у костра… Максу тоже было отчаянно жалко Флорана, они общались довольно много в ту пору, когда Коля Морозов ещё только начинал его тренировать, и потом, когда Флор вернулся… «Николай ещё не знает, — подумал Траньков. — До последнего не поверит, что его мальчика нет больше…» От мысли о том, что испытает Коля, когда узнает, Макса подрал по спине мороз, хотя они сидели в жиденькой тени, не спасавшей от знойного солнца, почти посередине прогалины, панически боясь теперь зарослей, где водились неведомые ядовитые твари. А Татьяна с Флораном дружила, заботилась о нём, опекала, особенно поначалу, когда тот всего в Новогорске пугался и задавал вопросы, от которых вся база просто падала со смеху. Мифы о России в голове миниатюрного француза развеивали все скопом — от массажистов до поварих. А их с Николаем счастье было таким безудержно светлым, что осуждать ни у кого язык не поворачивался… Как сияли чуть раскосые индейские глаза, стоило им встретиться с нежным взглядом Коли… В непроглядной черноте зрачков тогда словно вправду зажигались звёзды. Макс и не думал, что так бывает наяву, а не в книжках. «Кого ты хочешь обмануть? — мелькнула горькая мысль. — Ты отлично знаешь, что бывает»…        Взгляд почти против воли нашёл Ламбьеля. Тот тоже сидел на бревне неподалёку, утешал Каро, уставшую от рыданий и лишь судорожно вздыхающую у него на плече. Макс избегал его, как мог. Ему было и стыдно, и больно, но при этом он был уверен, что прав. Он знал, что Стеф заслуживает всех благ мира, всей любви и всего счастья на свете, но только с ним, Максом, не получит и тысячной доли… И будет пытаться добирать… а он, Макс, будет психовать и скандалить, зная, что виноват во всём сам… И тоже будет добирать — с женой, с поклонницами, со старыми подружками, нанося рану за раной, рубец за рубцом.        Стефан внезапно повернул голову, и взгляды их встретились. Впервые за несколько дней. И впервые за последний месяц Максим не смог отвести глаза, их как примагнитило к тёмно-шоколадному взгляду, бархатистому и мягкому, полному сейчас такой боли и отчаяния… «Лучше бы я умер, — внезапно подумал он. — Раз — и всё»… Неожиданно он вспомнил, что Флоран родом из Бразилии, что французская семья усыновила его совсем малышом, и он вырос абсолютным европейцем, а умер всё равно там, откуда его кровь… Кровь привела его домой и пролилась в землю родины… Эти странные мысли мелькали в голове, а он не мог оторвать взгляда от Стефана, словно это измученное лицо, небритое и перепачканное, могло объяснить и оправдать его собственное существование на свете. Вдруг в лице Ламбьеля что-то дрогнуло, и он первый опустил веки, а потом отвернулся и склонился к Каролине, что-то шепча. К ним подошёл Вернер с рукой на перевязи, сооружённой из женского атласного платка, и Стеф что-то сказал ему по-немецки, уступил своё место на бревне и ушёл в сторону останков самолёта, ни разу не оглянулся. Макс перевёл дыхание и, не выдержав, крепко прижал к себе Таню.         — Родная, ну, ты хоть поплачь, что ли, — вполголоса сказал он в светловолосую макушку. — Я не могу так больше, правда… я сам сейчас заплачу.         — Не надо, — после паузы отозвалась, наконец, Татьяна. — Я нормально уже… Просто я его, как братишку, любила. Он такой наивный был, хоть и с характером… Двадцать шесть лет… Разве это достаточно, Максим? Разве это справедливо? Хотя… что я говорю, господи… Там целый самолёт… Даже подумать страшно… А мы всё равно горюем по-настоящему только о тех, кого знаем. А остальных для нас как будто и не существовало никогда… Не прижимай так, пожалуйста, жара, сил нет…        Траньков машинально разжал руки и вздрогнул от лёгкого прикосновения к плечу. Это был Вейр, подошедший так тихо, как он один умел, если хотел.         — Ты не пойдёшь с нами искать воду? — спросил он по-русски. — Из реки пить не стоит, она слишком… — Джон запнулся, подбирая слово, — muddy…         — Илистая, — подсказал Максим. — Да, пойдём. Не будешь бояться, солнце?         — Я большая девочка, — грустно усмехнулась Таня. — И пить очень хочется, кстати.         — Ага, — согласился Джонни. — И есть тоже.        Эван не пошел с ребятами искать воду и не участвовал в спешном захоронении Флорана и пилота. Кто-то озвучил идею, что умерших ребят надо похоронить, и сперва она встретила оживлённое сопротивление. Главным аргументом против копания «могил» был довод о том, что спасатели, которые появятся в самое ближайшее время, захотят забрать тела умерших и доставить их родственникам. Однако этот довод быстро потерял свою силу, когда полуденное пекло достигло своего апогея, и над лежавшими в стороне телами начали собираться, кружась жадными стаями, мухи. Достаточно было только на секунду вообразить, что будет происходить с трупами через сутки, чтобы броситься на поиски того, что может заменить лопаты.        Эван воспользовался тем, что в этой суете никто не обращал на него особенного внимания, и спустился к реке, которая текла неподалёку. Мелководная, но мутная и грязная, она, тем не менее, создавала рядом с собой какое-то подобие прохлады. Мужчина окончательно стащил завязанную вокруг пояса рубашку и, преодолевая отвращение, опустил её в воду. Обычно он хорошо переносил жару и даже когда-то мечтал побывать в настоящих тропиках… Кто бы мог подумать, что его мечта сбудется таким образом.        С того момента, как он пришёл в себя после крушения, миновали примерно сутки, и за это время на его глазах умерло два человека. Всё происходящее напоминало какой-то розыгрыш или реалити-шоу. Какая-то часть его по-прежнему хотела верить, что всё, начиная от падения Боинга в джунглях и заканчивая смертью ребят — это хорошо продуманный сценарий, и сейчас нужно придерживаться определённых правил игры, и тогда в конце тебя ждёт поощрительный приз. Эван всегда умел следовать правилам. Привычка придерживаться плана, давно ставшая чертой характера, уже не раз доказывала свою эффективность. А теперь он чувствовал себя зависшей программой в компьютере, которая ожидает пароля…        Он нацепил на себя мокрую рубашку и присел на выпирающий из мягкой земли здоровенный корень какого-то дерева. Стало чуть прохладнее.        Именно это внутреннее ожидание «инструкций» заставляло его пребывать в состоянии торможения вплоть до нынешнего момента. Даже звук голоса Бена в трубке вчера выглядел встроенным эпизодом с подсказкой.        «Что делать, если вы забыли пароль?»        Ввести адрес своей электронной почты или кодовое слово.        Бен. Бен его кодовое слово.        Он не надеялся выйти на связь, просто бездумно крутил в руках айфон с почти севшей зарядкой, пока на экране неожиданно не высветился входящий звонок. Лайсачек рванул в ночные джунгли совершенно бездумно, прекрасно понимая, что если ответит на звонок при всех, тут же привлечёт к себе внимание. Ещё не хватало, чтобы у него отобрали телефон и сделали попытки позвонить кому-то из своих…        Соединение длилось около десяти-двенадцати секунд. Голос Бена, надтреснутый, едва слышимый, наполнил его такой радостью, что сравниться с ней могло лишь разочарование, которое Эван испытал, когда связь прервалась.        «Где ты?»        «Я не знаю… пришли помощь! Мы живы! Мы в джунглях… где-то рядом с Бразилией!»        «Оставайтесь на месте! Я пришлю помощь, Эван!»        Бен говорил что-то ещё, но Эван не мог разобрать слов. Телефон сначала потерял соединение, а потом просто сдох, превратившись в ненужный кусок пластмассы и сплавов.        Главное, Бен знает, что они выжили. Это самое главное. Этого достаточно, чтобы их продолжили искать. Их обязаны искать. Он не мог допустить даже мысли о том, что этого не произойдет, вот только… сколько времени понадобится, чтобы определить их местонахождение?        Он никому не сказал о звонке. Пришлось бы дополнять информацию слишком многим… С одной стороны, ему хотелось успокоить ребят, обнадёжив, что за ними скоро приедут и спасут, с другой — это накладывало на него ответственность, которую Эван пока был не в состоянии нести. Как не был в состоянии принимать участие в «похоронах», хотя чувствовал свою обязанность делать что-то общественно важное. Он почти сразу почувствовал себя оторванным от группы, и это происходило всегда, когда ситуация принимала критический оборот, будь то соревнования или авиакатастрофа. Он с удовольствием разделял с друзьями победы и радости, но все трудности и несчастья привык переживать в одиночку. И сейчас ничего не изменилось.         — Эван?        Вздрогнув от неожиданности, Лайсачек едва не свалился в реку. Обернувшись, он увидел за своей спиной Джонни. Вейр стоял, уперев одну руку в бок и поставив ногу на корень дерева рядом. Он выглядел вспотевшим и усталым, и, как и остальные, был раздет по пояс.         — Ты меня напугал…         — Прости, не хотел… — не дожидаясь приглашения, Джонни осторожно поставил ногу на скользкую глинистую землю и присел рядом с ним. Некоторое время оба молчали.         — Ты как вообще?        Эван пожал плечами и прихлопнул севшую на предплечье мошку.         — Не знаю… вроде ничего… а ты?         — Слушай… — Джонни говорил немного неуверенно. — Сейчас лучше никому не оставаться одному, понимаешь? Держаться всем вместе.         — Ага…         — Слушай, Мангуст…        Эван удивлённо вскинул брови. Джонни не называл его юношеским прозвищем уже очень давно. Это оказалось неожиданно приятно.         — Да, Лебедь?..         — Мне кажется, ты ни хрена не в порядке. Здесь никто не в порядке. Мы в полном дерьме. Хочешь об этом поговорить?        Эван тяжело вздохнул. Понятно, нянька Джонни включил свою функцию гиперопеки…         — О чём говорить? Единственное, что мы можем сделать — это следовать правилам поведения в экстремальных ситуациях. Ты правильно сказал: держаться вместе и поближе к самолёту.         — C кем ты вчера разговаривал? — вопрос прозвучал резко и быстро, и Эван не успел подготовиться. Лицо мгновенно залила краска. Он чувствовал, как она расползается горячей лавой по его щекам, подбородку, шее…         — Ни с кем. Я иногда говорю сам с собой.         — Не умеешь ты врать, Лайс. Я точно слышал… — мягко сказал Джонни.        Эван прихлопнул очередную мошку. Течение реки, убегающей вперёд и теряющейся между деревьев, словно гипнотизировало его. Он подумал о том, что за всё время турне они с Джонни едва перемолвились парой десятков слов, по большей части представлявших из себя дежурные фразы. Конечно, как бы того ни хотелось обоим, они никогда не станут чужими друг другу, но возможность дружбы так же исключалась. И вот Джонни пришёл к нему, несомненно, без всякой задней мысли, чтобы поддержать… ну да, конечно…         — Мне позвонили. И я смог принять вызов. Я успел сказать, что мы живы… так что нас будут искать… — он сам не знал, почему сказал правду. Просто нужно было сказать её хоть кому-то. А Вейр его точно не сдаст.        Джонни потрясённо смотрел на него.         — И ты, блять, молчал?         — Я не знал, как лучше сказать об этом, чтобы не дать людям ложной надежды…         — Ложной?         — Слушай, ты думаешь, мы просто так здесь все оказались? — Эван почувствовал это непреодолимое желание поделиться своими мыслями. — Эта авария… и то, что мы выжили…         — Это тебе не сюжет «Остаться в живых», Лайс…         — Я знаю. Дела очень плохи. Для всех нас. Но не может быть, чтобы всё это было просто так… бессмысленно… может быть, это наказание?         — Наказание? — в голосе Вейра слышалось недоумение.         — Да. — Эван повернулся к нему. Он уже порядочно оброс щетиной, чёрные волосы были взлохмачены, но Джонни он всегда нравился таким намного больше, чем прилизанным и упакованным в фирменный костюм от Ральфа Лорена.         — Да. Божья кара. За что-то…         — Ты сошел с ума… я не верю ни в какую божью кару… — Вейр нахмурился. — В моём понимании Бог не может быть так жесток.         — Джонни, два человека уже умерли. Даже если за нами приедут спасатели, это не означает, что все дотянут до их появления.         — Слушай, умерло гораздо больше! А мы выжили! Если мы будем держаться вместе и охранять друг друга…         — Господи, ты думаешь, кто-то смог бы защитить Флорана от укуса этой маленькой твари? Ты думаешь, мы РЕАЛЬНО сможем обойтись без потерь? На сколько нам хватит еды? А даже если мы найдем её в джунглях, то где гарантия, что не отравимся? Что ночью на лагерь не нападёт какой-нибудь дикий зверь или группа местных аборигенов?        Он говорил это с отчаянным жаром, и Джонни слушал молча, не перебивая, давая ему возможность выговориться, прекрасно понимая, как отчаянно боится Эван, и больше всего боится того, что его страх станет заметен окружающим. Ведь он Эван Лайсачек — и он всегда преодолевает свой страх.         — Может быть, тебе поплакать? — тихо сказал Джонни, когда этот поток слов иссяк. — Я плакал ночью. Мне стало легче. Здесь многие плакали.        Эван закрыл глаза и отвернулся.         — Я не хочу плакать. Но спасибо за совет. Я обязательно воспользуюсь им, когда мы будем ещё кого-нибудь хоронить…        Джонни встал, отряхнул безнадёжно испачканные землёй и травой джинсы и уже собрался уйти, как вдруг обернулся на полпути и спросил:         — А кто смог до тебя дозвониться? Мама?        Эван несколько раз моргнул и кивнул. Солнце слепило глаза, и он закрыл их.         — Да. В точку.        Разувшись и присев у воды на корточки, Алексей отмыл кроссовки от налипшей жирной земли, потом повесил их за шнурки на ветку дерева и снова наклонился к реке, пытаясь вымыть руки. Мыло они обнаружили в чьей-то сумке, найденной в лесу, но он его, конечно, забыл взять, когда пошёл к речке. Хотелось побыть одному…        Они с Женькой и Джеффри как раз пытались придать аккуратность могильному холмику, когда вернулись с разведки Рома, Джо, Максим и Томаш. Роман сообщил, что они зря долго кружили, потому что совсем неподалёку на речке есть небольшой водопад, и вода в нём совершенно прозрачная и довольно холодная. Там они набрали воды, там можно даже помыться, если нужно, а идти туда метров четыреста вон до тех трёх толстых деревьев… Пока Костомаров рассказывал, Джонни и Макс раздавали девчонкам маленькие пластиковые бутылочки, а Томаш сразу уселся рядом с Каролиной и не сводя глаз смотрел, как она жадно пьёт и улыбается благодарно. Потом Рома и Джон собрали опустевшую тару и отправились к водопаду снова, чтобы возобновить запас, и к ним присоединились Ира, Саша и Мао, заявившие, что надо окунуться и заодно помочь ребятам с водой, принести, сколько смогут. Ламбьель и Баттл направились в лес, надев рубахи и застегнув их наглухо: Джеф крикнул, что они попробуют найти каких-нибудь съедобных плодов. Моника с обеими Татьянами позвали Транькова на поиски ещё какого-нибудь полезного барахла в самолёте и вокруг; Томек остался возле Костнер, которую мутило и качало от полученного сотрясения; Патрик довольно сильно хромал, ударившись обо что-то при падении, одно колено у него почти не гнулось; Ю-на, молча напившись воды, снова тихонько сидела в сторонке, обхватив руками колени, разве что взгляд перестал быть пустым. Лайс, тоже немного оклемавшийся, пособирал дрова, а потом неторопливо побрёл вслед за водоносами в сторону речки. И тогда Яг почувствовал острую необходимость остаться одному, и тоже пошёл к реке, только ниже по течению, туда, где они уже побывали вчера.        Сидя на широком могучем корне дерева, названия которого он не знал, Лёша думал, что никогда не чувствовал себя так странно. Опасность, что называется, висела в воздухе. Смерть была везде, как этот самый воздух. Каковы были их шансы на спасение? Сколько процентов? Или долей процента? А если подумать о том, что их уже могли похоронить? И что сказали родным? Это ведь иллюзия, что Земля изучена, что она маленькая, что все открытия уже сделаны… Земля огромна, если ты идёшь по ней пешком, как древний человек, если ты голоден, беззащитен, безоружен… Планета только и ждёт, чтобы напомнить тебе, как ты слаб и беспомощен, и наказать за любой неверный и необдуманный шаг. А закон у природы есть только один — выживает сильнейший. Слабый не выживает. И, однако, как ни удивительно, Алексей почти не боялся.        Возможно, причина была в том, что его окружали хорошо знакомые люди. Он знал их очень давно, знал, чего от них ждать, знал, что все они бойцы, даже тихая Ю-на, даже капризная Каро, не говоря уж о мужчинах. В мировую спортивную элиту по блату не берут. Тут всё по-настоящему. А ещё… да, ещё с ним был Женька. И это было главным в любой ситуации. Сколько бы они оба не утверждали обратное…        С четырнадцати лет Женька у него был. Злил, раздражал, бесил. Маячил. Брал на слабО. И гнал, гнал вперёд. Вперёд и вверх. А он был у Женьки. И делал то же самое. Что они друг без друга? Разве можно представить? И разве нужно? Он помнил и думал о нём постоянно, даже если думал о чём-то другом. И ничего не мог и не хотел в этом положении вещей менять. И был совершенно уверен, что Плющ тоже ни на что не променял бы вот этого нерва сквозь всю их жизнь. И в этом была твёрдая точка опоры.        Он издалека услышал приближающийся шелест листьев и почему-то был совершенно уверен, что это Женя. Поэтому на громкий оклик уже совсем рядом спокойно отозвался:         — Я здесь, Жек, не шуми.        Густые тёмно-зелёные заросли раздвинулись, и Евгений устало опустился на дерево рядом, со стоном прогнувшись в пояснице.         — Блин, спина разнылась, — вздохнул он. — Если не найдётся моя сумка, я пропал. Там таблетки.         — Здесь должна расти кока, — хмыкнул Яг. — Жаль, у нас Паганеля ни одного.         — А ты хромаешь, я заметил. Бедро?         — Да, на правый бок упал, как специально…         — Хуёво…         — Согласен…        Помолчали, глядя, как желтовато-бурая вода плавно несёт лепестки и веточки. Женя нарушил тишину первым:         — Ты чего ушёл один? Это неразумно и опасно.         — Двум смертям не бывать, — спокойно ответил Алексей и чуть не упал от неожиданности, когда Женя резко схватил его за плечи и прижал к себе, стиснул буквально.         — Не смей даже думать… — прошипел он куда-то за ухо, в волосы. — Просто не смей…        Горячие руки обожгли спину даже сквозь рубаху, и Лёша ощутил внезапный восторг: ситуация складывалась настолько фантастично, что думать о каких бы то ни было условностях и приличиях стало просто смешно. Задвигая подальше, на потом, мысли о будущем, он сперва вкрадчиво, но всё более нетерпеливо обнял поджарое тело Плюща, вспоминая наощупь линии, знакомые до мурашек. Женька быстро вздохнул и откинул голову, беззащитно подставляя шею, как когда-то, впервые… От воспоминания мгновенно повело, и Яг, сдерживаясь, наклонился вплотную, вдыхая такой знакомый запах вспотевшего тела с еле заметным следом парфюма, который скоро совсем исчезнет… Плющ всегда так пах после тренировки, ещё до душа… Лёша помнил, как тот, стесняясь, голышом проскальзывал мимо, чтобы не попасться на очередную подколку старших по команде… Страсть прострелила вдоль спины, и Яг, закусив губы, прижался к Женькиному горлу щекой.         — Лёх, — услышал он тихий стон, — ну поцелуй уже, ну…        Целоваться с Женей было прекрасно и опасно, потому что уже на второй-третьей минуте Алексей терял над собой контроль. Как они не спалились тогда, когда всё начиналось между ними, оставалось только диву даваться. И сейчас он был счастлив, что не нужно думать, заперта ли дверь, и когда их начнут искать, и не сложат ли один и один, увидев их в одном и том же месте в одно и то же время… Он с наслаждением целовал, трогал, гладил, позволяя в ответ всё; он раздевал, подставляя горячему тропическому солнцу светлое тело в татуировках и шрамах, спокойно открывая собственные рубцы, когда желанные руки в свою очередь обнажали его, лаская… Женька тоже знал его тело наизусть, помнил губами и пальцами, и в его нежности был огонь, скрытый до той поры, когда он, как всегда внезапно, рванулся из объятий, разворачиваясь спиной.         — Лёха, больше не могу, — хрипло пробормотал он, опускаясь на колени, — давай…         — Жека, с ума сошёл… ни резинок, ни смазки… — как зачарованный, опускаясь на траву вслед за ним, попытался возразить Яг.         — Будь я проклят, если это меня остановит, — прорычал Плющ, изгибая спину, и Алексей понял, что и его не остановит. Уже нет… — Алёша…         — Я охуеваю, дорогая редакция, — в тихом Женькином голосе было блаженство и улыбка. — Почему мы никогда раньше без резинки это не делали? Такой кайф…         — Потому что они у нас были, — так же блаженно хмыкнул Алексей. Наслаждение каждой секундой жизни было сейчас острым и пронзительным, и он поймал себя на том, что почти рад этой катастрофе. Вот в этот миг — рад.         — Теперь долго не будет, прикинь, — глядя вдоль поверхности воды, заметил Плющ. — Так что привыкай. Надеюсь, тебе понравилось…        Вместо ответа Яг погладил его по животу, размазывая капли семени, и привстал, чтобы удобнее опереться спиной на надёжный корень — свидетель их встречи. Такой долгожданной, такой выстраданной… такой невозможной встречи.         — Не больно? — помолчав, спросил он.         — Больно, — почти мурлыкнул Женька. — А ты как думал?         — Иди в пень, Жека! — лениво воскликнул Лёша. — Я предупреждал.        Тот приподнялся, дотягиваясь губами до губ. Алексей знал, что больно, и знал, что прекрасно… Женя так именно и любил, чтобы жёстко, но бережно. И он всегда давал ему эту тягучую, медленно-сладкую боль принадлежности себе, собственнически растягивая процесс. И сходя с ума от того, как жадно, взахлёб отдавался ему этот «Снежный король», каким был для него, только для него одного. Губы Женьки были солёными от пота, всё тело мокро блестело. Надо сходить на тот водопад, пожалуй… Краем глаза заметив что-то на реке, он нехотя разорвал поцелуй и всмотрелся…         — Жень… — дрогнувшим голосом сказал он через пару секунд. — Посмотри и скажи, что у меня глюк…        Плющенко выпрямился и вытянул шею, чтобы лучше видеть, а потом напряжённо проговорил:         — Ну, какой же это глюк, Лёх …        И в следующее мгновение они оба, как были, нагишом, бросились в воду, потому что по течению река медленно несла тело Мао Асады. Девушка была в одних трусиках нежно-мятного цвета, лицо её было спокойно, глаза закрыты. В речке было едва по грудь, и они без труда вытащили Мао на берег. У неё была пара синяков — на бедре и на лбу, больше ничего подозрительного.        Но она была мертва.         — Díky bohu, že jste se vrátili! — воскликнул Томаш, забирая у Ирины из рук один из рюкзаков с полными бутылками. — Что так долго?         — Да мы пытались дождаться Мао, — складывая ношу под импровизированным навесом из парашюта, объяснила Слуцкая. — Она хотела помыться, но очень стеснялась, даже нас с Сашкой, почему-то… Пришлось оставить её, она чуть не плакала… Обещала недолго.         — Да, вы попозже сходите, искупайтесь, вода шикарная, — сказала Саша, тоже снимая с плеча объёмистую сумку. — Я словно заново родилась. Даже жара не так чувствуется, и мошкара меньше пристаёт.        Рома и Джо разгрузили свои рюкзаки и подтвердили, что жить стало гораздо веселей.         — А Лайса никто не видел? — спросил Вейр, повертев головой.         — Он вслед за вами ушёл, — отозвался Патрик. — Не встретился?         — Пойду догоню, а то ещё напугает Мао, — решил Джонни и отправился в лес.         — Осторожней там! — громко сказала ему Ира, он обернулся и с улыбкой кивнул.        Саша присела рядом с Каролиной, участливо заглядывая в лицо, а Ира, найдя тень погуще, постелила там плед и улеглась, заложив руки за голову. После купания и утоления жажды немного отступило отчаяние, но зато страшно захотелось есть. Может, ребята найдут каких-нибудь бананов, что ли, а то силы быстро кончатся даже на самое необходимое. Хорошо, что хотя бы не холодно… Постепенно мысли замедлились, и она просто лежала и смотрела сквозь листву в ярко-голубое небо. Где-то далеко слышалась обезьянья перебранка, горланили птицы, между ветвей порхали яркие бабочки, причудливые и большие. Видимо, сменилось направление ветра, потому что пахло рекой и цветами, а вчера запах керосина и горелого пластика чувствовался вполне явственно. Если бы не острый голод, то можно было представить, что они здесь на пикнике… Дружная компания старых приятелей… Ирина закрыла глаза и, наверное, задремала ненадолго, потому что очнулась от оклика Навки:         — Иринка, глянь, это не твоя сумка? Мы нашли несколько, посмотри!        Поисковый отряд действительно отыскал и притащил четыре сумки и два компактных кофра членов экипажа. Одна из сумок и впрямь была её, и Ира очень обрадовалась, потому что, как многие русские спортсмены, наученные горьким опытом потерь багажа в аэропортах, брала в ручную кладь много полезного: пара смен белья, зубная щётка, лекарства для первой помощи, шампунь, крем… О, как она забыла — Франсуа Вийон, томик, подаренный ей на день рождения Тарандой, репринт 1910 года, с золотым обрезом и изящными гравюрами… Она возила его с собой, как предсказателя, открывая порой на любом месте… Боже, трудно даже представить себе вещь, более неожиданную в джунглях! Поддавшись порыву, она раскрыла томик наугад и прочла: «Но если папы, короли И принцы, как все люди, тленны, И всем им в лоне спать земли, И слава их кратковремЕнна»… Содрогнувшись, Ира захлопнула книжечку и сунула поглубже в боковое отделение.        Оставив обеих Тань разбирать находки, Моника утащила Макса назад к самолёту, сказав, что нужно собрать всё, что осталось из провизии. В это время вернулись Джонни и Эван, оба мрачные, и Вейр, не обнаружив среди сумок своей, со вздохом сказал:         — Эван, пойдём попробуем тоже поискать, вдруг повезёт…        Лайс пожал плечами и молча направился в заросли. Патрик кинул ему бейсболку, и олимпийский чемпион обозначил улыбку краешками губ. Джо снова вздохнул, почему-то виновато глянув на Ирину грустными глазами, ещё более зелёными от зелени вокруг, и быстро пошёл за Эваном.         — Джо! — спохватилась вдруг Ира. — А Мао не видели? Вы дошли до водопада?         — Нет! Мы раньше к реке свернули, не дошли, — отозвался Джонни уже издали, — и на обратном пути не встретили. Наверно, скоро придёт. Там тихо везде.         — Слушайте, — Ира вдруг очень заволновалась, — может, пойдём её поищем? Вдруг она заблудилась? Поранилась? Очень уж долго нет её!         — Что же, давай пойдём, — поднялся Томаш, — а ты сиди, Пат, колено береги.        Но не успел Чан как следует расстроиться, со стороны реки послышался шум листьев и треск веток, и вскоре к насторожившимся фигуристам вышли Алексей и Женя, грязные, в мокрых, облепивших плечи рубашках. На руках Лёша нёс голое девичье тело, а Плющ отводил от его лица упругие жёсткие ветви. Ира похолодела и замерла на месте, не в силах шевельнуться. «И всем им в лоне спать земли»… На затылке шевельнулись волосы. В поистине мёртвой тишине мужчины подошли ближе и осторожно положили девушку на землю. Конечно, это была Мао. Безнадёжно бледная и холодная, даже пальцы на руках и ногах странно согнуты, окоченев…        Евгений сел на пятки возле тела и сильно нажал на грудную клетку. Меж белых губ появилась вода, стекла мутноватой струйкой по щекам… Ира почувствовала дурноту и тоже села на землю, где стояла.         — Она утонула, — по-английски, для всех сказал Женя. — Мы выловили тело в реке… её несло течением…        И тут раздался вопль, короткий, но пронзительный и страшный, отозвавшийся эхом в лесу и так же внезапно смолкший. Ю-на стояла, распахнув от ужаса прояснившиеся глаза и прикрывая рукой рот. Она словно продолжала беззвучно вопить, и от этого выглядела еще более жутко. Всех вокруг охватил какой-то ступор, растерянность, даже Романа, даже Алексея, как вдруг Патрик, неловко ковыляя на больной ноге, кинулся к Ким и, схватив её в охапку, заставил отвернуться от ужасного зрелища.         — Нет! Нет! Хватит! Прекратите! Я больше не могу! — хрупкие плечи сотрясали судорожные рыдания. Девушка медленно оседала в объятьях Патрика, и звук её голоса доносился словно через вату. Чан, шепча что-то дрожащей девушке, постарался отвести её подальше, а в это время с разных сторон на прогалину вылетели Моника с Максимом и Джон с Эваном.         — Что случилось? — ещё на бегу закричала Моника. — Что за крик? В чём дело?        Когда они подбежали ближе, Рома уже вытащил из-под навеса полотнище тонкого брезента, которым они накрывали Стива, и, демонстративно развернув, встал возле Алексея, всё так же сидящего рядом с Мао. Моника бросилась к телу девушки, коснулась багрового кровоподтёка на лбу.         — Видимо, она поскользнулась, — сказал Костомаров. — Там, в водопаде, камни довольно скользкие. Мы потому и не хотели её оставлять одну… Ударилась, потеряла сознание… А потом захлебнулась уже… минуты достаточно…        Роман укрыл маленькую Мао покрывалом и, осторожно подхватив привычным движением партнёра-парника, направился в уже известном направлении — к скорбным кустам, за которыми была могила. В это время из джунглей быстрым шагом появились Стефан и Джеффри, с увесистыми рюкзачками за спиной.         — Что это было? — вполголоса, но очень жёстко спросил Баттл. — Кто?..         — Мао, — поднял к нему лицо Плющенко. — Утонула…         — Merde… — прошептал Джеф, а потом невпопад сказал: — А мы бананы нашли, а ещё вот эту штуку, — и он извлёк из рюкзака довольно большой круглый плод в голубовато-зелёной бугристой кожуре. — Нам повезло. Это сахарное яблоко, очень вкусная вещь…        Стефан снял с плеч свой рюкзак, битком набитый связками небольших желтовато-серых бананов, и словно разом обессилев, осел на траву, сложив руки на коленях и уронив на них лоб. Джонни подошёл к нему и сел рядом, подтянув поближе свой вещмешок, с которым ходил на поиски.         — Смотри, что я нашёл, Стеф, — пробормотал он, но было так тихо, что услышали все. — Вот, не поверишь… — В руках у Вейра были фигурные коньки: левый и правый, чёрные мужские ботинки, у одного подошва красного цвета, а у другого золотое лезвие. — Смотри, всё что осталось…        Ламбьель протянул руку и погладил побитую, закрашенную кожу любимых коньков, а потом положил голову Джону на плечо и закрыл глаза.        И тут Ира наконец заплакала. В первый раз.        Две смерти за один день. Обе такие нелепые, странные… Неужели Флоран и Мао должны были выжить при крушении, чтобы погибнуть вот так скоро и глупо… просто потому, что за ними… не уследили?         — Я не могу здесь оставаться! — Каролина неожиданно вскочила и заметалась по лагерю, странно вздрагивая. Поднявшийся за ней Стефан пытался успокоить и усадить девушку, но та вырывалась и кричала, обращаясь ко всем:         — Мы все здесь умрём! Я не хочу умирать…не хочу…        От высокого звука её голоса, напоминавшего высокочастотную сирену, начала раскалываться голова.         — Ради Бога, заткните её, иначе я сам её убью! — рявкнул Алексей, ногой расшвыривая дрова для костра.        Стефан бросил в его сторону убийственный взгляд и с помощью подоспевшего Джонни сумел оттащить девушку в сторону, к деревьям.        Нужно было делать что-то… Делать, чтобы вернуть хотя бы видимость контроля над ситуацией. Женя смотрел на бьющихся в истерике девушек, и его самого охватывала дурнота и головокружение. Все забыли про голод и жались друг к другу, бормоча что-то на разных языках. Еще немного — и начнётся настоящая паника, последствия которой могут быть самыми непредсказуемыми.        Даже Моника, всегда проявлявшая удивительное спокойствие и собранность, сидела на траве, закрыв голову руками и тихонько раскачиваясь.         — Нам нельзя здесь оставаться… — тихо произнёс Женя так, чтобы его мог услышать только один человек.        Ягудин бросил в его сторону быстрый взгляд. Они говорили друг с другом по-русски.         — Что ты предлагаешь?         — Нужно дождаться утра и отправляться искать помощь.         — Ты с ума сошёл… мы даже не знаем, в какую сторону идти! Здесь хотя бы есть пресная вода, вещи какие-то… а если мы двинем в чащу, это всё окончательно осложнит…         — Мы не можем оставаться в месте, где умерло уже три человека. Я не хочу спать рядом с могилами… Здесь смерть… — он прилёг на землю и безмятежно сложил руки на груди, словно собрался медитировать. — Здесь везде смерть… *****         — Бенджамен, спасатели делают всё возможное, но координаты упавшего самолёта пока ещё не установлены… Пойми, мы не можем посылать людей просто так летать над континентом и искать обломки Боинга!        Бен слушал успокаивающе-размеренную речь отца и стискивал зубы. Его просто тошнило от всех этих формальностей. А когда папа говорил их, и от него самого… от его до хруста накрахмаленного воротничка белоснежной рубашки, который был застегнут так туго, что оставлял на морщинистой и жилистой шее красные полосы.         — Как ты не можешь понять, там есть выжившие! И возможно эти люди нуждаются в немедленной помощи! Выжидание преступно!         — Мы уже послали запрос в консульство на Тайване. Сын, — Барклайл-старший положил руку ему на плечо. — На основании одних только твоих слов никто не станет поднимать национальные войска всего мира и бросать их на поиски упавшего самолета.         — А что бы ты сделал, если бы в этом самолете летел я? — Бен посмотрел отцу прямо в глаза. — Если бы у тебя была бы хоть малейшая надежда…        Вице-спикер нахмурился, недовольный такой конфронтацией. Он отошёл от сына и снова вернулся на свое рабочее место за столом. Бен сосредоточил взгляд на портрете королевы за спиной отца, которая взирала на них с холста величественным и строгим оком, и думал о том, что сделал совершенно правильный выбор, когда отказался идти в политику вслед за отцом и старшим братом.         — Кто там у тебя? Кому ты смог дозвониться?        Сердце лихорадочно стучало в груди молодого человека, на лбу выступил пот. Он мог сказать правду, назвав имя, но это не объяснило бы отцу причины его истинных переживаний. А сейчас не самый подходящий момент для главных откровений… или подходящий?         — В самолёте летел мой друг. Я знаю, что он жив, и считаю своим долгом помочь его семье… и это обязанность любого человека… папа…         — Почему ты не хочешь сказать мне, кто? — Роберт Барклайл сейчас сверлил его взглядом, подобно Елизавете II, и Бен чувствовал себя, как на допросе.         — Этого человека в любом случае будут искать. Это Эван Лайсачек… — тихо произнес Бен, опуская глаза.         — Это… это… ммм… Олимпийский чемпион? — вице-спикер был удивлен. — Ты не говорил мне, что вы дружны.         — Да как-то не приходилось к слову… тебе ведь никогда не нравятся мои друзья…        Теперь остаётся лишь надеяться, что отец не станет вдаваться в подробности жизни Эвана и не получит той информации, которая может заставить его желать, чтобы Эван Лайсачек оказался навсегда погребённым в джунглях, за сотни километров от его сына.        Мистер Барклайл задумчиво побарабанил пальцами по столу.         — Возможно, мне стоит сообщить его семье хорошие новости.         — Бен, он не сказал тебе, сколько человек ещё выжило, помимо него? — поинтересовался вице-спикер.         — Нет… он просто твердил… «мы живы»… «живы»… — Бен почувствовал, как звук этих слов заставляет глаза наполняться слезами, и стиснул зубы. В груди жгло, будто огнём. Господи, он так слаб… так бессилен…         — Я думаю, мы не имеем права обнадёживать семьи, сообщая о том, что какая-то часть экипажа спаслась. Ведь мы не знаем, кто именно. — Вслух рассуждал отец.         — Я знаю, что Эван жив, и должен сообщить об этом его семье! — Бен повысил голос, заставив мистера Барклайла посмотреть на него.         — С момента катастрофы, сынок, прошло два дня. Поиски будут продолжаться и днём и ночью. Нужно просто подождать.         — Я хочу, чтобы снарядили отдельную группу.        На лице мужчины промелькнуло раздражение.         — Бенджамен, я понимаю твои чувства, ты можешь сообщить его родным, если хочешь. Но не ставь меня в неловкое положение своими дурацкими просьбами! Наше ведомство вообще не имеет к этому никакого отношения. Эван Лайсачек — гражданин Соединенных Штатов Америки. Это их компетенция.        «Нет, ты не понимаешь мои чувства…»        Бен не стал продолжать разговор и, попрощавшись с отцом, покинул кабинет вице-спикера. Присев в коридоре на мягкий кожаный диван, молодой человек открыл телефонную книгу, в поисках номера родителей Эвана в Иллинойсе. С чего он взял, что тот давал ему свой домашний телефон? У него было записано три номера сотового — рабочий, личный и… «для очень срочных сообщений», который Лайсачек не отключал даже ночью и на который Бен вчера смог дозвониться.        Он рассчитывает на него. Может быть, впервые за всё время их отношений, Эван нуждается в нём больше, чем он сам, и Бен просто не может его подвести. Знать, что был шанс спасти его, услышать голос… и снова потерять? Нет, черт возьми!        Бен набрал номер своей помощницы.         — Лия, привет. Сможешь достать мне билет до Чикаго завтра на утро?        Получив утвердительный ответ, он почувствовал себя увереннее. Хорошие новости лучше сообщать лично. И у него появился прекрасный повод познакомиться с семьей Эвана.