Во повезло!

- Беги. Если тебе нужно, я дам фору. Когда тебе приходилось выбирать себе напарника, ты немедля ткнул пальцем в теплого, доброго Генри. Сейчас он злой и колючий, и тебе уже не совсем хочется идти по лезвию вместе с ним - он ответом отпустит руку в любой момент, если ты сожмешь ее слишком сильно. Ты обманул сам себя, сглупил, идиот, теперь перестал быть собой. Кавилл уже отравил тебя, а сейчас медленно вводит лекарство прямиком в сердце, растягивая болезненное удовольствие. Только скажи, что тебе не нравится это - выжигай слово "лжец" на спине раскалённым железом. Генри, типичный хороший парень, скаут-бой в дурацких шортах и белоснежных носках почти, не имеющий понятия о том, как ты ненавидишь его вторую половину разума - ту самую, которая ночами злобно скалится, рычит, ставит синяки и ломает кости, с которой вы можете драться часами, если не сутками. Наивный до неприличия, воспринимающий все близко к сердцу Кавилл улыбается репортерам мило, чуть виновато. Точно так же улыбаешься и ты, запихивая в него в туалете порцию успокоительных, чтобы в этот раз приход был позже хоть на доли секунд. Генри мычит, протестует, но страх с силой сжимает твои пальцы на его щеках, заставляя открыть рот. Глаза его распахнуты, он смотрит так, будто ты предал его, первым отпустил чужие пальцы. Ха! Ты на этом собаку съел, не так ли? Когда приходит тот, другой, разительно меняющий атмосферу вокруг, привычно скользит по позвоночнику холодной чешуей паника. Куда идти? Бежать? Даже с форой в месяц ты не сможешь спрятаться. Так или иначе тебя достанут во снах, в один прекрасный день ты не сможешь открыть глаза. Первый удар приходится выше твоей головы, уклониться не составляет труда, но буквально спустя пару секунд чужие пальцы стиснут запястья тисками. Сегодня он не намерен тянуть. Ты смотришь сверху вниз, ты - высокий, сильный. Тот пришелец в знакомом теле завидует, хрипит, обещает когда-нибудь подрезать тебе ноги. Это жутко, к этому нельзя привыкнуть. Ровно как и к болезненному выкручиванию сосков через прозрачную рубашку. Глушишь стон в зародыше, давишься им, сожалея, что не смог проделать такое с нарастающим ужасом. Черт, ты бы, наверное, обделался, если бы твой кишечник не был бы пуст. Обжигающая материальностью игла медленно пронизывает кожу сетью кровеносных сосудов, наркотики расползаются по телу почти мгновенно. Он не дает тебе закрыть глаза, упав в объятия безопасной темноты, зажимая твое лицо второй рукой, с каким-то удовлетворением смотрит как сжимаются твои зрачки, как изменяется дыхание, чувствует пульсацию сердца. Это интимнее секса, как будто насильный жест извращенного доверия. Ты сходишь с ума. Что на этот раз - ты без понятия. Тело выдержит, сознание тем более, но боль приглушается, ты даже не кричишь - звучно рефлекторно выдыхаешь с каждым толчком. Кажется, удовольствие даже возвращается к тебе, ухмылка искажает лицо. Ему это не нравится - сильный удар по скуле, рукой оттягивает твои волосы, запрокидывая голову. Он - руки, тело, антрацитовые звезды глаз - весь соткан из дыма, как чёртово облако, и ты на небесах почти в прямом смысле. Расплывающийся дурман, сон, наваждение, но почти прекрасное. Ты вдыхаешь серость мокрого тумана, из которого создан он, растекающийся, стелящийся смогом, злой и агрессивный. Каждый толчок - как вираж в истребителе, бочка, сильный переворот - возносит на самый край бездны; каждый окрик, удар по лицу, прорезанная полоса кухонным дурацким ножом - тягуче едкая смесь кайфа и приглушенной, тупой боли; каждый мимолетный миг, что ты смотришь в горящие угли на дне двух колодцев - еще одно откровение, будто не глаза в глаза, а рана к ране. Вы оба такие, зависимые, чужие, открываетесь друг другу, распахиваете кожу, соприкасаясь обнажёнными душами, делая это слишком грубо, обжигаясь, и потом зализывая раны. В двух телах напряжение - жгут, цепь, тяжелая, звенящая мольбами и приказами. Когда-нибудь вы убьете друг друга. На следующей же встрече ничего не помнящий Генри с опаской улыбнется тебе и похлопает по плечу. Ты сожмешь в кармане пачку успокоительных. Фора.