Apathy

— Вы совсем чокнулись? — орал Шихёк в трубке. — Вы хоть знаете, сколько стоит прикрыть вас? Мало того, что пошли в клуб, так еще и нажрались как свиньи. Как вы предлагаете мне расхлебывать всё? Вы будете пахать у меня как проклятые, чтобы возместить ущерб! Забудьте теперь, что такое «сон», в ближайший месяц у вас такого не будет. Вы, блять, совсем охерели. Я с вас всю дурь выбью, как только вы вернетесь. — А-Алло? Шеф, — после громкого крика и отборного мата связь разорвалась, и в трубке запищали быстрые и короткие гудки. — О-он бросил трубку. Менеджер знал, что в первую очередь все тапки/помидоры/тухлые яйца полетят в него, поэтому наделал в штаны больше всех. Мемберы, после услышанного пиздеца, разбежались по комнатам. Чонгуку было слишком скучно в номере со своими хёнами: оба погрузились в работу, потому он пошел искать развлечение в комнатах по соседству. А ЮнСоки только и рады защелкнуть замок. Юнги что-то делал за ноутбуком, а Хосок сидел на кровати взвешивая в голове поведение Мина: то он лез целоваться к Хосоку, то пытался склеить девушку… — Ну да, «девушку», — просмеялся Хоуп. — Хён, как считаешь, что PD-ним с нами сделает? Меня пугают его слова. — Ну, к тому времени, пока приедем — он остынет, так что даже хорошо, что мы тут. Но по-любому заставит отрабатывать деньги, что он заплатил для удаления файлов и публикаций статей. Мин не отрывался от своего занятия, и Хоупу стало интересно, чем же он там занят. Будто гепард, завидевший издалека свою добычу, Чон подкрался к Юнги и медленно подошел к нему из-за спины, приподнялся вверх, и только его хитрые глаза выглядывали из-за плеча Мина. Увидев надпись статьи под названием «Отношения с парнем», Хосок залился краской и был похож на спелый помидор. Восторженно ахнув, парень закрыл рот рукой, спалив всю контору. — Черт, — Юнги дернулся от неожиданности и заехал Хоупу по подбородку, а тот плюхнулся на пол. — Ебаная ты игогоша, нельзя же так подкрадываться. — Я… Ты был так увлечен, что мне стало интересно. Юнги присел напротив Хосока, пафосно облокотившись на колено локтем. — Нужно было меня позвать, а не лезть ко мне. Видишь, что из этого выходит? — Мин вскинул бровью, не менее пафосно, чем его поза. — Но зато я прочитал название статьи. Три слова: «прочитал название статьи» и весь пафос сдулся, как сдуваются шарики, и ещё в конце издают такой противный звук, напоминающий пуканье. Вот так быстро и так же звонко сдулся пафос Мина Юнги. Весь его «свэг и рэперская крутость» окрасились в радужные цвета, по большей части в голубой. — Т-ты видел? — Я хотел посмотреть, было интересно. Если бы мне это не понравилось, то вряд ли бы ты заметил меня, раз уж так увлекся. Хосок смотрел прямо в тёмные глаза Шуги, и не мог не улыбаться. Он любовался им. Он смотрел так, будто завтра идёт на войну и оставляет тут свою единственную любовь. Его глаза наполнились слезами радости, но ни одна из них не упала. Он думал о прошлой ночи, наслаждался тем, что происходит сейчас и боялся представить, что ждёт их завтра, послезавтра, через месяц, год. Но он хотел насладиться этим моментом, прямо сейчас. Когда Юнги ещё будет так смотреть? Когда его лицо ещё так мило будет заливаться румянцем? — Можно, — приподнялся Хоуп, — тебя, — он волновался и облизывал засохшие губы, — поцеловать? Глаза старшего округлились, он напрягся, хотел возразить, хотел отползти, он уже давно это мог сделать, но их лица все ближе и ближе. И Хосок показался слишком напористым. — Ты можешь меня оттолкнуть, но если не сделаешь этого — значит ты согласен. Чон шептал это прямо в губы Юнги, и тот как бы попытался его оттолкнуть, положив руки на грудь. Но это совсем не считалось. Они чувствовали горячее дыхание друг друга, они прикасались губами совсем случайно, нежились друг о дружку, ластились, и лишь потом кто-то из них дернулся в нужный момент, и они соприкоснулись губами, но тут же оторвались, будто это произошло совсем случайно, а потом второй раз и ещё раз, а за ним следующий, а потом уже не отстранялись. А потом один дрожал в руках другого. — Ты можешь меня оттолкнуть, помнишь? — Да, я помню, — шептал в ответ Мин. Юнги закивал головой быстро, резко, но по глазам было видно, что он почти не понимает, что происходит вокруг. Хосок медленно уложил Мина на пол, навис над ним, и в какой-то момент потерял контроль, зашёл дальше, чем следовало: губами он выцеловывал шею, а рукой — поглаживал бледный живот под одеждой. Затем снова возвращался в губам. — Подожди, — прерывал поцелуй Мин. — Почему? — Хосоку было мало: мало губ, мало прикосновений, мало Юнги. — Мне нечем дышать. Но Хоуп не мог остановиться. Поцелуи были слишком сладки, а сам Юнги казался таким невинным, и его так хотелось испортить. Дверная ручка дернулась, кто-то начал яростно выбивать дверь, а потом послышался голос Чонгука. — Юнги-хён, Хосок-хён, тут что-то с дверью, не могу открыть. — Хосок, прекращай, — Мин пытался вырваться и оттолкнуть его. — Хосок, правда. Пришел Чонгук. Он что-то заподозрит. Хосок оторвался от своего предмета обожания. Окинул его взглядом, и, полностью удовлетворившись видом, встал с парня. Сейчас они напоминали скрывающуюся парочку, и Хосока это не могло не радовать. Дверь Чонгуку открыл растрепанный Хоуп, а за столом сидел красный, еще более потрепанный, Мин. — Что тут произошло? — Да ничего такого, — ответил Хосок, разваливаясь на кровати, — просто я немного разозлил Юнги-хёна, и мне за это прилетело. А ты чего тут? — Я хотел пойти в тренажерку. Вот, пришел за вещами. Хосок сидел на кровати в поисках интересных новостей интернета, Юнги перелистывал сайты за сайтами, не читая, что там написано, а Чонгук собирал вещи по комнате: полотенце, мыло, вода, сменная одежда и обувь, наушники и телефон. Было немного неловко в присутствии младшего, а тот, заметив неловкость, пытался что-то спрашивать, но ответы были слишком короткими и сжатыми. — Ладно, я пошел. Свидимся. — Да, давай. — Удачи. — Сегодня намечается скучный «послебадунский» вечер. Не хочешь прогуляться? У Хосока осталось только небольшое отравление, после вчерашней пьянки, но вот у Мина, вместо отравления, жутко болела голова. — Я хочу немного поработать. — Ты не слишком хорошо выглядишь. Наверное, и выпил больше меня. Не хочешь лечь? Хоуп отодвинулся к краю, освободив место для Юнги. Он похлопал по месту, как бы подзывая того прилечь рядом. — Он, наверное, шутит. Так нельзя. К нему нельзя. Всё развивалось слишком быстро, слишком стремительно для Мина. Вчера он только позволил поцеловать себя, а сегодня его уже зовут в постель. Этого нельзя допустить. Нельзя переходить границы. Нельзя позволять Чону расслабляться. Их уже с сегодняшнего дня могли заподозрить. Они уже сегодня почти попались. Но, естественно, Хосок ничему не научится. Естественно, на него нужно надавить, поругать. Или есть другой способ? В мыслях Шуга уже рисовал ссору, придумывал фразы, которые скажет. — Ты меня боишься? Эта его невероятная способность «читать мысли» удивляла. Или просто у Шуги всё на лице написано? — Нет, с чего бы? Юнги усмехнулся, как бы «что за глупости ты говоришь?» — Тогда ложись рядом. — Я же сказал, что работаю, — прорычал старший. Чтобы убедиться в этом, Хоуп подскочил с кровати и в момент пропалил экран ноутбука Мина, где не было ничего, только вот-вот загрузившаяся Cubase с пустыми полями. — Боишься ведь, — руки его опустились. — Я хоть когда-то заходил дальше, чем ты мне разрешал? Хоть раз? Даже, когда действительно мог сделать, что хотел. Даже, когда это ничего не стоило — я всегда держал себя в руках. В моменты, когда любому бы уже сорвало крышу — я держал себя в руках. Я давал тебе одиночество, когда ты хотел… — Не кричи. — … а когда хотел компанию — был рядом, когда тебе было плохо — я был твоей жилеткой. Когда нужно было лезть в твой зад — я лез. Через всё твоё дерьмо — лез, и ничего не сказал. Ни разу. А как ты мне отплатил? Ты пошел к мужику-трансу, решив, что это баба. И с этим… — эмоции накрывали через край, что слова путались. Он хотел так много сказать. Его так много чего обижало, что из-за этого одно путалось с другим, — с этим трансом ты пошёл в туалет, а рядом со мной даже прилечь не можешь? — Хо… — голос Мина был мягок, полон сожаления. Он впервые не мог поспорить. Впервые реально видел боль человека. — Я не закончил, — слезы наворачивались на глаза, а дышать было тяжелее. — Мне реально интересно, почему ты так со мной поступаешь? Зачем так ранишь меня? Ты ведь играешься со мной. Зовешь, когда нужен и выбрасываешь как помойного кота, когда я тебе надоел. Он с силой сжал запястья Мина, и с каждой секундой тиски сжимались всё сильнее. И на тонкой бледной коже точно будут синяки. — Посмотри мне в глаза и скажи, что мои слова неправда. Скажи, что не поступаешь так со мной. — Наверное, всё так и выглядит. — Выглядит?! Скажи мне, как ты это видишь, скажи, что ты чувствуешь ко мне, чтобы я знал, чего мне ожидать. — Ты понимаешь, что отношения со мной будут еще сложнее, чем то, что происходит сейчас? Ты понимаешь, на что идёшь, Хосок? Ты сейчас страдаешь, а что будет дальше? А если общественность узнает? Если узнают в компании? А как ты собрался рассказать обо всем парням из группы? А родителям? Ты хоть что-то придумал? — Я всё выдержу, только если буду уверен в твоих чувствах. — Могу сказать только одно. — Что? — Один из них знает о нас. — Кто? — Хосок гадал, он испугался, он был шокирован. — Вот видишь, ты даже сейчас боишься. — Скажи мне, кто это? Он отступил, сделал шаг назад и опустил голову, как виноватая собачонка, не хватало только прижатых ушей. — Намджун. Он знает. — Как давно он знает? — Давно. Где-то с месяц. — Месяц? И ты мне не сказал? — Хосок был очень удивлен. — Он знает о том, что у меня проблемы с «мужской силой» и ты помогаешь, но не больше. — У меня теперь почему-то чувство, будто меня предали. — О боже, Хосок, хватит ныть, как девчонка. Эти слова окончательно убили Хосока. И в нем осталась только печаль. — Хорошо. Не буду. Хоуп улыбнулся как-то грустно и просто вышел из комнаты. Ночью он не пришел спать, утром его постельное исчезло, а вечером следующего дня там уже спал Намджун, довольно символично. Они виделись на репетициях, но в перерывах Юнги не мог его найти, нигде. Они умело делали вид, будто всё в порядке. В их жизни произошёл нехилый реверс: они вернулись к началу, только вот сейчас уже Юнги держит Хосока за руку на передачах, сжимает крепко-крепко, будто завтрашний день не наступит, переплетает пальцы и каждый раз умирает от разрыва сердца, когда в ответ не видит взаимных чувств. «Вот, что ты чувствовал? Так вот, как ты страдал всё это время. Вот, как я тебя мучил все те месяцы? И как ты это вынес?» — думал Юнги каждую ночь перед сном. И как-то даже плакал. Неужели влюбился? Скорее всего. Ему, вроде, и так хватало проблем, а тут еще и эта так называемая «любовь», еще и в парня. Но в какой-то степени это его радовало, он мог думать о чем-то хорошем, когда его ругает Шихёк, или даже бьет один из менеджеров. Эта любовь стала поводом чаще ходить на хореографию. Ему хотелось больше писать о романтике, о боли, обо всем. Чудным казался даже воздух. Может всё так и оставить? Томиться в этих чувствах и писать шедевры о любви? Тур закончился. Америка, Бразилия, Франция, Тайвань — все концерты закончились. Пора домой. К себе домой, в Тэгу. Он не виделся с родителями уже очень долго, а после таких истощающих графиков положены пара дней выходных. Память Мина возвращает его в самое начало, когда была тоже такая ситуация, они тоже отдыхали после концертов, и тогда только они остались вдвоём. Может, это шанс? Сейчас парень стоит перед выбором: Хосок или родители. По приезду в Корею, он так и не решил ничего. И стоило сойти с самолета, увидеть родные слова на родном языке, и захотелось просто пройтись по улицам Сеула, покататься на автобусе, поездить в метро, пересесть с ветки на ветку. Такая прогулка должна была помочь принять решение. Он оставил вещи прямо у входа и сел в первый попавшийся автобус, потом другой, и другой, и следующий. Цвета и размеры автобусов менялись один за другим до тех пор, пока Шуга не услышал вой тормозов, скрежет метала, когда тот ударяется о другой метал на скорости, а потом…резкая боль по всему телу. Какая-то гребаная легковушка поехала на красный и врезалась в хвост маршрутки, именно туда, где сидел Юнги. Его выбросило на улицу, тело, как простая туша, выкатилось по асфальту и чуть не угодило под другую машину. Глаза видели плохо: вокруг всё было красным из-за крови. Крови, что лилась по улице и крови, что заливала глаза. — Ноги, — кашлял кровью Мин, — отнялись… Где же…скорая? Сигналки. Шум. Резкая боль. Кажется, несут на носилках. Белый свет. Слишком яркий свет прямо в лицо. Глубокий вдох, выдох. А дальше странные сны: Хосок, похожий на огурец, полиция, танцующая стриптиз, а потом резкая война, непонятно с кем, непонятно за кого, зачем. Очень страшно, очень больно. Нужно сражаться, нужно бежать. Автомат слишком тяжелый, ноги слишком медленные. А они в открытом поле. Рядом убили парня. Нужно прятаться. Хочется жить. Только жить. И он прячется за рядом лежащими трупами, будто это окопы. Он не понимает, что происходит, но хочет. А потом снова белый свет. Только не настолько яркий. Больше дневной. Лицо болит, да и тело ноет. И с каждой секундой чувствуется всё отчетливее. Больница. Больничный потолок. А рядом пикает эта дурная машина, показывающая его пульс. Он медленно поворачивал голову, чтобы осмотреться — шея ныла. Видно, эти подушки лежат очень неудобно, что теперь даже сложно повернуть голову. Рядом сидел Хосок. В последний раз между ними были огромные разногласия, и вот, все решилось. Тот вечер помог, пусть всё-таки и не был успешен. И он точно определил, где Мину остаться на эти выходные. — О боже, — закричал Хоуп, — ты проснулся. Наконец-то! — он выбежал в коридор. — Сестра. Сестра. Он очнулся. Было слышно, как в коридоре началась беготня, поднялся шум, а потом в палате Мина стояла делегация докторов с их маленькими миньонами-студентами. Они обсуждали состояние Мина, даже не спрашивая его ни о чем и только спустя какое-то время удосужились уделить ему внимание. — Как Вы себя чувствуете? Юнги захрипел, звуки больше были похожи на дверной скрип, чем на слова. — Не торопитесь. Ваше горло повреждено. Думаю, говорить пока рано. И вставать тоже, — в голосе мужчины слышалась врачебная тактичность. — Вы знаете сколько здесь пролежали? Юнги отрицательно замахал головой. — Месяц. — Месяц? Не может быть!, — пульс Мина заметно участился, на это указывали все датчики. — Успокоительного. 2 кубика. Сестра быстро убежала и через пару мгновений вернулась, вводя препарат через систему капельницы. — Весь этот месяц Вы были на грани жизни и смерти. Мы не знали, очнетесь Вы, или нет. А если и очнетесь, то не могли представить когда. Я поздравляю Вас. Вы выбрали жизнь. Только, пока не вставайте, — доктор повернулся к посетителю. — Вы же присмотрите за тем, чтобы он соблюдал врачебные назначения? — А? Д-да, да. Конечно. — Вот и славно. — Что же. Завтра на обходе мы придем, а пока — отдыхайте, — доктор и вся его армия врачей поклонились и дружно покинули палату. Хосок, совсем не сдерживая эмоций, тут же упал на парня, заключив его в объятья. — Как ты мог такое сделать? — рыдал тот. — Как ты мог оставить меня на такое долгое время? Я уже тогда был готов простить тебя. Я хотел поговорить после тура, а ты… А ты! Зачем ты ушел? Почему не остался. Он плакал, плакал и плакал. Вся рубашка «больного» была залита слезами. Он хотел обнять Хоупа, чтобы утешить, но руки не слушались, они только дрожали, но не поднимались. Кажется, всего за один месяц мышцы неплохо атрофировались. Придется ждать. Ждать, пока он выплачется. Хосок немного успокоился. Он сел на стул, что стоял подле кровати и держал Юнги за руку. — Я приходил сюда каждый день. И с каждым днём верил, что ты откроешь глаза, что очнёшься, но ты не просыпался. С каждым днём, я верил меньше и меньше. Я так хотел, но уже не верил. И если бы ты не очнулся сегодня, я всё равно бы приходил. Полгода, год, два, десять, пятьдесят. Я бы приходил. И сидел бы тут. Рядом. Рассказывал о том, что происходит в моей жизни. В жизни твоих близких, — эмоции били через край, и слёзы снова полились, Хосок уткнулся в ноги парню. — Спасибо тебе. Спасибо, что вернулся.