История одного гуля

Пробуждение Савамуры было странным. Ему казалось, будто он был окутан тем самым любимым его запахом. Кофе и ванили. Но такого ведь быть не могло? Или... Чуть позже к нему приходит понимание того, что его обнимают крепкие руки и прижимают к теплой груди, от которой частично и исходит этот сладкий аромат. На губах неосознанно появилась теплая довольная улыбка, ведь только Миюки мог его так нежно обнимать и так пахнуть, что голова кружилась и хотелось опять поддаться инстинктам. Однако он все еще помнил, чем все закончилось в прошлый раз, и повторения точно не хотел. Но перестать глубоко вдыхать запах Казуи он не мог, ему так хотелось пропитаться им, насытиться. Так хотелось, чтобы этот запах преследовал его всю оставшуюся жизнь, однако Эйдзюн понимал глупость собственных желаний. Им не быть вместе. Гуль и человек никогда не смогут быть вместе счастливы. Пока что Миюки позволяет ему быть рядом и разделять чувства. Как долго это может продолжаться? Как долго они будут в своем жалком мирке, что называется счастьем? — Прекрати думать о плохом. Губы касаются его виска в нежном поцелуе, а руки чуть сильнее сжимают в объятиях, будто пытаясь скрыть от всего мира. И ведь Савамура не против. Он хочет забыть обо всех проблемах, раствориться в чувствах и просто радоваться тому, что ему позволяют сейчас. Слишком много проблем лежало на его плечах, и он хотел о них забыть хотя бы ненадолго. — А о чем мне тогда думать? Эйдзюн чувствовал, как его голову осторожно поворачивают, чуть сжимая пальцами подбородок, а в следующее мгновение на губах горит поцелуй. — Обо мне. И возразить нет ни сил, ни желания. Он согласен, он хочет, он поддается. Чуть поворачивается, все еще не открывая глаз, и отдается полностью поцелую. Чувствовать на языке нежный шоколадный привкус было так необходимо и правильно, что Савамура тянулся за ним еще больше, жадно скользя языком в чужой рот. Своей инициативой он вызвал лишь тихий насмешливый смех в поцелуй, и это раззадорило еще сильнее. Отстраняясь от Миюки, Эйдзюн открывает глаза и обижено смотрит на возлюбленного, что так открыто улыбается ему, что уже и не хочется ругаться. — Я и так... Бурча себе под нос и опуская голову, Савамура почему-то резко захотел провалиться под землю от странного теплого чувства, что тянет в груди. А Казуя и не против, похоже, ведь, воспользовавшись положением, он стал нежно целовать его в висок. — Что же ты там сделал, маленький мой? Нежась в чужих руках, Эйдзюн и не обращает внимания, как ласки Миюки становятся более откровенными. Руки скользили по спине, то опускаясь ниже, сжимаясь на ягодицах, то поднимаясь вверх, и нежно массировали плечи, прижимая сильнее к груди. Губы Казуи скользнули на шею и стали покрывать нежную кожу поцелуями-укусами, оставляя метки, что сразу же начинали гореть. Сглатывая, Савамура начинает елозить, чувствуя, как член не двояко реагирует на прикосновения. — Где... там? Жмурясь и поворачивая голову чуть вбок, сильнее подставляя шею под ласки, от которых жар так и распространялся внутри, Эйдзюн чувствовал, как нежен Миюки, как старается не спугнуть, явно помня прошлый опыт. И... Это льстило, до безумия. — Он позвонил мне, чуть ли не бьясь в истерике и не зная, что с тобой делать. Мне даже пришлось выехать встречать вас раньше. В голосе Казуи не слышался упрек, лишь веселье. Похоже, Мэй действительно его позабавил своей реакцией, да только Савамуре совсем не понравилось, что сейчас, когда они одни, пусть и в машине, но явно в предрасположенном настроении, его возлюбленный вспоминает о другом парне. Обиженно надув щеки и чуть отстранившись от Миюки, он положил ладони на лицо, заставляя поднять голову и всмотреться в глаза. Эйдзюну нравилось ловить собственное отражение в нежном шоколаде, и хотелось посидеть так подольше, но что-то подсказывало, что это счастье не сможет длиться вечно. — Мы сейчас вдвоем... Прекрати думать о ком-то, кроме меня. Буркнув, Савамура снова подается вперед и сам накрывает губы Казуи нежным поцелуем, пытаясь передать все чувства, что скрывались глубоко в его сердце. И он был безумно счастлив, чувствуя, как ему пытаются ответить тем же. Он никогда не думал, что Миюки может показывать так открыто свои чувства, однако было приятно в этом ошибаться. — Прости, прости. Все же прерывая поцелуй, Миюки не смог сдержать тихого смеха, чем заслужил обиженно надувшегося Эйдзюна, который уже даже думал отползать на другую часть сидения машины. Однако гуль был словлен и остановлен, вновь прижатый к груди любимого. — Ты безумно милый, когда ревнуешь. Нежный поцелуй в висок, и губы скользят вниз, пока не достигают щеки. Легкий укус, будто на пробу, и он вздрагивает в чужих руках, не ожидав такой ласки. — Я люблю тебя, Эйдзюн. Но ты прав, времени у нас нет. Теперь чужие губы касаются его подбородка, заставляя чуть вскинуть голову и сильнее повернуть ее вбок для более откровенной ласки. — И смазки нету... Не лучший день для нашего первого раза. Но ты ведь... позволишь? Миюки находит его руку и переплетает пальцы, чуть сжимая ладонь. И в его голосе слышна лишь надежда, что Савамура позволит, не сбежит, не оттолкнет. Было так странно, что такой человек как Казуя позволяет что-то решать ему, хочет знать его мнение. Может, это и называется отношениями? Он не знал, что лучше ответить, так что попросту решил довериться как раньше и молча кивнуть. Пусть внутри еще что-то крутило от страха и собственной ненависти к себе, но так хотелось вновь почувствовать себя любимым, нужным, защищенным. — Да... И смотря в счастливо сверкающие глаза напротив, Савамура понимал, что сделал правильный выбор, сейчас. Они не знают, что будет дальше, что будет с ними или как это может повлиять на них. Пусть хоть сейчас они будут счастливыми. Снова поцелуй, полный любви и немой благодарности, он не был похож ни на один их поцелуй до этого. Руки Казуи скользнули под майку и стали нежно водить чуть мозолистыми ладонями по спине, отчего он вздрагивал и жался сильнее, чувствуя, как возбуждение накрывает его с головой. Решив идти на отчаянные меры, Савамура отстраняется и стягивает с себя многострадальную майку, покрытую кровью, и скидывает куда-то вниз. Он хотел дойти до главного, пока не передумает или в его голове не появятся глупые мысли, что помешают им. — Сможешь повернуться и встать на сиденье коленями? Хоть у тебя и отличная регенерация, делать тебе больно я не хочу. И не верить этой фразе, не прислушаться к этому взволнованному голосу нет сил. Он послушно выскальзывает из объятий и, чуть помучившись, все же поворачивается к Миюки спиной, забираясь с ногами на сиденье. Из-за достаточно низкого потолка ему приходится упираться руками в кожаную обивку под собой и стоять на четвереньках. Если бы на нем было меньше одежды, то он точно бы смутился. Ведь, несмотря на все разы с Курамочи, это был первый раз с Казуей. — Хороший мой мальчик. Тихо шипя на ласкательно-уменьшительное, Эйдзюн вздрагивает, когда чувствует на своей спине легкий поцелуй. Руки Миюки осторожно оглаживают его бедра и ягодицы, чуть сжимая, из-за чего по всему телу проходит дрожь возбуждения. Так приятно и так мало, а член давно неприятно зажат в штанах, отчего нежная кожа чуть терлась о грубую ткань. Хотелось хныкать и просить стянуть эти уже мешающие штаны, но гордость не позволяла. Ему хотелось еще показать Казуе, что он не будет стелиться перед ним, хотя на самом деле сам же доказывал обратное многое количество раз. Похоже, над ним все же решили сжалиться, и Миюки принялся расстегивать его штаны, а после и приспустил до колен. Савамура попытался опустить одну ногу с сиденья, чтобы стянуть ненужные остатки одежды, да только ему не дали, ведь Казуя, наконец дорвавшийся до него, впился зубами в задницу. От неожиданного укуса Эйдзюн вскрикивает и подается вперед, упираясь лбом в дверцу машины. — Не напрягайся... И так хотелось съязвить о том, что он знает и раньше занимался сексом, но все возражения пропали, стоило лишь языку пройтись по его анусу. Такое Савамура тоже испытывал раньше, но все было иначе, все чувства были иные, и даже возлюбленный у него другой. В прошлую попытку воспоминания пугали его и заставляли бояться темноты, сейчас же... Не было того страха, а нежные и осторожные ласки заставляли забыть об остатках волнения. Чувствовать, как язык медленно проникает внутрь, невероятно. А когда вспоминаешь, кому принадлежит этот самый язык, все становится куда более возбуждающе. Он думал, что Казуя будет не долго мучиться с растяжкой и подготовкой, однако тот его удивил, основательно вылизывая и смазывая мягкие стенки дырки. А Эйдзюн просто терялся в удовольствии, громко постанывая и цепляясь пальцами за запотевшее окно. Пальцы скользили по стеклу, оставляя после себя влажный след. Выгибаясь в спине, он довольно заскулил, стоило лишь Казуе чуть задеть простату. Хотелось уже поскорее почувствовать в себе член Миюки, но тот, будто издеваясь, не торопился, продолжая его мучить уже пальцами. — Казуя... пожалуйста... Чуть не хныча и подаваясь бедрами навстречу двум растягивающим его пальцам, он опять убедился, какая же задница его возлюбленный и как же тот любит издеваться над ним. Однако в какой-то момент все исчезает, и он недовольно поворачивает голову, чтобы мутным взглядом посмотреть на любовника. — Я тут. Не отпущу тебя больше. Никогда. Дальше Эйдзюн успевает только удивленно воскликнуть, когда с него окончательно стягивают штаны с трусами, а после усаживают на колени, лицом к лицу. Потемневшие от возбуждения глаза Миюки смотрели на него все равно с такой нежностью и любовью, что хотелось подарить этому человеку все: себя, мир, жизнь. — Пожалуйста... Казуя... Чувствуя, как об собственную задницу трется член, хотелось еще громче захныкать, чтобы любовник уже позволил ему прочувствовать все удовольствие. Сейчас Савамуре казалось, будто он медленно, но верно становится животным, мелочным, эгоистичным и неудовлетворенным. Он не хотел вспоминать, когда был его последний раз... не хотел вспоминать то отчаяние, что он видел в глазах Курамочи тогда. Похоже, уловив, что настрой резко стал ухудшаться, Миюки резко стянул с себя майку и притянул Эйдзюна к себе. Чувствуя, как горячая кожа прижимается к его собственной, все мысли опять вылетают из головы, позволяя желанию занять первое место. — Казуя, пожалуйста... Возьми меня... Слыша сдавленный рык у себя над ухом, он совсем не удивляется, когда чужие пальцы одной руки сжимаются на его ягодицах. Савамура чувствует, как головка члена упирается в его дырку, и, глубоко вдохнув, расслабляясь, он сам начинает насаживаться на горячую плоть. Откинув голову назад и закусив губу, Савамура осознает, насколько же он нетерпелив и как часто это играет против него. Однако руки Миюки не позволяют ему совершить много ошибок, нежно поглаживая и придерживая, не позволяя насадиться до конца. — Дурак... мой любимый дурачок. Хочется одновременно возмутиться и заткнуть этот наглый рот, что смеет таким нужным, хоть и хриплым от возбуждения голосом, говорить обидные вещи. Но все забывается, стоит лишь Казуе позволить ему опуститься ниже, и член проходит точно по простате, вызывая несдержанный стон удовольствия. Громкий и протяжный стон срывается с губ сам собой, а по телу проходит дрожь. Наконец он чувствует единение с любимым человеком, наконец он полностью ему отдается и тот принимает его таким, какой он есть. Тяжело дыша и подавшись вперед, он уткнулся носом в шею Миюки и с удовольствием начал вдыхать его запах, такой волнительный сейчас и возбуждающий. — Эйдзюн... ты меня еще слышишь? Морщась, Савамура точно не был расположен к светским беседам и даже попытался двинуть бедрами, но ему не позволили. Руки Казуи держали крепко и уверенно, не давая двигаться, в то время как головка члена упиралась прямо в простату, заставляя цепляться пальцами за сиденье позади любовника и кусать губы. Говорить было сложно, и для верности Эйдзюн решил просто кивнуть, подтверждая, что слышит. Однако молчать он тоже долго не смог, особенно чувствуя, как прижимается к не менее напряженному телу. — А у тебя большой... очень... Томный тон и очередной тихий стон, что сорвался с его губ, когда член еще сильнее надавил на простату, вызывая фейерверки перед глазами. Руки Казуи еще сильнее сжались на его заднице, точно оставляя следы и синяки. — Как закончим все тут... поедем куда-нибудь подальше от всего этого дерьма. Забьем на гулей, голубей, институт. Будем жить вдвоем. В этот момент желание сменилось удивлением и неверием. Чуть отодвигаясь от любовника, он удивленно смотрит в его глаза и сглатывает, ожидая, что тот сейчас засмеется и скажет, что это шутка. Нежная рука на спине продолжает массирующими движениями поглаживать поясницу, чуть притягивая к Миюки. — И еще... перед отъездом. Не знаю... будешь ли ты против... а может я поторопился... но... Видеть, как Казуя краснеет и отводит смущенно взгляд, явно дорогого стоило. И было так удивительно это лицезреть, непривычно и желанно. Савамура уже не знал, что может случиться еще, чтобы этот день превратился в еще большую сказку. Однако поведение Миюки подсказывало, что все возможно. — Ты войдешь в мою семью? В такие моменты про героев говорят, что их поразил гром среди ясного неба или как-то так, Савамура точно не знал, но был уверен: его чувства и состояние были сродни именно этому определению. Он был готов ко многому, но не к этому. Ведь это практически предложение руки и сердца?! Чувствуя, как щеки начинают гореть от румянца, а губы так и дрожат, он ощущает себя неуверенно и даже как-то потерянно. В глазах появляются ненужные сейчас слезы, и хочется то ли смеяться, то ли разрушить этот чертов мир. — Я... поторопился? Растерянный Миюки явно дорогого стоит, но не сейчас... Замотав головой, Эйдзюн подается вперед и нежно целует любовника в губы, пытаясь поделиться хоть частичкой своего счастья. Похоже, Казуя понимает, раз крепко-крепко, что аж не продохнешь, обнимает его. — Я люблю тебя, люблю. Кому принадлежал этот шепот в темноте, было неясно. То ли Савамура забылся, от счастья и удовольствия, то ли он начал сходить с ума, ведь, получив ответ, Миюки не стал больше ждать и начал двигаться в нем. Каждый толчок был наполнен не просто животным инстинктом, а нежностью и любовью, и Эйдзюн пытался ответить тем же. Отдаваясь без остатка, подставляясь под собственнические укусы и поцелуи, подавался бедрами на встречу, чувствуя, как чужая плоть до краев заполняет его дырку и достает до простаты. Это было неописуемо. Он никогда не знал, что секс может приносить столько удовольствия, как физического, так и морального. Теперь Савамура понял, насколько же сильно он любил и любит Казую, сливаясь с ним в очередном смазанном и влажном поцелуе. Первым не выдерживает Савамура, кончая им на животы и с силой цепляясь пальцами в чужие плечи. Содрогаясь от оргазма, он падает Казуе на грудь и, тяжело дыша, долго пытается прийти в себя. Когда же пелена возбуждения спадает, он отчетливо чувствует заполненность внутри себя от чужой спермы и может лишь улыбнуться, счастливо и беззаботно, хотя бы сейчас. — Ты всю ночь будешь кричать мое имя. И опрокидывает его на сиденье, нависая сверху и тяжело дыша. Эйдзюн тихо смеется, так как голос уже садится от громких стонов. Ведь он совсем не против и даже наоборот, ему интересно, что же Миюки может сделать еще удивительного. Нежный поцелуй, и снова страсть затмевает их разум, отчего они двигаются в одном темпе. Несдержанные толчки и громкие стоны, что перерастали в громкие крики. И ведь действительно, всю ночь, что они провели в машине, Эйдзюн выкрикивал имя возлюбленного и твердил слова любви. В ответ же он получал такие же слова. А после, когда Миюки без сил упал рядом с ним и сжал в крепких медвежьих объятиях, Эйдзюн мог лишь слезно молиться о том, что если есть бог, что не гневается на гулей, то пусть он больше не забирает у него любовь, не забирает счастье. Ради этого он отдаст все и даже больше. Прижимаясь сильнее к возлюбленному и закрывая глаза, он действительно хотел верить в лучшее, но червячок сомнений не давал ему спокойно уснуть. Эйдзюн чувствовал, что после посещения тюрьмы что-то изменится. Но в хорошую или плохую сторону, он не знал... И думать об этом не хотел, совсем. Потом. Сейчас он с любимым, а остальной мир пусть катится куда подальше.