***
Савамура резко открывает глаза и садится на сидении машины, пытаясь отдышаться и прийти в себя. За окном переливаются яркие огни очередного города. — Снова кошмар? Он поднимает взгляд и сталкивается с темными глазами Мэя, что обеспокоенно смотрят на него через зеркало заднего вида. — Да... Машина осторожно останавливается у обочины, а Нарумия теперь поворачивается к нему лицом. Эйдзюн видит, как серьезен его друг, и даже знает, что тот хочет ему сказать. Однако он не собирается отвечать что-то новое, и с благодарным кивком принимает термос с кофе. — Две недели прошло. Может, стоит выслушать и простить его? В голосе Мэя он слышит легкие нотки беспокойства и усталости, злости и раздражения. Савамура знает их причины, следствие и как избавиться от всего этого разом, но не может. Он передает термос обратно и сворачивается в комок. Пусть неудобно и он может упасть, однако именно в этой позе Эйдзюну кажется, что он в безопасности. Тогда, в лесу, он вспомнил все. О Йоичи и его смерти, о том, что сделал с Миюки. Сначала его охватили отчаяние и боль потери дорогого человека, но сейчас то чувство притупилось. В его груди зияла огромная черная дыра, что каждый раз, когда он только закрывает глаза, готовилась сожрать. — Ты ведь знаешь ответ... Савамура был зол на Миюки первые несколько минут, а после уже все простил. Однако они не взяли его с собой и оставили в Токио. Всего-то две недели... две чертовы недели прошли, а он уже до безумия хочет увидеть те карие с хитринкой глаза, что раньше спасали его из ада. — Но я тоже скрывал все. Напряжение так и нарастало в машине, оба понимали, что выхода два. Сказать как есть или же снова сбежать от этой темы. Нарумия устал бегать и хотел узнать ответ, реальную причину всего. — Заткнись и поехали. Он слышал, как Мэй тяжело вздыхает, нехотя принимая очередное поражение. Савамура мог рассказать все как есть, но зверь внутри него был совсем другого мнения. После случая на поляне в Эйдзюне будто появилась вторая личность, которая хотела есть все, что видит. Если по отношению к другим сдерживаться он еще кое-как мог, то при Миюки сделать это было практически нереально. Даже запах Казуи вызывал внутри дрожь и злой рык второй натуры. Потерять еще одного возлюбленного ему совсем не хотелось, да и стать очередной причиной тем более. Тяжело вздыхая, он опять закрывает глаза, вслушиваясь в какой-то очередной популярный трек. Через несколько мгновений убаюканный спокойным движением машины Савамура опять заснул, не чувствуя, как за их машиной следят Красные глаза, что отчетливо вырисовываются на фоне темных кустов***
Вдох. Выдох. Красный атлас покрывает все вокруг, скрывая уродливые искажения. Вдох. Выдох. По красному атласу проходит дорожка из темных пятен. В созданном рисунке узнается человеческая фигура. Вдох. Выдох. Красный атлас рвется под цепкими пальцами, создавая бездонную пропасть. Вдох...***
Открыв глаза, Савамура опять оказался на песчаном берегу с бирюзовой водой. Это место ему было донельзя знакомо, настолько, что он пожелал бы забыть о нем навсегда. Раз за разом в его голове скользили цепочки воспоминаний, связанных с этим местом и одним человеком. Точнее, с гулем. С Курамочи Йоичи. — Эй, Бакамура, долго еще будешь лежать? От оклика Эйдзюн резко подскакивает, садясь на песке, и оборачивается на до боли знакомый голос. И да, он видит его перед собой. Его Йоичи, что с нахальной улыбкой подходит к нему, смотря куда-то в сторону воды. Сердце пропускает удар. Мозг отказывается понимать ситуацию. Ведь... — Ты ведь умер? Курамочи поворачивается к нему и с удивлением смотрит, вскидывая бровь вверх. Взгляд из насмешливого превращается в провокационный, в такие моменты Савамура и правда начинает задумываться о собственном здравом рассудке. — Ба-ка-му-ра. Ты че, перегрелся? Cлова не хотят срываться с губ, а в уголках глаз начинают собираться слезы. Неужели все, что было до этого, было сном? И вот он, Йоичи, стоит лишь протянуть руку и коснуться... — Йоичи... И он тянется к нему, а Курамочи, видно, ничего не понимая, присаживается рядом с ним и хватает за протянутые руки, сам резко дергает на себя. Подаваясь вперед, Эйдзюн утыкается в чужую майку и чувствует так давно забытый запах. Не сдержавшись и вцепившись пальцами в руки Йоичи, он начинает делать глубокие вздохи, пытаясь насытиться этим ароматом полностью. — Йоичи, Йоичи, Йоичи... Тихий шепот срывается на громкий плач, что не может в себе сдержать Савамура после всего пережитого. Он не замечает, как его начинает трясти, как в лихорадке, а Курамочи выглядит слишком взволнованно, чтобы сказать что-то вразумительное. Да, у Эйдзюна ведь никогда не было истерик, а тут на тебе, на ровном месте. — Да что такое? Крепкие руки сжимали его в объятиях, а он не мог поверить, что все происходит на самом деле, и продолжал рыдать, отчего майка Йоичи уже стала покрыта мокрыми пятнами. Но им обоим было все равно. Савамура пытался избавиться от чувства галлюцинации, сладких снов или грез. И вот он, его парень, пахнет именно так, как он всегда помнил. Смотрит на него обеспокоенно и растерянно, а все, что сам Эйдзюн может, так это громко и облегченно рассмеяться, прежде чем податься вперед и прикоснуться к любимым губам, вкус которых он забыл за время в небытие. — Я люблю тебя, Курамочи Йоичи! Он видит, как в чужих глазах вместо шока расцветает счастье и такая безграничная нежность, что хочется раствориться в этих чувствах навсегда. Вместо этого он лишь смеется, еще крепче обнимая Курамочи, и прижимается к нему сильнее, чтобы лишний раз услышать стук его сердца. И он слышит его. Звонкий, тук-тук, что бешено отдается в чужой груди. Жив. Такая простая истина, о которой он никогда даже не задумывался. А ведь и правда. Почему он думал все это время, что это не было сном? Йоичи не мог так легко умереть и оставить его. Не мог. Это была простая истина, которую в него вбил любовник, который все это время был вместе с ним, а тут исчез. — Эйдзюн... Такой дрожащий голос, что обычно был наполнен силой или издевкой, было слышать так в новинку. Но понимать, что ты являешься причиной таких изменений, было еще приятнее. — Как же я давно мечтал услышать это... Резкий толчок, и Эйдзюн оказывается лежащим на теплом песке, а сверху над ним нависает Йоичи с такой счастливой улыбкой и таким довольным взглядом, что не улыбнуться просто нет возможности. И смеясь, они смазано целуются, пытаясь передать через обычное прикосновение все свои чувства и желания. Сейчас весь мир мог пойти крахом, им было все равно. Пока они могут делить чувства на двоих, остальное для них не важно. Савамура положил ладони на щеки Курамочи и, широко улыбаясь, прижался своим лбом к его, и вглядываясь в не менее счастливые глаза напротив. Вот она, его утопия. Его счастье в простой счастливой улыбке и теплом взгляде. Хотя чувство чего-то темного и неприятного его не отпускало. Однако ему не хотелось ни во что больше верить. Не хотелось куда-то бежать или думать, как им, гулям, выжить в этом злом мире людей. Хотелось... Он точно чувствовал, как его целует Йоичи, нежно и трепетно, передавая всю любовь. Было так странно и необычно. Ведь даже после занятий любовью Курамочи оставался пусть нежным, но все таким же напористым и немного грубым. А этот... Странное чувство снова затрепетало в его груди.***
Вдох. Выдох. Белоснежные зубы вгрызаются в человеческую плоть. В стороны разлетаются яркие брызги крови, что так похожи на тот самый атлас. Вдох. Выдох. Кроваво красные глаза лучатся жгучей яростью, а с губ срывается приглушенный рык. Он теряет след. Вдох. Выдох. Его сердце начинает биться, он чувствует, уже совсем немного осталось. Уже скоро... Выдох. Живи.***
Савамура просыпается резко, будто бы до этого и не спал. И сразу же понимает, что что-то не так. Однако это осознание все равно приходит поздно, когда машина уже летит в темную пропасть, унося его с собой. И единственное, о чем он мог подумать в тот момент, что зря все же не послушался Мэя и не поговорил с Миюки. Эйдзюн не понимал, почему не сказал, сколько на самом деле Казуя значит для него. Но теперь все позади. Он закрывает глаза, готовясь встретиться со смертью в любую секунду. Савамура знает, что на той стороне его точно встретит Курамочи, которому он точно в этот раз сможет признаться в своих чувствах. Боится ли он смерти? Как и любое существо, до ужаса. И пальцы с силой вцепились в обивку падающей машины. Зачем думать о том, что уже не изменить и от чего не убежать? Да, это не похоже на прежнего, живого Савамуру Эйдзюна, чья душа еще не была разорвана на маленькие кусочки. Даже если бы этого не случилось, быть прежним собой он не смог бы. Быть тем, кого полюбил Миюки — тоже. Нужен ли кому-то в этом прогнившем мире гуль с такой испорченной душонкой? Он не был уверен. Так зачем бороться? Ему не страшно. Страх покинул его уже давно. Только трепет от ожидания. И на задворке пролетает мысль: «Наконец-то».***
Вдох. Выдох. Дыхание сбивается от быстрого бега в попытке снова найти тот самый аромат, что принадлежит лишь одному существу. Вдох. Выдох. Его зовут, он слышит это и бежит еще быстрее, желая найти то, чему позволил ускользнуть и что больше жизни хочет вернуть. Вдох. Выдох. Красный атлас окутывает его шею, останавливая и заставляя смотреть на все со стороны. Вдох. Машина встретилась с землей. Выдох. Перед глазами только красный атлас. Вдох. Смерть.