История одного гуля

Савамура очнулся, когда капля дождя попала точно ему на щеку, охлаждая своей прохладой и возвращая в этот мир. Открыв глаза, он не сразу понял, что происходит вокруг, почему все кроваво-красное, и что это за неприятный привкус на языке. Но уже через мгновение он об этом забыл, так как его кагуне был активирован и аж дрожал от сытости. Это открытие напрягало куда больше, чем-то, что он лежал на сырой и мокрой земле. Осторожно поднявшись и оглянувшись вокруг себя, Эйдзюн не совсем понял, что творилось вокруг. Такого он даже в фильмах ужасов не видел. Маленькая поляна, на которой он лежал, была покрыта кровью, ошметками тел и оторванными конечностями, внутренности некрасивым украшением висели на ветках деревьев. Такого ужаса он даже в новостях не видел, когда там рассказывали о деяниях некоторых особо опасных гулей. Но куда больше его напрягло сейчас то, что лица убитых были ему знакомы, ведь это те самые сумасшедшие, что недавно сжигали людей. К нему медленно возвращались воспоминания об этом вечере, об их разговоре с Курамочи, об их встрече с другими монстрами, об их побеге… сексе… и… Прощании? Нет! Резко вскочив со своего места, отчего мир перед ним покачнулся, Савамура осторожно двинулся к горе, с которой его свалили. Ему не хотелось верить в то, что его семпая больше нет. И пусть он, похоже, в беспамятстве и отомстил за него, хорошенько перекусив, но… Какая к черту разница, что он сделал, если Йоичи ему больше не улыбнется?! Внутри медленно, но верно начала появляться пустота, а дрожащие ноги так и не хотели помогать хозяину добраться до нужного места. Взбираясь на гору, разрывая себе кожу на руках, Эйдзюн повторял себе как мантру, в которую хотел уверовать: «Он — жив. Он — жив». Но чем выше он поднимался, тем отчетливей чувствовал знакомый запах крови, и от этого сердце разрывалось на части, а руки, немея, сильнее сжимались на острых камнях. Это не должно быть правдой. Савамура был уверен, что сейчас он поднимется, и там, наверху, будет ждать его, именно его, Курамочи, целый и потрепанный, злой и недовольный, но живой. Даже с помощью кагуне восхождение на гору в его состоянии было сложным испытанием, однако оно закончилось. Подняв голову и взглянув на окружающую среду в поисках ответов, ему показалось, что его сердце остановилось, а слезы без желания хозяина потекли из глаз огромными каплями. В глазах все перемешалось, и руки с силой ударили по земле, вздымая облако пыли. — Нет, нет… Нет! Дрожа всем телом и с силой сжимая пальцы, он не хотел поднимать голову и видеть это снова. Ему не хотелось верить в то, что было перед его глазами. Нет, это не могла быть рука Курамочи. Но… Не желая верить, Савамура неспешно стал подползать к тому, что осталось от его любовника. Это не могла быть рука Йоичи, но… Она так часто его ласкала и обнимала, так часто давала оплеухи и гладила, так часто приносила тепло и успокоение, что перепутать ни с какой другой он просто не смог бы. Нет, это не могло быть правдой. Дотянувшись до прохладной конечности, он осторожно прикоснулся к ней, все еще не веря и надеясь, что это лишь его кошмар. Через мгновение он проснется и его сожмут эти самые руки в крепких объятиях, начиная успокаивать и напоминая, что все было сном. Но спустя минуту, пять и даже десять ничего не происходило. Он все также продолжал сжимать в своей ладони чужую руку ─ единственное, что осталось, похоже, от Йоичи. Эйдзюн не знал, сколько сидел на одном месте, прижимая к себе останки возлюбленного, чувства к которому он осознал только сейчас ─ когда потерял безвозмездно. Почему, почему он раньше не говорил, что любит его? Почему гнался за прошлыми чувствами, которым никогда не найти выход? Почему… Почему о своих действиях он начинает задумываться только сейчас, когда тело пробивает дрожь, а перед глазами пелена слез? Его даже не волновало то, что юката, пропитанная до этого чужой кровью, стала мокрой еще и от холодного дождя. За один день он потерял все, и не был уверен, что остался еще смысл в этой жизни. Все, что он любил и чем дорожил, отняли у него, не оставив возможности вернуть. Сколько он еще сидел на голой земле в разорванной и потрепанной юкате, Савамура не знал. Весь мир перестал для него существовать, а перед глазами все всплывали воспоминания, связанные с любовником. От этого на душе становилось только больнее, а бездна заполняла его изнутри, поедая все оставшиеся чувства. Даже знакомый звонок он не сразу услышал ─ все чувства притупились, а глаза потеряли тот свет, что так любили видеть все его знакомые. Но, похоже, именно звонок стал отсчетом чего-то неизвестного ему, однако, он даже не попытался достать телефон. Мэй, Тодороки и еще много ребят нуждались в нем, да и кто сможет рассказать им о смерти Курамочи? От последней мысли Эйдзюн сглотнул ком в горле и осторожно поднялся с земли, все также продолжая прижимать к своей груди чужую руку. Ему нужно уйти отсюда. Наверняка, голуби скоро слетятся сюда, и он даже знает, что сделают с гулем, когда найдут его. А если еще припомнить, что теперь в этом районе две поляны с трупами, нет сомнений: будет что-то очень серьезное. Неспешно идя к дому, их общему дому, Савамура даже не обращал внимания, когда спотыкался и падал, в очередной раз разрывая руки и колени в кровь, хотя они только начали заживать. Дальше опять туман. Пожалуй, это было для него очень хорошо, ведь он не помнил, как зашел в ИХ комнату, разбирал ИХ вещи и переодевался. Он не помнил, как руками вырыл яму и закопал в ней останки Йоичи, но точно чувствовал, как пальцы цеплялись за траву. Да и сколько потом он сидел на земле рядом с маленькой могилкой, не в силах подняться и идти дальше, Савамура тоже не помнил. Прошлое… Оно опять не отпускает его. И только прекратившиеся слезы начали опять стекать по его лицу. Сможет ли он хоть когда-нибудь встать на ноги вновь? Эйдзюн не был уверен. Если прошлую боль он пережил, ибо знал, что человек жив, то теперь… Курамочи больше нет, и от этой мысли сердце опять сжималось в железное кольцо, принося неимоверную боль. Очнулся он только тогда, когда солнце начало безбожно светить ему в глаза, заставляя опять прийти в себя. — Мне надо идти… Пытаясь убедить себя в этом, он неспешно и осторожно встал с холодной земли, не обращая внимания на то, как мир пошатнулся перед глазами. Идти, ему нужно куда-то идти. Йоичи заставил его выжить в этом аду, так что он не мог отдать свою жизнь, ради которой умер Курамочи, в руки следователям. Нет. Он выживет. Дальше Савамура действовал по инерции. Дошел до станции, где на него никто не обратил никакого внимания, купил билет на ближайший поезд до Токио. Сидя на станции и листая фотографии в телефоне, он в очередной раз понял, как не ценил то счастье, что все это время было у него. А стоило лишь протянуть руку и довериться. Но он зациклился на другом, опять. Почему, ну почему он не учится на своих ошибках? Оторвался от своих мыслей Эйдзюн лишь тогда, когда подошел его поезд, который должен был увезти его в новую жизнь. Ха, такое пишут лишь в жалких любовных романах, где главные герои расстаются. А что было у него? Чувства, что теперь не знали, где найти ответа, и собственное ничтожество. Сейчас он ненавидел себя за то, что тогда, почти год назад, отказался от чувств к человеку, а сейчас не смог защитить свою любовь к гулю. Он точно никогда ничему не научится. Сидя около окна, он вспоминал, что каких-то жалких полгода назад ехал почти так же, только с Курамочи, и тогда они верили, что найдут свое счастье. Вместе. Слезы неосознанно вновь потекли у него из глаз, и он стал усиленно их вытирать, хотя и не был уверен, что в нем остались еще какие-то чувства: только давящая пустота и куча мрачных мыслей. Савамура и не заметил, как поезд остановился, сообщая о прибытии в Токио. Пришел он в себя только тогда, когда его за плечо потрясла проводница, мило улыбаясь. Он испуганно дернулся и еле сдержал себя, чтобы не активировать кагуне и не убить женщину. Теперь в нем поселился еще и страх. Он один, и никто не прикроет ему спину, никто не защитит, пока он будет спать. Он — один. Кусая губы и подхватывая свою сумку, в которой было лишь все самое необходимое на первое время, он покинул поезд, а после и вокзал. Достав телефон и еще раз прочитав смс Нарумии, где тот написал свой адрес, Эйдзюн достал кошелек и, посчитав деньги, решил, что на общественном транспорте он просто морально не сможет поехать. Ему везде виделись враги, гули и следователи, которые так и хотели его убить, добраться до его сердца и вырвать. От таких мыслей Савамуру передернуло в очередной раз и, подойдя к ближайшему такси, он решил-таки не рисковать. Возможно, после общения с Мэем ему станет легче, а пока… Назвав точный адрес и откинувшись на сидение машины, он пустым взглядом смотрел в окно. Только вчера Эйдзюн был счастлив и жив, а сейчас кто он? Пустая оболочка с темной дырой внутри. Зажмурившись, стараясь ни о чем не думать, Эй-тян вслушивался в какую-то музыку, что вырывалась из колонок. Слушая истории чужой жизни, он как-то и сам отвлекся немного от своих бед. А может просто еще не дошел до нужной точки, где его пробьет истерика. Хотя слез у него явно уже не осталось. Когда водитель сообщил, что они приехали, он даже чуть задремал и опять испуганно дернулся, чем вызвал веселый смех мужчины. Виновато улыбаясь и оплачивая поездку, Эйдзюн покинул машину, не забыв прихватить с собой сумку. Глянув, куда он приехал, лишь незначительно передернул плечами. Нарумия был в своем репертуаре: дорогой домик с собственной охраной и ресепшеном ─ все как он любит. Пройдя внутрь здания и сообщив улыбающейся девушке, куда и к кому он прибыл, Савамура получил немое согласие, и больше его не стали задерживать. Дальше лифт, который не заставил себя долго ждать, пятый этаж и темная ничем не примечательная дверь с обычным звонком. Однако позвонить он так и не успел, так как дверь перед ним открылась и, не успев среагировать, Эйдзюн столкнулся с каким-то человеком. — Простите… Чужой запах был таким знакомым и… Вскинув голову и встречаясь с карими глазами, что скрывались за линзами очков, он совсем не ожидал встретить этого человека здесь. Эйдзюн открывал и закрывал рот, не зная, что сказать, и задыхался от аромата чужого тела, что сейчас было так близко к нему. А на лице старого знакомого возникла все та же лисья улыбка, о которой Савамура долго грезил ночами. — Савамура, какая встреча. Я и не знал, что ты так рвешься в мои объятия. Эйдзюн не сразу сообразил, что чужие руки покоились на его талии, прижимая к горячему телу, не позволяя даже отстраниться, если бы у него возникло такое желание. Он все продолжал глупо пялиться на чужое лицо, не замечая, как по щекам опять потекли слезы. Он опять рядом с тем человеком, которого любил, ради которого бросил свою мечту, ради которой… — Миюки… Казуя…