Первый шаг вперед

— Привет! Так начинался каждый их разговор. Всегда с обязательного приветствия, даже если они только что расстались, но уже успев заскучать, кто-то звонил, просто чтобы ещё раз услышать любимый голос. Шинобу это не нравилось. В силу своих юных лет, его энергия требовала выхода даже на словах и глупые формальности всегда вызывали в нем бурную негативную реакцию. А Мияги это порой забавляло. Смешно было наблюдать за мальчишкой, таким серьезным в чувствах и таким ребенком в подобных мелочах. Впрочем, может это он сам слишком стар, чтобы беспокоиться по каждой неудовлетворяющей его ерунде — в мире взрослых принято не бунтовать, а мириться с таким положением вещей. Шинобу так и не успел этого понять. — Ты сейчас занят? — Не дождавшись ответа, парень начинает нервничать, что тут же проявляется в его голосе. Мияги бросает быстрый взгляд на часы и отсчитывает несколько минут до начала занятий. Мысленно составив список необходимых для пары предметов: журнал, несколько книг, тетрадь с собственными заметками и парочка новых карандашей, он возвращается к телефонному разговору со своим нетерпеливым возлюбленным, больше не сводя глаз с длинной стрелки на циферблате. — Есть совсем немного времени, — поспешно отзывается он и слышит, или ему только кажется, как облегченно выдыхает Шинобу. В последнее время он всё время напряжен и частенько пребывает в плохом расположении духа, но Ё, удивляя этим даже себя, находит парня очаровательным даже с хмурыми лицом и поедающим всех живых взором. — Я люблю тебя. — Неожиданно раздается из сотового. Три простых слова, которые он слышал и сам произносил столько раз, что звезд на небе меньше… Но сейчас они прозвучали странно. — Что? — Почувствовав неладное, но не поняв, что именно стряслось, мужчина, не подумав, переспросил. — Что слышал, придурок! Я тебя люблю! — Ожидаемо взорвался в ответ мальчишка. И замолчал. Яростно выкрикнув привычное признание, отличающееся от первого раза, он не повесил трубку, как часто это делал, а спокойно стал дожидаться причитающихся ему слов. — И я тебя! — Вновь спохватившись, затараторил Мияги, в спешке собирая книги. До занятия оставалось меньше минуты, а ему ещё предстояло найти стенд с расписанием и узнать, в какой кабинет Ада ему направляться. — Что и ты меня? — Отстраненно поинтересовался Шинобу. — Люблю я тебя, люблю! — Чуть ли не выкрикнул профессор и громко хлопнул дверью кабинета, вылетая в опустевший коридор. Что было дальше? Помехи на линии связи или слишком громкий гомон его собственных мыслей, но вместо родного голоса тишину и пустое пространство вокруг заполнил неразборчивый шум, доносившейся из телефона. Не успел он о чем-либо подумать, как звонок оборвался. Повторно набрав номер, Мияги с холодеющим нутром услышал стандартную запись автоответчика. Абонент был вне зоны доступа и узнать, что с ним всё в порядке, невозможно. Побледнев, но с профессиональной выдержкой и самообладанием зайдя в нужную аудиторию, он смог провести занятия, как и полагается, только подозрительно часто проверяя уснувший аппарат. Ответ и разъяснения подоспели лишь к вечеру и на следующий день в университете срочно взяли отпуск профессор и декан. С дня похорон прошла неделя. В СМИ по-прежнему яростно обсуждали новость о страшной авиакатастрофе, унесшей жизни более чем двухсот человек, среди которых и небольшую группу студентов-первокурсников. Кого-то ещё не нашли, но родственники пропавших потеряли надежду, оплакивая с остальными свои невосполнимые потери. Казалось, даже сама погода не выдерживала их горя и не смотря на раннюю пору — конец ноября, утром выпал первый снег. Мияги сидел на остановке и пустым взглядом провожал поезда. Он смотрел на людей, на искристые снежинки, мирно падающие в свете фонарей и ничего не видел. Семь дней назад у него было всё: престижная работа, дом, возлюбленный — несносный, но самый важный для него человек. Любовь к Шинобу отличалась от чувств к сенсею, где кроме первой влюбленности было слишком много примесей. Мальчишка же был совсем другим делом — словно отражением прошлого, но каким-то зеркальным. Возможно, когда он решил принять чувства младшего брата своей бывшей, Ё просто хотел дать ему то, чего был лишен сам много лет назад — взаимности? И после, как-то не заметив, понял, что их чувства уровнялись, как две чаши весов. Различным оставалось только их проявление. И вот всё повторилось снова. Он опять жив, а его любовь… Поглотил океан и занесло вьюгой время. Он опять бессилен что-либо изменить. Да что там, ведь с Шинобу он даже не успел попрощаться, лишь сказал «люблю» впопыхах. Интересно, может парень знал, когда звонил, что они падают? Или понял это во время разговора? Или не знал, но чувствовал, догадывался? Он же вечно приплетал в своих аргументах Судьбу, так может она приоткрыла ему завесу своих планов, позволив увидеть, но не дав убежать? И тогда он позвонил ни отцу, ни сестре, он позвонил Мияги. И его голос был последним, что тот успел услышать. Раздраженное признание в любви… Мужчина тяжело вздохнул и не замечая того, начал плакать. Впрочем, это даже не был плач, просто слезы безмолвно стали катиться по его замерзшим щекам. Шло время и хоть часы, грустно усмехаясь стрелками, отсчитали лишь тридцать минут, для Мияги каждая была подобна пощёчине — не спеши он так на занятия, прислушайся к словам Шинобу внимательнее… Нет, он бы ничего не исправил, но хотя бы нормально с ним попрощался. А так… Сейчас он и сам не знал, кого из себя представляет. Мальчишку, потерявшего друга и возлюбленную, которая умерла на его глазах, или взрослого солидного мужчину, которого только что отбросило на десятки лет назад и у которого повторно разбилось склеенное из осколков сердце. Теперь он точно знал, что больше никого никогда не полюбит. Это слишком больно, чересчур опасно для объекта привязанности. Наверное, он просто не умеет правильно любить. Случайно вспомнив, как злился Шинобу, когда курили в его присутствии, он тут же специально потянулся рукой в карман и выудил почти закончившуюся пачку и зажигалку. Он не прикасался к ним с того самого перерыва, да и сейчас не испытывал никакой тяги. Скорее, он делал это нарочно, словно давая понять самому себе, что нет больше в этом мире человека, способного это запретить. Но затянувшись, он уже с первого раза ощутил болезненно горьковатый вкус на языке и незамедлительно избавился от отравляющей палочки. Кто бы мог подумать, что воспоминания приклеятся к ощущению дыма во рту и станут преследовать его, точно призраки. Избавившись от проклятого предмета, он повторно сунул руку в карман, но вместо бесполезных сигарет в этот раз вытянул телефон. Молчавший, ведь мужчина стал игнорировать все звонки. На дисплее высветилось предупреждение о нехватке заряда и безразлично стирая его с экрана, Мияги вновь набирает знакомый номер. Отключен. Ожидаемо, конечно, но надежда — так нелепа и так несбыточно ценна. Иногда кажется, что не отпускать воспоминания проще, правильнее, надежнее — ведь в них заключается опыт и прошлое, а боль, разъедающая ржавчина на створках души, всего лишь необходимая жертва во имя самосовершенствования. Что станет с человеком, который позабудет пройденный путь проб, ошибок, находок и потерь? Но и в кого превращается тот, что, застряв в былом, оказывается не способен двигаться дальше, как бы не кровоточили старые раны? Закрыв глаза, Мияги вытирает мокрую от слез кожу. Он не знает, как быть дальше, не знает, куда идти и самое худшее — ему не у кого спросить дорогу. Вокруг ходит не меньше сотни постоянно сменяющихся незнакомых лиц, но с каким вопросом к ним можно подступиться? Извините, а вы могли бы подсказать, в какой стороне верный путь? Или, если подойти к кассам и попросить билет в один конец до счастья, смогут ли ему помочь? Конечно, такие мысли соответствовали бы Шинобу, а не ему, уважаемому профессору, но к черту должность и степень, когда они ничего не стоят. Сейчас он просто человек, вмиг потерявший все ориентиры, со сбившимися настройками внутреннего навигатора, который не в состоянии определить, что же ему на самом деле надо. Остаться, спрятаться в работе, но тайно помнить или бежать не глядя, не думая, забывая? Когда умерла сенсей он знал, куда направляется — в гору. Вверх, чтобы приблизиться хотя бы к её светлому образу в памяти. А теперь? Поднявшись с лавочки и направляясь в неизвестном направлении, Мияги с каждым шагом очищал свои мысли. Не приняв окончательного решения, он просто шел навстречу прошлому, убегая от него и одновременно пытаясь нагнать. Без смысла и цели в жизни, он двигался куда-то, лишь бы не начать падать. В компании призраков, без надежды на будущее, проживая каждое мгновение, как последнее, он шаг за шагом ступал по таявшему снегу в осень, которой пока что слишком рано становиться зимой. А к приходу настоящих заморозков, он обязательно что-нибудь решит. На это у него осталось ещё несколько минут, таких длинных, что способны воспроизвести на невидимых инструментах последний звонок. И когда он вдруг оборвется, снова, Мияги уже точно будет знать, куда он двигается теперь.