Уроборос

Утром Магнус нашел Алека на балконе. Он сидел на низкой скамейке, забравшись на нее с ногами, и выглядел так, будто дремал. На Алеке была совсем легкая одежда, и порывы ветра трепали его волосы, но он совершенно не обращал внимания, полностью ушедший в себя. Магия незримыми потоками вилась вокруг него, такая же прохладная, как и воздух, такая же подавляющая и распирающая легкие, как озон перед грозой. Магнус подошел к нему тихо, стянув с дивана в гостиной плед. Это было раннее утро, когда солнечные серовато-лимонные лучи только раскрасили крыши зданий у горизонта, а небо нависало над городом тяжелой низкой громадой грозовых туч, обещало быть холодным и дождливым. Недвижимая фигурка Алека застыла на фоне неба и кованой ограды балкона, увитой цветущей лозой, и от этого образа у Магнуса защемило сердце, столько в нем было хрупкости, но он прекрасно знал, насколько его видимая беззащитность обманчива. Это напомнило Магнусу одного из его партнеров, одного из тех, кого он действительно любил. В двадцать седьмом году они путешествовали из Нью-Йорка в Ливерпуль на пароходе. Плавание заняло около десяти дней, и оказалось тем еще испытанием для их отношений: Магнус планировал порадовать Адама и вымолить у него прощения после тех нескольких месяцев, когда своими действиями всё время обижал его. Они были слишком разными, но любили друг друга, и эта любовь причинила им обоим слишком много боли. Пытались держаться вместе даже после недомолвок и упущений. Магнус надеялся всё исправить, он его слишком обожал. Адам был его родственной душой, они вместе прошли так много, и Магнус действительно надеялся на то, что сможет вернуть их связь, но чуда не случилось. В Ливерпуле Адам сошел на берег и попросил Магнуса больше его не искать. В следующих раз они встретились в конце сороковых, уже после второй мировой войны, и это была худшая встреча из многих. Магнус был по делам в психиатрической клинике Уилларда и не планировал столкновений с прошлым, в месте, где люди были потеряны даже для самих себя. Он ненавидел чувство беспомощности и жалости, охватывающее его, но ощутил его с невероятной силой, когда увидел его. Адам сидел такой же недвижимый и одинокий, подставив лицо солнцу, среди кустов розы и гортензии. Его волосы были седыми, а кожа покрыта глубокими рваными шрамами. Он не узнал Магнуса, а тот не стал задерживаться и напоминать себе о нем, но ясно ощутил, будто часть его души, которую он отдал Адаму в Ливерпуле, вернулась к нему в этом саду. Старательно подавив нестерпимую горечь, возникшую в горле, Магнус подошёл к Алеку ближе и накинул на его плечи плед, укрывая его от ветра и влажного холода. — Алек, любовь моя, вырвись из болота мыслей, — пропел он ему на ухо. — Куда тебя так затянуло? Алек медленно открыл глаза, и Магнус успел заметить, какой темной была его радужка и как плескалась в ней серебряными искрами сила. — Люк позвонил. — И ты поэтому такой задумчивый? — промурчал Магнус, обнимая его сзади и целуя за ухо. Алек немедленно прижался к нему спиной. — Что он сказал? — Что нашел адрес и будет ждать там меня ближе к полудню. — Это же хорошо, разве нет? — Хорошо, — просто согласился Алек. — Пойдем внутрь, эклерчик, я не хочу, чтобы ты замерз. Ты давно выбрался из постели? — Не мог заснуть, на самом деле. Сон никак не шел. Не знал, как справиться со всеми мыслями. Магнус только заметил, что Алек держал в руках старинный резной ключ, сжимал его пальцами так крепко, будто боялся потерять. Магнус накрыл его ладони своими, крепче прижимаясь сзади. — Дорогой? — М? — лениво спросил Алек. Его взгляд был все еще направлен куда-то вперёд, туда, где Магнус видел только крыши соседних домов. — Знаешь, я эм… — он немного замешкался. — Ты же не собираешься снова извиняться? — О, не нужно? — Нет, — рассмеялся Алек и повернулся к нему, чтобы поцеловать. Магнус довольно зажмурился. — Ты что-то хотел? — Милдред вчера… Алек закатил глаза: — Разве мы не выяснили всё? — Выяснили, но я не всё сказал тебе. Алек приподнял бровь и спустил ноги на пол: — И что же ты не сказал мне? — Не передал, — уточнил Магнус и щёлкнул пальцами. В ту же секунду на его ладони возникла карта. Ее рубашка была красивой с золотым рисунком, но лицевая сторона полностью черная. — Что это значит? — не понял Алек, рассматривая кусок картона. Он не был магическим и, совершенно точно, ни чем-то необычным. — Милдред гадала мне в уплату за информацию. Она попросила меня выбрать пять из колоды, но я позже покопался в книгах и узнал, что для того вида гадания нужно только четыре карты. Мне не нужно было выбирать еще одну, но я выбрал, и она оказалась такой. — Ох, если так… — в голове немедленно всплыло все, что говорила ему Джослин. Он повернул ее так, чтобы свет хорошо падал на нее и давал рассмотреть мелкие детали. Сквозь полосящие слои черного цвета Алек увидел рисунок архангела, трубящего в рог. — Она закрашена маркером? Как интересно. Возможно, это какая-то подсказка. Что думаешь? — Не имею представления. Милдред передала ее мне, когда выставляла нас из дома. Она определенно что-то должна значить. Вот… — Магнус взял карту из его рук и снова рассмотрел, поворачивая под светом. — Я плохо разбираюсь в картах, но вроде бы узнаю эту. Хм. — И что же это за карта? — Забудь, Алек. Не думаю, что это имеет значение. Я имею ввиду, важен сам факт. Карта без рисунка, но с чем-то еще. Возможно, Милдред все-таки что-то чувствовала и понимала или… на самом деле, сложно объяснить то, как работает магия, даже для нас с тобой, но то как она влияет на примитивных — гораздо сложнее. Я могу строить теории бесконечно, но мы не поймем, пока не будем держать карту в руках. — Подожди, хочешь сказать, что Чаша может быть и не там? — Нет, не думаю, что это обман. Ведь с определенной точки зрения артефакт действительно спрятан очень хорошо. Никто даже и подумать не мог о чем-то подобном. Также технически, — задумался Магнус. — На карте не должно быть рисунка. Джослин создала некое подизмерение, и лицевая сторона — это просто то, как мы должны его видеть, если я правильно понял её способность. Впрочем, кажется, это мистификация? Милдред же работала в салоне, наверняка знает, как сделать так, чтобы напугать, даже с помощью куска картона и маркера. Алек нахмурился, повертев карту в пальцах. — По крайней мере, ей действительно удалось заставить нас сомневаться.

***

Автомастерская находилась на пересечении Хермани и Касл Хилл авеню. Это был одноэтажный длинный гараж в глубине пыльной стоянки для ретро-автомобилей, окруженной высоким забором из сетки рабицы. Огромный баннер «Спиди Эл» даже посреди дня светился голубым и красным неоном. Сильно пахло краской, машинным маслом и резиной. Ветер разносил запах по округе, и Алек только порадовался тому, что день выдался не жаркий и солнечный. Алек нанес на предплечье руну невидимости еще за несколько кварталов, потому что он знал, что Люк в любом случае будет видеть его, и нужно было быть настороже. Они не собирались задерживаться надолго, но Алек всё равно практически не рассчитывал на удачный исход. То есть, он, конечно, надеялся, но это было бы ошибкой с его стороны, полагать, что он в шаге от Чаши. Возможно, в нескольких, но никак не в одном. Всегда всё, что касалось таких древних и могущественных артефактов, не могло быть легким. Люк абсолютно разделял его мысли, хоть и выглядел и ощущался немного недовольным. Алек знал, что его поведение связано только с тем, что и он, и Аларик держали предмет их разговора в тайне. Люк мог быть сколь угодно рассудительным и умным альфой, но некая дружеская ревность в любом случае была ему присуща. — Ну что? — Люк подбодрил его, ударив по плечу. — За еще одним кусочком паззла? Алек перевел взгляд с вывески на вишневый чарджер, спешно выехавший из ворот гаража и умчавшийся прочь, и ответил вопросом на вопрос: — Сложно выглядеть убедительным, если не веришь в это? — Какой же ты всё-таки пессимист, парень. При всём хорошем. — Стараюсь, — усмехнулся Алек, и они поспешили внутрь мастерской. Люк прочистил горло. — Добрый день, это полиция! — сказал он достаточно громко, чтобы перекричать шум аппаратуры в углу и рок-н-ролл, льющийся из колонок под потолком. Минуту казалось, что его никто не услышал, работники занимались своими делами, но потом из офисного помещения вышел мужчина, вытирающий рот салфеткой. Он был огроменным, похожим на медведя, только что вылезшего из своей берлоги после зимней спячки, и Алек подумал, что, даже будучи способным на магию, не хотел бы встретить в темном переулке. Этот мужик выглядел, как человек из передач на канале АйДи о мексиканских бандах. От него пахло вяленым мясом и пивом. — Чё надо? — буркнул он неприветливо, запихивая салфетку в нагрудный карман черного комбинезона. Алек прочел на его бейдже имя «Лэндон Вилсон». — Полиция, — ещё раз повторил Люк, вытаскивая из кармана значок. Мужчина был не впечатлен. Он окинул хмурым взглядом детектива и скрестил руки на груди. — Кто из моих дебилов чё сотворил? — Я детектив Гэрроуэй, расследую дело о краже. — И чё я должен с этим делать? Расследуй где-нибудь еще, — фыркнул Лэндон. Если Люк и ощутил злость, то он умело подавил ее, спрятав за нейтральным выражением лица, и доброжелательно улыбнулся. Он был хорошим полицейским даже тогда, когда нужно было немного приврать. — Я хотел бы задать пару вопросов вашему работнику, мистеру Маркусу Блейну. Мужчина хрипло рассмеялся, покачав головой, будто ожидал нечто подобное, и, обернувшись, зычно крикнул: — Эй, Блейн, сюда пили! Живо, блять! Иначе вычту из зарплаты! Маркус Блейн оказался высоким широкоплечим цыганом. Его черные курчавые волосы были перехвачены разноцветной банданой, а в ухе сверкала золотая серёжка. Алек даже поморщился от того, насколько стереотипно он выглядел. Он ничего не имел против национальных меньшинств, но это внешнее выставление на показ обычно говорило о том, что за душой у человека нет ни гроша. При этом он понимал, почему мисс Томпсон позволила ему одну ночь. Блейн был мужественно красив. — Ты и так сократил мне ее на треть. Потерю пары баксов переживу, — фыркнул Маркус, почесав в ухе. — Что хотел? — Тут коп интересуется тобой, — сказал Вилсон так, будто Люк не стоял рядом. — Ты что-то сделал? Украл сердце очередной красотки? — Мистер Блейн действительно подозревается в краже, — самым спокойный тоном произнес Люк. — А теперь, прошу вас, оставьте нас наедине. Лэндон пожал плечами и исчез в своем кабинете. Он выглядел так, словно судьба его сотрудника его не волнует. Блейн недовольно нахмурился, но это недовольство не было направлено на босса, так как, скорее всего, это была абсолютно привычная ситуация, когда работники разгребали свои проблемы самостоятельно, что, в принципе, было абсолютно нормально, пока не касалось непосредственно автомастерской. — Что-то я не понимаю, детектив. — Я провожу расследование… — И? Какое дело до меня? — перебил его Маркус. —…в ходе которого я опрашивал мисс Милдред Томпсон, — спокойно продолжил Люк. — И что дальше? — по лицу Маркуса было видно, что он несколько напрягся. Алек тоже весь обратился в слух, чтобы заметить всё, что Маркус может спрятать между строк, но, опять же, этот мужчина не выглядел как человек, который способен на завуалированность в речи. Кажется, он мог сказать, что угодно, и ложь, и правду, но сказать совершенно топорно и явно. — Я уточнил у нее пару деталей, но потом она вскользь упомянула кое о чем, что меня заинтересовало. Мисс Томпсон рассказала, что некоторое время назад увлекалась таро и приобрела несколько предметов для своего хобби, в том числе и шкатулку ручной работы. После вечера, проведенного наедине с вами, этого предмета у нее уже не было. — Чего? — Маркус зло уставился на Люка. — На кой-хрен мне сдались ее бабские шкатулки? — Я не знаю. Вы скажите мне, почему забрали ее с собой. Маркус проворчал что-то и обернулся на других парней, которые возились с двумя машинами. Он явно не хотел, чтобы они что-то слышали и как-то обращали внимание на них. — Вся эта байда с гаданиями — полная брехня. Я спер у нее бутылку коньяка, и если она решила настучать на меня спустя столько времени, пусть знает. — Значит, вы все-таки совершили кражу, мистер Блейн? Маркус скорчил недовольное лицо и ткнул пальцем, испачканным в машинном масле Люку в грудь. — Коньяк был дерьмом. Дерьмом. Так и запиши, коп. Считай, что я помог ей вынести мусор из квартиры. Алек поморщился. Ему надоело. В особенности то, как этот парень позволяет вести себя по отношению к женщине. Алек зашел за спину Люку, чтобы никто не увидел серебристые искры в воздухе, начертил нужный знак и прошептал заклинание. Маркус как по команде заткнулся, закрыл рот, и взгляд его отупел на секунду, но быстро приобрел осмысленность, и тогда Люк снова спросил его. — Что вы знаете о шкатулке мисс Томпсон? — Ничего не знаю! Но она так тряслась над ней! Даже когда я ее брал, она смотрела на нее, что за чокнутая сучка! Блейн захлопнул рот, и на его лице отразился ужас. Он явно не понимал, почему язык подвёл его. Зато понял Люк. Алек коротко улыбнулся: заклинание оказало нужный эффект. Правда это было не удачей, а провалом. Томпсон соврала им, направила по ложному следу, и только Ангел знает, где карта теперь. Алек Маркусу поверил, под действием заклинания человек говорит всю правду и ничего не может утаить. Но также слова Блейна дали Алеку не подсказку, но подтверждение одной его теории. Он положил ладонь Люку на плечо. Им пора было уходить. — Итак, мистер Блейн. Спасибо за разговор, если мне нужна будет дополнительная информация, я снова обращусь к вам. Пожалуйста, не покидайте город в ближайшее время, чтобы я мог с вами связаться. Разумеется, Люк не собирался больше контактировать с ним, но он должен был продолжать действовать по протоколу, раз уж начал с того, что ведёт расследование. Маркус как заворожённый кивнул ему и остался стоять посреди помещения, пока Лэндон из своего офиса не крикнул ему возвращаться к работе. Маркус в ответ послал его, но потащился к подъемнику, как зомби. — Нужно пойти к ней снова, — сказал Люк, когда они покинули автомастерскую и медленно брели в сторону служебной машины. — Можно ее привлечь… — Нет, подожди, — остановил его Алек. — Что подождать? Она соврала сотруднику полиции, дала ложные сведения. — Томпсон солгала Люку, мужу художницы Джослин, а не детективу Люку. Возможно, у нее были свои мотивы. — Я знал, что не может быть все слишком просто, — чертыхнулся Люк. — На что мы надеялись? Милдред может быть хоть тысячу раз примитивной, но Чаша — артефакт. Она так просто никому не дастся! — Примерно так мы и предполагали с самого начала. В этот раз пойду я один, — сказал Алек. — Так почему вчера с нами не был? Алек предпочел проигнорировать вопрос. — Кажется, эта Милдред все поняла. — Что ты имеешь в виду? — Как ещё объяснить то, что она отправила нас по ложному следу, если не ее знание ситуации? Или она просто догадывалась… В любом случае, сейчас я пойду один. — Почему ты так резко изменил мнение? — Потому что теперь мне от нее нужно больше, чем просто Чаша. — Ах, значит, могущественный артефакт не является веской причиной? Алек недовольно поморщился. — Слушай, Люк, тебе не кажется, что ты слишком резко перестал верить мне? Я не единственный, кто должен сражаться против Валентина. Мое дело — Асмодеус,  — добавил он про себя. Люк выглядел уязвленным, но быстро справился с этим. — Ладно, прости. У меня просто разыгралась паранойя из-за твоих внезапных секретов с Алариком. — Я понимаю, ты альфа, ты должен заботиться о нем. Это нормально, но, пожалуйста, будь немного благоразумнее. Я всё-таки не плохой человек, не к виселице его подвожу.

***

Оказавшись в прохладе подъезда дома на Джамайке Хиллс, Алек ощутил то странное чувство, грань между робостью и решительностью, когда намерение представляется четкой целью, но что-то внутренне дрожащей рукой мешает совершить необходимое; когда с одной стороны совершенно ясно, что нужно делать, но с другой терзают сомнения. Алеку потребовалось пару минут, чтобы перебороть себя, потому что, что бы он уже не совершил, ещё ни разу в его послужном списке не значились поиски одного из древнейших артефактов целой расы, от которого зависило столь много. Он был полон нетерпения узнать правду и не мог позволить ни капли нерешительности завладеть им. В ход пошла одна из его излюбленных масок, созданная из уверенного выражения лица и спокойного и твердого тона голоса. — Здравствуйте, Вильгельмина! — с улыбкой поздоровался Алек, стараясь выглядеть при этом как можно более уважительно. — О Боже мой, — пробормотала она практически не слышно, выглянув в узкую щель между дверью и проемом, а потом добавила громче. — Вы ещё кто такой? При этом её лицо выражало смесь настороженности, смятения и невероятно сильного желания захлопнуть дверь перед носом третьего за два дня подряд незнакомца. Алек прекрасно понимал ее чувства и снова улыбнулся, как можно более приветливо, и представился очень мягким голосом: — Алек Лайтвуд. Друг мистера Бейна. — И сколько у него этих друзей? Алек проигнорировал вопрос. — Можно мне зайти? Много времени не займу, обещаю. Хочу лишь уточнить пару вопросов о картах. — Что за вопросы? — Не при соседях, — сказал Алек, обернувшись на одну из дверей, ведущих на лестничную площадку, как будто бы какая-то любопытная старушка или заскучавший дедок стояли в своих квартирах, приложив уши к дверям и внимали кадому слову, долетевшему до них. — Разве мистер Бейн не сказал, что больше никто не придет? — Разве он был настойчив? — ответил вопросом Алек. — Хорошо, проходите, — суетливо согласилась Милдред и отперла дверь. — Я умею пользоваться оружием и номер службы у меня в избранных номерах. — Не стоит лишних беспокойств, прошу вас. Возможно, после нашего разговора вы даже избавитесь от нескольких. Милдред пропустила его в гостиную. Алек невольно сравнил ее дом с домом Клэри. Он был уютным, но это был уют другого рода, не настолько домашний и тёплый, скорее прохладный, просторный и цветочный — со стенами, выкрашенными в светлые тона, и горшками с геранью, гинурой и разноцветной фиттонией, — немного магический, но современный. Они уселись в гостиной, и Милдред обреченно посмотрела на него, начала без всякого перехода, нервно теребя в руках кисточку своего палантина: — Похоже, вы поняли. Алек кивнул. — Да, на самом деле, было весьма неприятно, но ожидаемо. — Маркус сказал?.. — Мистер Блейн рассказал, что вынес из вашего дома одну вещь. У него не было причин солгать. У него не было возможности это сделать, — Алек внимательно посмотрел на неё, уверенный, что в этом разговоре должен упомянуть о настоящей магии. Милдред неловко рассмеялась: — Это действительно был неудачный алкоголь. — А знаете, что еще неудачно? Она подняла на него глаза. — Ваша попытка смухлевать, подменить карты, так сказать. На самом деле, я понимаю вас. Внезапно на вашем пороге незнакомцы требуют вещь, которая пробыла у вас больше десятилетия и никому не нужна была до вчерашнего дня. Но вы ведь явно сделали что-то до того, как мистер Бейн и мистер Гэрроуэй пришли к вам. Вы озаботились тем, чтобы состряпать какую-никакую легенду и… спрятать? — Вы правы, Алек. Я действительно спрятала их, — Милдред потянулась к низкой тумбочке, стоящей около дивана. — Что это такое? — спросил Алек, когда перед ним на стол она положила маленький алюминиевый ключик. Он был совершенно обычным и ничем не примечательным. Такой простой ключик, который мог подходить к тысяче замков. Один из тех, которые всегда теряются в связках самыми первыми. К нему на цепочке была прикреплена пластиковая бирка с набором букв и цифр. Милдред торжественно и в то же время со стыдливым трепетом подвинула ключ к своему собеседнику и полушепотом сказала: — Это ключ от камеры хранения, в которой лежит колода. — А… что, простите?! — возмущённо воскликнул Алек, рассматривая женщину во все глаза. Если бы информацию о местоположении можно было бы узнать гораздо проще — хотя что может быть проще воспоминаний примитивной, — то за Чашей пришли бы в тот самый момент, когда Милдред убирала ее на хранение, а, может быть, и вырвали из рук, как только она вышла из дома. Но Алек полагал, что шкатулка сама собой представляла некий защитный контур, отражающий магическую силу артефакта внутрь себя, если он и излучал что-то. Да и нефилимы слишком были заняты в последнее десятилетие только собой, а не своей историей, что вспомнили о существовании Чаши только тогда, когда их враг вспомнил о ней. — Я давно не храню те карты дома. Они пугали меня с самого начала, но тогда я думала, что это чувство — нечто сродни восторга перед такой искусной ручной работой и неуверенности в том, что я смогу ими правильно воспользоваться. Было в них что-то… Взяв их в руки, я впервые подумала о том, что магия действительно существует. Их аура — Господи, я вообще могу говорить так? — их аура завораживала. Годами они были у меня под боком вместе с той милой шкатулкой, в которой миссис Фрэй продала мне их, и лишь недавно я словно услышала их и испугалась. — Почему не избавились от них? — Так я же избавилась. Я держала их как можно дальше от себя. Алек покачал головой: — Обычно у этого слова другое значение. Вы не могли, верно? Не могли, например, сжечь их? — Вы что-то знаете об этом? Я действительно… Казалось, что я предаю саму себя, когда я подносила карты к огню или хотела разорвать их. Поэтому просто сдала их на хранение. И мне стало легче в ту же минуту, как я зашла потом домой. Правда, всё еще понимала, что они где-то есть. Как будто совсем тихо звенел над ухом комар. — В принципе, мне не за что вас ни винить, ни благодарить, лишь за то, что не продали карты кому-либо ещё. Было бы гораздо сложнее добыть их в противном случае. Но ответьте, пожалуйста, мне на один вопрос. Зачем вы дали Магнусу ту черную карту? Чтобы он понял без слов, что вы ему солгали? Милдред выглядела немного растерянной и даже немного пристыженной. Она опустила глаза, впившись взглядом в свои колени и темное стекло журнального столика. Она будто обдумывала, что сказать, а Алек в этот момент думал о том, как вся эта ситуация выглядит со стороны, когда женщина жила больше десяти лет с лёгким беспокойством, почти неназойливым и никак практически себя не проявляющим, и тут в одночасье к ней явилось сразу трое, требуя, казалось, такую незначительную вещь, как одну карту из колоды, и грозящиеся этой просьбой перевернуть ее мир. Хотя Алек чувствовал, что не все так просто. Было в Милдред, в этой мадам Вильгельмине что-то не такое. Возможно, она догадывалась или уже все давно поняла, просто ее сознание, выросшее на реалиях технического и научного прогресса, не давало ей принять это, даже пусть и для своего бизнеса она и выбрала такую зыбкую неустойчивую среду на грани магии и психологии, как гадания. — Я не знаю, — Милдерд растерянно развела руками. — Я должны была, я чувствовала, что должна отдать ее ему. Будто кто-то вел меня за руку. — Она для него? — Я не знаю, я не понимаю такого. — Ладно, — Алек перегнулся через стол и накрыл ее ладонь своей. — Ладно, успокойтесь. Скажите мне адрес камеры хранения, и на этом закончим. Поверьте, мисс Томпсон, у меня не было никакого намерения волновать вас. Мы хотели бы справиться сами, но увы… пришлось вас потревожить. Она быстро записала адрес на листке и передала ему. Они почти уже распрощались. Алек взялся за ручку двери, как пальцы Милдред осторожно и боязливо легли на его локоть на секунду, в молчаливой робкой просьбе. — Подождите, Алек, — ее голос внезапно приобрел дрожащие ноты, но она заглянула ему в лицо с надеждой и плохо скрываемым любопытством во взгляде. — Скажите мне. — Сказать что? — Для чего они? Почему вы так их ищите? — Зачем вам это знать? — нахмурился Алек. Он прекрасно понимал ее желание, ее нетерпение и любопытный страх перед неизвестным, но так же он понимал, что примитивных лучше держать от их мира как можно дальше, ради их же безопасности. — Я уверена, что здесь что-то есть. Вокруг нас. Не может быть всё так просто. — Это верное рассуждение. — Вы объясните мне? Алек глубоко вздохнул. У него было несколько вариантов. Он мог молчать и уйти. Он мог рассказать ей всё и убить. Он мог рассказать ей всё и стереть память после. Вместо этого он посмотрел на нее и сказал: — Сначала вам нужно решить, насколько сильно вы этого желаете. Это не просто другие люди и законы, это другая история, другие события, логика мира, с которой вы вряд ли сможете смириться. Милдред схватила его за руки и умоляюще смотрела снизу вверх. — Я не смогу жить здесь и дальше, зная, что происходит нечто ужасное. Я, может быть, не вижу, не понимаю, но я знаю, и это сводит меня с ума. Пожалуйста. Алек высвободил свое запястье и положил ладонь ей на плечо. — Что вы хотите увидеть? — Вы тот, кто повлиял на мои карты, когда я гадала мистеру Бейну. Я будто слышала ваш голос. Вы говорите так много, Алек, но не произносите слова вслух. Я хочу увидеть эту силу. Алеку было достаточно просто расслабиться. Магия наполнила его, показывая его истинное лицо, лицо его отца и предыдущих поколений Ваала. Милдред задрожала, глядя на него. Ее лицо приобрело выражение благоговения и ужаса. Она широко распахнула глаза, впитывая каждую его черту, каждую толику и частичку силы, и когда Алек снова вернул себе человеческий вид и всеми силами постарался не показать, насколько эта демонстрация вымотала его, Милдред яростно закивала и снова сжала его руку. — Это именно то, что я слышала. Спасибо, я буду хранить это. Алек вздохнул, убирая ее ладонь со своей. — Вы ведь понимаете, что я не имею никакого права просто так вас отпустить? Вариантов, как поступить с вами, много, но меня кое-что в вас заинтересовало. Сначала мы думали, что ваш дар — это пустышка, не обижайтесь. — И я не думала, потому что про гадалок всегда так думают. Большинство в этом бизнесе шарлатанки с амбициями. — Но ведь это не так, верно? Многие примитивные… — Кто такие примитивные? — Так мы называем обычных людей. Многие примитивные не ощущают и толики той магии, что окружает их, если она не сконцентрирована. Кто-то может чувствовать и видеть. Похоже, вы одна из них. — И что же вы собираетесь сделать со мной? Милдред выглядела так, будто все ещё находилась под впечатлением, и не совсем улавливала смысл разговора, соглашаясь со всем, что Алек мог сказать ей. — В любом случае, вас нужно защитить. Если я узнал о вас, то кто-нибудь ещё тоже может узнать. Я пошлю к вам человека, который позаботиться о вашей безопасности и обучит вас всему необходимому. Взамен, иногда я буду давать вам задания. Идёт? — А если я не соглашусь? — Сможете выбрать одно из двух: смерть или забвение. Милдред опомнилась и побледнела: — Спасибо, но я выберу ваши условия. — Отлично, — Алек мягко ей улыбнулся. — Первое время вы ничего обо мне не услышите. Возможно, когда-то вам придется поработать и с Магнусом. — Он такой же, как и вы? — Да, он… Что ж, он похож. — Но его сила не так разрушительна к телу, верно? Алек нахмурился. Она, сама того не ведая, надавила на больное. — Вы правы. Милдред неловко замолкла, с грустью глянув на него, и отошла в сторону, больше не мешая ему. Алек также не сказал ей больше не слова, потому что они обсудили всё, что нужно было. Он получил то, что хотел. Она, возможно, тоже. Алек вышел из дома, бросив взгляд на окна квартиры Милдред. Она стояла, оперевшись руками о подоконник, и ее лицо наполовину было скрыто кружевными розетками бархатной багряной герани. Алек подкинул ключик в руке. В связи с текущими событиями, он должен был начать ненавидеть любые предметы, которые отвечали за открывание дверей. Профессия сумеречного охотника обязывала хорошо знать город, поэтому Алек быстро определил, что на то, чтобы добраться до 180-й улицы, на которой находилось хранилище Прайм Сторедж, ему понадобится около сорока минут. Это было не так долго, однако он все же хотел бы воспользоваться порталом, но одно дело знать карту, другое дело знать, как выглядит то место, куда он хотел попасть. В хранилище он не был ни разу, поэтому пришлось идти, поступившись безопасностью и надеясь на то, что на пути не встретится ни одного охотника из тех, что жаждали отыскать его. Возможно, мысли нужно было формулировать лучше, потому что через пару кварталов перед ним в толпе вырисовалась смутно знакомая высокая фигура в кожаной куртке. Алек усмехнулся тому, насколько охотничья форма способна притягивать внимание, несмотря на то, что была создана быть незаметной. Но высокие стройные молодые мужчины, затянутые в черную кожу, притягивали взгляд. — Здравствуй, Себастьян! — он все же решил завязать с ним беседу, хотя никогда бы так не сделал при других обстоятельствах, но было в этом Верлаке нечто интригующее. — Алек, — на его губах расцвела радостная улыбка. — Не думал, что тебя так легко встретить на улицах. — Да я же не знаменитость какая, всего лишь объявлен в розыск, ничего необычного, — пошутил Алек. Он бы, конечно, так просто и не разгуливал средь бела дня, но у него всё-таки были средства защиты от других охотников и возможные пути побега. — Так что не вижу проблемы прогуляться. Себастьян рассмеялся: — Хорошо, что ты не настолько подозрителен. — О чем ты? — Ну, знаешь, на твоём месте я бы подумал, что я за тобой шпионю. Алек мило ему улыбнулся: — А это так? Себастьян немного растерялся и прокашлялся: — Нет, совсем нет. Так… куда ты идёшь? — Прогуляться захотелось. Ты же не думал, что я все время провожу взаперти? — А мне вот тоже захотелось. Никогда раньше не был в Нью-Йорке и не хочу упускать шанс узнать город, — разоткровенничался Себастьян. — Считаю неправильным то, что из-за сложившейся ситуации должен торчать только в Институте и ходить маршрутами рейдов. Слишком темный, слишком толстые стены, даром что в готическом стиле построен. Ты уж прости, что так плохо отзываюсь о твоём доме. — Ничего страшного, Себастьян. Я его тоже не люблю. Очень давит на голову. И это правильно. Я имею в виду, исследовать город. Мы же не знаем, что может случиться. Помню, в детстве Роберт заставлял сдавать ему экзамен по ориентированию в каждом из боро. Он очень любил добавлять полосу препятствий к таким блужданиям, но теперь я могу сказать, что его уроки прошли не зря. — Почему ты называешь отца по имени? — поинтересовался Себастьян. Он уже не первый раз замечал, что дети Лайтвуд между собой называют его только Робертом. Алек рассмеялся: — Это довольно сложно, но давай ограничимся тем, что моим боссом он является чаще, чем моим отцом. — Слышал, что его хотят видеть на месте следующего Инквизитора. — Вот видишь, тогда я буду звать его Инквизитор Лайтвуд, если к тому времени мне не снесут голову. — Ты так этого ждёшь? — О, совсем нет, — отмахнулся Алек. — Ты же не думаешь, что я самоубийца какой-то? Да, я сделал многое из того, за что можно получить тюремный срок и даже кое-что похуже, но я делал это не просто так. Кому-то нужна была помощь. Не то, чтобы я тут единственный, а просто… Конклав во многом был не прав и остаётся таковым, и всё, что происходит, только его вина. — А Валентин? — с придыханием спросил Себастьян, и у Алека появились пару секунд, чтобы обдумать ответ, когда им на дороге встретилась группа иностранных туристов, которую пришлось обогнуть. — Все его идеи — это уродливый паразит на идеологии, которую охотникам вдалбливают с детства. Нет ничего удивительного в том, что… Себастьян нахмурился, с жаром прерывая его: — Он отвратителен, Алек, даже не думай оправдывать его. — И мысли не было. Я просто хочу сказать, что мне жалко его, его жену и детей. — О чем ты? — Валентин уничтожил целые семьи, рассорил людей, подорвал их доверие друг к другу, но он делал много запрещенных вещей не только с собой. — О… Себастьян вздрогнул. Его лицо на мгновение приобрело странное потерянное выражение. — Ты в порядке? — Я просто… никогда не думал над этим в подобном ключе. Ты уверен в этом? В том, что со своими детьми тоже?.. — Слушай, я не хотел тебя расстраивать, Себастьян. Прости, наверное, тебе было неприятно услышать это. Себастьян передернул плечами: — Что-то вроде того. Моих родителей убили демоны, и я просто представить не могу, как кто-то использует их гнилые сущности, чтобы доказать свою правоту. — Мне жаль, — Алек искренне посмотрел на него, за что заслужил мягкую усталую улыбку. — Это же не твоя вина. Тебе не нужно извиняться. На этой неловкой ноте разговор несколько затих, и какое-то время они шли молча. Алек сжимал в кармане куртки ключ, гревший ему ладонь надеждой и скорым завершением одного этапа их плана. Он думал о Себастьяне и о его словах в их первую встречу. «Фанат» звучало так глупо и претенциозно, что поверить в такое было просто нереально, увитывая алекову репутацию среди охотников, но, возможно, в Верлаке и было что-то такое, немного бунтарское в силу возраста и судьбы или отчасти из-за другого менталитета, во всяком случае, Алек не видел ни одного мотива в том, чтобы члену сумеречного общества превозносить его, этакого «Робина Гуда» Нижнего мира. — Посмотри на меня. Алек немедленно повернулся к нему. Себастьян разглядывал информационный билборд на здании через дорогу и, казалось, совершенно не обращал на него внимания. — Ты что-то сказал? — Нет, — пожал плечами Себастьян. — Я молчал. — Ладно, — недоверчиво произнес Алек, еще раз покосившись на него. — Так забавно, знаешь ли. Всё на английском. Алек приподнял бровь: — Ну да, это Соединённые штаты, а не Франция. — Вот именно. От страны и людей чушь и пошлость не зависят — всё едино. Завлечение для любителей разжирать свои задницы перед экраном и протирать кошельки до дыр. — Хочешь сказать, что ни разу не повелся на рекламу хлопьев, например, или трейлер фильма? — Неприятно признавать, но все мы хоть раз соблазнялись. — Ого, Себастьян. Тебе, кажется, нужно было становиться философом. Слишком глубоко рассуждаешь для охотника, не в обиду. — Мое оружие — мое тело. Слова, к сожалению, мало значат. Поэтому я стараюсь изменить это в себе, в людях вокруг. Когда я услышал о тебе, когда мы все услышали о том, что охотник так отчаянно шел против Конклава, чтобы выполнить то, что должен был по своей сути, я подумал, вот оно. Это то, к чему я хочу стремиться, это то, каким я хочу стать. Алек слегка покраснел от его слов и поспешил переубедить: — Ты преувеличиваешь. — Вовсе нет, — спокойно ответил Себастьян. — Я считаю, что нужно иметь смелость, будучи ребенком демона, делать все, что делал ты. Алек нахмурился: — И что же я делал? — Ты видел истину. Ты сражался за неё. — Кажется, все мы это делаем. — Ты не прав, — покачал головой Себастьян. — Редкий нефилим сделает что-то для нечисти. Ты сражался за то, чтобы люди понимали и уважали их. Правда, за свою свободу ты даже не думал бороться. — Это так, — немного подумав, ответил Алек. — Почему? — Я не знаю. Казалось само собой разумеющимся не делать ничего для себя. То есть, я не хочу показаться хоть в какой-то степени мучеником. Я просто всегда замечаю за собой, что стараюсь в первую очередь не для себя. Себастьян неопределённо хмыкнул: — Глупо. — Возможно. — Эгоистично. — Смотря с какой стороны посмотреть. — С той, где ты умираешь, сражаясь за дело, которое поставил превыше всего, а люди, что любят тебя, страдают, потому что ты отдалился от них, погряз в пороках, которых не замечаешь за собой, и бросаешь их, не понимая, что они беззащитны прежде всего тогда, когда боль отчаяния из-за тебя кромсает их души. Алек широко распахнул глаза, глядя на его лицо, впитывая его распаленные эмоции: — О, Ангел, Себастьян, что с тобой такое? Верлак продолжил. Правда, куда более мягче, убрав из голоса стальные ноты. — Когда ты нужен им, ты дальше всего. Они тянут к тебе руки, потому что хотят обнять и быть рядом, но ты всё отрицаешь. Не так ли? Алек подумал, что скорее речь Себастьяна связана с ранней гибелью его родителей. Слишком было похоже на исповедь души сироты, у которого никого не осталось. Алеку не позволил жалости затопить себя. — Знаешь ли, твои слова становятся всё оскорбительнее. — Ты хочешь, чтобы твои близкие были счастливы, но без тебя. — Да, — ответил Алек. — Я как-нибудь потерплю. И снова голос зазвучал в его голове, далёкий и зовущий, полный безнадёжности и отчаянно зовя. — Вспомни меня. — Да что?!. — Алек вскинулся, потому что совершенно не имел представления, какую шутку с ним собирался сыграть его мозг. Себастьян удивлённо уставился на него, кажется, совершенно позабыв о том, с какой пылкостью сейчас говорил. Он был выше, и Алеку пришлось немного запрокинуть голову, чтобы поймать обеспокоенный взгляд, когда Себастьян приблизился к нему. — Ты в порядке? — серьезно спросил его Верлак, осматривая его лицо. Его темные глаза внезапно оказались очень затягивающими, словно в них было скрыто что-то тайное, но Алек все ещё слышал отзвуки неизвестного голоса в голове, поэтому его волновал лишь тот, кто говорил. Герион где-то на грани сознания предположил, что голос похож на голос Джонатана из недавнего сна, но это не имело смысла. Себастьян хотел прикоснуться к его щеке, чтобы вывести его из некоего подобия транса, но Алек перехватил его руку. Лицо Себастьяна стало напряжённым. Он застыл, а его зрачки превратились в точки. Алеку показалось, будто кожа под его пальцами зашипела, словно вода на раскаленной сковороде, и он удивлённо уставился на чужое запястье. На нем не было и следа. — Ты, кажется, немного не в себе, — после неловкой паузы проговорил Себастьян. Он ничего не заметил, и ему точно не было больно. Наверняка, посчитал Алека совершенно сумасшедшим. Также ничего не заметили и люди, снующие мимо них. Каждый был занят своим делом, и этот привычный гул города снова завладел вниманием Алека, как волна во время прибоя, вновь накатившая на берег. — Кажется, да. Знаешь, — растерянно пробормотал Алек, отходя от него на шаг. — Думаю, мне лучше идти одному. — Ты уверен? Хорошо, если ты так думаешь, то иди. В любом случае, мне нужно возвращаться в Институт. — Тогда… до встречи? — До встречи! Спасибо за компанию. Редко с кем можно поговорить. Но ты можешь сказать, если что-то не так. Я же не обидел тебя своими словами? — Нет, Себастьян, ты тут совершенно не причём… Тихое, совсем на грани сознания «Помоги мне» почти слилось с шумом машин, и Алек предпочел этот зов проигнорировать. Он остался на месте, пока Себастьян не ушёл достаточно далеко вперёд. Алек задумчиво смотрел ему вслед, и только когда его фигура скрылась в толпе, продолжил свой путь. Эта короткая встреча была очень странной и всколыхнула в нем некие призрачные воспоминания, не говоря уже и о голосе предположительно Джонатана Моргенштерна, который по какой-то неизвестной причине решил заговорить сейчас. В такой же задумчивости, поддающейся перед трепетом и внезапной робостью, Алек дошел до «Прайм Сторедж» и ещё раз активировал руну невидимости, чтобы проникнуть внутрь без лишних вопросов. Он поверить не мог, что оказался настолько близок к одному из ключевых предметов в этой войне, скрытом на одном из этажей этого хранилища. На схематическом плане была изображена карта помещения, разделенная на части по размеру хранилищ. Сверившись с номером на ключе и обнаружив отсек на карте, Алек прошел мимо ресепшена. Скучающий мужчина за администраторской стойкой смотрел сериал на ноутбуке. Руна невидимости не побеспокоила его. Алек остановился перед рядом ячеек и быстро нашел ту, номер которой значился на бирке ключа. Алек усмехнулся. Ему было волнительно до вспотевших ладоней, но внезапное четкое осознание ситуации рассмешило его. Чаша — один из мощнейший артефактов всего их нефилимского рода исчез почти пятнадцать лет назад, исчез бесследно, и никто не мог предположить, где найти его и как кому-то удалось спрятать его, а он просто идет забирать Чашу из камеры хранения на складе, вооружившись одним лишь ключом! Алек даже не знал, удача это, везение или судьбы. Он никогда не доверял вещам, которые так просто получал в руки. Конечно, и за Чашей пришлось побегать, но учитывая их обычные планы, пара разговоров с людьми было слишком легко. И вот теперь его от Чаши отделяет лишь обычный, самый примитивный заслон из стальных роллет, в котором не было даже капли магии. Алек вставил ключ в замочную скважину и повернул.

***

Как только Алек оказался достаточно далеко от него, спокойное лицо Джонатана исказила боль и он глухо зарычал, хватаясь за запястье. Кожа покраснела, как от ожога, и была невероятно горячей, будто рука Алека была нагретым до невозможной температуры металлом. Джонатан зло встряхнулся, пряча больное место под рукавом. Чертов демонский недоносок оказался совсем не родственной силой. Это было так, словно они оба были отрицательными магнитными полями, но на Алека, кажется, сам Джонатан никак не подействовал, хотя тот и выглядел несколько растерянным. В любом случае, на Алека он не оказал никакого явного физического воздействия. Но что это всё-таки было? Противоположная сила, магия, словно яд, или что-то еще? Джонатан нахмурился, вспомнив слова Алека о том, что делал Валентин. Возможен ли такой эффект от простого прикосновения из-за того, что он, Джонатан, был ненастоящим, подделкой? Отринув сомнения, Джонатан спрятал себя за действием скрывающего артефакта, проследил за своей целью гораздо осторожнее и сделал невероятное открытие, способное стать его преимуществом. Некоторое время спустя Джонатан уже был в убежище своего отца. Преисполненный уверенности, он шагал по стальным плитам, покрывающим пол, слышал эхо своих шагов, будто призывающее его идти быстрее. Он вполне заслужил похвалу от отца, он получил ценную информацию, и это ощущение, это знание окрылило его. Джонатан понимал что не получит сегодня наказания. Он хотел услышать, как отец гордится им, но это чувство быстро покинуло его, стоило ему увидеть, что в покоях отца тот был не один. Рядом с ним стоял тот демон, Асмодеус, щегольски-идеальный и с самым надменным выражением лица, которое Джонатану только доводилось увидеть. Они о чем-то говорили, наверняка, важном как всегда, и появление Джонатана прервало их. — Отец, у меня есть новости. Джонатан склонился перед Валентином, упав на колени. Тот скучающе посмотрел на него, окинув фигуру ленивым взглядом, и в ту напряженную секунду, когда Джонатан решил, что он ничего не скажет, наконец-то произнес, будто разочарованный в нем: — Надеюсь, хорошие, сын. Асмодеус поднял руку, прерывая его. Он повернулся к Джонатану, заложив руки за спину, и в этот момент предстал перед ним в своем темном могуществе. Его глаза горели предвкушением. Он будто знал. — Прежде чем милый Джонатан сообщит тебе о своем важном открытии, я хочу задать ему один вопрос. Я чувствую, что ты пахнешь нашим славным Александром. И как тебе? Хорош ли он? Джонатан растерянно посмотрел на отца, но тот ответил нечитаемым взглядом. Он никогда не защищал его или не ругал перед этим демоном. Он вёл себя так, словно сын — часть обстановки или простой слуга, которого не жалко. Джонатан понял это уже давно, видел чётко и ясно, и ему приходилось вести себя по ожиданиям отца, хотя в моменты удач и маленьких побед не переставал надеяться на проявление любви. Но у Валентина было ледяное сердце. — Хорош. Он великолепен, сэр. Он — идеальное отражение того, что вы устроили; воплощение раздора, сладкое, словно яблоко. Асмодеус усмехнулся, наслаждаясь его словами: — Вижу, ты восхищаешься им. — Нет, господин, меня переполняет ненависть к нему, — Джонатан склонил голову в ответ на это завуалированное порицание, как маленький волчонок перед старшим. — Себастьян Верлак обожал его. Я забрал только его шкуру, а не мысли. — Это превосходно, но пока это лишь слова. Облеки их в физическую форму. — Что вы от меня хотите? — У каждого из нас есть свои слабости. Слабость Лайтвуда — его доброе сердце, его любовь к тем, кто окружает его, его стремление защитить их. Убей это в нем, уничтожь. Покажи истинное лицо его ошибок, — слова сочились ядом и холодной яростью. — Как я должен сделать это? — Пора показать им свое истинное лицо, но не слишком торопись. Очень удобно держать своего шпиона в стану врага. Начни с пары убийств. Начни с одного конкретного убийства. Рафаэль Сантьяго будет подходящей целью. Я хочу видеть Александра Лайтвуда сломленным до того, как утащу его с собой в Ад. Сделай так, чтобы вампир подох на его руках.