— Все показатели в норме, вживление проходит успешно, — устало отчитываюсь я, чуть потерев висок. — Мы можем продолжать.
— Прекрасно, — хмыкает Спектра рядом, пристально всматриваясь в стекло, отделявшее нас от лаборатории, где происходили метаморфозы Гелиоса.
Тихонько вздыхаю, нахмурившись, и ещё раз проверяю данные, что отображались на планшете. Сама идея с трансформацией мне, если честно, не нравилась, она мне была не совсем понятна и дико настораживала, но с другой стороны, это дело исключительно Спектры и Гелиоса, я просто не могу вмешиваться. Они же в наши с Лесмой разборки не вмешиваются, вот и я не буду.
Раздаётся очередное рычание Гелиоса, и я вздрагиваю, наблюдая, как он выгибается, вскидывая голову; тогда, когда разряды тока раз за разом проходят по его телу, когда куски его собственной плоти, фактически, вырезают без анестезии, сразу же вживляя металлический протез — мне хочется посетить ближайшую уборную и вырвать.
Я знала, что Гелиос и Спектра на многое готовы во имя власти и силы, но чтобы настолько...
Превратиться в кибер-бакугана, да ещё и таким болезненным способом, отказаться от прежнего себя, принимать риски, что протезы просто могут не прижиться, а сам Гелиос может погибнуть — вот через что эти двое решили пройти.
От очередного полурыка-полустона Гелиоса Лесма глубже прячется в карман плаща, и я мягко поглаживаю её пальцами, искренне ей сочувствуя. Ведь она очень сильно сблизилась с Гелиосом, можно сказать, они стали друзьями. А врагу не пожелаешь видеть страдания друга и быть не в силах ему помочь. А тут ещё и друг собственноручно влез в эту всю грязь ради власти.
— Почему нельзя всё свершить без боли? — вырывается у меня и я тут же спешно прикусываю нижнюю губу.
Спектра, до этого неотрывно наблюдавший за развернувшейся картиной за стеклом, оборачивается и смотрит на меня с любопытством, и под столь изучающим взглядом мне вновь становится неловко, хоть, казалось бы, я должна была уже за столь длительный промежуток времени привыкнуть.
Спектра, кстати, казалось, был единственным, кто наблюдал за всем этим кошмаром вполне спокойно. И я, если честно, не совсем понимала причину: то ли он просто сверхспокойный, то ли повидал что-то похуже, то ли ему просто плевать. Но почему-то мне кажется, ему не плевать. Опыт показывает, что даже если айсберг усиленно делает вид, что ему всё равно, то на самом деле ему ой как не всё равно. Просто, ну вот такой он сам по себе — скрытный, вечно контролирующий свои эмоции, прячется в свой бронепанцирь и чёрта с два его оттуда вытянешь.
— Боль — неотъемлемая часть процесса становления, — лишь проговаривает лидер, вновь отворачиваясь в сторону стекла.
Как всегда не отличается красноречием.
— Он же больше никогда не станет прежним.
— Но он станет лучше.
Лишь хмыкаю, отчётливо понимая, что я всё ещё не совсем понимаю этого странного веста. Хоть это и не отменяет того факта, что он мне, чёрт его побери, нравится. Вот вроде бы же ему не всё равно, вроде бы проявляет заботу, по-своему, конечно, но проявляет же. И при этом всё ещё остаётся ледяной глыбой и делает такие устрашающие вещи со своим бакуганом. Вот что за вест?
Кстати, о глыбах. Мы же так и не провели тогда занятие по психологии, ну, из-за стечения обстоятельств в виде странной поклонницы Спектры и общего взаимонепонимания. Поэтому, я решаю испытать удачу, как бы невзначай интересуясь:
— Спектра, а у тебя сегодня на вечер есть планы?
— А что ты хочешь? — прохладненько так отзывается парень, всё также глядя на Гелиоса, обвитого проводами и заточённого в металлическую конструкцию, напоминающую клетку.
— На свидание, блин, тебя пригласить, — бурчу, так как не смотря на напряжённость ситуации, меня таки кольнула вот эта его холодность.
— Что?
Спектра аж от своих наблюдений отвлекается, окидывая меня очередным заинтересованным взглядом, причём, достаточно пристальным и пронзающим нутро похлеще стрел. И я тут же отчаянно краснею, понимая, что в очередной раз моя попытка пошутить-отгрызнуться увенчалась полнейшим провалом.
— Я пошутила, — бубню, опустив взгляд в пол. — Просто хотела спросить, сможем ли мы провести занятие.
Становится неловко от собственной беспечности. Только выставила себя полной идиоткой. Вот почему каждый раз, когда я пытаюсь улучшить ситуацию, я делаю её только хуже?
Губы Спектры тем временем кривятся в усмешке, и он чуть клонит голову на бок, проговаривая:
— Ну, посмотрим.
— Просто, если нет, то я сама попробую, — лишь неловко пожимаю плечами. — Я здесь нашла кое-какие дополнительные материалы.
Бирюзовый огонёк в проёме маски загадочно блеснул.
— Это какие?
— Тебе показать?
Спектра лишь кивает, тут же бесцеремонно подходя ко мне ближе; ничего не остаётся, как начать рыться в карманах, дабы выловить крошечный носитель, на котором, собственно, я и хранила все свои находки.
Поочерёдно показываю Спектре то, что отыскала, внимательно наблюдая за его реакцией. Лидер наклонился ко мне достаточно близко, так, что кончики его длинных прядей мазнули моё лицо. Украдкой смотрю, как парень в какие-то моменты плотно сжимает губы, а в какие-то — еле заметно поднимает уголки губ в явном одобрении.
Аромат хвои стал настолько интенсивным, что обволакивал с ног до головы, манил невероятно притягательной силой, щекотал обоняние.
— Вот это неплохо, — наконец, произносит Спектра, показывая на пару источников. — Всё остальное можешь стереть.
Смотрю, как его тонкие длинные пальцы выписывают фигуры на экране, как спокойно и притягательно звучит его голос, когда он принимается объяснять, почему именно эти источники подлежат дальнейшему рассмотрению. Но я, если честно, плохо его слушала, так как устоять от подобной близости было просто невозможно.
Спектра, очевидно, заметил что-то неладное, у него, думаю, была особого рода чуйка. В какой-то момент он отвлекается от изображений на экране, воцарившись на меня. При этом его лицо оказывается прямо напротив моего, буквально на расстоянии считанных сантиметров. Помимо воли мой взгляд скользит вниз, останавливаясь на тонких губах, опять, чёрт возьми, сухих и обветренных, хоть бери и заставляй их увлажнять хоть чем-то; и только когда эти губы растягиваются в гаденькой ухмылочке, я спешно поднимаю взгляд вверх, воцарившись на бирюзовый огонёк и отчаянно краснею.
— В чём дело? — елейно интересуется парень, излучая полнейшее удовлетворение и самодовольство.
Светился он, подобного какому-то особенно радиоактивному солнцу.
— А, да так... — спешно отскакиваю от него куда подальше, чувствуя, как горят уши и шея. — От тебя просто вкусно пахнет, вот я и...
Таки прикусываю язык, внутренне сматерившись отборным матом, тем, что из коллекции Лесмы.
Божечки-кошечки, что же я такое сморозила то?
К моего ужасу, ухмылка Спектры становится такой широкой и наглой, что я искренне забеспокоилась за целостность его губ; как бы не треснули от столь широких усмешек.
— Так! — пискаю, чувствуя, что теперь кроме ушей и шеи горит ещё и лицо. — Я просто сказала, что от тебя вкусно пахнет, не начинай.
— Я же ничего тебе не говорю.
— Вот и не говори!
Спектра весело фыркает, и явно веселится, проговаривая:
— Чего ты так смущаешься?
— Я не смущаясь, и вообще, я смотрю за данными, всё.
Угрюмо утыкаюсь в планшет, отмечая, что у меня начали дрожать руки. Лицо пылало праведным огнём, казалось, на нём было вероятно приготовить долбанную яичницу.
— Ты точно ничего не хочешь мне сказать?
Спектра всё так же всем своим видом напомнил хитрющую змею, что так и дожидалась момента, чтобы, наконец, схватить свою жертву в свои путы. Жертвой, похоже, в этом случае была я.
— Ты попадёшь в пряничную тюрьму, где тебя будут пытать шоколадными яйцами, — злобно буркаю, понимая, что в сложившейся ситуации виновата только я сама.
Вот мне нужно было прямо сейчас показывать этой змеюке те материалы? Сама ещё и дурость ляпнула, вот теперь имею то, что имею — Спектра мало того, что доволен, как сытый питон, да ещё и лыбится гаденько-головокружительно. Ну не змея разве?
— Это от чего такая честь?
— Потому что ты пассивно-агрессивный!
Спектра хмыкает, в этот раз ухмыльнувшись так невероятно красиво, что моё бедное сердце чуть не остановилось от подобного зрелища.
— Пассивной из нас двоих можешь быть только ты, — невозможным тоном протягивает он, а у меня, кажись, таки случится инфаркт из-за Спектры с его странными повадками и поведением.
— Чего? — краснею ещё гуще, если было куда ещё краснеть. — Что ты имеешь в виду?
В голову сразу же полезли смущающие картинки с какого-то фильма для взрослых, причём уж очень откровенного характера. С одеждой и без.
— Я просто констатирую факт.
— Да ты...ты... Гелиос там страдает, а он...
— Ну-ну?
— Неприличности какие-то говорит.
Спектра картинно охает, и я клянусь заначкой у себя под кроватью — если бы не маска, у меня бы была возможность лицезреть чёртовое адское пламя в бирюзовых глазах. Благо, маска скрывала эти бесстыжие глаза, в противном случае, боюсь, я бы попросту здесь от смущения умерла бы.
— Что же в этом неприличного?
Смотрю на него взглядом злобной совы, злобно буркая:
— Всё.
— Делора, каждый думает в меру своей распущенности, ты знаешь об этом?
— Да ну тебя.
Спектра в какой-то момент прыскает, а после и вовсе откидывает голову и заливисто хохочет, и хоть его смех и был искажён дурацкой программой, но от этого не был менее привлекательным.
Я поняла, это уже диагноз.
— Ты сейчас похожа на ежа, который попал в бочку с красной краской, — фыркает он, с трудом успокоившись, что, если честно, было на него не очень похоже.
Спектра смотрит на меня поистине пожирающим, что ли, взглядом, и если бы я так хорошо не знала этого парня, то восприняла бы всё в качестве наглого флирта. Но так это был Спектра, то это звучит не совсем реально.
Непонятно, сколько бы длилось это сплошное безобразие, если бы мобильный Спектры не издал спасательный рингтон. Я была готова кланяться всем известным богам за это подношение, ведь взаимодействовать с таким Спектрой мне было сложнее всего, если честно.
Ухмылка тут же исчезает из лица айсберга, будто её кто-то смахнул щёткой, да ещё сверху вылил пятновыводитель. Только в этом случае — улыбковыводитель. Он принимает вызов, вновь натянув на себя маску холодной напыщенности и лицемерия, и я даже на миг задумалась о том, что не так уже боги мне и угодили. Вот такая актёрская игра мне тоже приходилась не по душе.
— Спектра, — слышится знакомый решительный голос, в котором я с удивлением узнаю Миру.
— Мира? — кажется, Спектра тоже слегка удивляется такому неожиданному звонку, но на его лице не так и не вздрогнул ни один мускул.
Вообще, если так по-честному, с тех пор, как Мира присоединилась к нам, Спектра не проявлял особого тепла в её сторону, да и Мира не очень то старалась идти со своим братом на контакт. По крайней мере, подобное происходило при мне. Их отношения были довольно странными, и мне порой казалось, что как только они замечали друг друга, то их будто подменяли. С чем связана такая ересь — загадка.
— У меня предложение, — в голосе Миры сплошной официоз, и мне аж как-то становится не по себе. — Ты готов со мной биться?
Биться? Наблюдаю за тем, как уголок губ Спектры приподнялся в легкой насмешке.
— Что будет, если я соглашусь?
— Я же боец бакуган, пусть сама битва решит мою судьбу.
Чего? Какую ещё судьбу? Что между этими двумя вообще происходит, я как-то чуть выпала из реальности.
— Справедливо, — ухмылка Спектры становится ещё шире. — Тогда утром встретимся на поле боя.
Мира угукает в ответ что-то утвердительное и тут же отключается, а я всё так же недоуменно пытаюсь понять, что я такого упустила.
— Ей повезло, — хмыкает Спектра, и я с ужасом наблюдаю, как безумно сверкнул его бирюзовый огонёк. — Она будет первой, кто падёт перед моим творением. Не так ли, Гелиос?
Гелиос, будто услышав его, раздаётся очередным ревом, в то время как Спектра издаёт колючий смешок, пропитанный ядом и злостью, от которого у меня мурашки от ужаса пробежали. Этот смех, в отличии от его предыдущего, никаких позитивных эмоций у меня не вызывал и не вызовет — уж больно страшным он был.
Не выдерживая, я несмело бормочу:
— Спектра... Но Мира ведь...
— Сама предложила, её никто за язык не тянул, — жёстко обрывают меня, взглянув мрачно и серьёзно, будто это не этот айсберг секунд пять назад был похож на какого-то чувака, сбежавшего с психушки. — У каждого выбора есть свои последствия.
— Гелиос же просто уничтожит её бакугана.
— Уничтожить ему никто не даст, но преподать урок он точно сумеет.
— Ну почему ты так жестоко?
Спектра смотрит на меня с явным недоумением, будто я его спросила, не желает ли он научиться балету.
— Жестоко? — он лишь насмешливо фыркает. — Делора, это ещё достаточно мягко. У меня нет цели сломить Миру, просто ей пора выбираться из мира грёз.
— Ей будет больно, неужели тебе всё равно?
В бирюзовом огоньке буквально на миг мелькает красный отблеск, но когда Спектра отвечает, его голос всё ещё спокоен:
— Делора, я тебе уже когда-то говорил, что если бы мне было всё равно, я бы не возился.
— Она просто хочет быть с тобой, но не принимает твои взгляды и цели.
— Тогда смысл быть со мной, если она не разделяет моих взглядов? Просто ради физической оболочки?
Ох, хожу по тонкому льду... Аккуратно подбирая слова, говорю:
— Думаю, она просто привыкла к другому, к прежнему тебе, поэтому ей сейчас так и тяжело.
Но Спектра лишь насмешливо хмыкает, упрямо отрезая:
— Я не буду прежним. Никогда.
Так, понятно, дубль два.
— Просто, думаю, ты единственный давал ей тепло, а когда исчез, то она поняла, что осталась одна, — тихо лепечу. — Без тепла и любви, одна со своими проблемами и чужими вестами, без единой души, кому бы могла открыться, кто бы хотя бы поддержал.
Звучит, конечно, ванильно, но это же правда. По собственному опыту знаю, как это тяжело — терять веста, который только лишь своим присутствием вселял чувство спокойствия и тепла, поэтому в этой ситуации я понимала Миру. Она всего лишь хочет вернуть своего брата, единственного веста, которому не было на неё всё равно. И обнаружив, что самый родной ей вест увлёкся поистине безумными идеями, неудивительно, что она забеспокоилась. И совершенно неудивительно, как она пытается пробудить в Спектре прежнее его эго.
Вновь подняв взгляд вверх, я обнаруживаю, что Спектра внимательно меня рассматривает, чуть склонив голову на бок. Взгляд у него серьёзный и опять какой-то странный, и, увы, я уже окончательно запуталась в этих его оттенках странности. Пятьдесят оттенков Спектры, ну честное слово.
— Это тяжело быть никому не нужной, — пожалуй, эта фраза даётся мне сложнее всего.
Вырывается, брызгая кровавыми потоками, принося пульсирующую боль где-то в районе сердца.
Вот представьте, допустим, вы добились чего-то стоящего. Приходите домой все такие радостные и возвышённые, тараторите о своей победе и достижениях по всем углам, а никому вот это всё не интересно. Никому не важно, как вы себя чувствуете и что у вас на души, возможно, вы уже балансируете на грани между жизнью и смертью, кто знает.
Вот только всем всё равно. Представили? Хотели ли бы такого счастья? Думаю, нет.
— А зачем быть кому-то нужным, Делора? — как-то отстранённо интересуется Спектра, будто мы сейчас говорим о погоде, а не о таких важных вещах, как взаимоотношения.
И я искренне не до конца понимаю его вопрос. Ну, это же очевидно, на мой взгляд: если ты кому-то нужен, то ты не один. Разве нет?
— Ну как же...
— Ну, я к тому, что ты же не вещь, чтобы кому-то принадлежать и быть необходимой, ты — вест.
— Да что плохого в том, чтобы хотеть тепла от кого-то?
— Плоха сама мысль, что ты ждёшь чего-то от другого, а не от самого себя.
Прикусываю губу, с трудом сдерживаясь, чтобы не крикнуть в спокойное лицо поблизости, что невозможно обеспечивать себя тем, чего нет.
— Прямо сейчас скажу глупому организму, чтобы включался и заполнял меня теплом, — недовольно протягиваю. — Где тут была кнопочка, а?
Да, я всегда уважала Спектру за его ум и способности, но вот в такие моменты мне хотелось, чтобы парень выключил режим умника, откинул свои правильные мысли и просто поддержал. Ему не нужно было бы хоть что либо говорить, ведь иногда молчание бывает куда более эффективнее, чем беспрерывный трёп.
— Почему ты злишься?
— Я не злюсь.
Спектра хмыкает, лишь укоризненно покачав головой. Естественно, он заметил всё: и мою реакцию на его слова, и моё состояние, думаю, даже настрой.
— Да, я вижу.
В такие моменты я больше всего жалею, что Спектра так хорошо разбирается в психологии.
— Я это, — мнусь, коря себя за очередную неуверенность на ровном месте, — пойду к профессору Клэю, думаю, ему нужно знать о удивительно позитивной характеристике, не смотря на все трудности.
— Иди.
Сопровождаемая задумчивым взглядом, я шустро выскальзываю из помещения, с трудом не перейдя на бег. Не думаю, что кому-то приятно общаться с вестом, способным выследить малейшую ложь и неуверенность, а также суметь разглядеть истинные эмоции в те моменты, когда на душе кошки скребут. Да, бегство от проблемы — это уж явно не её решение, но я не умею по другому. Ни со Спектрой.
Наверное, ведомая собственными размышлениями, я и не заметила проходящего мимо веста, и с разбега врезалась в него.
— Ай!
Я крепче перехватываю планшет с таким ценным материалом, чуть поморщившись от неприятных ощущений.
— Смотри, куда идёшь... — злобно шипит вест, в которого я, собственно, врезались. — Оу. Ты?
Знакомый голос заставил вздрогнуть и молниеносно воцариться на участника столпотворения. Алые глаза Шэдоу Проув были полны странного ликования и привычной нотки безумства, что стали неизменной частью его личности.
— Привет, Шэдоу, — аккуратно проговариваю, не горя желаниям ввязываться с этой личностью в любой конфликт. — Пропусти, я спешу.
Я уже было юркнула подальше от этого веста, прижимая к груди планшет, но тяжёлая рука тут же грабастает мою руку; острые ногти больно впиваются в плоть, подобно иглам.
— Не так быстро, — весело протягивает Шэдоу, омерзительным образом высовывая язык. — Мы же ещё не поговорили.
На мгновение прикрываю глаза, призывая себя к самообладанию. Шэдоу Проув был вестом с на редкость нестабильной психикой; настроение у него менялось ещё чаще, чем у Спектры, и при этом в его характере и поведении отчётливо проявлялись всплески агрессии и даже тирании. С такими людьми поможет только сила воли и полнейшее спокойствие. Которого у меня, увы, нет.
— Руку убери, — цежу я сквозь зубы, с трудом сдерживаясь, чтобы не треснуть этого засранца прямо в сию же секунду.
— Или что ты мне сделаешь? — насмешливо интересуется парень. — Позовёшь Спектру на помощь?
Спокойствие, Лора. Спокойно. Смотрю прямо в красные глаза, собравшись, и жёстко проговариваю:
— Я разобью тебе нос.
Брови Шэдоу поползли вверх от удивления, а лицо чуть вытянулось; было видно, что он явно не ожидал получить отпор конкретно в таком виде. Рука на моём плече сжимается так сильно, что я не сдерживаю тихого оханья, вцепившись в сжимающие меня пальцы, тщетно пытаясь убрать их.
Боец Даркуса хмыкает. Он не кричит, не пытается осыпать меня ругательствами и даже ничего не говорит.
Только лишь сильно толкает.
Планшет летит куда-то в неизвестность, я даже не успеваю уследить, куда он, собственно, упал. Ведь сама отлетела, как девайс, если не похлеще. Ударившись спиной об стену, я шиплю от неожиданной боли, во все глаза уставившись на ухмыляющегося парня, что неспешно приближался ко мне, подкрадываясь, словно то животное. Сглатываю, не мигая наблюдая, как Шэдоу подходит ко мне возмутительно близко и чуть наклоняется к моему лицу. В красных глазах напротив плескается чистой воды безумие с нотками ярости, и эта убойная смесь заставляет кровь в моих жилах холодеть от ужаса.
— Ты смотри, чтобы я сам не разукрасил твоё личико, девочка, — насмешливо проговаривает Проув, к моему огромному ужасу проводя пальцем по моему лицу.
Дёргаюсь от омерзения, нахмурившись; его прикосновения были подобны ползающей по лицу гусеницы, хотелось отмахнуться и со всех ног бежать в ближайшую уборную, чтобы отмыть от себя эту мерзость.
Пальцами Шэдоу подхватывает одну из прядей моих волос, начиная теребить её пальцами и не отрывая от меня устрашающего взора безумца.
— Тебе следовало бы завести домашнюю свинью, как образец того, что с тобой будет, если ты не поменяешь хоть что-то в своей жизни, — выплёвываю ему прямо в лицо, попросту наплевав на последствия.
А они будут, Шэдоу не из тех вестов, кто так просто проглатывает обиды и со всеми дружит.
— Дно.
Таки вскрикиваю, когда Шэдоу резко тянет на себя прядь волос, беспощадно вырывая и со злостью швыряя мне в ноги. И хоть это было достаточно больно, я выдавливаю из себя усмешку, язвительно протягивая:
— За тобой было трудно угнаться, но я старалась.
В таких ситуациях, когда хулиганы и задиры старались меня подавить, морально или физически уничтожить, у меня были всего две защитные реакции: слёзы и сарказм. К счастью, стадию слёз при враге я уже прошла, благополучно научившись прятать хотя бы их, остаётся только сарказм.
— Вот как ты заговорила, — боец Даркуса улыбается так кровожадно, что напоминает хорька, грозившегося отгрызть мне голову. — Через десять минут жду тебя на арене, посмотрим, будешь ли ты там такой смелой. Если ты не явишься в положенное время, считай, ты проиграла. И тебе очень не понравятся последствия.
Одарив безумными огнями в кроваво-алых глазах, Шэдоу быстрым шагом направляется прочь, вскоре вовсе исчезая в одном из проёмов. Тяжело вздохнув, я устало сползла вниз по стене, тут же зарывшись в волосы пальцами. Вырванная прядь лежала рядом и, честно говоря, напоминала какую-то эмблему печали и скорби.
Лесма запрыгивает мне на плечо и успокаивающе трется об шею, напоминая мини-версию особо вредного кота; но подобное проявление заботы с её стороны не могло не смягчить хоть на грамм неприятную ситуацию, возникшую так внезапно.
— Что-то ты в последнее время действительно часто попадаешь в неприятности, хомяк, — бурчит Лесма, вызвав у меня очередной тяжёлый вздох.
— И не говори, — бормочу я, поднимая с пола свою несчастную прядь и в каком-то странном порыве прижимая её к груди.
***
Шэдоу вызвал меня на бой, я не могла отказаться.
Делора
Перечитываю это краткое сообщение, наверное, уже в сотый раз, прикусывая нижнюю губу.
— Надеюсь, мы не проиграем, — устало изрекаю, всё так же не в состоянии оторвать взгляда от дисплея мобильного.
Спектра лишь прочитал сообщение, но так ничего и не ответил, и, честно говоря, это меня слегка задело. Я, в принципе, очень негативно отношусь к игнорированию, как по мне, лучше уж крик, чем вот это оружие массового уничтожения. Ведь при крике ты чувствуешь себя оскорблённым, злым, порой недовольным, но живым, а вот при игнорировании ты чувствуешь себя пустым местом. А нет ничего хуже, чем чувствовать себя пустым местом. По крайней мере, у меня так.
— С таким настроем мы точно проиграем, — недовольно тянет Лесма. — Взяла себя в руки.
Мы стояли уже возле самого входа на арену, но я всё никак не могла взять себя в руки и зайти вовнутрь. Время беспощадно шло, а я всё зависла, со своими страхами и сомнениями. У меня определённо было плохое предчувствие. Оно сковывало похлеще страха, и из-за него становилось трудно дышать.
— Я верю в тебя, хомяк, — бурчит мой бакуган, которая, не смотря на деланное безразличие, тоже чувствовала себя не в своей тарелке. — Отстреляемся и пойдёшь себе с чистой душой пожирать еду.
Улыбаюсь ей, прикрыв глаза, позволив себе ещё буквально секунд десять мнимого спокойствия, а после набираю нужный код и захожу внутрь, тут же зажмурившись от яркого света.
Шэдоу уже был на месте; он стоял, широко расставив ноги, с гордо поднятым подбородком. Увидев меня, его лицо скривилось, а после особо едкая ухмылка украсила его лицо.
— Оу, ты таки пришла? — наигранно-удивлённо протянул парень, вновь высовывая свой язык и побуждая просто взять, подойти и вырвать его к чертям собачьим. — Похвально, ты не такая трусливая, как я думал до этого.
Лишь усмехаюсь, возвращая "приветствие":
— А ты не такой психованный придурок, как я до этого считала.
И хоть на лице парня всё так же играла едкая ухмылка, в его глазах мелькнула нотка ярости, а ноздри гневно затрепетали.
— Смотрю, ты полностью влилась в команду Спектры, понахваталась у него наглости и язвительности. Но ты не Спектра, у тебя нет такой силы и авторитета. Это так смешно выглядит со стороны, ты бы знала.
Он склоняет голову на бок, одаривая меня поистине кровожадной улыбкой, от которой у меня почему-то предательски задрожали коленки, а воздуха, которого и так не хватало ещё до захода на арену, стало ещё меньше.
— Я тебя просто размажу, — хихикает он, явно наслаждаясь моей реакцией, которую я так и не смогла адекватно проконтролировать.
Сжимаю руки в кулаки, надевая гантлет и мысленно уговаривая себя продержаться. Пережить этот бой и со спокойной душой уйти в свою берлогу.
— Гантлет силовой удар! — вскрикиваем мы одновременно, и слабое мерцание гантлета слегка отрезвляет.
До тех пор, пока Шэдоу не выпускает своего бакугана.
Даркус Хэйдес был кибер-бакуганом, созданным на основе Альфа Гидраноида, бакугана, принадлежавшего когда-то самому Маске. Хэйдес был вторым творением профессора Клэя, и по сравнении с Алтэйром, первым кибер-бакуганом, он был в раза три лучше. Мощный, практически неуязвимый, Хэйдес был способен разгромить своего соперника в пух и прах за считанные секунды.
И упаси боги, чтобы с моей Лесмой случилось такое же.
— Пайрус Лесма, вперёд!
Лесма появляется в огненном вихре, всё такая же красивая и сосредоточенная; я очень надеюсь, что я смогу привести своего бакугана к победе, хоть силы и не равны.
— Мой ход, — в глазах Шэдоу — сплошной триумф, будто он уже выиграл. — Активировать способность "Точечный удар Даркуса"!
— Активировать способность "Щит Пайруса"!
Щит Лесмы как раз выдерживает удар такой силы, хоть и не помог уберечь от потери 100g.
— Ты будешь защищаться или нападать? — лениво интересуется Проув, и я не успеваю даже карты достать, как он тут же добавляет: — Способность активировать "Фотоновый хвост".
Хаотично рыская по карманам плаща, я с трудом нахожу нужную карту способностей, вскрикивая:
— Способность активировать: "Огненный смерч".
Лесма хмыкает, образуя из языков пламени огромный смерч и несётся на Хэйдеса с громким ревом. Это была одна из самых сильных её способностей, и обычно она снимала 400g с соперника. Но, видимо, в этот раз всё пошло наперекосяк.
Хэйдес одним мощным ударом развеивает смерч и откидывает Лесму далеко в сторону. С невероятной болью наблюдаю, как она врезается в одну из стен, глухо застонав, но после, к счастью, таки находит силы взлететь вверх.
— Пора заканчивать этот бой, — фыркает Шэдоу. — Я думал, будет поинтереснее. Всё-таки, свинка Спектры, ну да ладно. Активировать способность: "Орудие смерти".
Лесму взлетает выше, пытаясь отклониться от атаки, но тёмная сущность таки добирается до неё, обволакивая полностью.
— Что за...? — гневно рычит она, стараясь вырваться, но эта тёмная энергия расползлась по её телу, подобно путам, не давая не то что вырваться — даже сделать лишнее телодвижение.
С ужасом смотрю, как сила Лесмы медленно исчезает и переходит к Хэйдесу.
— Лесма!
— Оу, тебе не нравится? — Шэдоу выглядит жуть как довольным собой. — Как жаль, а мне очень нравится.
— Лора, сделай хоть что-нибудь! — рычит Лесма, в то время как я хаотично пытаюсь найти нужную карту.
Вынимаю наобум пару карт и с ужастью осознаю, что я попросту
не вижу, что на них написано, и что это за карты вообще такие. Перед глазами всё плывёт, а мои лёгкие будто кто-то со всей дури сжал. Воздуха, которого и до этого было мало, сейчас вообще не стало, и я, словно рыба, жадно открываю рот в скудной попытке охватить хоть небольшую частицу такого нужного кислорода. Сердце колотилось так, будто я пробежала марафон без остановки, а перед глазами подозрительно начинает темнеть. Последнее, что я ощущаю — полный боли и отчаяния крик Лесмы, перед тем, как тьма полностью меня проглотила...
***
Очнулась я на чём-то мягком и тёплом, скорее всего, это была кровать. Да ещё и окутанная шлейфом из аромата хвои. Голову будто сжали две тяжелые плиты с двух сторон, да и ощущение, в принципе, было такое, будто меня переехал вездеход; открывать глаза не было желания, хотелось лишь провалиться обратно в темноту, на удивление, не такую уже страшную и жуткую, как казалось на первый взгляд. Тьма манила, влекла, и, честно говоря, устоять перед ней было крайне трудно. И я уже было нырнула в неё с головой, если бы в голове не мелькнула, словно вспышка, мысль, что отрезвила похлеще ведра холодной воды.
— Лесма! — вскрикиваю, спохватываясь и слепо оглядываясь по сторонам.
Но меня тут же аккуратно хватают за плечи, после вовсе вдавливая обратно кровать.
— Тише, Делора, не делай резких движений, — слышу я спокойный голос Спектры, тут же повернув голову в его сторону.
Сфокусировать взгляд было крайне трудно, перед глазами буквально всё плыло. Правда, пару мгновений активных морганий хватило на то, чтобы развеять мрак перед глазами и таки чётко увидеть фигуру парня, сидевшего рядом со мной мрачнее тучи.
— Что... — мой взгляд скользит по сжатым губам Спектры и останавливается на тёмном проёме маски с мерцающим бирюзовым огоньком. — Где?
— Успокойся, ты в безопасности, тебе больше ничего не угрожает, — руки на моих плечах чуть сжимаются, но Спектра всё так же выглядит расслабленным и спокойным, и это его состояние, на удивление, заразительное.
Становится чуть легче, по крайней мере, тревоги больше не было, да и дышать стало легче.
— Как ты меня... — с трудом сглатываю, горло пересохло и безумно хотелось пить. — Как ты меня нашёл?
Руки из моих плеч исчезают. Спектра берёт с прикроватной тумбочки графин с водой и наливает немного жидкости в стакан, который после молча протягивает мне. Удивлённо обхватываю его ладошками, недоумевая, то ли я сейчас выгляжу, как помятая картошка, то ли он уже научился читать мысли. Я очень надеюсь, что это не второй вариант, ведь в противном случае, я лучше сразу выйду из окна.
Делая такие сейчас желанные пару глотков воды, я удивлённо осматриваюсь, понимая, что нахожусь в комнате Спектры, да и, собственно, лежу на его кровати. И как я вообще сюда попала?
— Когда ты мне прислала сообщение, я заподозрил неладное, — хмуро тянет Спектра, сидя при этом так близко, что наши бёдра соприкасались, побуждая предательские мурашки по всему телу. — Дождавшись окончания эксперимента, я решил проверить, что происходит на арене.
Горько усмехаюсь, прекрасно понимая, что Спектра видел мой позор, видел, как легко я проиграла, и от этого мне становилось невероятно стыдно. Ужасно стыдно, что я так его подвела. Ни для кого не секрет, что вот об этом моём поражении узнал уже весь дворец.
— То есть, ты всё видел, — вырывается у меня помимо воли. — Жалкое зрелище было, да?
— Делора, — в голосе Спектры мелькают стальные нотки, да и сам он выглядел крайне раздражённым.
И я его понимаю. За все проигрыши любого Векса отвечает он, как лидер. А я ещё — часть его мини-команды, понимаю, насколько он сейчас разочарован. Он уже многое в меня вложил, и тут я так его подвела.
И от осознания подобного становится тошно.
— Ладно, где Лесма? — нервно хмыкаю. — Мне нужно с ней поговорить.
И извиниться за то, что я, как её напарник, не смогла в нужный момент включиться, и из-за этого мы проиграли.
Спектра чуть склоняет голову на бок, смотря на меня как-то... Странно. Не как обычно. То есть, его взгляд всё так же пробирал до самых костей, но не было в нем ни холода, ни насмешки, ни даже серьёзности. На Земле этот взгляд я видела всего пару раз, и, клянусь пончиками, возникал он только в тех моментах, когда случалась настоящая жопа. В груди всё неприятно сжалось от плохого предчувствия, но я стараюсь изо всех сил ещё держаться, не снимать до конца свою маску.
— Тебе нужно отдохнуть, приляг, — айсберг привычно сжимает моё плечико, вновь вдавливая в кровать.
Благо, я успела допить воду, ибо в противном случае, кто-то был бы мокреньким.
— Да не хочу, со мной всё в порядке, — я выдавливаю из себя улыбку, мою фирменную, что способна скрывать что угодно.
Даже крик боли внутри.
— Мне нужна моя Лесма, обсудим с ней, какой я головастик, раз мы с ней проиграли, — я вновь делаю рывок, пытаясь принять нормальное сидячее положение, но жёсткая, сильная рука Спектры мне этого сделать не даёт.
Смотрю на айсберга с непониманием. Лидер выглядел так, будто до этого проглотил длинную палку, насколько ровно он сейчас сидел. Да вообще он являл собой настоящее воплощение холода и суровости севера, и если бы не тепло его тела и не странный взгляд, я бы сделала вывод, что он окончательно превратился в сосульку.
— Ты чего? — бормочу, смотря на Спектру снизу вверх.
Но Спектра молчит, продолжая возвышаться надо мной и смотреть своим чёртовым взглядом, с чёртовым мелькающим беспокойством. Этот взгляд порождал внутреннее чудовище сгрызать мои внутренности, словно леденцы, вновь вселяя мрак и долбанное чувство тревоги. У меня даже сложилось такое впечатление, будто он пытается подобрать более подходящие в данный момент слова.
— Делора, её здесь нет, — голос Спектры спокоен, но тяжесть взгляда говорит о том, что сам парень сейчас явно не такой уже невозмутимый. — Ты её проиграла.
— Что?
Внутри меня всё рухнуло. Будто я стояла на краю пропасти, а кто-то, вместо того, чтобы протянуть руку помощи, безжалостно толкает вниз, прямо в пасть кровожадному чудовищу.
Этого просто не может быть. Это просто невозможно. Я просто не могла проиграть свою курочку.
— Мне жаль, — рука Спектры на моём плече сжимается до боли, но она меркнет на фоне всего это кошмара, что свалился мне на голову.
Это получается, я больше не услышу её ругань? Дерзкие ремарки, странную поддержку. Никто не будет будить меня по утрам, когда я удачно игнорирую трель будильника. Никто не будет успокаивать ночами, полными кошмаров, тихо шептать что-то неумело-утешительное, не догадываясь, что я не сплю. Никто не будет подкалывать, дуться, но потом так уморительно улаживать конфликт. Никто не будет спорить, язвить и, чёрт возьми, по-своему поддерживать.
Потому что я проиграла её. Моего друга. Просто из-за того, что я долбанная слабачка и не смогла взять себя в руки.
— Мою Лесму? — хмыкаю, опуская взгляд, рассматривая собственные ладони и с трудом сдерживаясь, чтобы не впиться в них зубами, дабы заглушить душевную боль физической. — Вот так просто взяла и проиграла?
Чувствую, как на глазах появляется предательская влага, поэтому я широко распахиваю их, в жалкой попытке не разводить сопли. Говорят, подобная манипуляция помогает сдержать слёзы.
Вот только почему-то у меня ничего не получается.
Маленькая девочка сидела возле старого дерева в парке, прижав коленки к груди и жалобно плача. Это было место, к которому она всегда приходила, когда было особенно плохо и больно.
Мама девочки не любила, когда девочка плакала. Она говорила, что плачут только слабаки и тряпки, а девочка ведь не тряпка. Хотя девочка отчаянно не понимает, почему слёзы — это признак слабости. Папа девочки всегда говорил, что вест на то и вест, что ему свойственно выражать эмоции, не важно, позитивные или негативные. Вот только когда девочка пыталась рассказать об этом мамочке, та начала кричать и брызгать слюной, а после и вовсе больно ударила девочку. А когда девочка расплакалась, то лишь отшвырнула её прочь, крича на весь дом, что девочка "неблагодарная тварь".
Поэтому девочка часто приходила именно сюда. Здесь мало кто ходил, а если и ходили, то никто обычно и не замечал сжавшийся маленький комочек. Пару раз, правда, пару людей таки смотрели на неё невыносимыми сочувствующими взглядами, как обычно смотрят на бездомных животных. Забрать то их не заберёшь, но жалостливо поцокать и сказать что-то типажа "бедный ребёнок" — это можно.
А девочке были не нужны эти жалостливые взгляды и подобные фразочки. Больше всего в жизни она мечтала о том, что найдётся кто-то, кто сможет её любить. Как папа до этого.
Даже не смотря на то, что он серая мышь.
— Чего ты ревёшь? — вдруг слышит девочка грубый голос где-то сверху, и тут же поднимает заплаканные глаза вверх.
— Кто здесь? — непонимающе тараторит она, оглядываясь по сторонам в поисках вероятного источника голоса.
— Да вот я, глаза открой, — перед носом девочки мелькает красный шарик, и она удивлённо моргает, обнаруживая, что это был бакуган.
Но не простой бакуган. А говорящий.
— Ты разговариваешь? — шокировано лепечет девочка, во все глаза уставившись на это странное существо, от огромного удивления позабыв о том, от чего она, собственно, опять грустила.
— Нет, блин, у тебя шизофрения, — бурчит бакуган, чуть покачиваясь со стороны в сторону. — Конечно, я разговариваю.
— Просто это так странно, — протягивает девочка. — Бакуганы обычно не разговаривают. Это значит, что ты особенная?
— Ну типа вроде того.
Девочка подставляет бакугану ладошку, и та, чуть помедлив, опускается на неё, явно выглядя сконфуженной.
— Ты чего хоть тут рыдала? — интересуется бакуган, в чьем голосе мелькнули странные нотки.
— Да просто понимаешь, — девочка широко улыбается, — меня никто не любит.
— Ну, это же плохо, чего ты тогда лыбишься?
— Это лучше, чем плакать.
Бакуган бурчит себе под нос что-то нечленораздельное, а после тяжело вздыхает, бормоча:
— Тебя хоть как зовут, хомяк?
— Лора. Только я не хомяк!
— Самый натуральный, — хмыкает бакуган. — Лесма. Меня зовут Лесма.
Девочка счастливо жмурится, глядя на это бурчащее существо с умилением. Оно хоть и явно было вредным и противным, но очень даже интересным.
— Лесма, — произносит чужое имя девочка, про себя отмечая, что звучит оно очень даже красиво. — А давай дружить?
Бакуган на минуту подвисает, а потом насмешливо фыркает, проговаривая:
— С тобой?
— Ага.
Девочка улыбается, солнечно и ярко, после чего Лесма таки сдаётся, лишь тяжело вздыхая.
— Ну давай попробуем дружить, — бурчит она, хотя в голосе у неё появляется нотка тепла. — Хомяк.
Лесма всегда была грубым и язвительным бакуганом. Но она была моим бакуганом, и я её всё равно люблю.
От воспоминаний становится ещё более тошно, и я чуть ли не впервые в жизни благодарна богам за свои волосы — эти сосульки вполне закрывали от Спектры моё лицо. А мне очень не хотелось, чтобы он увидел, как я пытаюсь изо всех сил не разрыдаться вслух.
— Мы найдём тебе нового бакугана, не переживай, — доносится всё такой же спокойный голос Спектры, и я чувствую, как внутри всё взорвалось.
Всё. Это конец.
С непонятно откуда взявшимися силами, я злобно скидываю со своего плеча его ладонь, уставившись прямо в чёртовое спокойное лицо Спектры.
Который просто не понимает очевидного. Который не понимает, что бакуганы — это не просто игрушки или механизмы с огромной энергией и силой. Они живые, они чувствуют и они, твою ж мать, умеют дружить так искренне и открыто. И пусть моя Лесма — грубая и агрессивная, но она единственная всегда была со мной. Не смотря на все ссоры и перепалки.
— Лесма — не просто какой-то бакуган, — вырывается у меня что-то на подобии рыка. — Она — мой друг, друзей не заменит никто. Даже не смей говорить о каком-то новом бакугане, мне никто не нужен кроме неё. Тебе ясно?
Тяжело дышу, осознавая, что я так и не смогла сдержать слёзы, и они сейчас противно льются с глаз на всеобщее обозрение; поняла, что опять позволила эмоциям взять вверх; в который раз убедилась, что ни черта у меня нет — ни выдержки, ни силы воли.
В народе таких, как я, действительно называют тряпками.
— Делора, ты что плачешь? — в голосе Спектры уже открыто мелькает беспокойство, а ледяная маска спокойствия, похоже, треснула.
Он придвигается ко мне ближе, но я тут же шарахаюсь, отворачиваясь от него и не позволяя больше видеть столь жалкое зрелище, как моё заплаканное лицо.
Пласка-макса!
Гляньте на это чучело, опять сырость разводит.
Ты вест или тряпка? Вот никак не могу понять.
Неблагодарная тварь, уберись с глаз моих со своими соплями!
Противные голоса твердят свои обидные фразы снова и снова, и они отдаются пульсирующей болью в висках, будто кто-то целенаправленно бьёт в них маленькими молоточками.
— Можешь посмеяться, — всхлипываю, вытирая противные дорожки руками. — Вот такая я тряпка, не умею сдерживать эмоции.
Посмейся, как другие. Я уже привыкла.
Но вот только Спектра не смеется.
Его руки аккуратно ложатся мне на плечи, от чего я дёргаюсь, в скудной попытке их сбросить, но, как обычно, тщетно. Когда Спектра попросту обнимает меня, я не сдержавшись, вновь громко всхлипываю, и позорно вжимаюсь в чужое тело, дрожащими руками нервно цепляясь за ткань плаща.
— Тише, — слышу я тихий голос Спектры у себя возле уха, его руки сжимаются вокруг меня ещё плотнее. — Делора, тише. Ты не тряпка, и я бы никогда в жизни не смеялся над твоей болью.
Он успокаивающее, до чёртиков
мягко поглаживает меня по спине, и меня затрясло, заштормило похлеще обычного, и я уже просто не могу сдержаться. Утыкаясь носом в чужую шею, вдыхаю опьяняющий запах хвои, сжимаясь, и отчаянно пытаясь быть как можно ближе, стараясь дрожать как можно менее заметнее, хоть это у меня и скудно получалось, кусая нижнюю губу в кровь и заглушая рвущиеся из груди всхлипы.
Но когда чужая рука зарывается мне в волосы и начинает мягко поглаживать, я, наверное, окончательно сдаюсь, горько заплакав во весь голос. И вот так несдержанно я плакала впервые за последние несколько лет, впервые после смерти папы в присутствии кого-то ещё. Кого-то, кому не наплевать. Кто не смотря на свои принципы и желания, обнимал так сильно, и одновременно аккуратно, будто делясь внутренним теплом и поддержкой.
Слезы были горячими, стекали по щекам, шее, носу; их было так много, что, казалось, они способны поглотить всё в этой комнате. Я оплакивала то, что было мне дорого, но что я так глупо потеряла: папу, подругу детства, Лесму, ценность жизни, ставшую в одночасье такой хрупкой, просто позволяя себе утонуть в таком тёплом весте, который обычно был самим воплощением холода.
Весте, который презирал слабость в любом её проявлении; весте, о беспощадности которого знали все в нашей галактике; весте, который не признаёт дружбу и другие глубокие чувства.
Весте, который почему-то меня не бросил.
