Spectator

— Почему мне нельзя с тобой? — в голосе Гаса слышится обида. — Если что-то пойдёт не так, мы с Волканом поможем. Вздрагиваю, с тревогой взглянув на парней. Что-то мне кажется, что один особо раздражительный вест воспримет последнюю фразу не так как нужно. И, увы, я оказалась права. — Ты считаешь, что я не могу победить глупого землянина? — Спектра одаривает Грава таким взглядом, что даже я, сидя на большом расстоянии, поёжилась. Гас опускается на колено, спешно пробормотав что-то, признавая, что совершил глупость. Смотрит на Фантома обречённо, умоляюще. Как слуга на своего хозяина. — Рад это слышать, Гас, — цедит наш несменный лидер, разворачиваясь и быстрым шагом выходя из ангара. Гас тут же поднимается, со всех ног убегая следом. А я лишь сжимаю губы и с какой-то горечью ощущая, как огромная змея под именем совесть вьётся кольцами, злобно шипит и грозится в любой момент впиться в плоть ядовитыми клыками. Гас возвращается буквально через пару минут. Тяжело вздыхает и опускается на ближайший ящик, зарываясь пальцами в волосы. Прикусываю нижнюю губу, чувствуя, как сердце сжимается от боли. Вскакиваю, быстрым шагом подходя к парню. Сжимаю и разжимаю кулаки, нервно хмыкнув, и тоже усаживаясь на ящик. Гас смотрит на меня каким-то остекленевшим взглядом и я ощущаю, как моя нижняя губа предательски начинает дрожать. Я просто молча обнимаю его. Иногда не нужно слов, чтобы показать кому-то, что ты здесь, рядом, что ты готов поддержать. Да и не умею я нормально утешать. Гас вздрагивает, но не отталкивает; прикрывает глаза, сводя брови на переносице. Ложу голову ему на плечо, сильнее сжимая в руках ткань его плаща. Если бы можно было окутать кого-то любовью и поддержкой, как одеялом, то я бы отдала Гасу большую часть. Ведь друга лучше Гаса я в своей жизни ещё не встречала. Даже Джи меркнет на его фоне — таким потрясающим вестом он был. Потрясающим вестом, которого все недооценивают. Никому не нужный ребёнок, полжизни провевший в приёмных семьях, от которых каждый раз сбегал; подросток-ботаник, над которым нещадно глумились его же одноклассники; парень, у которого отобрали всё. Парень, который оброс невидимой бронёй, в которую спрятал себя прошлого — обидчивого, очень заботливого и искреннего. А всё ради того, чтобы выжить в этом проклятом мире, где на тебя наплюют, бросят в грязь, да ещё и сверху наступят. И никто не пожалеет, никто не поддержит. Потому что этот мир стал гнилым. Весты, ведомые злостью и недовольством собственной жизнью, скалятся и готовы в любой момент впиться в глотку оппоненту. Настоящая дружба стала редкостью, а о любви я вообще молчу. Спектра для Гаса — не просто наставник и вест, способный чему-то научить. Он для него что не есть идол. Для Гаса его слово — закон, его взгляды всегда правдивы, а решения не поддаются обсуждению. Верность Спектре была безграничной, и Грав скорее бы умер, чем когда-либо предал бы его. К всему этому, Гас всегда старался ему угодить, чем и заслужил соответствующее прозвище среди остальных Вексов. Гас готов ради Спектры на всё. А вот Спектре порой, кажется, наплевать. Ему не нужна забота и не нужна поддержка. Он — волк-одиночка, который привык доверять только себе да и думать только о себе. И мы с пуделем для него — всего лишь помощники, которых он, правда, не променяет на кого-попало, но относиться иначе вряд ли станет. Это обижает. — Это я виновата, — Гас смотрит на меня непонимающе. — Я разозлила Спектру с самого утра. Вот он на тебя и зашип... Точнее, он тебе выдал столь... гневную тираду. Губы Грава трогает грустная улыбка. Он лишь качает головой, и из-за этого пара его прядей мимоходом встретились с моим личиком, не совсем приятно его хлестнув. — Хомяк, ты мастера вечно злишь, дело здесь не в тебе. Просто я никогда не умел вовремя остановиться, — видимо, мои красноречивые эмоции на физиономии были столь явными, что парень тут же спешно добавил: — Я в порядке, Лора, ничего такого не случилось. Он продемонстрировал чудовищную улыбку акульих пропорций, демонстрируя мне, что ему просто здорово. Так здорово, что хочется биться головой об стену. В какой-то момент он мягко поглаживает мои руки большими пальцами, принуждая выпустить из объятий. Повинуюсь, прекрасно помня, что пудель не любит длительных нежностей. Только и остаётся, что проводить взглядом его понурую фигуру, когда он спешно продвигается к выходу. — Ты куда? — Гас оборачивается лишь на мгновение, демонстрируя всю ту же чудовищную улыбку ходячего мертвеца. — Пойду рассекать личиком воздух и отталкиваться ножками от земли, как ты сама говорила когда-то, — он пытается говорить бодро, но у него всегда плохо получалось скрывать истинные эмоции. Лишь киваю, прекрасно понимая, что ему нужно побыть наедине с самим собой. Хотя внутри меня шла неистовая борьба между истинными чувствами и здравым смыслом. Хотелось обнять его до хруста в рёбрах и не отпускать, говорить, что я рядом и нести другие ванильные, но такие нужные в этот момент вещи. Ведь каким бы ты гордым не был, сколько бы не уверял себя в том, что тебе никто не нужен, но даже самым опасным и злым существам иногда нужна поддержка и ласка. Когда дверь ангара тихо затворилась, я, не сдержавшись, истерически смеюсь. Мой смех переходил из тихого смешка в громкий гогот, из-за чего Лесма, мирно сопевшая в моём кармане, начала недовольно бурчать. Силой воли заставляю себя замолчать, но было уже слишком поздно — Лесма таки проснулась. Не переставая что-то недовольно бормотать, мой бакуган с кряхтением вылезает из кармана, тут же плавно повиснув в воздухе. Волны недовольства, исходящие от неё, не почувствовал бы только булыжник. — Ты обкурилась? — я даже искренне улыбаюсь на её гневное восклицание. — Гогочешь, как гиена и мешаешь некоторым благородным бакуганам спать. Тыкаю в неё пальцем, с каким-то странным удовольствием вслушиваясь в её нецензурную речь о моём интеллекте. — Нет. Я просто чувствую себя так, словно неожиданно провалилась в замаскированный люк и попала в гигантскую мясорубку. Конечно, я выбрала не самого сочувствующего собеседника, да и не сильно разумного, но даже Лесма может иногда посоветовать дельные вещи. — А я в который раз удостоверилась, что ты вроде уже взрослая, но всё ещё дура-дурацкая, — красный шарик качнулся в воздухе и у меня вновь возникло желание её тыкнуть, но я вовремя сдержалась. Если ещё и она обидеться, то я пойду где-то повешусь. — Я не в курсе, что у вас там, у смертных, за делишки, но я тебе скажу одно — если ты будешь депрессивным фаршем, то кто-то из тебя сделает котлету, — мой желудок при понимании еды жадно застонал, и мне оставалось лишь сочувственно погладить себя по животу. Прости, чувак, мы на диете, худеем. — Такую котлету, как я, никто есть не будет, — буркаю, начиная выбивать нервную дробь пальцами по колену. — Естественно, депрессивным котлетами место в мусорном ведре, — Лесма в кои то веки серьёзна. — Но ты у меня хоть и была фаршем, но всегда свеженьким. Революционным фаршем. Который не сдаётся. Который своей смелостью доказывал, что я не зря связала с ней свою судьбу. И сейчас не смей меня разочаровать. — А может я устала быть такой, — уныло бормочу, вырисовывая невидимые узоры на собственной ноге. — Что ты там пробормотала, дырка в жопе? — Лесма приближается к моему лицу, а гневные нотки в её голосе почему-то меня начинают раздражать. — Мямлишь и мямлишь, аж бесит. Так что? — Ничего, — огрызаюсь, не имея огромного желания с ней спорить. — Я пойду подышу свежим воздухом. А ты спи себе дальше. Устало поднимаюсь на свои две, плетясь к выходу. Не хочу я больше находится в этом месте, на этой планете. Хочу домой, где стоит мой ноутбук, где мои любимые рестораны. Где меня не терзают призраки прошлого. Я задыхаюсь в этом проклятом месте. Улица встретила меня долгожданной свежестью. Тяжёлые капли дождя тут же окатили меня, медленно смывая, казалось, грязь, что находилась внутри меня. Грязь в душе, грязь снаружи. Ненавистные патлы очень скоро стали мокрыми и облепили моё лицо, вызывая отвращение. Но возникшая апатия помешала их даже попытаться убрать. Очень долго просто смотрю на от­ра­жение пас­мурно­го не­ба в лу­жах на ас­фаль­те и чувс­тву­ю стран­ное дав­ле­ние на пле­чи, слов­но эти ог­ромные гро­зовые ту­чи надавили на меня, и постепенно при­гиба­ют к зем­ле. Или, может, это совесть так терзает. Или же я просто отравилась. Этой жизнью, сво­им постоянным оди­ночес­твом. Хотя, как можно быть одиноким, имея друзей и знакомых? Очевидно, со мной что-то таки не так. Так хо­чет­ся ут­кнуть­ся но­сом в чье-то пле­чо и по­нять, что не одна и боль­ше не нуж­но пря­тать­ся и прит­во­рять­ся; и маски будут сброшены, а истинные чувства наконец вылезут наружу. Когда-то. Почему-то я всё ещё остаюсь наивной и верю в подобное. Каждый из нас должен платить за то, что получает в этом мире. Может быть, поэтому нас сначала создают детьми и ставят к земле поближе, потому что знают: нам предстоит много падать и истекать кровью, прежде чем мы выучим этот простой урок. Платить за то, что имеем, обладать тем, за что платим. У меня больше нет сил платить. Откидываю голову назад, закрывая глаза и подставляя лицо проливному дождю. Я хочу раствориться в нём и потечь вместе с водой в отверстия в земле. Если бы только можно было прос­то от­ре­зать, будто сухие ветки, гадкие мыс­ли и воспоминания, отравляющие мою жизнь, я бы так и сде­лала. Но они уже по­сели­лись настолько глу­боко внут­ри, что пустили корни. — Что ты делаешь? — слышу рядом знакомый металлический голос. И этот холодный, влас­тный го­лос зас­та­вил вздрог­нуть всем те­лом. Открываю глаза, повернувшись, и тут же встречаюсь взглядом с бирюзовым огоньком Спектры. Быстро же он вернулся. Или же я опять потеряла счёт времени. А может, это просто иллюзия. Мотаю головой, зажмурившись, после резко открывая глаза. Но видение не исчезло, наоборот, стало ещё чётче и ближе. И только в тот момент, когда моё плечо ощутимо сжимают, я осознаю, что это никакая не иллюзия, а всего лишь один вест, который заставляет чертей в моём омуте ощутимо волноваться. — Принимаю земной душ, — облизываю губы, от чего-то ощущая острую нужду сделать глоток холодной воды. Вижу, как Спектра сжимает губы. Чувствую его тяжёлый взгляд и инстинктивно обнимаю себя руками. Он недоволен. Опять. Интересно, а в этот раз чем? Наверное, тем, что я дышу слишком громко. — Внутрь. Быстро, — сухо проговаривает Спектра, перехватывая меня за предплечье и достаточно грубо таща обратно в этот чёртов ангар, где воздух промозглый и тяжелый от запаха мокрого камня и сырой земли.  Послушно иду следом и так же покорно сажусь на ящик, когда мы заходим внутрь. Спектра же любит, когда его приказы выполняются беспрекословно, а я умею быть хорошей девочкой. На голову мне кидают мой же плащ, который я непонимающе откидываю. И тут же физиономия Спектры вновь появляется совсем рядом с моей моськой, а сам он, буравя меня хмурым взглядом, начинает закутывает меня в мой же плащ и не останавливается, пока я не становлюсь похожей на гусеницу. Недовольно ёрзаю, таки с огромным усилием освобождая из плена ткани руки, тут же скрещивая их на груди. Наверное, со стороны я выгляжу смешно. — Где Гас? — Спектра садится рядом со мной, видимо, вновь решив допрашивать меня с пристрастием. — Не знаю, — из-за того, что укутали меня довольно туго, пожать плечами мне не удалось. — Он ушёл прогуляться и пока не вернулся. Реальность вновь вырывает меня из мира воображения, и я начинаю ощущать всё, что происходит вокруг, как прежде. И первое, что я понимаю, — в ангаре стало достаточно прохладно. И меня почему-то колотит. — Я запрещаю тебе выходить из ангара в такую погоду, — холодно цедит Спектра, наблюдая за мной уж слишком пристально. — А ты меня привяжи, — я не хотела ответить ему грубо, но почему-то с языка само сорвалось. Нервы давно уже пора лечить. — Не дерзи, — Спектра реагирует, на удивление, спокойно. Из его мокрых волос капли падают прямо на плащ. Из-за влаги его волосы обретают насыщенный пшеничный цвет, но всё так же забавно торчат в разные стороны. — А ты не бурчи на меня, — от чего-то обиженно кидаю, хотя парень мне в данный момент ничего не сделал. И вообще, по сути, он мне ничем не обязан. — И вообще, — смотрю на него с вызовом, чуть приблизившись, — вот что — Гас ни в чём не виноват. Своими недавними действиями ты сделал ему больно. Он же просто заботится. Делаю паузу, каким-то бешеным взглядом наблюдая за реакцией Фантома. Тот же одарил меня вполне спокойным взглядом, задумчиво хмыкнув. Поэтому, облизав потресканные губы, я продолжаю: — Это я тебя раздражаю. Я мешаю. И если тебе нужно на ком-то сорваться, то срывайся на мне. Тем более, что ... Апчхи! От неожиданной подлости собственного организма, я пошатнулась, и так как сидела на самом краю ящика, то чуть не упала, если бы вовремя не нашла равновесие. — Держи своих питомцев при себе, — недовольно тянет Спектра, отодвигаясь от меня и смотря как-то странно. И почему-то это его простое телодвижение вызвало у меня моментальный приступ ярости. — Все микробы на подлёте к тебе дохнут смертью храбрых, — обиженно кидаю. — И не нужно шарахаться от меня, будто я больна чумой. Что-то сжимает грудь; легкие словно проткнули чем-то острым и стянули вместе. Я не заразна. Ко мне можно прикасаться. И в тот момент, когда я была готова вновь вернуться в пучину собственных серых мыслей, меня пребольно щипают за щеку. — Ай! — я аж подскакиваю, ошарашенно воцарившись на довольно ухмыляющегося Спектру. — Ты что творишь? — Я не смог сдержаться, — Фантом окидывает меня насмешливым взглядом. — Ты надулась, как хо­мяк, затерянный в нед­рах тун­дры и смот­ришь на ме­ня, как-будто и впрямь укусишь. А это выглядит... заманчиво. — Ещё раз тронешь мои щёки, то я тебя действительно укушу, — угрожающе шиплю, пряча свои несчастные щёки за воротником плаща. — Учти, я потом позвоню в соответствующие органы и скажу, что меня закусал до смерти бешеный хомяк, — эта его ремарка вызвала нервный смешок, грозившейся вновь перерасти в гогот сбежавшего из психбольницы больного. Сильнее кутаюсь в плащ, ибо стало уж сильно холодно. Меня пугает непокорность собственного тела — я не могу унять дрожь, и не думаю, что она возникла из-за холода. Неожиданно мне на спину ложится тёплая ладонь. Это прикосновение обожгло кожу сквозь слои ткани. Судорожно втягиваю воздух ртом, когда меня обнимают; охватывает замешательство, смешанное с желанием оказаться еще ближе и вместе с тем как можно дальше. Его руки очень сильные. Когда Спектра притягивает меня к себе, я будто разлетаюсь на кусочки. Тысячи осколков вонзаются в сердце, хилые швы на ранах расходятся, образовавшиеся раны начинают кровить. Мой плащ — единственная преграда между нами. Сталь обнимающих рук сковывала тело, но ничуть не давила. Исходящий от Спектры жар будто согревал изнутри, и я таю, растекаясь, словно зефирка под солнцем. Аромат хвои вмиг вскружил голову, и я просто млею, борясь с желанием прижаться ближе. — Что ты...? — к лицу хлынула краска, несмотря на странную негу, мне таки стыдно. — Успокойся, я просто тебя грею. Тебя всю колотит, а если заболеешь — оставлю на Земле, с нами назад не полетишь, — Спектра слишком близко, он очень тёплый и до невозможного вкусно пахнет. Твою мать, что это со мной? Я носом практически утыкаюсь ему в шею и, к своему огромному ужасу, с трудом сдерживаюсь, чтобы не потереться носом об его кожу. — С чего ты решил, что я заболею? — я сглатываю, мой взгляд скользит по этому обнажённому участку кожи. Боги, ближе он пахнет так восхитительно, что я скоро с ума сойду. — Прогноз погоды, — и мне бы сейчас не помешало то спокойствие, которое звучит в голосе Спектры. — Что? — горло засаднило, я закашлялась, с удивлением отмечая, что кольцо объятий стало ещё плотнее. — Говорю, прогноз погоды, — в его интонации появляется слышится толика веселья. — Кашель юго-восточный, 150 м/с, а такими темпами пойдёт и ливень из соплей, — а значит надвигается постельный синдром. — Здесь просто пыльно. И довольно прохладно, — перья воротника приятно щекочут моё лицо. Спектра хмыкает. Чуть отстраняет, пальцами приподнимая мой подбородок, вынуждая посмотреть в глаза. Чувствую, что опять краснею, составляя конкуренцию помидору, а особенно мне неловко стаёт, когда я встречаюсь взглядом с бирюзовым огоньком его маски. Мне бы­ло по-нас­то­яще­му неудобно от его взгля­да, ко­торый, ка­залось, про­едает во мне огромную ды­ру. Будто смотрит прямо в душу. — Когда хочешь, чтобы твоя речь выглядела убедительно, то не мямли и смотри прямо в глаза, — Фантом убирает руку от моего лица, чуть наклоняет голову на бок. Его губы дрогнули, словно он с трудом сдерживает улыбку. Мысли в моей голове словно пробежали марафон. Прикусываю нижнюю губу, в какой-то момент чувствуя в себе странный прилив энергии и сил. Вновь смотрю прямо на бирюзовый огонёк. — Ты зануда, — уверенно произношу. Моё сер­дце под­ска­кива­ет к са­мому гор­лу и бь­ет­ся о груд­ную клет­ку, а ла­дони вмиг ста­новят­ся влаж­ны­ми. Спектра ух­мы­ля­ет­ся. Сме­ет­ся и од­новре­мен­но ру­га­ет за мою наглую и дерзкую фразу. И я искренне жалею, что не имею возможности прочитать эмоции по его глазах. По мне явно плачет психбольница.