Проиграй меня

В тот вечер Курамочи так ни разу и не выиграл. На следующий день они продолжили в комнате Реске. Не то чтобы это было связано с тем, что Савамура наотрез отказался куда-либо уходить в этот раз. Однако, у Коминато-старшего тоже были соседи. Один играл в сёги, по пути изучая историю развития бейсбола в Японии, другой как раз таки сидел за приставкой, но принять к себе в команду двоих пришедших отказался. Точнее, он отказался играть именно с Реске, видите ли, он слишком легко у всех выигрывает, а вот с Курамочи Исашики тут же согласился сразиться, да еще с большим удовольствием. Не успел шорт-стоп ему ничего ответить, как Ре-сан утащил его из комнаты. — Есть еще одно место, где всегда рады любому человеку из Сейдо. Миюки был в комнате один. Что неудивительно. Он сидел за письменным столом, что-то усиленно изучая, и то и время хмурил брови. Дверь со скрипом раскрылась, и в комнату ворвался Реске, а за ним вошел запыхавшийся Курамочи. Ре-сан держал шорт-стопа за руку, но Миюки решил не акцентировать на этом внимание, он пошутит об этом позже, когда не надо будет учить кучу бессмысленной информации, чтобы сдать одно летнее задание. Курамочи, в свою очередь, подумал, что только Миюки может учить что-то в последние дни каникул, хотя сам же и собирался списать все у него, когда представится возможность. Ре-сан разулся, прошел через всю комнату, сел напротив телевизора, в общем, чувствовал себя как дома. Йоичи было хотел объяснить ситуацию, но Миюки его опередил: — Из всех комнат в общежитии вы решили выбрать мою, чтобы поиграть? — спросил он, улыбаясь, но в то же время не сдерживая злости. — Да, — усмехнулся Ре-сан. Кетчер сердито посмотрел на него, но сдержался и ничего не ответил. — Если собираешься зубрить, иди в пятую, там тихо. Миюки долго молчал, протыкая семпая взглядом, но Реске бессовестно игнорировал его, занявшись игрой. В конце концов, кетчер глубоко выдохнул, собрал записи и учебник и молча направился к выходу, окинув шорт-стопа мрачным взглядом. Вдруг его глаза сверкнули, и сразу же настроение Кадзуи улучшилось. Перед тем, как выйти он проговорил, ухмыльнувшись: — Я надеюсь, вы не собираетесь заниматься в моей комнате всякими извращениями? Курамочи нахмурился, покраснев до ушей, и Миюки довольно рассмеялся. Ре-сан же застыл, поставил игру на паузу, потом повернулся к кетчеру и, улыбнувшись ему, ответил: — Надеюсь, что ты тоже не собираешься ничего такого делать с Савамурой. Это заставило Миюки резко захлопнуть за собой дверь. Потом послышались его удаляющиеся шаги. — Что-то знаешь? — поинтересовался шорт-стоп, подходя и садясь рядом. — Так, по мелочи, — ответил Реске, довольно улыбаясь. * — Этот козел… — бормотал Миюки, подходя к пятой комнате. Он достал из-под коврика запасной ключ, открыл дверь и зашел внутрь. Включил свет, прищуренными глазами оглядываясь вокруг, и только когда убедился, что в комнате никого нет, разулся и прошел к рабочему столу. Все равно эти двое игромана не дали бы ему посидеть спокойно, поэтому совершенно логично было уйти оттуда, тем более, что здесь никого нет. Единственное, за что Кадзуя оставался злым на Ре-сана, это его последние слова. Он сел, раскрыв перед собой ту же тетрадь, записи из которой читал в своей комнате, но так и не смог сосредоточиться. В голове постоянно проскакивало напряженно-взволнованное «Он все знает». Потом Миюки немного успокоился и начал думать, что именно «он» знает и откуда. Кетчер пришел в себя только, когда дверь распахнулась, и в комнату забежал запыхавшийся Савамура, резко закрыл за собой дверь, потом закрыл на защелку и успокоенно выдохнул. — За тобой что, бешеные псы гонятся? — поинтересовался Кадзуя. Эйджун аж подпрыгнул от неожиданности, удивленно посмотрел на кетчера, а потом с подозрением уточнил: — Ты что здесь делаешь? — Время провожу, — безэмоционально ответил Миюки, предчувствуя, что его ожидает. Савамура самодовольно ухмыльнулся, подошел поближе, походил туда-сюда, посмотрел на записи кетчера, после чего поинтересовался: — Так сегодня тебя выгнали из твоей же комнаты? — питчера прямо распирало от удовольствия. Миюки измученно улыбнулся. — Знаешь ли, эта комната принадлежит Савамуре Эйджуну, так что советую побыстрее уйти отсюда и вернуться в «комнату Миюки Кадзуи», куда ты меня даже не пустил вчера, — с этими словами Савамура в позе самого вежливого дворецкого указал ему в сторону двери. Миюки усмехнулся, подумав, что сегодня неудачный день, раз даже питчер-идиот над ним смеется, но сдаваться не собирался. Проигнорировав предложение Эйджуна, кетчер вернулся к чтению записей. — Миюки Кадзуя! — возмущенно завопил хозяин комнаты. — Как ты вообще сюда попал?! — А я сталкер, — объявил, засмеявшись Кадзуя, — таскаю твои вещи, пока тебя нет дома. — Это называется вор, — холодно ответил питчер, тут же отстав от него. Достал с книжной полки недавно купленное «Преступление и наказание» и сел на кровати, погрузившись в чтение. На долгие полтора часа в комнате стало тихо, но ни один из них так и не понял смысла прочитанных страниц. Оба думали об одном и том же, но с разных сторон. Савамура вспоминал событие, произошедшее вчера днем, и Миюки тоже, но Эйджун думал о том, с чего оно началось, а Кадзуя — о том, чем оно закончилось. Теперь кетчер был уверен, что Ре-сан все слышал, хоть и понадеялся, когда заметил его, выходя из-за сарая с инвентарем, что Коминато только подошел. Савамура же не видел Реске, он видел перед собой пораженного Миюки Кадзую и слышал с каждым стуком сердца повторяющееся «Ты мне нравишься, ты мне нравишься, ты мне нравишься…», повторяющееся его собственным голосом, который теперь казался далеким и сказочным, словно стал частью легенды, или может, расплывчатого утреннего сна. Но нет, это была реальность, настоящая, осязаемая. И Савамура жалел, что ушел тогда, не дождавшись ответа, побоявшись его услышать. Единственное, о чем жалел Миюки, — что Ре-сан услышал то, что предназначалось только ему и никому другому. Через полтора часа он все-таки решил сказать это. — Савамура, о вчерашнем… — Не надо этого говорить, — перебил его Савамура, — я и так знаю. Я и не хотел от тебя… взаимности. Просто сказав все, легче высвободиться и отпустить это чувство. Они молча смотрели друг на друга, Эйджун — прямо и открыто, а Миюки — с еле заметным прищуром в уголках глаз. Потом кетчер отвел взгляд и усмехнулся. Почему-то эти слова разозлили его. — Не хочешь взаимности… — пробормотал он, отворачиваясь к тетрадям, еле сдержавшись, чтобы не продолжить: «Не хочешь, как хочешь», потому что для Савамуры это бы означало надежду, а Миюки и сам не знал, имеет ли смысл обнадеживать питчера. Его признание было громом среди ясного неба, и уже второй день не выходило из головы. На девяносто девять процентов Миюки мог сказать, что не чувствует того же самого, но на один процент он сомневался. Сомневался, потому что, когда услышал это от Эйджуна, не смог смотреть ему в глаза. Он не раз отшивал до этого многих, чьих лиц так и не запомнил, хотя смотрел им прямо в глаза. Но одной секунды взволнованного и смущенного Савамуры Эйджуна, произносящего всего лишь «Ты мне нравишься», было достаточно, чтобы эта картина закрепилась в мозгу навечно. И хоть Миюки смотрел на него, заставлял себя смотреть прямо и вызывающе, смотреть как обычно, на самом деле ему было страшно смотреть в глаза Савамуре. С одной стороны, страшно, потому что теперь он видел Савамуру насквозь, угадывая буквально каждую его мысль, и если раньше он мог лишь предполагать, что прав, то сейчас был в этом уверен. С другой стороны, он боялся того, что видел, потому что это волновало его, побуждало к появлению новых чувств и эмоций и рождало в голове вопросы, на которые Миюки не хотел знать ответ.