Примроуз

      Серый, сырой потолок и солнечные глаза утенка – это все, что окружали меня в палате. Я была так рада, что моя сестрёнка оказалась жива, что совсем забыла про связь с внешним миром. Нет, месть к Сноу пылала во мне тем же огнём, но я думала, что все это будет намного позже, когда я все-таки смогу прийти в себя.       Сейчас же я вдруг вспоминаю. Будто просыпаюсь от долгого сна. Мои весёлые посиделки с Прим, омрачённые лишь памятью о Пите, должны были закончиться, как и все хорошее, что когда–либо бывало в моей жизни.       И вновь это желание вспыхнуло во мне с новой силой. Убить, забрать жизнь, сделать мертвым. Самое главное – чтобы он больше не смог ходить по земле. И чтобы это было сделано моими руками. От такой злобы мне даже иногда становиться неловко при Прим. Она бы никогда не смогла убить человека. Она бы просто не смогла. Даже Сноу. А я не такая. Я жажду мести.       В этот же день мне принесли свежую одежду. Прим схватила меня за руку и потащила в новое жилье. Нам досталась просторная комната в одном из самых дальних коридоров Дворца. Так захотела моя мама, она сказала, что мне нужен покой. Здесь я нашла все свои вещи: парашют с жемчужиной, брошку и медальон. Я не стала перебирать свои пожитки, боялась вновь удариться в хандру.       Моей самой первой целью было навестить Пита. Узнать, как его здоровье было необходимо для меня. Но сестра уговорила отложить визит до завтра, хотя тут же убежала к больным.       Я осталась одна в этой жутко огромной комнате. Позолоченные рамы с вырванными повстанцами картинами, расписание, ковры, мягкие диваны… все это очень сильно напоминало мне о Сноу. Мне начался казаться его ужасный запах, но я тут же отогнала плохие мысли от себя: первое, что сделали солдаты Койн – проветрили все комнаты Дворца.       Я только прилегла на кровать, как услышала негромкий стук в дверь. Тревога снова посетила меня, мне снова становиться страшно. Медленно и тихо я подкрадываюсь к двери, прислушиваюсь к звукам. Ничего. В надежде, что мой гость передумал, я резко открываю дверь. И вижу знакомое лицо.       Гейл.       За то время пока я лежала в палате, я много думала о его бомбах. Как его разработка оказалась в руках Сноу? Это мне неизвестно, но то, что мой друг принял в этом не малое участие – это однозначно. Подумать только, Прим могла умереть! И какого было бы понимать, что её смерть частично заслуга друга? Я часто пыталась отогнать от себя подобного рода мысли, но где-то глубоко в памяти я поняла ужасную истину: Гейл мог бы стать её убийцей. И от этого мне становиться тошно. Странное ощущение: хочется прогнать, но хочется впустить. Прогнать, вспоминая, что он заставил меня пережить там, у подножья Президентского Дворца. А впустить, как старого друга, приятеля по охоте.       Я хочу выгнать плохие мысли, выкинуть сомнения из своей головы. Я хочу избавиться от противного сомнения и вернуть нашу дружбу назад. Поэтому, прилагая огромные усилия, я выдавливаю из себя дружелюбную улыбку и шире открываю дверь.       На лице Гейла – сомнение. Он боялся этой встречи, не знал, как я его приму. Да что уж говорить, я и сама не знаю, как мне себя вести. Хоторн аккуратно заходит в комнату и оборачивается, желая заглянуть мне в лицо. Но я отвожу глаза, потому что не готова встретить его обеспокоенный взгляд, боюсь, что не выдержу его расспросов.       Неловкая тишина. Мы думаем об одном и том же. Что теперь с нами будет? Пришёл ли нашей дружбе конец? Первым не выдерживает Гейл и начинает шумно ходить по комнате желая заполнить эту неловкую паузу.       - Как твое самочувствие? – спрашивает он, развернувшись и рассматривая письменный столик. Я же про себя отмечаю, что он сделал первый шаг, значит, он борется за нашу дружбу.       - Уже лучше. – отвечаю я. – Ты не заходил ко мне в палату.       Я чувствую, что начинаю совсем не с того. Было бы правильнее, если бы я бросилась ему на шею и говорила, что прощу. Или если бы я начала закатывать истерики и, в конце концов, прогнала. Но я стою и говорю какую–то ерунду. Я прекрасно знаю, что он не приходил ко мне, чтобы дать мне время подумать. И его слова подтверждают мои догадки.       - Я боялся, что ты не захочешь меня видеть. – парень разворачивается ко мне и пожимает плечами.       Я хочу спросить, его ли была та бомба. Хочу, чтобы он сказал мне, что не причем, разогнал все сомнения, подтвердил свою невиновность. И вот я уже хочу задать тот самый вопрос, громко глотаю воздух и поднимаю свои глаза, но в последний момент встречаюсь с его взглядом. Боль, жгучая боль отражается в его взгляде. Грустные глаза глядят с раскаянием, и Гейл не заставляет себя долго ждать.       - Прости, – еле слышно выговаривает он. – прости меня, Китнисс. Если бы я знал.       И тогда я понимаю, что наступает тот самый момент, приходит то самое время, когда решается важный вопрос. Буду ли я его утешать, скажу ли я что все в порядке? Дам ли я ему второй шанс? Мне трудно. Очень трудно.       Но я вспоминаю Пита. Как–то раз, мы разговаривали с ним о его семье. Он рассказывал мне о них много плохого, и я не понимала, как он с этим живет. Я смотрела на него таким сочувствующим взглядом, на что он сказал: «Надо уметь прощать, Китнисс». И, может быть я смогу?!       - Все в порядке. – выдавливаю я. – Самое главное, что Прим осталась жива.       Я сама удивлена своим ответом. Пит, то есть прежний Пит прощал других. Прощал родителей, братьев, прощал ту, которая не раз разбивала ему сердце. Так неужели я не прощу? Я постараюсь стать такой же доброй, как Пит. Я дам Гейлу второй шанс.       Гейл не улыбается, не выдаёт своей радости. Но вздох облегчения сам срывается с его губ. Он разворачивается боком ко мне и зарывается рукой в свои волосы, прикрывая глаза.       - Спасибо. – иногда шепчет он. Я вижу, он очень хочет меня обнять, но не смеет. Это хорошо, объятья сейчас точно не нужны.       Я смотрю на Гейла, с завистью рассматриваю его гладкую кожу. Вдруг раздаётся все тот же знакомый писк: коммуникатор. Хоторн быстро приходит в себя и, кидая мимолетное «до встречи», скрывается за дверью этой комнаты.       Весь день я провожу в своем жалком жилище: рассматриваю дорогую мебель, пытаюсь отвлечься от тяжёлых мыслей. Меня уже начало клонить в сон, когда я услышала, как открываются двери. Прим радостно забежала в комнату, выпуская из своей хрупкой руки мамины руку.       - Привет! – протянул она, кидаясь мне в объятья. – Как ты без нас? Скучала?       - Есть немного. – отвечаю я и улыбкой приветствую маму. – Гейл приходил. – говорю я скорее для мамы, чем для Прим, ведь никто не знает о его секретной разработке, такие орудия держались в Тринадцатом в секрете.       - Да? И что же он говорил? – интересуется мама.       - Просто интересовался здоровьем. Как там его младшие? Хейзел? Решили остаться в Тринадцатом? – я не знаю, зачем я это спросила, но мне было интересно, может быть он бы решил остаться в Тринадцатом и наши проблемы решились сами собой?       - Куда ж они без него, - выдыхает мама. – он ведь глава семьи.       Горькое молчание установилось в нашем временном доме. Глава семьи - это всегда для нас больная тема. Слишком глубокие раны получили мы, когда лишились отца. Наверное, я всегда буду так трепетно относится к этой тяжёлой теме.       Тем не менее, мы все тут же берём себя в руки. Едим ужин, расправляем постель. Когда мы укладывается и, как и раньше, я начинаю перебирать светлые волосы моей сестрёнки, Прим начинает разговор.       - Что будет с нами дальше? – говорит она.       - Не знаю. Может быть, постараемся жить, как раньше? – предполагаю я. На самом деле, я ещё не задумывалась об этой теме и такой неожиданный вопрос натолкнул меня на глубокие размышления.       - То есть, мы вернёмся в Двенадцатый? – спрашивает сестрёнка и ставит меня в тупик. Прим помнит, во что превратился наш дом. Дистрикта – 12 больше нет, но сможет ли он восстать из пепла? Сможем ли мы возвратиться туда и начать все с начала? Я думаю, мы будем пытаться, потому что других вариантов у нас нет. В каком бы Дистрикте мы бы не стали жить, нас всегда будет тянуть обратно. Поэтому, тяжело выдохнув, я отвечаю:       - Конечно. Это же наш дом.       После чего я целую сестрёнку и проваливаюсь в сон.