Люси
Просыпаюсь я от прикосновения к плечу, вырвавшего меня из уже привычного кошмара, где из такой страшной, непроглядной темноты чудится ласковый голос, и внезапная, нежданная боль так стискивает сердце, что я еще несколько долгих секунд не могу начать дышать. Почему я продолжаю слышать его во сне, а не наяву? Слеза выползает на висок и соскальзывает вниз, резко стираю ее ладонью, оглядываясь. — Люс, мы на привал остановились, — информирует разбудивший меня боец, недоуменно поглядывая, с чего я дерганная такая. — Далеко только не сваливай, у нас стоянка всего час. — Ладно, в кустики хоть можно отлучиться или под конвоем поведешь? — бурчу ему сипло, отмахиваясь и разминая затекшие мышцы, краем уха слушая, что под конвоем он не прочь меня сопроводить куда угодно. Прям спасибо, какой галантный. Несмотря на скверное пробуждение и тяжелую голову, чувствую себя отдохнувшей. Прохладно, облачки пара валят изо рта и я запахиваю сильнее куртку. День уже плавно перетек в синие густые сумерки. Драгстер застыл недалеко от дороги, на хорошо просматриваемой местности, чтобы никто незамеченным не подобрался. Перекусим и поедем дальше, никто ночевать за стеной не намерен, хоть и не зубочистками вооружены. Прежде, чем присоединиться к остальным, внимательно слушаю окружающую тишину, и направляюсь к кромке перелеска, придирчиво пытаясь осмыслить внутренние ощущения. Кто б мне сказал, зачем? Но какое-то теплое, живое, едва уловимое ощущение бередящее сердце подсказывает мне о том, куда нужно следовать. Да и вообще, все мои действия последних месяцев, больше напоминают детскую сказку: «Пойди туда — не знаю куда, найди то — не знаю что»… и я к этому уже привыкла. — Так вот, кто меня звал, оказывается, — говорю я, заметив среди кустов большую темную тень и в тот же миг почувствовала странное ощущение из смеси тоски и радости, будто неожиданно встретила давно забытого друга. — Ты стал еще больше, чем раньше, Парень… Скриммен бесшумно, словно выплывает из кустов, приближаясь ближе, и я аккуратно протягиваю руку вверх, касаясь покатистой монументной головы. Сердце ускоряется, но это не страх, а любопытство и восторг… Скриммены не самые жуткие существа, обитающие за стеной, в чем я уже не раз смогла убедиться лично, и от Парня не исходит ни агрессии, ни опасности. Люди бывают куда страшнее и подлее. Ладонь медленно скользит по подставленной теплой морде — сама бы я не дотянулась, в нем больше двух метров роста, как минимум. Последний раз я видела его, когда была с Ризом и, кажется, что мою руку накроет сейчас чуть огрубевшая ладонь, а спина почувствует тепло мужской груди, в которую я вжимаюсь… От нахлынувших воспоминаний у меня под ложечкой засосало и кожу мурашками стягивает, за ребрами распирает огненным шаром. Я скучаю, и мне плохо без него! Гладкая морда слегка ведет из стороны в сторону, почувствовав мои эмоции и я не сразу понимаю, что скриммен погружает меня в транс… Шквал смеха и яркие огни резко нарушают тишину и я узнаю Яму, просто до отказа забитую народом. Вокруг людское море скандирует наперебой радостными криками, хмельные бесстрашные машут кулаками под звуки громкой музыки, а по волне из рук в руки передают девушку и я с удивлением узнаю в ней Мию. Светлые волосы развиваются, глаза горят, она улыбается, улыбается так лучисто и искренне, как я уже очень давно не видела, и не могу не улыбаться сама. Моя подружка светится от счастья, это потрясающе! Теплая атмосфера накрывает с головой, до дрожи, до щемящего чувства в сердце. Ни тоски, ни боли, а какое-то восторженное ощущение праздника гуляет в крови. Разноцветные огоньки слепят глаза, не дают рассмотреть, что происходит среди взбудораженной толпы, а потом чьи-то руки, сильные и теплые обнимают меня со спины, я упираюсь лопатками в твердую грудь, откидываю голову на крепкое плечо и прикрываю от удовольствия глаза… Мне невозможно, просто бессовестно хорошо… А потом видение меркнет, выбросив меня в темноту перелеска. Скриммен исчез. Растерянно смаргиваю и, кажется, даже не дышу… я на какое-то время вообще обо всем на свете позабыла. Просто обо всем. Но вечно это продолжаться, к сожалению не могло… Там было так спокойно сердцу, умиротворенно, а теперь в душу вновь вернулся грубый надрыв — как ножом по чуть зарубцевавшейся ране. Что это было? Что? — Люси! Эй, Эванс, куда ты пропала-то? — голос нарушает тишину. Обернувшись, обнаруживаю, что меня уже хватились и возвращаюсь к стоянке, пытаясь разобраться в том, что показал мне скриммен. Сердце пропускает такт. А если это какой-то знак? Очень хочу в это верить… Праздники в Бесстрашии не редкость, особенно сейчас, когда война закончилась, и ничего удивительного в том нет кроме того, что в видении Мию передавали по рукам как невесту, в лучших традициях бесстрашных… Я прекрасно знаю, как она тяжело переживает потерю Бермана, чтобы поверить в то, что такой исход может быть в ее жизни, но видение было настолько ярким и живым, что, когда мы доезжаем до фракции, я подсознательно ожидаю увидеть те самые яркие огоньки, полную Яму радостных людей, передающих из рук в руки улыбающуюся девушку, и услышать звуки музыки и смеха. Но передо мною лишь монолит из серого камня, живущий своей обыденной жизнью и я отправляюсь на поиски Ми. Отчего-то мне так тревожно!Мия
Я рассматриваю свои руки с безупречным маникюром и удивляюсь безмерно… Ну как, как можно жить в Бесстрашии и иметь такие идеально красивые, крепкие и гладкие ногти. Знаю несколько девиц, которые убили бы меня из зависти, если бы знали, что я ни черта с ними не делаю… Последнее время мое сознание то и дело цепляется за какие-то совершенно незначительные детали, постоянно останавливаясь на том, о чем я раньше и не задумывалась даже… За что угодно… Только не погрузиться в пучину боли, только не думать о том, что… я опять потеряла. Кажется, что душа совсем одеревенела и слез больше нет, хотя по-началу их было сколько хочешь и казалось этот поток совсем не иссякнет. Берман… Только его прозвище вызывает дрожь во всем теле от сознания того, что я могу больше его не увидеть. Мы так непозволительно мало провели времени вместе и все время вспоминается та самая, наша первая ночь, когда мы, два полных и абсолютных дурака, испытывая неловкость никак не могли отбросить в сторону все останавливающие нас причины. Это случилось как раз после того, как Бермана ранили на вылазке, а Люси украли. Истерика моя довольно быстро закончилась, но ей на смену пришла, как обычно, злость. Все ни к черту, все не так, от беспокойства за любимую подруженцию просто перехватывает дыхание… Грушу я избивала от злости тогда часов до трех ночи. Мышцы уже подрагивали от напряжения, и тело ныло от усталости. А сон все не идет, но и слез уже нет… Как добралась до своей комнаты, я не помню. В общагу идти не хотелось, все уже спят и слушать чужую возню радости было мало. Очнулась я уже в кресле, наверное, даже успела заснуть, хотя по времени оказалось, что просидела я всего несколько минут. Из полудремы меня вырвал стук в дверь. Чертыхаясь сквозь зубы и думая, кого мог черт принести в такое время. Думала, что Тамилка пришла проверить меня, но оказалось что это… Берман. — Привет, — смотрит он исподлобья на меня, одной рукой потирая затылок. — Я пришел проверить, как ты. — Я нормально. А ты как? Давно тебя выпустили из Эрудиции? — немного ошарашено отвечаю, не зная куда девать глаза. Застал он меня конечно… Вся взмыленная, на голове конский хвост, каждая мышца вибрирует и ноги не держат. То ли от того, что я перезанималась, то ли от слишком откровенного взгляда на мой топик, почти не скрывающий грудь… — Поздно уже вообще-то, — выпалила я первое, что пришло в голову. Я не знала что делать дальше, потому что после всех признаний, что прозвучали после той злосчастной вылазки, ничего больше не происходило. Меня отправили в Бесстрашие, а Берман остался в Эрудиции, и вот теперь он пришел, а я… Просто не знаю что сказать… — А… да… — Берман заметно растерялся и отлепился от дверного косяка. — Я вот тут принес… Ты забыла в Яме, — он протягивает мне куртку, а я порывисто дергаюсь, чтобы взять ее и в какой-то момент наши руки соприкоснулись. Ничего не произошло прямо в тот момент, зато в следующий… Я даже не поняла, как оказалась прижата к стене, а его губы уже терзали мои, вызывая мне целый вихрь самых разнообразных эмоций. Сон как ветром сдуло, я судорожно тяну воздух, потому что казалось, задохнусь сейчас, и жаркая волна сначала поднялась откуда снизу, обожгла грудь, воспламенила щеки и опустилась обратно, в самый низ живота, скрутившись сладкой ноющей судорогой. — Берман, — ошарашено прошептала я, когда он ненадолго оторвался, только для того, чтобы удостовериться, что я действительно ему ответила, что я хочу его не меньше. — Я не могу больше, Мия, — задыхаясь шепчет он мне в шею. — Не могу больше убеждать себя, что ты не для меня… Я с ума сойду на старости лет… — Так! — я взяла в ладошки его лицо и заставила посмотреть на себя. Сразу стало не по себе под его жарким взглядом, и я поняла, все, это мой предел. — Не хочу больше ничего знать и слышать от тебя про возраст! — притягивая его к себе и чувствуя его желание, я целую его сама, срываясь на постанывания от затопивших меня чувств. Никому и никогда я не отдавалась с такой страстью, ни с кем и никогда я не испытывала таких ощущений… Чуткость помноженная на опыт просто покоряла, так нежно и в то же время настойчиво никто не обращался со мной. Воспоминания опять разбередили свежие раны, и груша уже не помогает, так хочется выть от тоски. Хочется, как в детстве, закрыть ладошками лицо и чтобы кто-нибудь большой и взрослый пришел и сказал: «Бусинка, не плачь!» — и решил все твои проблемы… Вот только… Любимого не вернуть слезами… — Привет, детка, отлично выглядишь! — раздается голос рядом со мной и я не сразу поняла, кто такой камикадзе, который вот так запросто может подвалить ко мне в столовке. Парни уже знают, что ко мне подваливать бесполезно, а тут какой-то смертничек нашелся… — Скучала по мне? Первое, что фиксирует зрение, это расписанная татуировками рука, и только тогда до меня дошел весь ужас моего положения. Тело будто сковало, опутало невидимыми путами, язык моментально прирос к небу и стало трудно дышать. Налицо все признаки идиотии… — А, привет, — как можно безразличнее отвечаю я Колину, стараясь не показать, как действительно на меня подействовало его появление. Неужели он может разговаривать со мной, будто не он меня насиловал на пару со своим дружком, будто не он чуть не отправил на тот свет Джая… С ума сойти, до чего гадкий тип… Я смотрю на него сейчас и думаю, ну отчего я так сохла по нему? Как я вообще могла обратить на него внимание? Да, он похож на раскраску, да это очень притягивает взгляд, ну, а дальше-то что? Неужели я была такой долбанутой, что купилась на эти вы*боны — так раскрасить тело, чтобы можно было голым по Яме пробежаться, никто бы и не заметил… Смотрю и в голове начинает созревать план. — Как ты без меня, детка, — Колин подсел и почти развалившись на столе, пытается заглянуть мне в глаза. Я уже успела к этому времени взять себя в руки и улыбнулась ему одной из самых очаровательных своих улыбок. — Как видишь, жива, — мурлыкнула я, похлопав ресницами. — Ты тоже, я смотрю, в порядке. Ты сбежал, или тебя выпустили за хорошее поведение? — О чем разговор, детка, я отсидел свое, теперь я чист перед законом и тобой, — он поигрывает бровями, а я стараюсь не сблевать. До чего мерзкий тип… — Может, мы… Вспомним былое? Да ладно тебе, крошка, — досадливо отвернулся он, видимо мне не удалось скрыть возмущенного взгляда. Мысли о том, что этот паршивец чувствует свою вину у меня даже не возникло, — что было то прошло, ну… я погорячился тогда, ты меня завела своими предложениями о сексе втроем. Нужно четче высказывать свои желания… Опа, так выходит я же еще и виновата. Вот это да, такой незамутненности можно только позавидовать… Странно, но больше от этого незатейливого движения, чем от наглого заявления, ярость всколыхнулась в груди. Ни вздохнуть, ни моргнуть, ни разжать губ… Ему не было стыдно за то, что он тогда со мной сделал. Весь тот для меня непроходящий ужас и пытка, для него оказались не стоящие ни памяти, ни угрызений совести мелочами. Пока я обмирала от произошедшей подлости, шарахалась от всех ребят, боялась, каждую симуляцию переживала все заново, захлебывалась от стыда и бессилия, он вообще не сожалел о случившемся! Ни единого дня. Сделал и вычеркнул из памяти, будто так и надо. Словно я не человек, а моя обида и боль — всего лишь бабская блажь… Ну ладно, милый, посмотрим сколько ты продержишься. — О чем ты, Колин? Я не пойму, о чем речь… — Да? — удивился он, вроде бы, и пожал плечами. — Мне тут птичка на хвосте принесла, что ты мне изменяла с каким-то стариком, детка, но я не поверил, потому что знаю, что ты только меня любишь. Ведь так? Да? — Конечно, — у меня еле-еле получилось разжать сведенные челюсти. Как хорошо, что Тамилы и Анишки нет во фракции, они всегда чувствуют, когда со мной что-то творится и материализуется прямо из воздуха. Люси тоже нет, она ездит, не оставляет надежду, что сможет найти Риза… Ну, а у меня свои способы справится со стрессом. — Колин, — нежно проворковала я. — Ты давно вернулся? — Да нет, сегодня только перекинули наш отряд с исправительного поселения, — гордо заявил мне он. — Знаешь, детка, я ведь почти год даже не нюхал женского тела, — тянет он и подается вперед, а я еле удержалась, чтобы меня не передернуло, насилу выдавив из себя подобие маслянной улыбки. Надеюсь ты чужие х*и нюхал там. Милый. — Так, может быть… Мы отпразднуем твое возвращение, — кусая губы, томно протянула я. Надеюсь это выглядело нетерпеливо и смущенно. И точно, глаза Колина затянуло поволокой, и он резко притянув меня к себе впился пиявкой в мои губы. Ах, ты ж, твою мааать… Как же… — Давай не здесь, прошу… — только и смогла выдавить я, не помня себя от отвращения. Черт, меня кажется сейчас… — Пошли, — также грубо и резко, как и всегда, Колин дергает меня с места и тащит на выход, под недоуменные взгляды бесстрашных. Черт, а ведь многие знают, что я тоскую по Берману, и их удивление… Мягко говоря оправдано… Он тащит меня, то и дело останавливаясь, толкая меня к стене коридора. Подрагивающие руки сжимают мою грудь, губы хаотично блуждают то по моим ключицам, то снова возвращаются к губам терзая их, а я живу только мыслью, что все это кончится, когда-нибудь точно… Ничего-ничего, парень, тебе понравится, обещаю, хе-хе… Наконец Колин дотащил меня до комнаты, втолкнув меня в нее и сразу же отправился к кровати, на ходу сдергивая с себя куртку. Я уже хотела приступить к завершающей части моего плана, когда он вместо того, чтобы опуститься на кровать, присел перед ней и принялся колдовать с ножкой. — Вот они мои хорошие… — бормочет он, а мне становится страшно. У меня хранил, значит свое дерьмо, чтобы далеко не ходить. Вот урод… — Как ты насчет выпить? — невозмутимо спрашиваю, изо всех сил отворачиваясь, чтобы не видно было подрагивающих от презрения губ. — Выпить — это мы завсегда готовы, — довольно тянет Колин. Кажется мне удалось усыпить его бдительность, а он продолжает раздеваться, бросая вещи прямо на пол и заваливаясь в одних трусах прямо поверх покрывала. Может, ему в душ предложить сходить, если он сам не понимает… — Давай сюда, что у тебя там, — он протягивает руку, а я подаю ему бокал, старательно отводя взгляд. Колин опрокидывает в себя выпивку, а я удовлетворенно про себя хмыкаю. Ничего, не долго тебе осталось, урод… — Ну же, детка, иди ко мне, моя красавица, — он протягивает ко мне свои лапы, и моментально мне вспоминаются его прикосновения, как я умоляла его не трогать меня так грубо, ведь я была уже согласна и в жестокости, кроме насилия в чистом виде, не было резона… — А ты не хочешь попробовать что-нибудь новенькое? — вывернулась я от него и отскочила в сторону, плавно покачивая бедрами расстегивая куртку. — О, моя девочка хочет устроить мне стриптиз? — заухал радостно Колин. Гамадрил. — Дааа, — тяну я кокетливо, — а может, и… что-то поинтереснее… — О, ла-ла, цыпочка, я смотрю ты времени даром тут не теряла… Ну же, покажи чему тебя научил твой старик… Иди ко мне, у меня член уже колом стоит… Я выхватываю из-за пояса нож и втыкаю ему в глазницу, следом, вытащив клинок с хлюпанием, обтираю от остатков глазного яблока и не обращая внимание на вопли отрезаю его хер, «стоящий колом». После чего перерезаю ему глотку и раздираю его горло руками, пока полностью не оказываюсь в его крови… На самом деле нет. Это всего лишь глюк. Иллюзия. Мечты… Я продолжаю покачивать бедрами, медленно снимая с себя топик и тяну время, чтобы транк успел подействовать. Сейчас, уродец, сейчас тебе будет полные штаны удовольствия…Люси
Тревис нашлась на тренировочной площадке, самозабвенно зло мутузящая грушу так, что та вот-вот грозится сорваться с креплений. Наверное, хотела побыть одна, подумать. Нам горько, обеим. Мы потеряли тех, кого любили и ни чем эту утрату на заглушить. Тихо подкрадываюсь ближе, стараясь не скрипеть песчаной насыпью под подошвами. — Явилась, наконец? — спрашивает она резко, не поворачивая головы. Кто-нибудь, верните мне прежнюю Мию, живую, счастливую, а не этот обтесанный выпавшими на ее долю испытаниями, кусок жесткого гранита. — Да вот соскучилась что-то… Давай, помогу? — киваю я на мотающуюся туда-сюда грушу. — Не-а. Все равно уже пора заканчивать, — удосужилась на меня посмотреть и снова отвернулась, ничего не спрашивая. Были бы какие новости, я б ей первой по коммуникатору сообщила. — Может, тогда пойдем куда с тобой посидим? Два месяца тебя не видела. — Да сколько угодно! Как раз сейчас мне это нужнее всего, но сперва пойдем-ка со мной. Ми беззастенчиво хватает меня за руку и как бульдозер тащит за собой. На мое робкое предложение рассказать, чего хоть случилось, она нехорошо усмехается. Объяснения ее поведению находятся, как только она толкает дверь своей комнаты и включает свет… — Оп-ля! Ниче ты так без меня развлекаешься… — ахаю я, рассматривая распластанного звездой на ее кровати парня. Колин Месснер, чтоб его, собственной примерзкой персоной. Лежит тут, наверное скучает… Смирно так лежит, крепко привязанный, а во рту кляп. Замечаю у него в нескольких местах уже подсохшую кровь. Не слишком много, ничего страшного… Он промаргивается, пытаясь разглядеть, что происходит, а потом его глаза на потной роже наливаются прямо-таки ненавистью. Ну-ну, дырку не прогляди. Интересно, а чего это моя любимая подружка задумала? — Ми, это кто ж этого козла выпустил в цивилизационное общество? — чуть отойдя от шока, поинтересовалась я. — Или он сбежал? — Выпустили, ублюдка, — горько хмыкает под нос Тревис, выуживает из полки бутылку чего-то крепкого и делает глоток. Молчит немного, дышит шумно, пытаясь справиться с эмоциями. Аж голос сел. — И ко мне прямиком припи*довал, как ни в чем не бывало. Потрахаться захотелось! — Это он, конечно, не подумав сделал. Ну, надеюсь, ты не собиралась расчленить его и прикопать по-тихому за стеной? — А что, так можно? Ого-го! Брыкливый какой, словно мул. Ух… убить готов, только развяжи. Конечно, мы не всерьез, но от нахлынувших воспоминаний, что этот урод сделал с Ми, у меня аж кожу между лопаток стягивает. А ей каково сейчас?! Подумав немного, глубоко вдыхаю и выдыхаю. Почему нет, собственно? — Любой твой каприз, хочешь, ножовку принесу? — пока Месснер затихнув, прислушивается к нашему разговору, наигранно невозмутимо предлагаю я, отобрав у нее бутылку. Да, это то, что нужно. — И музычку погромче врубим, чтоб никто не услышал. Вот только койку же всю изговнит… А вдвоем справимся? — Спра-а-авимся, — хищненько оскаливается подружка, сдувая светлую челку со лба. — Он же сам хотел развлечься втроем, вот мы его сейчас и вы*бем как следует. А потом кастрируем! Че ты там мычишь, боров вонючий, — пнув резко оживившегося придурка ногой, выплюнула Тревис, — за отросток свой испугался? Было б чего жалеть, — и сдергивает подушечку до этого прикрывающую срам извивающегося ублюдка. — Фууу, никогда не понимала, чего ты в нем нашла, а теперь и недоумеваю, — тыча на растатуированное тело, прыснула я, — или это он с испугу спрятался? — Ладно, поржали и хватит, а то так и до греха недалеко… Как на счет чистосердечного признания, Колин? А? — вздохнула бесстрашная, передавая мне в руки небольшую видеокамеру. Ми подходит к нему, присаживается рядом, поднося к причиндалам нож. — Сейчас я кляп выну… орать бесполезно. Никто тебе не поможет. И ты подробненько, а главное честно и без запинки расскажешь о том, что тогда произошло в моей комнате. Всё-всё! Только в этом случае, уйдешь отсюда невредимым. И забудешь обо всем навсегда, иначе запись будет обнародована. Если нет, отрежу яйца. Их эрудиты еще не научились восстанавливать. Ясно? Согласен — кивни. Он таращит на нее глазенки и кивает. Получив согласие, Тревис выдергивает кляп. — Суки, вам это с рук не сойдет… — Да загнохни ты, падаль, — и смачный удар поддых обрывает поток его угроз. — Еще как сойдет, никто про тебя и не вспомнит, — глаза у Ми дурные, улыбается. — Да пырни ты этого пид*раса, пусть помучается. Тебя он не жалел! — зашипела я, подавив в себе желание немедленно треснуть эту сволочь бутылкой по черепу. Злость берет… аж в глазах темнеет. Вот ни капельки не жалко этого урода, насильника, для которого Ми была вещью. Который чуть не убил Джая. Хорошие, замечательные парни погибают, их не вернуть, а такое дерьмо осталось живым, чтобы и дальше поскудить… Бесит-бесит-бесит! — Ускорим процесс… Люс, снимай, — острое лезвие надрезает кожу возле самого сокровенного у мужиков, выпустив тоненькую струйку крови, неглубоко, но пересраться ему хватает. И замирает, ожидая потока признаний, медленно вдавливаясь в пах. Колин делает круглые глаза, чертыхаясь сквозь зубы, понял, что шутки кончились, еще более стремительно кивает. Вот теперь он точно боится. Ой, как трогательно… Где ж твоя храбрость, а? Задавая наводящие вопросы, постепенно выдавливаем из него, так сказать, чистосердечное, записав все на камеру. Бесится, дергается, злится, но рассказывает все, как миленький, как ни странно, обливаясь потом и кое-где кровью. Смотреть на него противно. А строил-то все время из себя! — И что с ним делать теперь? — брезгливо спрашиваю у Тревис, запивая мерзкое ощущение крепким напитком. — Слушай сюда, голубок, — информирует она ожидающего свою участь ублюдка. — Если ты хоть раз появишься возле меня, или возле нее, или задумаешь хоть как-то отомстить, то это животрепещущее видео увидят все бесстрашные. Сколько ты проживешь после этого? Усек? — И что, мы просто так его отпустим? — сокрушаюсь я, гадая, чем бы этой пакости растатуированной от шеи до пяток еще насолить. — Ми, а у тебя маркеры цветные есть, всегда хотела попробовать себя в нательной живописи? — Только розовые и голубые. — А, пойдет! — и замахав нетерпеливо руками, я забираюсь на кровать. Черт подери, мы, кажется, еб*нутые! Но через двадцать минут из комнаты Ми мы выталкиваем в коридор под всеобщий ржач, что слышно, наверное, на милю вокруг, нечто жуткое, голое, раскрашенное в яркие цвета. Кляп, кстати, мы не потрудились вытащить, чтоб он не мешал всласть предаваться нам художествам своими воплями, и теперь урод еще осатаневши хрипит сквозь свою затычку. Месснер срывается бешеным быком, люди от него отскакивают, провожая недоуменными взглядами, а мы складываемся с подружкой пополам от хохота. Нервы, злость, захлестнувшее отчаяние, надрыв в душе, но больше всего неимоверно терзающая тоска, вот-вот катализирует наш приступ веселья в бурную истерику, словно оголились все нервные окончания. Я зажимаю рот ладонью, но неукротимый смех так и бурлит, выплескиваясь наружу. — Эй, Эванс, — не успели мы зайти обратно в комнату, как раздается по коридору зычный ор, — тебя там в Яме ищут. — Кто? — Почем я знаю, кажется, Дилан. Топай и сама узнаешь. Тьфу ты, ну что опять! Дилан? Дружок Гилмора? Черт, неужели наш обормотина куда-то снова вляпался… Оставив Ми вышвыривать в окно шмотки Колина, припускаюсь в Яму, гадая, чего могло такое случиться с Джаем, и приметив мечущегося по тренировочной площадке Дилана, налетаю на него коршуном. — Что? Что-то с Гилмором? Подрался? Живой хоть… — а выражение его лица вынуждает меня осечься на полуслове. — Да что ему будет, — взволнованно отмахивается парень. — Я только что узнал. Сегодня с восточного полигона пришло сообщение, что наши накрыли одну из баз стервятников. Там были пленные, слышишь, один из них назвал фамилию Идрис! — бумс… сердце тяжко ударяет о грудину, и я задерживаю дыхание, боясь пропустить хоть слово. — Что ты сказал? Повтори! — просипела я, жутко опасаясь, что ослышалась. — Повтори, Дилан! — Люси, кажется, Риз твой нашелся.Музыка: Aerosmith — I Donʼt Want to Miss a Thing
Яма пошла вокруг расплывающимся хороводом, проморгавшись, я отпихиваюсь от диспетчера и несусь в гаражи, к своему внедорожнику. Руки так дрожат, что не сразу удается завести двигатель. Ключ кое-как попадает в скважину, печально стонет в пальцах, еще секунда и, кажется, сломается. Чертыхаюсь и бью по рулю. Стресс и усталость дают о себе знать. Ору сама на себя — успокойся! Получается. Мотор взрыкивает, давлю на педаль, выворачиваю, с грехом пополам к воротам и выжимаю газ. Мысли бестолково мечутся в голове. Господи, неужели это правда, пожалуйста… Сердце лупит в солнечное сплетение, будто приговаривая «да быстрее же ты, быстрее…» Я сама не верю. Мне кажется! Одна мысль неприятно гложет краешек сознания — я сплю, окончательно рехнулась, может, даже умерла… А, к черту! Он живой! Нашелся, когда я уже было верить перестала. Жив и цел! Еду и еду, наплевав на опасность столкнуться со стервятниками, но оружие под рукой. Нельзя о них забывать. Мотор внедорожника уютно урчит и шины с шорохом пожирают бездорожье милю за милей, а у самой ладони взмокли от напряжения. Риз был в плену, может, ранен или еще что… Но он жив! Это самое главное. В ворота полигона я вкатываю на жутком взводе нервов, когда солнце уходит, а небо наливается синевой. И не заметила, сколько была в дороге, кажется, бесконечно. Почему время в такие моменты становится резиновым? Сердце громко и больно выстукивает в груди, руки трясутся. Господи, сейчас я его увижу. Сейчас… Уф! Скорее бы! Впереди, у казарм какие-то бесстрашные, силуэты в сгущающихся сумерках уже слабо различимые. Машина замирает, а я выбираюсь из салона и бегу вперед, чувствуя какой-то прямо сумасшедший прилив энергии, потому что одна фигура в черном внезапно срывается мне навстречу. Ноги вдруг заплетаются от нервного перенапряжения, но остановится просто не могу. Это он! Риз! К нему толкает меня каждый удар сердца. Я спотыкаюсь, падаю, поднимаюсь и бегу снова. Голова кружится. Кричу во весь голос, зову… Дыхание шумно рвется из груди, что я сама себя не слышу. Он стремительно приближается, еще ближе, а потом мы встречаемся с ним глазами… Обычно ореховые, с расширившимися в полусумраке зрачками, они кажутся почти черными, и смотрят внимательно и ласково. Нет, это не сон, все по-настоящему. Камень с души свалился… блин, да у меня сердце чуть не лопнуло! — Риииз!!! — и через секунду я падаю в его руки, чуть не снеся мужчину с ног и висну на крепкой шее, со всей силы обхватив ее руками. Слезы сами текут по лицу. — Риз, живой… Живо-о-ой! Хороший мой, любимый… нашелся, — горланю, как свихнувшаяся, и всхлипываю, и плачу, захлебываясь словами, а он смеется, шепчет что-то бессвязно, полуприкрыв золотистую радужку ресницами. Сильные руки тесно прижимают меня к себе и я зарываюсь носом в него, вдыхая такой любимый, какой-то особый, его личный запах. Любимый до боли в груди. Вдыхаю так жадно, словно запах и правда может рассказать, где же он был столько времени. Его сердце колотится, как сумасшедшее… — Ты в порядке? Не ранен? Скажи мне, — мотает головой, улыбается. — Почему ты молчишь, Риз? — Люси, ты просто меня оглушила. Я люблю тебя, слышишь… — срывающийся голос и пальцы стирают слезы с щек, приподнимая вверх мое лицо. Спазм перехватил горло и губы дрожат так, что ни слова не вымолвить. Киваю болванчиком, знаю. Я же чувствую, теперь точно чувствую, словно в меня вернули недостающую часть жизни. Видеть его после пережитого ада — все равно, что возродиться вновь. — Я не верила, что тебя больше нет. Не могла поверить… и искала… так долго, — обхватываю его чертовски утомленное лицо ладонями, притягивая к себе, забираясь пальцами в отросшие пряди непослушных волос и целую подставленные губы бесконечно долго, кажется, целую вечность, никак не в силах остановиться. Они обветренны, немного жесткие, но такие невозможно нежные, любимые и вкусные. Те самые. — Счастье ты мое, как же я скучала! — Я знаю, девочка моя, я тоже скучал. Люси… я наговорил тогда, под влиянием Оракула… я не хотел этого. — Риз, — отрываюсь на мгновение, чтобы заглянуть в чуть повлажневшие сияющие глаза с отблеском солнца в радужке. — Это все теперь не имеет значения. Важно только то, что ты вернулся. И снова тянусь, беспорядочно касаясь губами заросшей темной щетиной щеки, перецеловывая заострившиеся от усталости скулы, глаза, нос, просто осоловевшая от счастья, снова и снова, до умопомрачения, сама себе до конца не веря, что это не сон. Что я прикасаюсь к нему, чувствую его тепло, слышу шумное дыхание… вижу любовь в его глазах. Это чудо… настоящее чудо — он жив и здоров. — Ты вернулся, ты шел ко мне… Мне снилось, что я слышу твой голос, что ты зовешь меня… и я искала… Почему я больше не слышу тебя мысленно? — спрашиваю я, осторожно обводя контур его лица и меня затапливает всепоглощающее блаженство. Он улыбается, жмурится от удовольствия, как кот, которого гладят. Ловит губами мои пальцы, и смотрит пристально, будто и сам не верит, что это реальность. — Способности стали пропадать после уничтожения Оракула, поэтому мне не удавалось связаться с тобой. Я успел сгенерировать защитное поле перед взрывом, но на него ушли все мои силы, и потом долго пришлось восстанавливаться. И они совсем пропали. Так что теперь будем общаться, как обычные люди, без сканирования, — голос звучит глухо, а уголок губ ползет в усмешке. — Главное, чтобы ты был рядом со мной, всегда. Я так люблю тебя, если бы только знал, — тяжелая, родная рука прижимает теснее к теплому боку и я утыкаюсь лбом в плечо Риза. Накатывает ощущение абсолютного счастья, изумительного спокойствия и умиротворения… — А как ты оказался у стервятников? Ты должен мне все рассказать и немедленно! — Кхм, простите, — осекает поток моих воплей и щенячьего восторга терпеливое мужское покашливание, и я перевожу взгляд на топчущегося рядом с нами и во всю ухмыляющегося… Боже ты мой, это же Берман! Не удержавшись, тянусь, чтобы крепко обнять его одной рукой, второй намертво вцепившись в широкую ладонь Риза. Ни за что, никуда не отпущу его больше. Ну и что, что мы с Энди не были близко даже знакомы? Живой же! Вот счастье-то! Он отвечает тем же, похлопав меня по плечу, а у самого лицо взволнованное, вымотанное и довольное. — Лусия, а Мия… она в порядке? — Она тебя ждет, Энди, — подтверждаю я, и, спохватившись, ныряю в карман куртки, вытаскивая коммуникатор. Сорвалась же ни слова Ми не сказав… Все из головы повылетало. Она меня убьет и будет права. Роняю коммуникатор. Чертовы нервы. Поднимаю. Риз отбирает его и придерживает, пока я тыкаю по кнопкам, а потом передает Берману. Почему-то, дыхание затаиваем все вместе, пока из динамика не несется громкий голосок сердитой Ми: — Люси! Что случилось, бл*дь? Какого х*я ты куда-то сорвалась, как ужаленная? — подружка в гневе присовокупляет еще несколько нецензурных эпитетов под мои нервные смешки. Ничего… мы к ее ору привыкшие, Тревис в плохом настроении и не так кроет… Да и в хорошем тоже. Берман молчит с минуту, но справляется с эмоциями. — Мия… это я…