Poets of the Fall — Where Do We Draw the Line
Оказавшись далеко от эпицентра побоища, Зейн немедленно рухнул прямо на траву, врезавшись подогнувшимися коленями во влажную землю, даже не успев оглядеться. Девушка, все еще без сознания, повалилась тут же, безупречный не в силах был держать ее на весу, Тания все-таки не малышка. Прострелянное плечо саднило, и даже, можно сказать, болело и беспокоило нещадно. Зейну, не привыкшему к продолжительной боли, от противного чувства беспомощности хотелось стонать в голос. «Когда же я успел схватить пулю? — мучился осознанием своей участи Зейн. — Да еще так, что она застряла в аккурат между лопаткой и предплечьем… Самому ее не вытащить, а если оставить так, то смерть гарантирована от потери крови — никакие способности к исцелению не помогут, пока в плече присутствует инородное тело…» Усилием воли подавив желание выругаться матерно, Зейн стал осматривать девушку на предмет того, как же ее привести в себя. Он понимал: эта девица ему совершенно без надобности. Зачем, почему он взял ее с собой, а не оставил Дею, Зейн не мог внятно себе объяснить в тот момент, тем более плечо все время отвлекало его от продуктивного мышления. Может быть, и стоило бы оставить обеих самок Идрису, никуда он теперь не денется, но Зейн не мог допустить совсем уж полного провала, только не он. «Если бы не этот недоносок Билли, чтоб его черти взяли, со своими идеями наживы и мщения… Что же позволило ему все это провернуть в обход контроля за его мыслями?» Зейн мог поклясться, что Билли совершенно искренне хотел ему помочь, но потом выяснилось, что мыслить обманом — это не сказки, а вполне себе ощутимая действительность и относительно несложная задача. Хотя… скорее всего, главаря стервятников уже нет в живых, Зейн видел среди прочих Бесстрашных Алекса Эванса, а это означало, Билли уже ничто не поможет. Зейн удовлетворенно усмехнулся, но все-равно вышло криво и болезненно. Он знал, что так будет, рано или поздно Эванс должен был поквитаться с Уотерсом, почти все вероятности были просчитаны исходя из этого. Конечно, Зейн использовал бывшего Бесстрашного и, оставив его за ненадобностью, никаких угрызений совести не испытывал. А вот девушка, что лежала у его ног на земле, приводила Кёртиса в замешательство. С момента появления этой самки на базе, вообще все пошло наперекосяк. Он не знал, не мог объяснить себе, зачем приходил к ней из раза в раз, почему не избавился от нее сразу, как только стало понятно, что она не та, которая ему нужна. Безупречный Зейн Кёртис просто выстрелил бы ей в голову и забыл бы уже через минуту. Но просто Зейн, тот самый Зейн, у которого не было чипа и который пытался жить здесь без него, не сделал этого и не мог объяснить почему. Он придумал какую-то идиотскую теорию о том, что она сможет заставить Идриса прийти на станцию, хотя и так было понятно — Дей не оставит своих идей и все равно придет, так или иначе, с целью уничтожить безупречных. Тания Кёртису была без надобности. Но факт оставался фактом — она здесь, лежит, раскинувшись, безо всяких признаков активности, а он стоит перед ней на коленях не в силах подняться на ноги, изнемогая от боли в плече, и, уходящим от потери крови сознанием, пытается осмыслить, что он вообще делает и как из всего этого выйти достойно. Или хоть как-нибудь. «Пулю надо вытащить, — уговаривал себя Зейн. — Чтобы попасть на станцию, нужно добраться, до базы, взять там магнитную маскировку, поле, что делает невидимым любой объект. Тогда можно будет подойти к единственному оставшемуся порталу, вокруг которого тусуются Бесстрашные и попасть на станцию. Там я буду почти неуязвим, во всяком случае, остановить Идриса на своей территории легче, чем тут, где у него поддержка армии Бесстрашных. Пробраться на станцию, а там уже можно будет внедрить чип обратно, все-таки жизнь без преобразователя хоть и ярче, но не в пример тяжелее… Вот и поступки начал совершать какие-то уж совсем… небезупречные…»***
Несколько дней назад на мобильной базе
— Какого хрена… — процедил Зейн, глядя две совершенно пустые клетки и мертвого охранника в одной из них. — Ты что, сучонок, играть со мной вздумал? У тебя один-единственный охранник сторожил девиц? — Слушай, я ни при чем… — как-то вяло отбрехивался Билли перед гневно сверкающим взглядом Зейном. — Твои эти девки отнимали много сил и бабла, у меня нет столько людей чтобы обеспечить им охрану, о которой ты мечтаешь… — главарь стервятников тщательно дозировал каждое свое слово, заставляя себя совершенно искренне верить в то, что говорил. Каким бы Зейн ни был, а Уотерс уже понял, как нужно с ним говорить, чтобы он не психовал и не вызывал самые сокровенные страхи… Нужно только убедить себя в том, что ты говоришь правду, и тогда чаще всего может… Неведомая сила приподняла Билли над землей прямо за горло так, что хрустнули позвонки, стало совершенно нечем дышать. Ноги барахтались, лишившись опоры, а руки сами собой потянулись к шее, в попытке ослабить хватку, но что-то сжималось, все сильнее и сильнее, и в голове начало мутиться от нехватки воздуха, и мозг будто взрывался от непереносимой боли… — Хватит, — еле прохрипел Билли все еще в надежде спасти свою никчемную жизнь. — Я не виноват… Внезапно все прекратилось, невидимая удавка исчезла, и Уотерс осел кулем на пол, пребольно ударившись коленками. Зейн понял все, что ему нужно было и не видел смысла убивать Билли прямо сейчас. Наоборот, этот придурок отвлечет на себя внимание Бесстрашных, если вдруг придется срочно уходить, а пока… Неожиданно для себя, Зейн осознал, что не слышит Танию. Другая девушка вызывала много вопросов, ее мысли были просты и поверхностны, он не мог сильно углубиться в ее сознание и объяснял поначалу это тем, что девица на редкость примитивна. Но сейчас… Он не слышал их обеих, будто кто-то… укрывал их блоком. «Но как… такое возможно? Если бы Риз уже нашел их, так или иначе, я об этом бы знал. Или нет? Совсем ничего не понимаю, что это за самка такая? Явно с ней что-то не так!» Кёртис не стал углубляться в эти мысли, девиц нужно было непременно вернуть, может быть, пока они недалеко ушли, есть шанс, что их нагонят по горячим следам. Но к его глубочайшему изумлению не произошло и этого. Зейн сам, лично выехал на перехват беглянок, схватив аэробайк и тщательно сканируя пространство на предмет обнаружения хоть каких-нибудь зацепок. В каком направлении двигаться — он знал хотя бы потому, что девицы, пока у них не кончилось топливо, оставляли за собой вполне осязаемые и различимые следы. А потом он услышал вскрик, тихий, будто прорвавшийся сквозь пелену, и вот тогда Зейн вполне себе явственно все понял — самка Идриса умеет ставить блоки, да не бессознательно, а очень даже умело управляясь с этим даром. Каким образом, откуда и как вообще это возможно, думать было некогда. Ментальный возглас был полон ужаса, и, как ни странно, был почему-то обращен именно к нему. А исходил он… От Тании, которая, скорее всего, вместе со второй девицей попала в переплет и теперь на пороге смерти звала на помощь… Когда он оказался внутри лачуги, то увидел, что сам себя загнал в ловушку. Дей Идрис был совсем рядом, и он тоже слышал девушек, в этом Кёртис не сомневался. Оказавшись зажатым со всех сторон, он не нашел ничего лучше, чем переместиться в первое же место, которое пришло на ум и координаты которого он помнил очень хорошо — недалеко от лагеря стервятников, оборудованного для дальних походов. Конечно, было бы лучше переместиться на базу, прямо и непосредственно, но это было слишком опрометчиво, Зейн не мог точно знать, как его теперь там примут, после того, как узнают, что их главарь погиб… А будучи раненным, сам Зейн слишком сильно рисковал — его не любили воры и мечтали о его смерти почти все разом. Только ментальная сила сдерживала их, но ранение сильно ослабляло его, и показываться им в таком виде было чистым безумием…***
Девушка в себя не приходила. Она была вся грязная и в крови, волосы спутаны и заляпаны ошметками чужой плоти. Сама Тания оказалась не ранена, это Зейн понял, пока держал ее на руках и еще мог проверить ее состояние. Привести девушку в сознание прямо здесь он не имел возможности: силы его уходили с каждым миллилитром крови, которую он непрерывно терял из открытой раны. Небо резко затянуло тучами, воздух сгустился до состояния киселя, к нехватке кислорода из-за постоянной боли прибавилась еще и предгрозовая духота. «Вот все один к одному, а если я вырублюсь и на нас нападут скриммены? — рот искривила едкая усмешка. — Да уж, безупречный Зейн Кёртис сдохнет как падаль, в лесу, рядом с грязной примитивной самкой в отключке. Этого допустить никак нельзя. Черт возьми, ну почему не оставить ее здесь? Ах, ну да… Должен же кто-то достать пулю из плеча… Только бы дойти до хижины…» С трудом подхватив Танию на руки, Зейн сделал несколько шагов и полностью уверился, что идти так он не в состоянии. Слишком тяжело, слишком мало сил. Непривычная тупая боль распространилась теперь на все тело и казалось, что жизнь в прямом смысле уходит из него по капле. Он упал на колени, отчего-то бережно положив на траву свою ношу, и постарался припомнить все, что он видел со станции — как-то ведь приводят в сознание людей, когда они в отключке, без применения всяких ментальных штучек. Из-за сгустившихся черных облаков в лесу стало совсем сумеречно. Зейн похлопал Танию по щекам, а потом, решив не церемониться, довольно сильно хлестнул по лицу. Голова девушки резко дернулась в сторону. Не помогло. Стараясь не выходить из себя, дышать не так часто и поглубже, Кёртис взял ее за руку, собрав последние остатки сил и рискуя отключиться в любую минуту. «Обморок у нее глубокий, — понял он, — если просто трясти, ничего не выйдет». — Тания, — позвал Зейн в отчаянии, надеясь, что ее сознание откликнется на собственное имя. — Давай, приходи в себя, слышишь? Или мне придется тебя тут бросить! Тяжелые капли шлепнули сначала по голове, по плечам, растеклись кляксами на осунувшемся лице Тании. Буквально через секунду шум дождя заполнил весь лес, Зейн моментально вымок, впрочем, как и Тания. Он закрыл лицо руками, потому что ощущать воду в таком количестве против воли было неприятно. — Где мы? — прошелестело тихо или Зейну показалось, что тихо в этом мокром аду. Он поднял глаза и уставился на девушку, которая озиралась, приподнявшись на одном локте, а другой рукой пыталась стереть влагу с лица. — Что происходит? — Нам надо добраться до хижины! — перекрикивая гул дождя, произнес Зейн. — Ты сможешь идти? — Куда? — все еще не понимая, что происходит, спросила Тания. Она выглядела настораживающе спокойной, видимо, после пережитого в лачуге людоедов, она уже была не в силах чему-либо удивляться. Очнуться мокрой, грязной посреди леса, а рядом увидеть нависающего над ней недруга? Почему бы и нет, что в этом такого? — Вон там, — Зейн, так и не поднявшись с колен, указал рукой в сторону, — есть временная база стервятников, по факту лесная хижина. Там ничего нет, но мы можем укрыться от дождя и… — Ты меня спас? Этих… существ больше нет? — недоуменно посмотрела на Зейна Тания. — Что ты хочешь со мной сделать? — Это важно? Убивать тебя я не собираюсь точно! Хочу, чтобы ты мне помогла! Она вдруг резко вскочила и побежала совсем в противоположную сторону от того места, куда указывал Зейн. Сказать, что он удивился, это ничего не сказать. «Твою мать, что это еще за выкрутасы?» Адреналин придал ему сил и, рванувшись вперед, он нагнал ее за несколько шагов, перехватив за талию. — Мы теряем много времени, — прошипел он Тании на ухо. — Тебе все равно некуда деваться здесь, в лесу полно скримменов, а ты не дивергент, я это точно знаю. Ты погибнешь в страшных мучениях, но если обещаешь мне помочь, я не допущу этого. Согласна? Тания вроде забилась сначала в его руках сопротивляясь. «Как же так, — метались отчаянные мысли в ее голове, — мы сбежали, и у нас почти все получилось… Но потом… Все стало настолько плохо, эти кошмарные люди, кровь повсюду…» Тания не заметила, как ее попытки вырваться переросли в судорожные рыдания от безысходности и досады. Она стирала дождевую воду, смешанную со слезами, грязь с кровью растекались у нее по рукам, падали тяжелыми бурыми каплями на землю. Зейн, глядя на этот истерический спектакль, чувствовал, что упадет сейчас, ибо силы совсем оставили его. Он покачнулся, Тания вцепилась в его плечи, причинив еще больше мучений, и у него не хватило выдержки, чтобы не застонать. — Что? — пришла она в себя. — Зейн, ты ранен? — Может, мы все-таки окажемся под крышей и там все обсудим? — сжав челюсти, процедил он, увлекая строптивую самку за собой в сторону хижины. Вода немного отрезвила затуманенный болью рассудок, так что до лесного домика они добрались почти без проблем. Тания удивленно огляделась. Прямо посреди леса стоял довольно добротный дом, как это еще кочевники его не нашли? Хотя они очень редко заходят так далеко — Зейн прав, без передатчиков тут делать нечего, а они на вес золота, да и батарейки не вечные, видимо, на это и рассчитывали стервятники, когда оставляли тут скарб. Несколько окон, затянутых пленкой, что не давало холоду и влаге проникнуть внутрь, грубо сколоченный стол, несколько лежанок, пара табуреток и огромный короб, в котором, скорее всего, члены банды и хранили запасы. Но сейчас Тании было не до любопытства, Зейн почти рухнул на ближайшую, как и все здесь, наспех сделанную скамью и уронил голову на колени. — Зейн, — кое-как обсушив волосы, чтобы с них не текла вода, Тания подошла к нему и тронула за плечо. — Покажи, куда тебя ранили? Он посмотрел ей прямо в глаза, и она подивилась, как сильно Зейн изменился с тех пор, как она видела его последний раз там, на базе, по ту сторону решетки. Сейчас, вместо холодного, воскового манекена, на нее смотрел хмурый, суровый, но совершенно живой человек, который действительно мучается от боли. Не отводя настороженного взгляда от лица девушки, будто она могла принести ему какой-то вред, он стал медленно снимать мокрую одежду, бросая грязное тряпье прямо на пол, отчего вскоре под ним натекла целая лужица дождевой воды. Ножны с красивой длинной рукоятью, заботливо пристроились рядом с мужчиной, а ему осталось снять последний элемент одежды. Поднять руку он так и не смог, поэтому Тании пришлось, зажмурившись и глубоко вздыхая, снять с него футболку, обнажив раненое плечо. Дела были плохи. Вспухшая рана вокруг пулевого отверстия на ощупь оказалась плотной и горячей. То, что внутри находилось инородное тело было совершенно очевидно, но при этом концы раны сомкнуты, несмотря на то что из нее все сочилась и сочилась кровь. Слишком долго ему не была оказана помощь, да и ее он таскал на себе совершенно зря. И что со всей этой радостью делать, Тания не знала. — Что там? — у Зейна речь была такая, будто он напился и еле ворочал языком. — Все плохо? — Я… вижу рану, но совершенно не представляю, что с ней делать, — твердо выговорила Тания, с ужасом глядя на истерзанную плоть. — Если ты не вытащишь из меня пулю, я не смогу исцелиться, ясно? Безупречные могут лечить себя и других, нам не нужна никакая регенерация, но это в том случае, когда дело касается исключительно живых тканей. Инородное тело мешает заживлению, и я никак не могу себе ничем помочь. Поэтому пули там не должно быть! — Я понимаю… Но я никогда не делала того раньше, вдруг я сделаю хуже? — проскулила Тания в отчаянии. — Да замолчи ты! — рявкнул он и даже не удивился уже своей реакции. Близость смерти теперь не так забавляла его, как в лесу, когда она казалась возможной, но слишком невероятной. А теперь… — Просто возьми себя в руки и попробуй, ладно? Тебе нужно рассечь таранисом мягкие ткани и вытащить инородное тело. Если ты этого не сделаешь… — Мы оба умрём, знаю. Ладно, ладно, я… я смогу. Зейн неспешно вытащил из ножен оружие и передал девушке, которая весьма неаккуратно его схватила. — Э-э-эй, осторожнее. Эта штука способна снести голову любому, и даже особенных усилий прилагать не надо. Только слегка надави на плечо, кожа и мышцы сами разойдутся, хорошо? Она видела, что Зейну плохо, очень плохо. Лоб его весь покрылся испариной, губы слегка подрагивали, да и все тело потряхивало время от времени, хоть и ясно было, что он пытался контролировать себя изо всех сил. Бледное до синевы лицо перекосилось от боли; под глазами залегли темные круги, а взгляд, который он то и дело поднимал на Танию, был полон муки, но он боролся за выживание, как мог. Сердце у Тании сжималось, и в груди все сдавливало от неясных чувств, которые вызывал у нее этот человек. С одной стороны, она понимала, что он враг, и она должна его ненавидеть, но сейчас… Она просто не могла без содрогания смотреть на этого сильного, высокого, некогда высокомерного мужчину, который полностью в данный момент зависел от ее действий. Приподняв клинок, Тания занесла его над плечом Зейна и хотела было уже разрезать место, куда попала пуля. Она не знала, как глубоко застряло инородное тело, и даже не подумала сперва, что может недостаточно глубоко разрезать, или что в ране придется ковыряться пальцами… Но когда представила, опустила таранис. — Зейн, прости, я не могу, — она аккуратно положила оружие рядом с собой на пол. — Мне очень страшно. Зейн ничего не отвечал, и Тания подумала было, что он потерял сознание. Она нахмурилась, но друг почувствовала за собой движение. Оглянувшись, Тания увидела, что к ней идет Зейн. Тот самый, который приходил к ней в камеру на базе: в длинном сером плаще, перевязанным широким поясом, гладко выбритый, вкусно пахнущий, чуть улыбающийся. Безупречный. Она уже хотела спросить, а что же это было — с ранением и побегом? Не один ли это из тех кошмаров, в которые он так любил ее погружать? Но Зейн молча подошел к ней и, мягко развернув к себе спиной, слегка приобнял. Тания прикрыла глаза и, позабыв все слова, глубоко вздохнула. «Ну вот почему, почему он имеет такую власть надо мной? — отчаянно метались ее мысли. — Стоит ему только оказаться в непосредственной близости, как я теряю всякий разум, но… В его объятиях так хорошо!» Она чувствовала его руки, крепкие, сильные, но в то же время бережно обнимающие ее, знала, что сейчас уголок его губ слегка приподнят в презрительной усмешке, ощущала, как ее спина упирается в надежную, широкую грудь… Девушка медленно втянула в себя воздух, стараясь ничем не выдать своего волнения, совершенно позабыв, что для Зейна ее мысли и чувства не секрет. Он легонько подтолкнул ее к лавке, на которой, скорчившись, сидел… человек. Тания рванулась было, чтобы посмотреть кто это, но Зейн не пустил. — Не стоит, — голос его звучал так, будто у нее в голове рассыпались тысячи звездочек, слегка отстраненно и ласково. — Ему очень плохо и больно. Давай, я помогу тебе, ты одна не справишься. Тания опять глубоко вздохнула и, кивнув, согласилась. Да она, честно говоря, сейчас, казалось, на все согласилась бы, только бы он продолжал ее так волнующе обнимать. — Смотри. Тебе нужно еще чуть сильнее надавить на плечо клинком. — Он взял таранис и вложил рукоятку оружия ей прямо в руку, накрывая своей ладонью и направляя куда следует. — Вот так, все верно. Теперь необходимо чуть раздвинуть края раны…— Он осторожно забрал у нее клинок, и снова Тания почувствовала, как ее рука против воли тянется к поврежденному месту. — Я не могу, Зейн. Из нее… из него кровь льется… — Как только пули не станет в плече, он сейчас же остановит кровь. Ему не дает это сделать только посторонний предмет в теле. Давай, Тания, осталось совсем чуть-чуть! — девушка мелко закивала, чуть живая от вида, запаха, а через секунду и скользкой структуры крови, в которую погрузилась ее рука, направляемая Зейном. — Вот, все правильно, теперь раздвинь края раны, придерживая одной рукой, прокладывай себе дорогу пальцем, сквозь мышцы… Мужчина на лавке застонал от ее действий, и звук этот заставил Танию задохнуться опять. В голове рассыпались мысли окончательно, потому что перед ней согнувшись, почти теряя сознание, сидел… Зейн… А кто же тогда… — Ты не о том беспокоишься, — проговорила копия безупречного у нее за спиной, настойчиво направляя ее руки, — я контролирую твой разум, чтобы ты не боялась, но я не смогу делать это долго. Так что лучше бы тебе заняться делом. — Но… как же… — Что еще? — напряженно спросил мужчина, наклонившись к ней чуть ближе так, что Тания почувствовала его дыхание у себя на виске. — Совсем немного осталось, пуля уже близко. — Да, я… кажется, чувствую… чувствую… — Вот так, теперь подцепи ее указательным пальцем и выдави из раны наружу. Поторопись, потому что я теряю… Внезапно копия Зейна исчезла, а тело на лавке обмякло и стало заваливаться набок. Последним движением, пытаясь сморгнуть темные круги перед глазами, Тании наконец удалось вытащить пулю буквально за долю секунды перед тем, как Зейн, совершенно обессилев, упал на пол. Только сейчас Тания заметила, как трясутся ее руки, правая почти по локоть в крови, медленно капающей на пол неровными кляксами. «Черт, ведь у него такая глубокая рана, а я ее сделала еще больше!» — Тания постаралась успокоиться, игнорируя панические мысли, не думать больше ни о чем, кроме того, что Зейну нужно помочь, и бросилась переворачивать его, чтобы чем-нибудь закрыть разрезанную плоть. Но к ее нескончаемому удивлению, края ранения уже будто бы запеклись, и кровь перестала сочиться из нее, во всяком случае ее выделялось не в пример меньше, чем раньше. Пошатнувшись от усталости и встрясок, Тания заметалась по хижине в надежде найти какие-нибудь тряпки, но ей подворачивалась все какая-то ерунда. В итоге взгляд ее упал на большой металлический сундук. Не без труда подняв крышку, Тания обнаружила кучу самых элементарных запасов, среди которых, слава богу, обнаружились простыни, бинты и сухой антисептик, а также, к ее великой радости, сухпаек… Кое-как обтерев Зейна дождевой водой, что скопилась у крыльца, Тания перевязала его плечо, несмотря на то, что рана практически затянулась. Он все так же был бледен, но заострившиеся уже было черты лица сейчас излучали умиротворение, хмурые складки разгладились и исчезла изматывающая его боль. В данный момент Зейн был похож на обычного парня, который свалился после тяжелой нагрузки в крепкий и здоровый сон. Он так и лежал на полу, поднять довольно крупного мужчину хрупкая девушка была не в состоянии, поэтому она только устроила его на куче тряпья, и сама прилегла рядом. «Что же ты за человек, безупречный Зейн Кёртис. Как тебя понять?» Она смежила веки и дотронулась пальчиком до его щеки. Теплая. Мягкая. Немного колючая, совсем чуть-чуть. Палец спустился ниже, дошел до линии губ, и тут уже Тания открыла глаза. «Как же ты хорош, черт тебя возьми!» Эти губы дарили ей незабываемые эмоции, даже сейчас только при одном воспоминании о его поцелуя в низ живота скатывается тягучая сладость. Его горячие ладони с длинными, тонкими, но крепкими пальцами, что перебирали ее позвонки, ласкали кожу. Вспоминать об этом стыдно, очень. Стыдно от того, что ему удалось вызвать в ней неподдельное желание, хоть она и бросала ему в лицо, что она его не хочет… Она хотела. Именно его. Всего целиком. Серо-стального оттенка прищуренные глаза, пухлые, четко очерченные губы, его вздымавшуюся, как от быстрого бега, мощную грудь, к которой так прекрасно прижиматься, чуть грубоватые, резкие черты лица, сильные, беспардонные руки, которые берут свое и не спрашивают. «Кто же ты такой, Зейн Кёртис? Бездушный манекен, который мучил меня на базе или бесстрашный воин, который спас меня и Люси от каннибалов? Какой ты настоящий?» Он перехватил ее руку так неожиданно, что она успела не только испугаться, вздрогнув всем телом, но и опять почувствовать стыд, за то, что она делала. Хотя ничего особенного не произошло, Тания не могла объяснить себе, что же не так. На нее уставились холодные глаза, отливающие сталью, и столько презрения было в них, что девушка отвела взгляд. — Какого черта ты делаешь? — грозно спросил он, отбрасывая от себя ее руку. Она только прикрыла глаза, ничего не отвечая, и не могла понять, как такое возможно — только что перед ней был нормальный человек, вполне себе живой и теплый, и вдруг снова манекен, бездушный и отстраненный. — Вижу, тебе лучше, — поднимаясь на ноги, сказала Тания. Ей было неловко, досадно, а еще немного обидно — не так просто ей далось его врачевание, она, кажется, опять пустила его в свою голову, раз он управлял ее руками и говорил, что надо делать. Снова она поддалась, в очередной раз не устояла перед ним, хотя по-хорошему, надо было его послать куда подальше… — В качестве благодарности, я не буду вызывать у тебя страхи, — осчастливил ее Зейн, а Тания фыркнула. «Ах, ну да, как же я могла забыть, он же читает мысли. И все, что я думаю и чувствую для него просто открытая книга». — На самом деле не совсем… — вдруг совершенно нормальным голосом, без тени превосходства и уничижения, проговорил Кёртис. — Без преобразователя чтение мыслей отнимает много сил. Сейчас я все время контролирую тебя, потому что не доверяю. Ты, конечно же, понимаешь, что если убьешь меня, сама не проживешь долго, но кто вас, примитивных самок, знает, нужно быть осторожным. — Знаешь, — Тания изо всех сил пыталась сдерживать гнев, но получалось так себе, — если ты хочешь, чтобы я тебе и дальше помогала, перестань называть меня «примитивной самкой». — Но ведь это так, — ухмыльнулся Зейн, пожав здоровым плечом. — А как же мне тебя называть тогда? — Мне очень нравится, как звучит мое имя… — «в твоем исполнении», хотела добавить она, но начав говорить, только к середине фразы поняла, как все это звучит двусмысленно. А потом, немного подумав, махнула рукой — все равно он все знает, чего теперь стесняться… — Ладно, — самодовольно ухмыльнувшись, Зейн огляделся и поморщился от вида грязных тряпок на полу. — Нам надо двигаться дальше. До базы еще день пути, а оказаться на станции нужно как можно быстрее. Переместителя больше нет, так что придется идти пешком… — С одежды течет вода. И тебе нужно вылечить плечо, ты совершенно прав — если помрешь прямо посреди леса, я вряд ли выберусь оттуда. — Не волнуйся, уже не помру. Безупречные быстро восстанавливаются, в отличие… — Да, я уже поняла. Может, ты оставишь на минуту свое высокомерие и просто немного поешь? — Тания показала на металлическую кружку и галеты, которые она вытащила из сундука. — Или безупречные настолько бесподобны, что могут сутками жить без еды? Зейн ничего не стал отвечать ей, только мотнул головой, но Тания успела заметить его взгляд, который он бросил на неё. Взгляд почти человечный, и она бы даже подумала лукавый, если бы перед ней был какой-нибудь другой парень. Подивившись необычному виду Зейна, Тания пожала плечами, подумав, что ему идет, когда он не начинает корчить из себя робота во плоти. — А ты, значит, вот таким меня видишь? — запивая водой галету и не поворачиваясь к ней, пробормотал Зейн. «Странно, с чего бы вдруг стало это интересно? Не то чтобы я сильно впечатлился тем, что она спасла меня, но…» В какой-то момент, теряя сознание от потери крови и боли, он понял, что нужно брать дело в свои руки. Проникнуть в голову к примитивной не требовало много усилий, как сделать, чтобы она слушалась — тоже. И неожиданно… Обнимать ее было забавно, направлять небольшую руку девушки, чувствовать ее всю изнутри. Он так и не смог достать стиратель памяти, а потом стало не до этого. И вот теперь его тело снова отзывалось на ее близость, на воспоминания о ее поцелуях. Он наблюдал, как она пыталась отжимать их одежду, развешивая ее повыше, как мокрые тряпки, намочив ее грудь, четко обозначили выпуклости сквозь рубашку, и против воли принимался чаще дышать, вбирая воздух тонкой струйкой через нос, дабы не выдать своего состояния. Девушка волновала его, даже очень, он понимал это и боролся с собой, как мог. Как умел. Раньше ничего подобного ему делать не приходилось, холодный и расчетливый ум диктовал ему условия жизни, войны и победы. А теперь… было очень трудно отводить взгляд, сжимать челюсти до скрипа и бороться со своими инстинктами примитивного. Это было в разы сложнее, чем управлять другими ментально. Гораздо сложнее. — Что ты имеешь в виду? — спросила девушка, покачнувшись на не очень устойчивой лавке, и в попытке сохранить равновесие на секунду прижала к себе мокрый плащ Зейна. От одежды пахнуло тем единственным ароматом, который она так хорошо запомнила за те два коротеньких момента его близости еще на базе. Тот, который врезался в ее мозг, сознание, память и никак не отпускал. Того человека, который сейчас брезгливо морщился, что и понятно — она же примитивная. Задумавшись и не рассчитав свои силы, потому что мокрый и довольно большой плащ оказался совершенно неподъемным, Тания, попытавшись его повесить на перекрытие, поняла, что заваливается назад. И если бы Зейн все это время не пялился на нее, то, скорее всего, она грохнулась бы с лавки, однако… Вместо этого оказалась в сильных, окутавших ее в одно мгновение объятиях, прижатая к мощному телу, ощущая, как сбилось его дыхание от мгновенного скачка к ней. «М-да, ничего себе реакция, надо же, успел…» «Нам ведь не надо, чтобы ты себе что-нибудь сломала, — вдруг врезалось в ее голову, и она поняла, что Зейн говорит с ней, не разжимая губ. — Ты, конечно, не тяжелая, но несколько миль я тебя на горбу не протащу…» Тании стало смешно. Он поймал ее, не дал упасть, а теперь будто бы оправдывался за свой порыв. Но как же ей хорошо было в его объятиях. Как же не хотелось даже на миг прерывать их. Она замерла, страшась сделать хоть одно движение, не желая, чтобы он оттолкнул ее, но Зейн, поставив девушку на ноги, не спешил отнимать своих рук от стройного тела. «Маленькая, примитивная самка, — думал он, — отчего так тяжело находиться рядом с ней? И совершенно не хочется ее отпускать, а хочется… совсем, совсем другого». Прикрыв глаза, Тания глубоко вздохнула и, набравшись смелости, повернулась к Зейну лицом. Руки он убрал, но не отошел, будто ждал чего-то или… колебался, не решаясь на что-то большее. Тания не поняла этого, но сейчас многое отдала бы, чтобы узнать, о чем он думает, ее взгляд ощупывал его лицо, стараясь найти на нем признаки человечности, однако… Ничто не выдавало в нем желания или тепла. Или он слишком тщательно это скрывал. — Все равно спасибо, — прошептала она, опустив глаза, но потом все же снова посмотрела на него. — Я успела испугаться. Не отпрянула, не отскочила, и он точно знал, что ей нравится, когда он обнимает ее, прижимая к своему телу. Осознание этого отчего-то было очень волнующим, сейчас, именно в эту вот минуту, ему нужно было бы отойти от самки, отвернуться, отвлечься и забыться, но он продолжал стоять, возвышаясь над девушкой, рассматривая ее постепенно краснеющие щеки, вдыхая запах, плотский, почти животный, и никак не мог заставить себя действовать здраво. — Это было нетрудно, — тихо проговорил он ей в макушку, потому что она опять опустила голову, не выдержав его взгляда. — Тания, — он приподнял ее лицо за подбородок, подцепив его пальцами, и заставил посмотреть на себя. Остро, почти до боли, Зейн чувствовал ее желание, и это лишало его воли похлеще, чем сам он мог воздействовать на людей. Темные в сумраке глаза девушки смотрели опасливо, а на дне радужки цвета нежной охры искрилось желание так откровенно, что сердце помимо воли начинало биться чаще. — Ты хочешь поцеловать меня, я знаю, — все его мысли сейчас сконцентрировались на ее губах, которые чуть приоткрылись от волнения из-за его близости. — Да, — не стала отпираться Тания, понимая, что это бесполезно. — Ты опять воздействуешь на меня? — вопрос прозвучал так тихо и робко, что Зейну пришлось его понять скорее из ее мыслей, нежели на слух. — Я обещал не трогать твое сознание. И не контролирую тебя сейчас. Потому и спрашиваю, почему ты хочешь этого? Близость девушки действовала странно. Дико кружилась голова, Зейн уже стал бояться, что открылась рана и он опять теряет кровь, но нет, с плечом все было в порядке. Она примитивная, он не должен хотеть как-либо вступать с ней в контакт, не должен даже думать об этом, но запретить себе думать о непонятном ему голоде оказалось абсолютно немыслимо. Ему, безупречному, властвующему над чужим сознанием, высшему человеку, который мог остановить кровь из раны и излечить себя после огнестрельного ранения, сейчас тело отказывалось подчиняться совершенно. — Я не знаю, — Тании так надоели эти игры, а желание настолько сильно, что она, отбросив все сомнения, потянулась пальчиками к его щеке. — Просто хочу и все. Девушка, безо всякого воздействия и принуждения, поднялась на носочки и невесомо прикоснулась к холодным губам, даже не рассчитывая на какой-либо отклик или реакцию. Просто до боли, душевной и физической, хотелось растопить этого невозмутимого человека, так хотелось, что все ее сознание кричало об этом. А прикоснувшись, не смогла оторваться, до чего ей нравились эти губы, ощущение близости мужчины действовало опьяняюще. Он замер, изо всех сил стараясь держать себя в руках, но эта опасливая и робкая нежность поцелуя, которую он чувствовал сейчас, заставляла все тело наливаться свинцовой тяжестью, отчего-то перехватывало горло и хотелось сделать так, чтобы девушка оказалась еще ближе. Слабые покалывающие токи растекались от эпицентра жажды до кончиков пальцев, сердце разгонялось, бешеными толчками пихаясь в грудную клетку. И как ни призывай на помощь все свои знания, ласковые женские губы, что дотрагивались до него, несмело, осторожно прихватывая, дарили непередаваемую сладость, наполняющую изнутри, которая, того и гляди, грозила выплеснуться через край… Он боролся, боролся с собой до конца, но когда Тания, забыв, где она и кто рядом с ней, робко дотронулась языком до его губ, оставляя влажный след, а прохладная узкая ладошка огладила щеку, нежно проведя пальчиками по скулам, он больше не смог сопротивляться своему желанию ответить ей. Зейн, вплетая ладонь в волосы Тании, резко подался вперед и впился в ее рот так исступленно, что она удивленно охнула. На этот раз поцелуй вышел до болезненности сумасшедшим, распаляющим, необузданным. Рваные вдохи пытались напитать тело кислородом, но, казалось, бесполезно было надеяться на это, из помещения будто выкачали весь воздух, и приходилось наполнять легкие с запасом, а потом расходовать его помалу, чтобы не задохнуться от охватившего их обоих раскаленного вожделения, витавшего в воздухе и толкавшего на безумные поступки. Зейн обхватил девушку, тесно прижав ее к себе, будто она вдруг почему-то надумала отстраниться, но Тания настолько обомлела от такого напора, что сейчас вряд ли была способна на какие-то действия, кроме бессознательных. Их первые поцелуи на базе были осторожными, тщательно контролируемыми, продуманными, словно он проводил эксперимент или опыт. Наверное, так и было, хоть это и не отменяло того, что они были потрясающе сладкими и незабываемыми. Сейчас он целовал ее страстно, так, как это делал бы человек, а не безупречный, пылко, горячо, до необратимости эмоционально. Было в этом поцелуе все, что угодно, только не контроль, которого лишились они оба, забыли вообще, кто они, зачем они здесь. Весь их мир сейчас сконцентрировался на бешеных движениях губ, то прихватывающих, то посасывающих, которые становились все откровеннее и глубже с каждой минутой; между ними разгоралась полыхающая, затопляющая сознание чувственность, вызывая потаенные и неприкрытые желания. Сплетение тел, казалось, вплавленных друг в друга, просило еще большего соития, и, обнимая мужчину, привлекая его к себе все теснее, Тания всем своим существом чувствовала отклик на свой порыв. Зейн пытливо изучал тело девушки, поглаживая и исследуя каждый изгиб, пока язык оккупировал ее рот уже совсем невоздержанно, жарко вплетаясь и напористо лаская, собирая по крупицам новые для себя ощущения. Ладони Тании, неистово оглаживая его чуть колючие щеки, то спускались на плечи, то снова поднимались, совершенно не подчиняясь девушке. Она не помнила, чтобы когда-нибудь хотела кого-то с такой силой, забыла обо всех своих терзаниях, о том, что так долго сохла по Ризу… Сейчас все было неважно, она чувствовала только эти губы, ненадолго оторвавшиеся от ее рта, чтобы дать ей вдохнуть, спускающиеся влажными горячими поцелуями на шею, заставляющие блаженно прикрыть глаза, наслаждаясь его ласками. Она таяла под его руками, мнущими ее грудь сквозь тонкую ткань рубашки; опаляющие, сбитое напрочь дыхание Зейна, сочные звуки прихватывающих кожу губ, его запах, ужасно мужской, почти животный от похоти — все это въедалось, вплавлялось прямо под кожу, растекалось по венам жарким пламенем, заставляя Танию трепетать, и от всего этого ей казалось, что она сейчас сойдет с ума, вот прямо сию секунду… Какая-то мысль в глубине сознания навязчиво мешала Зейну полностью погрузиться в непривычные ощущения. То, что он делал с девушкой, было примитивно до отвращения, но, к его ужасу, ему нравилось это, да что там, просто поглощало с каждой минутой все сильнее, полностью лишало рассудка, заставляло желать чего-то большего… — Тания, — прошептал он, не отрываясь от ее кожи, поднимаясь все выше и добираясь до маленькой мочки, — как ты это делаешь? Как ты подчиняешь себе? — звук его голоса, низкого и глубокого от охватившей его страсти, рассыпал по ее коже миллионы покалывающих искр, а припухшие губы, шепчущие на ухо, и горячее дыхание закручивали тугой узел вожделения все сильнее и слаще… — Пожалуйста, я так хочу тебя, — выдохнула она, даже не разобрав, что он там у нее спросил. — Я не могу больше, не заставляй меня умолять… Зейн, с силой выдохнув сквозь сжатые челюсти, подхватил ее на руки, уже отбросив попытки понять, как она смогла за такое короткое время полностью захватить его волю. Сознание девушки было настолько откровенным, а мысли далеко не невинными, что все его тело пробила ощутимая дрожь, и не в силах больше терпеть эту невозможную пытку, Зейн опустился со своей ношей на скамью, за неимением ничего другого поблизости. Устроив Танию у себя на коленях, он снова нашел ее губы, совершенно отчетливо понимая, что все, чего бы он хотел, чтобы это не заканчивалось. Да и не смог бы он сейчас остановиться, когда она сжала его бедра коленями с двух сторон, взяла в ладошки лицо, и нависая над ним сверху, отвечала на его поцелуи, совершенно завладев его взбудораженным сознанием. Руки Зейна поглаживали ягодицы и, сминая мешавшуюся ткань, забрались под нее, обнажая вожделенную кожу, мгновенно откликающуюся ощутимым ознобом на его прикосновения. Тания уже мало что соображала, она чувствовала, что стоит ему войти в нее, как она взорвется, ее просто разметает по комнате тысячей маленьких разноцветных осколков. Зейн вдруг отстранился, ощупывая взглядом ее лицо, и Тания, распахнув глаза, поразилась тому огню, что полыхал на глубине серых океанов. Он хотел ее, и сейчас он был совершенно обычным, от восковой маски не осталось и следа… — Ты, правда, этого хочешь? — жарко прошептал он ей в губы, мечтая только об одном, чтобы она и не подумала все это остановить. — Ты же знаешь… Я чувствую тебя в своей голове, — тихо проговорила она, щекоча губами его кожу. «Как же он хорош», — нон-стопом билось в ее сознании мысль, а мир Зейна сузился до одной-единственной точки — лицо Тании, которое сейчас невероятно преобразилось и казалось ему удивительно прекрасным. Он знал, что это все игры разума, всего лишь гормоны, химия организма, чего не должно быть, но это было, и то что он сейчас испытывал, едва ли не самое лучшее, что происходило с ним в жизни. — Я могу уйти, — то ли подумал, то ли все-таки сказал вслух Зейн, прикрывая глаза, когда ее губы спускались по соленой коже, а язык щекотал за ухом, окатывая его невероятными волнами блаженства. — Нет, — она, задыхаясь, облизала вспухшие от безумных поцелуев губы, — я хочу, чтобы ты вошел в меня… полностью, — выдохнула она ему в ухо, уже даже не стараясь дышать ровнее, заметив, что от ее шепота Зейн еще больше подался навстречу к ней, слегка вздрогнув и пытаясь схватить пропущенный вдох ртом. — Черт, — выцедил сквозь зубы безупречный, тяжело сглотнув, а Тания улыбнулась, чувствуя его прожигающее напряжение прямо через одежду, которая казалась совершенно ненужной преградой к вожделенному телу, и удивлялась, почему на них все еще эти мокрые тряпки? Зейн немедленно сорвал с нее рубашку, разглядывая ее немного растерянно из-за поглотивших его сознание совершенно неведанных эмоций. Тания задохнулась, утонув в объемных, почти полностью затопивших радужку зрачках, она не знала, как все это понять, а он притянул ее к себе, и целовал так, что думать больше ни о чем не хотелось. Цепочка влажных поцелуев снова спустилась на шею и дальше, подбираясь к груди, заставляла Танию выстанывать его имя раз за разом. — О, Зейн, пожалуйста, пожалуйста, — и только мощная грудина под ее ладошками вздымалась, выпуская наружу низкие приглушенные стоны, когда его губы обхватывали нежный, мгновенно затвердевший, маленький сосок. Непроизвольно выгнув спину, Тания откинула голову назад, подставляясь под его ласки, растворяясь в своем желании, и едва заметно шевельнула бедрами, чтобы еще раз ощутить взвинченность Зейна. Он желал ее, прямо сейчас, сию секунду, непроизвольно вжимая девушку еще сильнее, до хруста, до боли вплавляя ее в себя и ничего больше не соображая. Его пальцы наткнулись на маленькую полоску ткани, которая безжалостно удалилась с тела за ненадобностью, обнажая девушку перед мужчиной всецело. Крепко сжав челюсти и снова позабыв, как сделать вдох, он оглядел ее всю и облизал пересохшие губы, тяжело выдыхая горячий воздух из приоткрытого рта. Тания видела, как изнывало его тело от возбуждения, видела нетерпение в глазах и некоторую робость в действиях, будто он не готов был завершить начатое. Решив, что пора брать дело в свои маленькие ручки, она быстро справилась с поясом его брюк и высвободила горячий и просто каменный от прилившей крови член, пробежавшись по нему пальчиками, заставляя Зейна неизбежно дрожать от их нежного напора. Она села на него сверху так резко, позволяя проникнуть на всю длину, что Зейн вцепился в ее бедра ладонями, крепко прижимая к своему телу. Сладкий миг, какие-то секунды, которые срывали крышу напрочь, погружали в неизвестные, но до чертиков острые ощущения… — Стой! Подожди, не торопись, это слишком… — он не мог сказать или как-то попытаться охарактеризовать то, что он чувствовал в этот момент, знал только одно, ничего подобного в жизни с ним не происходило, все мысли спутались, думать ни о чем не получалось. Тания медлила, давая ему привыкнуть к себе, но жажда была так сильна, что она принялась нетерпеливо ерзать на нем, потянулась за новым поцелуем и начала плавно двигаться, то приподнимаясь, то глубоко насаживаясь на его член, приближая Зейна к пику наслаждения. Он чувствовал, какая самка горячая внутри, как обжимала его плотно, погружая сознание в немыслимые эмоции. Стоны сдерживать больше не получалось, как ни сжимай челюсти, как ни пытайся что-то там контролировать, а двигавшаяся на нем девушка полностью взяла над ним власть, одержала сокрушительную победу, подчинила абсолютно. — Тания, — прошептал он ей в губы, будто умоляя, стремясь в нее всем своим существом, подчиняясь ее ритму, помогая каждому ускоряющемуся движению, не сводя нее глаз и растворяясь в настойчивых прикосновениях вспухших от поцелуев губ, во влажном теплом скольжении, в беспорядочно оглаживавщих его плечи, нежных касаниях узких ладоней, что мурашки разбредались по коже волнами до самых кончиков пальцев, с силой впивавшихся в подающиеся навстречу бедра девушки, отдававшей ему себя без остатка. — Зейн, — чуть слышно выдохнула Тания, уже мало что понимая, только чувствовала, что разрядка совсем близко. Она то прихватывала губами его кожу, то отстранялась, для того чтобы вдохнуть, и опять целовала так торопливо, беспорядочно и жарко. А его собственное имя из уст девушки, когда она двигалась на его члене, все быстрее и глубже насаживаясь на него, звучало настолько развратно и нескромно, ее опаляющий нервы шепот так сводил с ума, что Зейн прекратил о чем-либо думать и начисто растворился в новых для себя ощущениях. Звуки их соития, мерные шлепки голых тел друг об друга, шепот, переходящий в постанывания, срывающийся с губ, влажные сочные поцелуи на пределе откровенности внедрялись в сознание и все стоп-сигналы оказались сорваны, все барьеры разрушены, только близость осталась между ними, бесстыжая в своей откровенности. Зейн вдыхал аромат ее возбуждения и уже не мог больше сдерживаться, из его груди вырывались взрыкивающие хрипы, ему казалось, что как только он шевельнется чуть сильнее, то произойдет что-то невероятное. Тания больше не хотела медлить, движения ее становились все резче и сильнее и, уже не в силах больше сдерживаться, она стиснула его бедра коленями, выгнувшись, протяжно застонала. Зейн понял: все, это его предел. Сердце колотилось, как сумасшедшее, а потом провалилось куда-то в солнечное сплетение. Тания прижалась к нему всем телом так тесно, задыхаясь, трясясь от разливавшейся внутри неги и горячего озноба, что чувствуя спазмы женского тела и сладкую пульсацию, передавшуюся ему дрожью, он взорвался потрясающими эмоциями, утонув в волшебном ощущении обладания женщиной… В груди сдавило от явно выделившихся в мозгу эйфоретиков, потому что хотелось смеяться в голос, покрывая изумительное тело девушки множеством благодарных поцелуев. Испытав оргазм, Зейн понял, что это одновременно было завораживающе прекрасно и заставляло чувствовать себя обычным, примитивным человеком, и это страшно раздражало! Он не должен, не должен был испытывать подобное, это удел низших существ! Но факт, в данный момент девушка сидела на нем сверху, обнимая его за плечи, терлась щекой о его висок, тихонько всхлипывая, а он вдыхал ее запах и ему было настолько хорошо и спокойно, что казалось — вот так сидел бы всю оставшуюся жизнь… Справившись со сбитым дыханием и дрожью, Зейн пытался загнать все запрещенные эмоции поглубже, снова превращаясь в восковую фигуру. Плоховато получалось. У него подрагивали руки, подкашивались колени, а сердце забыло как нужно биться в нормальном ритме. Это все она. Тания. Да что это за примитивная самка такая, с которой он постоянно теряет весь контроль? А, главное, как ей все время удается заставлять его инстинкты брать верх над разумом? — Как ты все-таки это делаешь? — голос Зейна звучал гулко и тихо в сумерках комнаты, но Танию все равно немного потряхивало, потому что после того, как закончилось это ошеломляющее безумство, она довольно сильно испугалась. Она боялась его реакции, ведь он презирает ее, для безупречного она всего лишь самка примитивный. Девушка боялась до ужаса, до гусиной кожи. То, что она испытала с этим человеком, было похоже на сон, на альтернативную реальность, на то, чего не могло или не должно было быть. Она чувствовала: все закончилось, возбуждение схлынуло, пар спущен и опять возвращалась суровая действительность. — Что делаю? — его отстраненный, холодный тон смущал Танию, и она оглянулась в поисках своей рубашки. Заприметив элемент своего небогатого гардероба на полу, она стремительно поднялась с Зейна и завернулась в одежду, будто это жалкое тряпье могло как-то ее от него отгородить. Зейн столкнулся с целой бурей самых различных эмоций самки, от удовлетворения и эйфории до обиды и страха. Это было странно, непривычно и он поспешил отключиться от нее, так как силы еще не до конца восстановились, а читать столь разноречивые мысли было трудно. Но он должен был понять, должен выяснить! — Ты заставляешь меня чувствовать себя примитивным. Как ты это делаешь? — голос его был спокойный, тон безучастный, но Тания уже успела кое-что понять. Он сейчас держал себя в руках, самоконтроль вернулся к нему, и перед девушкой снова возвышался тот самый безупречный, который пришел за ней в город кочевников. Отстраненный, высокомерный, брезгливо рассматривающий ее сейчас, будто не он только что стонал ей в грудь и жарко шептал ее имя. Девушка не понимала, не могла уложить в голове, как в нем могут уживаться такие взаимоисключающие суждения, но факт… От человека, который только что подарил ей самый яркий оргазм в ее жизни, не осталось и следа… — Ничего такого я не делаю, — отворачиваясь, проговорила Тания, чувствуя острую обиду от его отстраненного вида. — Я не должен опускаться до примитивных самок. Это ухудшает чистоту клана. Ты звала меня в той хижине, где ты оказалась в опасности, ты звала меня здесь, ты допустила, чтобы между нами произошло… это, — Зейн запнулся и сказал это так, что у Тании на глазах выступили слезы. «Это»… Просто офигеть, можно подумать он «этого» не хотел! — Я должен понять, если ты умеешь манипулировать самцами, мне важно знать, как ты это делаешь! Зейн стремительно подошел к совершенно потерявшейся девушке и, грубо схватив ее за плечи, встряхнул как липку. Тания испугалась, но вида не подала, да и бушевавшие в ней чувства притупили страх настолько, что она нахмурилась и дерзко глянула на него. — Да ничего такого я не делаю, ясно? Просто хотела тебя, что тут такого, это естественно… — Черта с два! — сорвался Зейн на крик, и Тания с удовольствием поняла, что его умение держать себя в руках трещит по швам. — Это все… слишком низко и примитивно, ты меня заставила… — Я тебя не заставляла. Просто ты становишься человеком, разве это плохо? — Что плохо? — опешил Зейн, не ожидавший от девушки такого странного ответа. — Почему ты решил, что быть человеком плохо? Разве тебе плохо было со мной? Тяжело выдыхая, Зейн не мог признаться даже самому себе — то что он пережил было… неописуемо. Восхитительно прекрасно. По телу до сих пор проходили слабые, будоражащие импульсы, он чувствовал легкость и пресыщение. Но безупречному нельзя это испытывать, просто невозможно. Они должны идти по пути эволюции, развития и воплощения разума, который выше потребностей тела, а примитивные существа тянут их назад, к деградации и провалу… — Я опустился до тебя только потому, что ты можешь как-то влиять на особей мужского пола, и я выясню, как ты это делаешь, хочешь ты этого или нет! Поняла? Ты не должна была этого допускать… — Ты сам этого хотел! Ты! Сам! — в отчаянии выкрикнула девушка. — Я ничего не делала, я только поцеловала тебя, потому что… — Что? Договаривай! Ты поцеловала меня, потому что ты умеешь вызывать желание? Против воли? — Ничего я не вызывала у тебя против воли! Я просто хотела тебя и все! Думала, ты тоже не против! — Я против! Мне нельзя вступать в связь с самками примитивных! — Однако, ты только что меня трахнул, Зейн, поздравляю! — ехидно оповестила его Тания отворачиваясь. Смертельная обида заполнила ее до краев, грозясь расплескаться горькими, унизительными слезами. Ну уж нет, такого счастья она ему не подарит, и так уже вся с ног до головы обласканная. — Ах ты, урод безупречный! — Тания кинулась на него, стуча кулачками по его монументальной груди. — Я, значит, виновата! А то, что ты не умеешь себя в руках держать, тоже я виновата? А то, что твой х*й тяжелее мозгов оказался, тоже я? Теперь все на меня сваливаешь, и я же еще примитивная! Да сам ты ублюдок! — кричала она, не замечая, как слезы уже катились по щекам солеными потоками, и, только сильнее распаляя свои обиды, вкладывала в удары все больше отчаяния. Зейну не было больно, но реакция Тании казалась ему какой-то странной. Он всего лишь задал ей вопрос и не ожидал столь бурной реакции. Снова просканировав ее сознание, он понял, что дело это бесполезное — оно все сплошь состояло из обрывочных эмоциональных всплесков и не было там никакого конструктива. Потому он, перехватив ее руки, молотящие кулачками по его груди, способствовал повышенной выработке ее мозгом серотонина, что отвечает за сон. Другими словами, усыпил ее, давая возможность успокоиться и себе, и ей. Уложив Танию на лежанку, сам он почувствовал всепоглощающую усталость, слабость от потери крови, операции и… всего остального. Телу требовался отдых, причем срочно и много. Зейн покосился на ножны и, прихватив их, стал устраиваться на лавке полагая, что девушка до утра уж точно не проснется — слишком сильны были потрясения последних дней. Однако так сильно он никогда еще не ошибался. Тания проснулась среди ночи и моментально вспомнила все, что с ними произошло. Жгучая обида опять затопила ее разум так, что слезы покатились по щекам непроизвольно. В комнатушке стояла непроглядная тьма, сквозь пленку проникало так мало света, что видны были только очертания предметов и то угадывались практически интуитивно. Тания, ориентируясь по мерному звуку дыхания Зейна, подошла к нему, ожидая, что в любой момент он очнется и застукает ее за рассматриванием себя. Но Зейн спал на лавке, подложив под голову руки, крепким сном полностью вымотанного человека. Рядом покоились его ножны, и Тания аккуратно взяла их, чувствуя прохладу и тяжесть оружия в своих руках. Видимо, после секса он не ждал от нее подвоха, а зря. Он враг, он хочет убить всех в городе, и, скорее всего, не пожалеет и кочевников. Люди для него всего лишь мусор. Пока она думала, что может оживить в нем человека, пока надеялась… Девушка едва слышно всхлипнула. Сейчас она осознала, что сказки не будет. Да, он поддался низменным инстинктам, но никто не обещал, что инстинкты эти сделают из него живого человека. Он безупречный, желавший выживания только таким же, как он, а значит… Вытащив клинок, она занесла его уже над мужчиной… и постояв так с минуту, в изнеможении опустила. Не могла она его убить спящего, каким бы он ни был и как бы ее ни обидел. Тания почувствовала себя слабой и ничтожной. Может быть, он и прав, она примитивная, самая что ни на есть… Она не могла убить его, после того, как видела в его глазах огонь, согревающий ее душу. После того как его губы шептали ее имя так жарко и упоительно, что, может быть, все-таки есть надежда, что… Нет, она не воин, не солдат, не бесстрашная. Она не может убить спящего человека, которого… Просто не может и все! На себя Тания уже махнула рукой. Девушка для себя все решила, она уйдет и пусть даже ее съедят скриммены, теперь все равно. Она для него всего лишь самка примитивных, заставила его испытать низменные желания, и ему было от самого себя противно. Ясно-понятно, а на что она еще наделась? Долгий поцелуй на ночь и признание в любви? От Зейна? Безупречного, такого холодного манекена, который стравил пар и улегся спать? Он исчез из ее головы почти сразу же, как только покинул тело, настолько она была ему неприятна… А, значит… теперь уже без разницы… Девушка заложила клинок обратно в ножны и, бросив последний тоскливый взгляд на мирно спавшего безупречного, вышла в распахнувший объятия ночной лес… _________________________________ Особая благодарность и огромное спасибо Юле-evamata за помощь в согласовании времен и исправлении ошибок! Юлечка, спасибо тебе большое! : *