Люси
— Лю-ю-юбишь? — вскрикнула я, негодуя, и какое-то дикое отчаянье расперло сердце. Прямой, взволнованный взгляд потемневших от расширившихся зрачков глаз не отводится от моих, наполняющихся предательской влагой. Чёрт, аж ладони вспотели. Закусываю губу, только б не разреветься прям при нем. Вот так просто? Люблю — и всё? Воздух застрял клубком в горле, раскалился, дышать было трудно. А разве не этого я хотела! Или этого? Или чего я, вообще, от него хочу? Что делать? Да черт бы тебя побрал! Я себе все нервы вымотала, пытаясь заглушить навалившуюся тоску, а он просто молчал… Слеза сползает по щеке, горячая, за ней еще одна, а я размахиваюсь, чтобы влепить ему как следует за все эти мучительные дни неизвестности, толкая в твердую, как дерево грудь. Толчок, еще один. Как это странно, чувствовать себя одновременно и совершенно счастливый, и с растерзанной на клочки душой… В груди больно заныло. — Ну и что, вот ты все это говоришь мне, и чего теперь ждешь? Что я тебе на шею кинусь? А раньше нельзя было сказать, какого хрена ты вел себя как придурок? — кулачки с досадой, сверху вниз раз за разом врезаются в грудину, пока я, давясь собственными криками на полувздохе, чувствами своими, проглатывая звуки, выплескиваю из себя все претензии и обиды вместе со слезами. Спасибо, хоть без икоты, с меня станется… Он молчит, но глаза говорят сами за себя, ловит мой кулачок, накрывает стиснутые пальцы ладонью и прижимает к своей груди, где отчетливой дробью тревожно толкается его сердце, а потом запускает пальцы мне в волосы, обхватив голову ладонями, и прижимает к себе, выдыхая прямо в губы: — Люси... Я сам не понимал этого, не знал, что это значит. А теперь знаю. Прости, прости меня, что не разобрался, не поговорил с тобой. Его губы прикасаются ко мне неторопливо и так осторожно, почти невесомо, словно я могу рассыпаться, но я все равно вздрагиваю, как от удара тока. Пальцы убирают с лица спадающие на глаза пряди волос, нежно гладят щеки, стирая текущие слезы. Но копившееся все это время внутри немеренное напряжение, уже превысило сверхнормы, захлестывая с головой. Любил… всегда любил и не сказал мне? Молчал, пока я не знала, куда деть себя с этой выворачивающей тягой в сердце. И что теперь делать? Как себя вести? Чувствую себя капризным ребенком, который сам не понимает, что же ему надо на самом деле, ведь он сказал, что любит. Любит! Чего еще надо-то? — Нет! — резко отпихиваю я Риза, не помня себя от переизбытка злости, обиды, облегчения и, еще незнамо чего, упираясь ладонями в плечи мужчины. — Не позволю тебе больше играть с моими чувствами! Да отпусти ты меня и не трогай своими руками! Ты приходишь, обнимаешь, потом опять уходишь! Я не могу так! — выпалила я, отчаянно зажмурившись, с силой вцепившись в ткань его футболки. Риз часто дышит, но не сопротивляется и не отходит, вглядываясь мне в глаза, будто что-то там прочитал, увидел, убедился… — Ты меня все время бросаешь, отворачиваешься, а я потом не знаю куда себя деть! Ты просто безупречный в своей чудовищности негодяй! Как я могу тебе верить, если совершенно не понимаю, что у тебя на уме! — Люси, поверь мне, все что я делал, только для того, чтобы ты счастлива была, — он шепчет что-то сбивчиво, успокаивающе, обнимая меня, растерянно заглядывает в глаза, а мое самообладание никуда не годится, вот совсем. — Я думал, что я тебе только мешаю… — Мешаешь? — Я просто ушам поверить не могу. Он что, серьёзно? — Делал, чтобы я счастлива была? Да мне дышать трудно, когда ты смотришь на меня отстраненно, презрительно. Избегаешь меня, разговаривать не хочешь! Да отпусти ты меня уже! — стараясь вырваться из удерживающих меня рук, завертелась я изо всех сил, но куда там. — У меня на твою любовь никаких нервов не хватит! Зажав своей ладонью мои руки, сцепив вместе запястья и почти обездвижив, он просто закрывает мне рот поцелуем, не давая увернуться и решительно обнимая, вторая ладонь гладит позвоночник, шею, забирается в волосы, надавливая на затылок, делая поцелуй еще глубже и откровеннее, что сопротивляться не остается никакого желания и мои губы доверчиво приоткрываются навстречу сумасводящей ласке, не в силах удержаться от какого-то опьяняющего восторга. Сердце бешено колотится о ребра, как будто вот-вот лопнет и воздуха совершенно не хватает. — Никогда, никогда больше не смей отталкивать меня! — только и получилось прошептать, слыша в ответ тихий смех. Теперь нужно вздохнуть, нужно, иначе я сейчас умру, дыши… — И не смей больше уходить! — Никогда, Люси, обещаю. Риз неожиданно перехватывает меня, оттесняя к каменной стене, где свет фонаря уже плавно перетекает во тьму, заставив вздрогнуть, и крепкие ладони заскользили по телу, сминая тонкую майку, забираясь под нее, мягко оглаживая спинку. Мурашки разбегаются по коже от этих прикосновений, заставляя отзывчиво выгибаться в мужских руках — это лучшее, что только происходило со мной за… да за всю жизнь. Губы удивительно нежные, но в то же время невозможно настойчивые, жадные, дарящие ласку и подчиняющие себе, полностью захватывают мои, что сердце колотится где-то в горле, напрочь перекрывая вдох. Если б еще можно было вовсе не дышать. Никогда в жизни меня так не волновал простой поцелуй, и я не могу оторваться от этих нежных прикосновений, несдержанно прихватывая то его красиво очерченную верхнюю губу, то пухлую нижнюю, прикусывая зубами, оттягивая и заглаживая резкость мягкими прикосновениями, пробираясь в рот, касаясь пирсингом его языка, неба, оглаживая и лаская. О-ох, Господи, наконец-то можно! Пульс стучит в висках. Крепко прижимающие к горячему телу сильные руки, подхватывают под бедра, и Риз еще ближе притискивает меня к себе, позволяя обвить свою шею, скользнуть ладонью под ворот футболки, погладить теплую кожу спины, покрывающуюся ознобом. Я вообще в этот момент ни о чем не способна думать и что-то там осознавать, кроме того, что он сказал. Слыша бешеный стук его сердца и ощущая теплое дыхание, только понимаю, что он любит меня и от этого признания изнутри сотрясает крупная дрожь жара. Загнанное дыхание срывается на какие-то всхлипы, на быстрые рывки, взахлеб, поцелуи все более напористые, обрывистые, уже похожие на совсем не легкие укусы. Мне жаль отпускать его губы даже на мгновение. Отстранившись, чтобы хрипло вздохнуть, он снова заглядывает в мои глаза, чтобы еще раз, наверное, увидеть там подтверждение. Ноздри трепещут, раздуваясь, а мои губы полыхают огнем, щеки тоже, и я тут же оказываюсь в плену томительного, такого притягивающего сияющего взгляда, полного обожания и чего-то тягучего. Риз чуть улыбается, а потом его губы отправляются вниз по моей щеке на шею, осторожно прихватывая кожу, и ниже, к ключице, прямо по темной ткани, медленно переходя на грудь. Я вся краской перемазана, но ему совершенно плевать. Теперь только есть он и я, а остальное неважно. Широкие ладони сжимают бедра, обхватывают ягодицы, гладят. Озорной бесенок, прятавшийся где-то внутри меня, стал ехидно подзуживать, а не шепнуть ли ему, что наручников нет? Но я шикаю на вредную заразу, отдаваясь в захватывающий плен ощущений. Вспухшие губы ловят твердеющий под ласками сосок прямо через одежду, вырывая первый стон, и я теснее прижимаю его голову, путаясь пальцами в отросших прядях взъерошенных волос на затылке, хватая потерянный воздух ртом. Руки изучающе гуляют по напряженным, дрожащим с головы до ног телам, стискивают друг друга до боли, шалея от близости, наверное, синяки останутся. Но умереть было легче, чем остановиться. — Ри-и-из… — тихонько рвется из груди откровенным стоном, и он возвращается к моим губам. Пальчики беспорядочно гладят его по лицу, по шее и плечам, а Риз ловит их губами и целует, разглядывая меня бесконечно нежным взглядом, что я тону в этой потемневшей дочерна позолоте влажной радужки, захлебываясь и не желая спасаться. Черт, это невыносимо! Мир, заполненный сладкими мгновениями, грохотом распаленных сердец и тяжелым дыханием, постепенно наполняется странными, посторонними звуками, которым я и не придала никакого значения… пока кто-то грубо не отрывает его от меня так сильно, что от неожиданности я чуть не свалилась на землю. Пустое ранее пространство, возле старого здания, стало стремительно наполняться людьми в черных одеждах, а потом гневный голос Гилмора прорвался в барабанные перепонки. Душа хлопается в пятки за доли секунд! — Какого хуя ты лапы свои блядские протянул к моей бабе? — зверски сверкая глазами, взбешено выкрикнул Джай, отпихивая Риза в сторону и занося руку для удара, но не достигая своей цели. Риз как-то весь подобрался, сгруппировался и ему удалось увернуться, скорее всего, он уже наперед знал, что Гилмор хочет сделать дальше. Я дернулась было, чтобы прекратить начинающийся коллапс, когда чьи-то руки с обеих сторон ухватили меня, не давая двинуться. — Джай, не смей! — кричу я, а уроды начинают заламывать мне руки, швыряя на колени. Ствол выуживают из кобуры, затем нож, чтобы не могла воспользоваться. Коммуникатор с треском разлетается на мелкие детальки под тяжестью грубых подошв. Отчаяние ударяет в голову, я дергаюсь, как припадочная, не в силах поверить, что это происходит в самом деле. — Куда собралась, ягодка? — премерзко выдавил скрипучий голос прямо у меня над ухом, а я, каким-то чудом вырвав локоть и всадив его в живот уроду, стоящему прямо за мной, выцедила ругательства совсем неприсущие ни одной «ягодке» которую он знал. Парень согнулся пополам, а я кидаюсь прямо в эпицентр набирающей обороты драки. Кругом стоят неизвестные мне Бесстрашные, или, возможно, афракционеры, потому что не все они в черной форме, и чего-то ждут, пока Риз и Гилмор избивают друг друга. Пытаюсь прочитать мысли присутствующих, но они сливаются в какой-то неудобоваримый компот из разрозненных обрывков людских жизней, и ничего толком понять не получается. Все это занимает какие-то секунды, и вот я уже повисла на спине Джая, краем глаза замечая, что к Ризу бросаются молодчики и втроем пытаются скрутить его. Я холодею, подавившись криком, и пытаюсь хотя бы навскидку определить количество собравшихся здесь уебков. Как минимум десяток. Как вороны или стервятники, слетевшиеся на… Душа сжалась в комок, по спине волнами пробегает нервная дрожь. Что задумали эти обдолбанные психопаты, пялящиеся на нас со всех сторон? Сердце зашлось от ужаса, кровь забухала в висках, разом отлив от лица. За что?! Неужели это Гилмор их привел, зачем?! Избить? Да как же он мог?! — Люси! — кричит мне Риз. — Уходи отсюда, скорее! Уходи, прошу! Джай же тем временем, выкрикнув своим прихлебателям: «Держите его парни, не дайте сбежать, я с ним еще не закончил», резко бросает корпус вперед, стряхивая меня с себя, и пихает, больно шваркнув об стену. — Что ты делаешь, Гилмор, остановись, немедленно! — слова просто в глотке застревают, как и весь воздух, вырываясь наружу жалким скулежем, почти беззвучным, только плечи вздрагивают. Это так больно… когда больно ему. — Гилмор, ты охренел, что все это значит? Ты обдолбался, как и твои дружки? — выкрикиваю я в отчаянии, потому как два урода держат мертвой хваткой, не вырваться. — Тихо сиди, Люси, иначе твоему дружку полный пиздец, поняла? — Да что ты… — Что я? — Гилмор повернулся и подошел ближе, так, что свет от фонаря ярко осветил его лицо. Он вытирает кровь с разбитой губы, под глазом наливается синяк, а в глазах застыло безумие и мне впервые в жизни стало нестерпимо жутко, потому что я не знала такого Джая, и не уверена, что хочу знать. — Это я у тебя хочу спросить, детка, что это ты? — уголок губы пополз вверх, он подошел вплотную и приподнял мое лицо к себе, грубо, совершенно не контролируя силы, и мне даже показалось, что хрустнули шейные позвонки. — Отпусти ее, Гилмор, — рычит Риз, все еще пытаясь вырваться от держащих его Бесстрашных. — Она тут совершенно ни при чем! — А ты вообще заткнись, уродский ублюдок! — рявкнул Джай, повернувшись к нему вполоборота, так, что мне показалось я оглохла на секунду. — Ты по законам Бесстрашия предатель, сука и крыса, я имею полное право казнить тебя! Но сначала… — он опять посмотрел мне в глаза и вместо теплого кофейного оттенка, там был холодный темный лед, выжигающей своей пустотой и яростью все вокруг. — Ты мне расскажешь Люси, как это трахаться сразу с двумя парнями? — Я так понимаю, что тебе бесполезно объяснять, что мы расстались с тобой, Джай! И произошло это не сейчас, это произошло… — Да насрать на все это, ясно? На все то, что за говно у тебя в голове! Расстались – не расстались, ты со мной трахалась и точка! А стоило появиться красавчику, ты к нему переметнулась? Так вот, куколка, от меня так просто не уходят, чтоб ты знала! — А как от тебя уходят? Между прочим, не я первая все это начала… — Что еще? — нахмурился он, поигрывая желваками. — А ты вспомни из-за чего мы расстались! Я верила тебе, а ты меня предал! — Кончайте лясы натачивать, заебало слушать ваши перепалки, бля! — выкрикивает голос откуда-то из толпы, а я все стараюсь убедить себя что это дурной сон, симуляция, черт на палочке, но только не реальность, нет! — Ща патруль пойдет, Джи, мы заканчиваем тут или нет? — Да! — ухмыльнувшись и отпихнув от себя мое лицо, кивнул Джай куда-то в сторону. — Я твоему уебаному чужаку ни одной кости целой не оставлю, принцесса! — Джай, мы с тобой вместе росли. Мы ведь почти родные друг другу… Не делай этого, пожалуйста! Если во мне дело, то мсти мне, отпусти Риза! Как ты можешь! Я думала ты и правда любил меня… — Может, и любил. Я, правда, хотел с тобой быть, Люси. Но ты сделала свой выбор. А я сделаю, что должен, — он протянул руку куда-то в сторону и ему кто-то бросает… длинную гладкую палку, утолщенную и закругленную на конце, на манер дубинки. — Знаешь что это, Люси? Это бита, пособие для неверных и предателей. — Я, конечно, знала, что ты придурок, Гилмор, но что ты сможешь избить меня, не имеющую возможности сопротивляться, палкой… Никогда не думала, что ты можешь дойти до жизни такой! — Зачем тебя, ты в своем уме? — даже как-то удивился он, будто я сказала несусветную глупость. — Бить я буду его, а ты будешь стоять здесь и думать о жизни. Поняла? Я знаю, что ты не вернешься ко мне, но и с ним ты быть не сможешь! — и сильно размахнувшись, Джай обрушивает биту на Риза, плашмя вдаривая ему прямо по животу. Риз охнул и согнулся бы, жадно хватая ртом воздух, но руки недоносков, что держат его и не дают вырваться. — Джай, стой! Не делай этого! — кричу я, вырываясь, кусаясь, царапаясь до тех пор, пока тяжелая оплеуха не рассыпалась в моей голове резким аргументом. — Заткнись и не лезь, Люси! Как же ты достала меня своими безмозглыми поступками, своей способностью влезать во всякое дерьмо, теперь ты в нем по уши, наслаждайся, — глумливо усмехается Джай, опуская палку на вытянутую руку Риза, и она с противным хрустом ломается, а парень стонет сквозь зубы, не давая себе срываться на болезненный вой. — Любишь чужих баб, люби и все что за этим последует, красавчик! — и орудие пытки опускается на другую руку, калеча, только в этот раз я чувствую, пропускаю через себя и вижу внутренним зрением, что кость вывернулась из предплечья и кровь заливает весь рукав. — Остановись, Джай, ты же не монстр! Ты же человек, я ведь… я… прошу, ну как ты можешь! В предельном отчаянии, я, перестав вырываться, обмякла в держащих меня руках, чтобы усыпить бдительность соглядатаев и вроде как даже в обморок стала заваливаться. — Э, девка, ты че? — спрашивает меня горилла, неслабенько так встряхивая, а я, воспользовавшись, что один из них вообще отпустил меня, а другой держит не сильно, резко выбросила вперед ногу, лягнув урода в пах, и отпихнувшись от него, бросилась к избивающему Риза Джаю, повиснув у него на вновь замахивающейся руке. — Какого, блядь, хрена вы не держите ее! — Джай на минуту опустил палку, и тут уже я вцепилась в нее, не давая Гилмору закончить начатое. — Ты не сможешь потом с этим жить, я знаю тебя, ты не такой! Что они с тобой сделали, Джай, прошу, очнись! — я все заглядываю в пустую радужку, надеясь найти там остатки воли, но холод и пустота скрыли все в нем, и неожиданно для себя я поняла… я не слышу его мыслей. Совсем. Ни одной. — Джай, — просипела я, потому как горло сдавило и стало совсем нечем дышать, — что они с тобой сделали? Сознание открывшейся мне истины ввергло в ступор так, что я позволила обдолбышам схватить меня, оттащить в сторону и позволить только беспомощно и в полной безысходности наблюдать, как Риз повисает на руках удерживающих его парней и не подает признаков жизни. Меня сковала паника, дурным ознобом прокатившись по телу, и тошнота подступила к горлу, потому что стало понятно — они убьют нас. Их ничто не остановит. Это надо как-то прекратить, но я не знаю, как… — Пустите меня, ублюдки долбанные. Вам это с рук не сойдет, — заорала я, стараясь хоть как-то выкрутиться из цепких ручищ, кусаясь, извиваясь и пиная их ногами, пока щеку не обожгло тяжелой оплеухой, пригвождая мое тело к земле, аж в глазах искры взорвались. Лицо немеет и начинает полыхать, в висках застучало тяжелым пульсом. Во рту растекается медный привкус, вытянувшись теплой струйкой крови на подбородок. Сердце раздирает раскаленными гвоздями при звуках глухих и хлюпающих ударов, страшном треске ломаемых костей… — А что, папочке нажалуешься, да? А нам по хую, лидеров во фракции нет, так что не рыпайся, сучка, — гнусно хохотнул урод, склоняясь надо мной, за что получил лбом точно в переносицу, а следом кровавый плевок в морду. Хлесткий удар не заставил себя ждать, парень, извергаясь матершиной, вцепился лапищей мне в волосы, больно выворачивая шею. Ах, умнички, быстро научились… Папочку моего не боитесь, значит, а зря. Был бы он здесь — вы б уже все с перерезанными глотками валялись. — Э-э, блядь, девку не трогать! — заметив это, заорал Гилмор. Так. Стоп. Джай все-таки защищает меня, значит… Возможно, ничего это не значит, а может быть… — Заткнись, Люс, не лезь, я сказал! — Джай, послушай, — почти взмолилась я, уже ни на что не надеясь, потому что Гилмор больше всего напоминает живого робота, мерно забивая насмерть ненавистного себе парня. — Ну послушай же меня! Он жизнь тебе спас! Слышишь? Не веришь — спроси у Сани, когда тебя твои дружки оставили на пороге Ямы, чуть живого, Риз тебя вытащил, он умеет! Если бы не Риз, ты бы так и не вышел из комы и тебя отключили бы от жизнеобеспечения. Ты слышишь меня, это он тебя вытащил с того света! Остановись… Он тебя спас, а ты ему платишь за жизнь так! Остановись, Джай, что же вы за шакалы? С каких это пор Бесстрашные нападают толпой на одного, как стервятники? Да с такими бойцами, у нас и вся надобность во врагах отпадает — сами друг друга переубиваете! Уроды, чтоб вы сдохли, мерзкие озверевшие уро… — тычок под ребра ногой обрывает мой крик. Дышать не получается — в груди переливается жидким огнем. Крутанувшись, со всей дури цапаю за ляжку того, кто меня ударил. Взвыв и кроя матом меня на чем свет стоит, парень снова тянет мои волосы вверх, наматывая их на кулак, а мне вот плевать совсем, только б появилась хоть малюсенькая возможность вырваться. Вся ненависть, весь ужас происходящего обрушиваются оглушая. — Что ты сказала? — неожиданно повернулся ко мне Джай, опуская палку. — Что он сделал? — Он жизнь тебе спас. Твои повреждения были несовместимы с жизнью. Все говорили, что это чудо, а на самом деле это он, Риз! Я знаю это, потому что… у него есть способности! Такие же, как и у меня! — Это ты врешь мне сейчас, чтобы жизнь своему дружку спасти? — Ты думаешь я стала бы врать тебе, на пороге смерти? Не делай этого Джай… Парень тяжело задышал, и вдруг… Робкая, как первый луч рассветного солнца мысль встрепенулась в его к голове. Будто до этого они спали, а теперь… Джай оглядел побоище очумелым взглядом, будто удивляясь, кто это все тут натворил, ошарашено посмотрел на меня, потом на Риза, на обдолбышей… Выглядел он совсем потерявшимся, а в глубине взгляда больше не плескалось безумие. — Ладно, парни, проучили их и будет. Уходим, — бросил он и сделал пару шагов, когда я поняла, что еще ничего не кончилось. Прихлебатели Гилмора совсем не хотели прекращать бойню, более того, они явно хотели продолжения банкета. — Куда это ты рыпаешься, сучка? — глумливо протянул мой надзиратель, когда я хотела уже кинуться к Ризу, чтобы проверить жив он или нет. — Так не пойдет, парень, — обратился он уже к Гилмору. — Нам заплатили за дело и мы должны довести его до конца. Кодекс чести всего дороже, — протянул он и дернул меня за волосы опять. — Уговор был девку не трогать, — тихо, но грозно выцедил Джай, перехватывая биту покрепче. — Я сказал, мы уходим. — Ты что повелся на хуйню этой сучки? Ты забыл, что она шлюха подзаборная и почему ты нас нанял? Такой позор смывается только кровью, а ты что же, залил уши этим сопливым дерьмом и решил съехать с темы? — Я сказал, отпусти ее, — и здоровенная фигура Гилмора метнулась к нам с такой зверской рожей, снося мощным ударом моего обидчика в стену, что я, взвизгнув, не удержав вскрика от боли, когда кожу на голове словно окатили кипятком, все же непроизвольно тихо порадовалась, что это не мне так прилетело. Волосы мои, наконец, отпустили, позволив вырваться из своего неутешительного положения. Извернувшись, наношу удар ногой в ближайшую рожу, слыша ор Гилмора, чтобы я сваливала отсюда… да иди ты на хуй со своими советами! Ага, щас, уже бегу! Уже не разбираясь, расталкиваю всех, кто попадается под руку, бросаясь туда, где из-под бесчувственного тела наплывает кровавая лужа, растекаясь по разбитому асфальту. Кто-то наваливается, чтобы удержать меня, отталкивают, пинают ногами, сыпля ударами. Неужели попробуют убить… да, не сомневаюсь, но сейчас любой шанс их остановить неплох. Других просто не осталось. Может, не у всех еще мозги атрофировались? Краем глаза, только вижу безуспешно пытающегося пробиться к нам Джая, отвлекшего большинство обдолбанных ублюдков на себя. Они орут так, что уши закладывает, и тут один из тех, что держал меня, прыжком сократил разделявшее с Гилмором расстояние и без разговоров всадил ему мой отобранный нож в бок, резко выдернув лезвие обратно. Мокрый звук раздираемой ткани и плоти смешался с коротким хрипом Джая, он выворачивает руку нападавшему, выкручивая рукоятку из ладони, и всаживает нож в отместку, прямо в живот, проворачивая лезвие. Парень сгибается пополам, пытаясь руками зажать рану. Вот теперь нам всем тут пиздец! Сердце разбирает от ярости, в глазах наплыло багровой пеленой. Ох, как больно дышать… удар — будто таран в ребра врезался. Суки, переломают все. Невыносимо пахнет кровью. Зато уже совсем не страшно. Мне просто все равно, что будет, только б заставить их остановиться. В полнейшем отчаянии к последней надежде, я падаю сверху на Риза, накрывая собой. От бессилия и наливающейся по всему телу боли хочется выть. Задохнувшись от очередного тычка, еще туже обвиваюсь вокруг Риза, прикрывая его голову, как только возможно, ежесекундно ожидая рокового удара ножом, а потом грохот выстрела просачивается в слух. — А ну, блядь козлы сраные, в сторону! — несется грозный оклик… Ми? Быть не может, она-то тут откуда? Следом еще звучит выстрел, опрокинув прямо около нас одного из парней. Он взвывает, перекрывая воплями остальные выстрелы, зажимая пятерней прострелянное плечо. — Люси, ты как, цела? — кричит мне Тревис, паля то ли в воздух, то ли по пытающимся сбежать стушевавшимся уродам, пока кто-то раскидывает кучу-малу, спихивает споткнувшуюся и свалившуюся на нас сверху копошащуюся тушу, что мне тут же становится легче дышать. Сердце колотится пойманной птицей. Опершись ладонями о землю, я пытаюсь приподняться, но выходят как-то не очень даже просто пошевелиться. Твою мать, нас же свои — Бесстрашные — чуть не убили! — Эй, вы живые? — слышится мужской голос. Кто-то присаживается рядом, помогает мне скатиться с Риза придерживая. Берман. А он как тут… — Что с Ризом? — он прощупывает ему пульс, переворачивает на спину, пока подлетевшая Мия тормошит меня, что-то громко вереща. А у меня зуб на зуб не попадает. И больно, черт его возьми, больно. — Живой? Берман, не молчи! — просипела я, сквозь захлеб истерических рыданий. Черт, руки-то дрожат. — Живой, пульс есть, но досталось хорошо. Нужно его в лазарет, срочно, — мужчина спокоен и собран. По крайней мере, кажется таким. — Риз, ты меня слышишь? Риз… пожалуйста, отзовись, — позвала я, но он уже давно без сознания и не реагирует ни на что. Наверное, это хорошо, потому что не чувствует боли… Притискиваю ладонь к груди и чувствую биение сердца! Он живой… Только б все обошлось, Господи, пожалуйста. Он весь переломанный, дотронуться страшно, — пальцы лихорадочно стараются осторожнее ощупать повреждения. Голова разбита, на лице живого места нет от ссадин и кровоподтеков; губы, скулы, подбородок черные… Пальцы скользят по щеке, стирая кровь в торопливом ласковом касании, спускаясь на шею, дышит, хоть и с трудом. Наверное, все ребра переломаны и внутренние органы отбиты. Боже мой, ну за что все это… Страх за его жизнь, беспокойство о последствиях травм, жуткое осознание пережитого — все разом, пробивает кошмарное оцепенение так остро, что я дергаюсь, жалобно всхлипывая, и судорожно цепляюсь за его руку, боясь, что слабый пульс остановится, и глажу, глажу эту теплую ладонь с полностью разбитыми костяшками… Как же я его люблю, оказывается! Но… видимо я приношу одни несчастья, раз жизни близких людей рядом со мной, летят в тартарары. Это моя вина, моя. Лучше бы Риз не спасал меня тогда! Застонав, я закрываю лицо руками. Боль грызет и изнутри, и снаружи. И тем не менее рассудок уже берет верх над эмоциями. — Берман, у вас регенерация есть? В Бесстрашие не поедем, кто знает, сколько там еще желавших убить его. Ми, дай коммуникатор, мой разбили, я позвоню Трою. Нам нужно как можно быстрее в Эрудицию. — Что тут вообще случилось? Люс, чего им надо было, почему они напали на вас? Это же свои… — растерянно ругается Тревис, пока я потрошу вырванную из рук Бермана аптечку, ища шприц с регенерацией. — Гилмор, твою ж нахрен, а ты тут как оказался? Дай посмотрю, что у тебя там, балбес, опять вся рожа разбита, — заметила она, наконец, родственничка опирающегося на стену и зажимавшего окровавленную бочину, бросаясь к нему. — Вот у него и спроси, какого черта он натравил на нас своих обдолбанных дружков? — злобно выплюнула я, с трудом удержавшись, чтобы самой от сковавшего отчаяния не бросится на Гилмора. — Что ж ты наделал, Джай? Отомстить так захотел, самолюбие взыграло? Ну мне бы и мстил тогда, раз простить не смог! Стоило оно того? Если он не очнется, Гилмор, я не знаю, что я с тобой сделаю. Клянусь! Я же убью тебя, сволочь. — Люси, я не думал… — А мне не то, чтобы посмотреть на него больно, слышать невыносимо. Хотелось выть от бессилия. — Заткнись. Нет тебе оправдания. И не вздумай ко мне когда-нибудь подходить, — оборвав его, судорожно тыкаю кнопки коммуникатора. Вот уж Трой сейчас охуеет…Дей
— И что ты в ней нашел, в этой примитивной? — Зейн, как и всегда, закладывая руки за спину, надменно вопрошает, разглядывая покалеченное Гилмором тело, по которому все еще наносятся равномерные удары. Боли я давно уже не чувствую, остается только сознание того, что с каждым ударом из тела уносится жизнь. — И стоила она вот этих мучений? — Тебе этого не понять, — вот странно, разве мысленно можно прохрипеть? — Если ты меня убьешь, ты не сможешь скрыть этого от сената. — Да неужели? Почему это еще? — насмехается мой безупречный друг. — Я был безупречным гораздо дольше, чем ты, Дей, и я был на станции все это время, пока ты осваивался среди примитивных. Кстати, хорошая причина взять тебя обратно, ты отлично втерся к ним в доверие, самка доверяет тебе и она не самая последняя особь в городе. Так что неплохая работа, хвалю! Одно твое слово, и я прикажу ему прекратить. — Ты ошибаешься насчет людей, Зейн Кёртис! Мы все ошибались! Мы ничуть не лучше, а они — не хуже нас! Мы все одного вида! Вы просто заигрались в превосходство, тогда как они ничем не отличаются от нас! — Ты так ничего и не понял, Дей. Разве дело в происхождении? Дело в том, что каждое сообщество является конкурентом друг другу. Появись мы на Поле просто так, без оружия, кто нас будет слушать? А когда мы принесем с собой весомые аргументы, вроде берсерков или хорроров, мы сможем занять ту нишу, которая нам будет нужна, а не ту, которую нам попытаются навязать их правители! — А ты не думал, что можно договориться! Да, остался только один континент после катаклизма, но неужели для нескольких сотен тысяч человек на нем не хватит места? Зейн… — палка в очередной раз опустилась на голову и связь исчезла, но вместе с этим исчезла и палка, и сознание… Я пришел в себя и в который раз наткнулся взглядом на белый потолок, стены, простыню, которой я был укрыт. Самовосстановление шло своим чередом, после пяти дней на этой койке, я нашел и пролечил все повреждения, теперь осталось только набраться сил. До сих пор старался не думать о том, что произошло в той подворотне, бросая все свои возможности на максимально скорейшее излечение, но не мог не думать о Зейне. Он задумал что-то, чего я не могу понять и на что я не могу повлиять. Я нужен ему и он мог спокойно захватить меня, да тем же примитивным куполом, в конце концов, но он этого не сделал. Он позволил мне спастись, а я… Потерял бдительность настолько, что перестал сканировать опасное пространство, отвлекся, не увидел… Вел себя хуже примитивного, не подумав, что эта подворотня самое неудачное место для разговора и признаний, но когда я вижу Люси, разум отказывается работать в привычном режиме. Это одновременно потрясающе, удивительно, пьяняще великолепно, но… Я подверг ее опасности. Я никак не могу научиться контролировать себя. Никак не могу нащупать ту грань, тот момент, когда заканчивается самоконтроль и начинается упоительное безумие. Любовь — это безумие? Сладкое, затягивающее в восхитительный плен, помешательство, граничащее с эйфорией. Я пробовал найти ответ на этот вопрос там, на станции, когда видел, как Алекс страдает из-за Лекси. Информация, которую я нашел у Безупречных по этому вопросу, пестрила терминами и ответа на вопрос не давала: «Чувства примитивных. Любовь — это нейромедиаторы — дофамин и эндорфины, природные эйфоретики, чей выброс связывается с определённой особью-партнёром (а если быть точнее, то, скорее, с поведением определённой особи-партнёра). Фенилэтиламин, действующий на ранних этапах, побуждает особей к физической связи. На более поздних этапах подключаются вазопрессин и окситоцин, вызывающие восторг и эйфорию, создающие мотивацию для продолжения рода. То, что примитивные называют любовью — это гормональные всплески, обусловленные, по всей видимости, психологической реакцией особи на определённую комбинацию внешних раздражителей. У постчеловечества отсутствует, благодаря подавлению данных процессов частотно-импульсным преобразователем». Я спрашивал у Люси, что такое любовь, но будучи сама ребенком, она только транслировала мне картины того, что сама понимала под этим словом. Целующихся родителей, парочки, обнимающиеся в Яме, объятия братьев, теплые взгляды… Все это подтверждало теорию Безупречных, но точно также не отвечало на вопрос — отчего человек готов жертвовать собой ради той женщины, которой он дарит свои улыбки. Чтобы это понять, недостаточно увидеть. Нужно испытать самому. Зейн удалил чип, но сможет ли он после двадцати четырех лет воздействия и подавления испытывать эмоции? Что-то мне подсказывает, что вряд ли… Внезапно чье-то присутствие нарушило мое томительное уединение. Придерживаясь за бок рукой, в дверях моей палаты мелькнул Гилмор, еще не совсем оправившийся от ранения, но уже вполне бодрый. Я знаю, что он был под воздействием Зейна, но все равно видеть его мне не особенно приятно. — Я хочу чтобы ты знал, что я ни о чем не жалею, — бросил он мне, окидывая презрительным взглядом. — Но меня мучает один вопрос. И ты ответишь на него. — С хуя ли ты взял, что я отвечу тебе? — удивившись, я даже позабыл о том, что мне надо бы на него злиться. — Ответишь. Потому что повелся на классные сиськи и попку нашей принцессы. Новая волна ненависти захлестнула, затянула, вызывая снова низменные инстинкты, хотя я уже было успокоился. Однако мысли Гилмора, немного вялые и туманные, отразили совсем не то, что он говорит. Адская смесь горечи, досады, печали, воспоминаний о Люси и сильнее всего чувство вины поглощали его сознание. Не подлый он. Просто сказочный недалекий долбоеб. — Единственное, на что я надеюсь — эта история научит тебя чему-нибудь! — ответил я ему и отвернулся. — Люси сказала, что ты меня спас. Я спрошу только один раз и хочу получить правдивый ответ. Ты Безупречный? Или что за способности, о которых она говорила? Гилмор давно подозревал, что с Люси что-то не так. Он понимал, что у нее есть способности, которые ему не понять, но никогда и предположить не мог, что они лежат в области способностей Безупречных. Джай знал, ему уже сказали доктора, что его исцеление было чудом. Он не хотел верить, но в глубине души понимал, что это правда, видел свой медицинский файл в Бесстрашии. Просил знакомую медсестру растолковать, что к чему. Долго думал, что это из области везения. Но когда Люси сказала ему об этом, все срослось. Встало на свои места. Объяснилось. И теперь ему было не по себе. — Я Безупречный. Чипа у меня нет с двенадцати лет. Я стал кочевником, когда сбежал со станции, чтобы попытаться помочь Бесстрашным. Но способности у меня остались. Это все, что ты хотел узнать? — Так значит ты, мало того, что крыса, которая поставила Люси перед выбором — или я, или ты, так еще и внедряешься, чтобы… — Замолчи лучше, Гилмор. Ты и так наделал дел. Неужели ты думаешь, я остался бы во фракции, если бы лидеры не дали на это добро? — Ты голову Лусии задурил, а отец ей верит! Что ж, ты молодец, правильную выбрал тактику, и к нам пролез, и девку клевую получил... Но знаешь, что? Не ты один спасал мне жизнь, и мне просто не хватит времени, чтобы всем отплатить. Тебе повезло, я не стал убивать тебя, так что мы с тобой в расчете. А вот то, что ты проходимец, я охотно верю, более того, я глаз с тебя не спущу. Я буду следить за тобой, где бы ты ни был, и выведу тебя на чистую воду! — Гилмор, твою мать! — окликнул из коридора Бесстрашного знакомый строгий голос. В дверном проеме показался Дин Финн собственной персоной и буквально за шкирку вытащил Джая из палаты. — Я тебе куда сказал идти? — он говорил, будто бы спокойно, пихнув парня вперед себя, но слышались стальные нотки в его голосе, и кажется, что ослушаться лидера Эрудиции дело опасное. — Я тебе велел в Бесстрашие сваливать, пусть там расхлебывают твои идиотские поступки! А я прослежу, чтобы ты еще недельку после лазарета в карцере провел, за такие дела, урод! Я откинулся на подушки, пары недель мне мало для полного восстановления, хотя все кости уже встали на места и срастаются, все равно еще ломит все тело и слабость такая, что вставать тяжело. Конечно, регенерация сделала свое дело на начальных этапах, ведь, находясь без сознания, я совсем ничем не мог себе помочь. Зато когда пришел в себя, я видел Лусию. Люси… Она была тут, я ее чувствовал. А потом она перестала появляться, закрылась от меня. Я могу ее понять, в Бесстрашии свои законы и отношение к парням, быть избитым на ее глазах — это провал. Унижение, позор. Наверное, поэтому она и не хочет больше связываться со мной, ведь я проиграл. А женщины отдают свою руку и сердце победителю. Но это не самое плохое. Ужас в том, что я, не почувствовав опасности, подставил не только себя, но и ее. Она могла погибнуть. Зейн был там. Что ему нужно от меня я прекрасно понимаю, и Люси рядом со мной опасно. Уже второй раз охота была на меня, и она при этом тоже пострадала. Зейн хотел меня убить, неужели я больше не нужен ему? Я ничего не понимаю, и это состояние полной неизвестности — что и как они задумали, заставляет только ненавидеть себя за недальновидность. Что заклятый друг мог сделать? Достать мою кровь и использовать ее? И у него вышло? Он действительно не позволил меня убить или это дело случая? Или Джай сам решил этого не делать, вырвавшись с помощью Люси из его ментального плена? Одни вопросы и никаких ответов! А самое главное — каким боком тут Билли затесался? Хочет отомстить Алексу и охотится на Люси? Зейн его нанял, чтобы убить сразу двух зайцев — выманить меня и насолить Бесстрашным? Но я больше не нужен Зейну, ведь он хотел меня убить… Черт, голова еще не очень соображает! «Люси… — позвал я в очередной раз, не надеясь на удачу. — Люси, ответь, я…» Ну что я, что? Сказать ей, что мне страшно тоскливо в этой неопределенности? Она разочаровалась во мне, не может видеть меня таким, слабым и разобранным на части? Я противен ей в своем поражении? Конечно, выбирают победителей, а я проигравший. По всем фронтам…* * *
Центр реабилитации в Эрудиции помог мне встать на ноги за считанные дни. Дин, спровадив Гилмора и вернувшись, просил меня помочь ему в изучении процессов восстановления Безупречных. — Я никогда не видел такого раньше, хоть и знал, что они… то есть вы, так умеете. За все эти годы нам не представлялось возможным понять природу этого явления, и если бы вы позволили нам попытаться выяснить это, возможно, мы могли бы сделать большой шаг вперед в области регенерации, — вещал лидер Эрудици, а я, слушая его вполуха, рассматривал этого умнейшего человека и гадал, где же все-таки затесался тот самый Безупречный, которого использует Зейн в своих целях — в Эрудиции или все-таки в Бесстрашии. Мог ли мистер Финн пропустить, не понять кто рядом с ним? Мог ли Безупречный обмануть интуицию Бесстрашных? Мысли проносились, пока я вышибал дух из груши, возвращая свое тело в прежнее состояние. Мышцы все горели после травмы, но я чувствовал, что это только на пользу. Каждый раз, укрепляя себя ментально, и там, в застенье, и тут в городе, я чувствовал новый прилив сил. А навыки, полученные за инициацию, способствовали возрождению не только тела, но и духа. Да, я готов бороться дальше, но без Люси… все теряет смысл. Она не знала, не понимала, наверное, что происходит, да и сам я не очень-то понимал. Знал только одно, я не вернусь в Бесстрашие, если она останется с Гилмором. Просто не могу… — Мистер Идрис, — утвердительно изрек голос, и меня очень удивило, что я не услышал, как ко мне приблизился человек. В который раз меня это едва ли не напугало, и я удивленно обернулся на голос, забыв даже стереть со лба пот. — Для меня было довольно любопытно познакомиться с вами. Ко мне неторопливо направился человек, темная челка свисала на лоб, синий костюм подчеркивал атлетическую фигуру, спокойный, заинтересованный взгляд карих глаз из-под поблескивающих узких очков посматривал насмешливо. Вглядевшись повнимательнее, понял, что он мне кого-то напоминает, но никак не мог понять… — Меня зовут Трой Эванс. Вам говорит что-то это имя? Твою мать! Единственное, о чем я мог думать в этот момент! Ну конечно, брат Люси, один из близнецов, он тоже обладает способностями, я пытался связаться с ними тогда, десять лет назад, но они не слышали меня, зато я хорошо слышал их мысли и мог направлять их. Так они и нашли друг друга, когда Ричи похитили. Способности братьев будто поделились на них двоих, они слышат хорошо только друг друга и то не очень-то умеют это контролировать. Ведь их некому было научить… Значит, Трой развивал свои способности, раз я не слышу его теперь, умеет ставить блоки. Интересненько... — Вы брат Люси, — только и сумел сказать я, пристально разглядывая Эрудита. — Точно. А вы тот самый кочевник, из-за которого весь сыр-бор? — он говорил серьезно, но я видел и чувствовал в его голосе добрую иронию. — А по совместительству еще и Безупречный. Я поражен скоростью вашего восстановления. После таких травм, даже несмотря на регенерацию, Бесстрашные восстанавливаются не меньше полутора-двух месяцев, а вы пришли в полную боевую готовность за три недели. — На самом деле еще есть над чем работать, — остудил я его пыл. — Чудес не бывает, но быстрое восстановление — это залог выживания и главная мотивация для того, чтобы быть как можно устойчивее ко внешним поражающим факторам. — Да вы просто клад для изучения, — уже открыто улыбнулся Трой, пожимая мне руку. — Вы уже проходили пейзажи страхов? Как ваш мозг отзывается на симуляцию? — Нет, я еще ни разу не был в симуляционном пейзаже. В застенье скриммены не могут ввести меня в транс, я могу только взаимодействовать с ними, общаясь на ментальном уровне. Трой, послушайте, на самом деле… — Могу вам помочь, — перебил меня Эрудит, хотя насколько я успел их узнать, для этой фракции нетипичное поведение. Значит он еще больше Бесстрашный, чем умник. — Ведь вам нужно завершать инициацию, значит, пейзажи вам все равно проходить. Я написал программу, которая может отделять страхи друг от друга, записывать все действия в симуляции для анализа, сканировать и совершенствовать прохождение пейзажей страха. Я уверен, что любой человек может проявлять способности дивергентов и к дивергенции они не имеют отношения… Посему я предлагаю вам завершить вашу инициацию прямо тут, в Эрудиции, а заодно и изучить воздействие симуляции на мозг Безупречного. Эта уникальная возможность… — Я понял, — он, видимо, готовился и дальше уговаривать меня, но я не вижу причин не согласиться. Может быть, лучше понимая Безупречных, они найдут способ либо бороться с ними, либо… может быть, договориться? — Конечно, я пройду пейзаж здесь. Когда мне можно будет вернуться в Бесстрашие? — Мы назначим вам пару обучающих симуляций, несколько пилотных прохождений пейзажа и финальный тест. Думаю, управимся за пару недель, — кивнул мне Трой, вроде как, желая спросить что-то еще, но пожал мне руку и, качая головой, оставил наедине с тренажерами в некотором недоумении.* * *
Я летел в пустоту, кажется что поверхность, твердая и безжалостная все ближе, но при этом я ничего не видел, кроме белого тумана вокруг себя, настолько плотного, что не видно вытянутой руки... Сильно дернувшись и открыв глаза, я, в очередной раз наткнулся взглядом на белый потолок. Волновал вопрос, что я ничего не помню, кроме того, что вокруг абсолютно пустое, какое-то стертое пространство, которое вгоняло меня в неимоверный ужас. Меня непроизвольно подбросило на кресле, кто-то сунул мне полотенце и, сфокусировав взгляд, я понял, что все ошарашенно смотрят в мою сторону. Сердце все еще вытряхивало из грудины бешеный ритм, пальцы немного подрагивали, дыхание срывалось на заходящиеся хрипы и в целом я чувствовал себя так, будто по мне проехал поезд... Что, черт вас всех дери, тут произошло? — Что?! Что ты видел? — тряс меня за плечи Трой, а я не понимал, что он от меня хочет. — Ты помнишь, что с тобой было в симуляции? Помнишь? — Я не… не помню ничего… только все белое вокруг. А что произошло? Что вы видели? Какой у меня результат? Оглядев комнату, я осознал, что в зале, кроме меня и Троя, еще два Эрудита, и как раз в этот момент дверь со стуком распахнулась и влетел мистер Финн, собственной персоной. — Я сам должен взглянуть! — он повернул к себе экран и пристально посмотрел туда несколько секунд. — И что, так все время? Трой снял очки и потер глаза. — Да. А потом пульс — высоченный, активность лимбической системы зашкаливает за все возможные… — Трой, я не слепой, — невозмутимо проговорил Финн, глядя на монитор, но брови сдвинул то ли в задумчивости, то ли в тревоге. — Дей, как ты себя ощущаешь? — Будто я убегал от монстра. А что там такое? Я совершенно ничего не помню… Что-нибудь записалось? — Иди сюда. Посмотри сам. Меня не на шутку встревожил тон самого невозмутимого человека, которого я знал или видел когда-нибудь. Стремительно спрыгнув с кресла, я подошел к монитору и уставился на совершенно белый экран. Трой нажал несколько кнопок, изображение моргнуло… и продолжало оставаться девственно белым, словно чистый лист бумаги. То, что это цифровое изображение можно было увидеть только по едва заметной глазу ряби. — У вас что, монитор сломался? Или завис? Или что это… — Тихо. Смотри дальше. Сначала все было спокойно. Я так понял, что полоски рядом — это показали активности моего мозга и сердечно-сосудистой системы. Через несколько секунд стало видно, что активность набирает обороты, при этом экран все так же оставался белым. Динн думал только о том, что такой феномен ему еще не приходилось видеть и пока что он его объяснить не может. Трой потирал переносицу, то снимая очки, то одевая их обратно. Видно, что они ему сильно мешают, но отказаться от атрибутики фракции он не решался. Тем временем полоски показателей превратились сначала в волны, а следом и в пики… Но я ничего подобного не испытывал… либо же я ничего не помню. Только белый свет вокруг, это все что я вынес из симуляции! В уши врезался сначала прерывистый, а потом и навязчиво-постоянный писк, который с каждой секундой увеличивал децибелы. — Когда показатели стали критические, мы прервали симуляцию… — объяснил Трой внезапно оборвавшиеся звуки и стабильные показатели. Сердце не выдерживало такой нагрузки, еще секунда и пришлось бы его реанимировать! — Ты знаешь, как объяснить это? — обратился ко мне Динн. — Возможен ли такой вариант, чтобы воздействие чипа как-то изменило лимбическую систему и твои страхи выглядят как-то по-иному? Может быть, ты все-таки был в галлюцинации, но наши компьютеры настроены на частоту обычного человека, а ты отличаешься… — Я ничем не отличаюсь от вас. Да, возможно, вы правы, чип как-то способствовал развитию способностей, но это могло случиться с каждым из вас, если бы вы подвергались воздействию частотно-импульсного преобразователя. Я ничего не помню, кроме белого пространства вокруг. И я не помню самого страха, только ощущение, что он был. — Это нужно изучить! Мистер Финн, поручите мне… — Успокойся, Трой. Мистер Идрис прибыл в город со вполне определенной миссией, как мне объяснил лидер Бесстрашия. Дей, — повернулся он ко мне, глядя прямо в глаза, — пока во фракции не разберутся с инцидентом, не найдут виновных, тебе опасно появляться в Яме. Очень рекомендую тебе задержаться, а за это время мы выясним, что происходит с твоими страхами. Но как только можно будет вернуться, мы не можем задерживать здесь представителя другой фракции… Я уже и так понял, что останусь. Мне самому интересно, что произошло и почему я так отреагировал на сыворотку симуляции. Однако все зависит от того, как завершилась операция с порталом. От них по-прежнему никаких вестей, и, оставшись тут, в Эрудиции, с Люси я увижусь еще нескоро. Пожалуй, это больше всего меня удручает.