***
— Ты вообще расчесываешь их? — провожу по волосам парня и слышу его тихое хныканье, когда слишком жестко тяну, вызывая дискомфорт. Кудрявые волосы полностью запутаны, и я причиняю много боли Эштону, когда расчесываю их пальцами, чтобы они перестали быть до безобразия неаккуратными. — Утром не было времени, — пожимает плечами парень и открывает, прикрытые, до этого глаза. Вздыхаю, понимая чем именно занимался парень утром, потому что недавняя книга, что я дала ему уже прочитана моим другом и лежит у меня в рюкзаке. — Так понравилось читать про убийства, что не было времени на свои волосы? — усмехаюсь, касаясь пальцами лица парня, который лежит на скамейке, положив голову на мои колени. Меня смущают такие проявления чувств, но в последнее время мне как-то глубоко плевать, так что мы проявляем любовь друг к другу на дальней лавочке рядом с нашей школой. — Знаешь… — Не пугайте меня, — Ирвин так и не успевает договорить, когда его прерывает Тиффани, подходящая к нашей лавочке.— Кто-то клялся, что вы с Эштоном только друзья, а сейчас я узнаю о всем самой последней, — девушка выглядит немного раздраженной, а я просто не понимаю, что ее может так расстроить. — Тифф, — устало проговаривая я, не зная что сказать еще, ведь у меня совсем нет желания объяснять что-то, при том что я имею больше права возмущаться и задавать вопросы. — А что — ревнуешь? — успевает лишь произнести кудрявый когда я легонько ударяю его по лицу. — Ничего, просто, кажется, я ни черта не знаю о том, что происходит в ваших жизнях, — грубо кидает моя подруга, отдаляясь от нас. Ее сгорбившееся тело добивает меня. В моем мозгу отдается лишь то, насколько широкое значение имеют ее, сказанные вскользь слова. Опускаю взгляд вниз, но встречаюсь взглядом с обеспокоенным взглядом Эштона и поворачиваю голову в сторону. — Эл, не реагируй так… Скидываю голову парня со своих колен и встаю, забирая рюкзак. — Я дойду до дома сама, — делаю пару быстрых шагов и ускоряюсь, не давая Эштону шанса догнать меня. Почему именно сейчас его слова не помогают мне? То, что началось неделю назад — нельзя назвать любовью. Эштон слишком дорог для меня, чтобы называть его пошло — любовник, но его название наших отношений, как пара не устраивает меня еще больше. Я давно пожалела о том, что проявила ту слабость, а потом еще больше запуталась, сделав первый шаг к этому странному отношению между мной и Эштоном. Но сейчас я так сильно боюсь потерять и его, что лишь улыбаюсь в ответ, когда немного грубые пальцы впиваются в мое плечо, а пухлые губы произносят неизменное — малышка. Внутри все бурлит и давит и что-то, кажется, под названием совесть, давит на меня, выжимая легкие слезы из глаз. Мое поведение крайне странное, но когда тобой управляют лишь чувства, то действительно плевать на то как ты можешь быть груба с другими или же выглядеть как-то неприемлемо. Я не была дома около недели и рада, что Тиффани все же взяла трубку и пустила меня к себе переночевать, хоть это немного и затянулось. В последнее время я все меньше времени провожу вне дома и понимаю, почему я делаю это. Видеться сейчас с Калумом — сродни самоубийству. Майкл всегда любил очень крепкие сигареты. Я никогда не могла запомнить их название, но их яркая картинка въелась мне в мозг, всплывая сейчас довольно быстро, пока я иду к супермаркету. Женщина явно не желает продавать мне сигареты, ведь мое слишком милое личико не тянет на совершеннолетнюю, но когда я протягиваю ей поддельные документы, то он захлопывается, а меня не мучает совесть. Забираю одну пачку и быстро выхожу из магазина, пропитанного холодным воздухом кондиционера. Потираю немного холодные пальцы друг о друга и застегиваю пачку в кармане своей куртки, переходя дорогу. Не знаю, сколько можно врать маме о том, что я повожу вечера у Тиффани, пока мою компанию составляет лишь музыка из радиоприемника и лапша быстрого приготовления, потому что Майкл слишком занят, а деньги не стоит тратить на такую мелочь, как здоровая еда. Озираюсь по сторонам, когда перехожу знакомую улицу и мне чертовски противно от того, что я скрываю то, что у меня есть друг и что я собираюсь снова переночевать у него. Тяжёлые двери с легкостью поддаются, а теплый и затхлый воздух ударяет в лицо. Я привыкла, что в том месте, где я сплю, картин больше, чем живых существ. В галерее полно людей, и я понимаю, что снова не дождусь Майкла сегодня, ведь потенциальные покупатели картин нуждаются во внимании. Сжимаю пачку в руках, находя в толпе красную голову и вздыхаю, замечая его заинтересованный взгляд на девушке рядом с ним. Кажется, заваривать очередную лапшу и слышать прерывистое урчание приемника мне придется в одиночестве и утром. Я не могу обижаться на Майкла, ведь я буквально живу у него, питаясь на его деньги. Я конечно эгоистка, но не до такой степени. Поднимаюсь на верх, прикрывая за собой дверь и тут же присаживаюсь на голый матрас, сцепляя руки в замок. Понимаю, что одиночество — не так уж и плохо, но не в таком же количестве. Сигареты давят на мой бок под неудобном углом, и это наталкивает меня на мысль о их применении. Я покупаю сигареты как бы в плату Майклу за предложенную жилплощадь и тихие разговоры иногда, когда солнце встает над городом, а я не могу уснуть на этом черством матрасе. Майклу нормально — он привык жить так и слишком крепкая сигарета для него — лишь привычка, а не отрава, которая приведет его к жалкой смерти. Зажигалка Майкла, которую он постоянно теряет, но потом случайным образом находит — лежит под матрасом, и я быстро нахожу ее. Наверное, руки помнят, но я чувствую себя немного паршиво, поджигая сигарету. Помню, как бросила только из-за Калума и тут же примыкаю губами. Это получается не с первого раза, но потом все выходит само собой. Слишком горький привкус вызывает жжение и чуть ли не рвотные порывы, но я выгоняю дым через кашель, касаясь губами снова и снова, вспоминая этот вкус на языке. На часах давно за двенадцать ночи, а почти пустая пачка лежит у моих ног, пока я перебираю пальцами свои волосы. Это похоже на механизм внутри меня, когда я мало понимаю, что делаю, но продолжаю слишком сильно давить на корни, когда ритм моих движений сбивается. Вечером звонила мама и мягко намекнула на то, то мне пора вернуться домой, ведь то, что происходит — выходит за рамки приличия. Мне стоит вернуться домой, потому что мама соскучились по мне и потому что Калум съехал пару дней назад. Я понимаю, что мне плохо лишь тогда, когда замечаю как рыдаю в подушку Майкла, задыхаясь от кашля непривычных сигарет и слез. Кого стоит винить в том, что я разрушила все, что создали мы вместе? Мне хочется сброситься с крыши или хотя бы набрать полную ванную воды, забыв о том, что не стоит опускать голову полностью под воду на долгое время. Это лишь мимолетные желания, которые оседают в моей голове, общая вернуться. Тихо кричу, наблюдая как мое горло вибрирует и саднит от сигарет и резкого крика - оно точно будет болеть утром. Я не помню как отключаюсь, но просыпаюсь я уже поздним утром, укутанная в куртку, полностью пропитанную Майклом. Думаю, Клиффорд прекрасно понимает меня, когда я отказываюсь от завтрака и отдаю почти пустую пачку сигарет ему в руки, улыбаясь. Прогуливать для меня стало чем-то обычным, но не значит, что приемлемым. Я иду в школу, не думая о том, что там есть человек, которого я точно не хочу видеть.***
Я успеваю только на третий урок, но могу признаться, что я и не торопилась. Сейчас перемена, и я рада что смогу спокойно зайти со всеми в класс, а не быть перед общим обозрением несколько минут, пока меня будут отчитывать за опоздание. Люк встречает меня несколько восторженно, прижимая к себе и говоря, что он очень рад моему выздоровлению. Улыбаюсь, снова поддаваясь лжи Калума, и принимаю это как должное. Мне стоило свалить от Хеммингса как только закончился урок, и тогда я бы, возможно, избежала бы встречи со своим братом, но слишком длинные ноги, несущие нас в ненужном мне направлении, и цепки пальцы на моей руке не дают просто исчезнуть из глаз блондина. Его слишком длинные пальцы сжимают мое запястье в жесткий замок, и я подумываю над тем, что Хеммингс хочет переломать мою кость ко всем чертям. Люк слишком настойчив, и его улыбочка не терпит отказа. Я присаживаюсь на трибуны рядом с рюкзаком Хеммингса и сразу же оглядываю футбольное поле. Не понимаю, зачем делаю это, ведь я и так знаю, что Калума нет тут сейчас. Я чувствую тревожность и то, как потеют мои ладони не от яркого солнца. Это ощущение появляется резко и ударяет под дых, вышибая из меня воздух. Громкий смех Люка раздражает мои уши, а его немое присутствие вышибает землю из-под ног. Не могу смотреть в его сторону или вообще находиться здесь, ноги подкашиваются от резкой тишины и взгляда на мне. Мне так хочется уйти, но я не могу, пока Калум стоит на трибуне чуть пониже меня, только вышедший из подтрибунного помещения, и теребящий свои отросшие черные волосы. — Привет, Люси, — звучит слишком натянуто и обычно, пока в моей душе бушует буря. Я не играю по правилам Калума и молчу. Это странное чувство ничтожности, когда брюнет подходит ближе захватывает меня с головой, а я отмечаю про себя, что Калум слишком спокойный. Черные глаза смотрят так, будто готовы убить, а мягкие губы нежно улыбаются, пока я вжимаюсь в кресло, не в силах оторвать взгляда от настолько нужных мне глаз. Черт. Кажется я легко ловлюсь на удочку, забывая все, когда рука парня так легко ложится на мою, но не сжимает, а лишь легко прикасается, а потом снова исчезает в густой шевелюре. Виновато гляжу, поджимая губы, чтобы не уронить остатки трезвого чувства. Всепоглощающее чувство любви умирает во мне с каждым вздохом, пока я надеюсь освободиться от этих оков, связывающих меня.