Sinnerman

В день казни, когда Господь прольёт свирепый елей на Землю, я буду скромно сидеть на террасе своего загородного коттеджа, и, попивая английский чай, смотреть как рушится этот грёбанный мир.

Придорожные кусты разрослись и превратились в непроходимую стену перепутанных черных колючек. Казалось бы, никаких признаков жизни. Но Эбернети всё время останавливался посреди дороги с револьвером наготове, выжидая незнакомых голосов или тихих крадущихся шагов. Через некоторое время выбрался на небольшой холм. За ночь поднялся сильный холодный ветер, начинал валить снег. Сквозь тонкую завесу мокрого снега пытался осмотреть местность, заметил, что обойти поселение каннибалов стороной ему удалось, но бункера с едой так и не было видно. Открыл интерфейс часов, чтобы сравниться с картой. В пару метров от точки, указывающей его местонахождение, красовался значок маленького старого домика. Дойдя до назначенной цели, Хеймитч, не задумываясь, поднялся по истертым каменным ступенькам на открытую веранду дома, заглядывая в окно, ведущее в кухню. Сквозь пелену пыльных грязных окон, удалось рассмотреть мусор на полу, старые газеты, посуду в шкафу, кружки на крючках около места, где когда-то был умывальник. Сделал вывод, что дом уже давно никто не посещал, поэтому, решив, что он в безопасности, одним ударом ноги выбил дверь, ведущую в кухню. Прошел коридору, остановился в дверях гостиной: старинный патефон в углу, дешевая сгнившая мебель, а рядом перекосившаяся полка со стопочкой старых пластинок. Поднялся на второй этаж. Спальни. Из трёх комнат не запертой оказалась лишь одна. Внутри на кроватях, столиках, полках - всё было покрыто пеплом. Покопался в стенных шкафах: кроме старых книг с выцветшими станицами и прогнившей одежды ничего полезного не нашел. Сбросил покрывала с кроватей и обнаружил два совсем неплохих шерстяных одеяла. Потом спустился обратно в кухню. В кладовке нашлись консервация и банка контрабандного кофе. Сдул пыль с крышек и осмотрел со всех сторон. - Давненько такого не было, - восторженно прошептал Хеймитч, осторожно открывая крышку, чтобы почувствовать аромат кофейных зёрен. Нашел металлическую миску и, налив в неё остатки своей воды, вышел из дома со стороны веранды. Задний дворик практически полностью зарос кустарниками и сорняками, но радиация выжгла листья растений, и местность была похожа на заставленную колышками площадку. Расчистив место для костра, он, набрав сухих сучков, небольшое полено и пару книг с пустыми сухими страницами, развёл огонь и поставил миску на огонь. Дымок от костра всё время нужно было разгонять, но Эбернети подготовился: нашел дырявый поднос и с его помощью справлялся с заметным дымом. Через какое-то время, наслаждаясь кофе, он осмотрел дом полностью. И пусть оставаться там надолго не входило в его планы, но провести хоть одну ночь в доме было единственным желанием Эбернети. Пробираясь из комнаты в комнаты, он случайно задел полку с пластинками, раздавив одну ногой. Сел на пол, стал рассматривать находку. - Ничего себе... Вот это старьё, - шептал он, улыбаясь, рассматривая названия мелодий. На одной из них не нашел имени исполнителя, но заметил нацарапанное название на тыльной стороне - "Мрачное воскресенье". - Интересно, какой сегодня день? - кинув взгляд на электронные часы, у которых кончался заряд батареи, он увидел, что сегодня и было воскресенье. Мужчина, не раздумывая, захватил пластинку, поставил в нужное положение патефон, завел его пружину, вставил наточенную иголку и опустил на винил древний тонарм. На удивление звук оказался приемлемым и довольно громким, что по началу немного испугало его. Не хотелось бы попасться именно сейчас. Укутавшись в одеяло, мужчина вышел на веранду. Вечернее небо застилали серые дождливые облака, которые скрывали за собой кровавый закат, не предвещающий ничего хорошего. Но всё же красивый золотисто-алый свет падал на хвойные деревья леса, расположенного возле реки, подсвечивая необычным блеском падающих вниз снежинок. От этих картин завораживало дух, а музыка, заполнившая всё пространство вокруг Хеймитча только завершала невероятный образ этого места. А когда-то он думал, что свой «конец света» он встретит именно так и никак иначе. Он вдруг подумал, что хотел бы показать ей это. Капитолийцы, такие помешанные на своём любимом центре, на моде, на Играх, никогда не смотрящие на небо просто так, без причины и особой надобности... Тринкет была другой. Она любила Двенадцатый за его непроходимые леса, хоть отчаянно скрывала это. И он знал её маленькую тайну. Однажды случайно заметил, как Эффи смотрела на пролетающие мимо деревья за окном их поезда и тихо проклинала скорость, с которой они мчались на встречу её "любимого" города, надеясь, что сможет задержаться тут чуть дольше. Он бы хотел глубоко вздохнуть, набрать в лёгкие чистый лесной воздух, окунуться в прохладную воду реки, и всю жизнь любоваться чудесным закатом вместе с ней. Но это было неприемлемо. Только не сейчас. Мысли его перепутаны тугой паутиной, глаза устремлены далеко вперёд – в них, словно в речной глади, отражается страх, боль, печаль. Он не смог удержать то, что ему было чертовски дорого. - Успею ли я? - спрашивал себя неоднократно Эбернети, с силой сжимая кулаки, всматриваясь в исчезающий за серыми тучами закат. - Я должен… Я должен найти её живой. На следующее день он уже был далеко от того домика, пробираясь вдоль реки, пересекая Десятый и Одиннадцатый Дистрикты. Он шел так долго, быстро, и, конечно же, чертовски устал, но останавливаться упрямо не хотел, даже на ночь, будто бы боялся опоздать на важную встречу. Присел только когда утром добрался до границы с Двенадцатым. Его ногу схватило судорогой. Закутался в одеяло. Его страшно клонило в сон. Погода ухудшалась. Слабый, но ледяной ветер подул мужчине в затылок. Эбернети знал этот ветер. В считанные мгновенья он мог перерасти из неспособного и шерстинку потревожить дуновенья в дикую вьюгу. Но сейчас Хеймитч был рад буре, как старому другу. Она отгоняла сон, а именно сон для него означал верную смерть. Ведь мужчина знал, что приходит вместе с этим ветром… Мрачные тучи растопыренными клубящимися пальцами пересекли небосвод, и линия горизонта начала смазываться, сливаться с темнеющим небом. Ветер дико взвыл, поднял с земли волну снега и ударил в грудь. Буря усиливалась, осыпая странника колючим снегом, который сначала был почти мокрым, но постепенно становился все суше и суше. Иногда снежинки заменялись маленькими льдинками, которые секли лицо прямо в кровь. Нужно было скорее искать укрытие. Дальше дорога шла по склону вниз. Раскачиваясь, он продолжал двигаться далеко за полдень, пока жажда не заставила свернуть его с тропы к самому берегу реки. Погрузив руки в холодную воду, Хеймитч плеснул себе на лицо. Струйки воды затекли за шиворот и на грудь, отчего у него в очередной раз перехватило дыхание. Он снова зачерпнул воду и принялся жадно глотать, не жалея горла. Напившись, он попытался осмотреться, но ничего не смог разглядеть из-за снега. День клонился к вечеру, а убежища он так и не нашёл. Кожа на голове, лоб и нос ужасно саднили. Пальцы рук и ног онемели и больше не слушались. Головная боль усилилась – он даже не смог вспомнить, когда она началась. На пути больше не попадались фрукты или ягоды, только голые деревья редко мелькали вдалеке. Сначала мужчина подумал, что может остаться у реки, отдохнуть до конца дня, но погода не становилась лучше, да и поселение каннибалов, как ему казалось, было всё ещё слишком близко, и он не чувствовал себя в безопасности. Едва ли кто-то из них захочет отправиться в дозор, не взирая на погоду. А наткнуться на отставших и их лагерь, где ждёт Эффи, теперь казалось маловероятным. Они наверняка покинули это место. И всё же какая-нибудь случайность могла задержать нескольких. Хоть кого-то. Поэтому Эбернети, оставаясь настороже, двинулся дальше своим раскачивающимся шагом, готовый в любой момент скрыться в придорожных кустах, завидев людей. По дороге он думал о времени, проведенном вместе со своей семьёй, причем мечты и галлюцинации придавали силу, заставляли идти вперёд. Как странно было ему проходить черту, за которой начинался его Дистрикт, где жили люди, похожие на него. Он понял, что мир очень изменился, ведь прошло так много времени, а он даже не заметил. Первое здание, которое он нашёл, очень походило на погреб, но даже этого было достаточно. Дверь была открыта настежь. Он спокойно вошел. Попытался закрыться изнутри, но железный засов, сдерживающий тяжелую дверь, не поддавался, так что пришлось потрудиться, прежде чем та, громко взвизгнув, оглушительно захлопнулась, чуть не столкнув мужчину со скользких оледеневших ступенек. Оказавшись внутри, перед ним стал выбор - три пути: налево, направо, и обратно по лестнице вверх. Решил исследовать комнату справа от входа. Пусто, только пару брёвен в углу и чернеющий след от углей в самом центре комнаты. В потолке виднелось небольшое отверстие, через которое пробивался свет и маленькие, редкие снежинки. Эбернети, с помощью нескольких ниток из одеяла и вороха коры, разжег огонь. Сначала он подбрасывал тонкие ветки, а когда костер разгорелся, положил в него толстые палки. В перерывах между делом, он старался подсчитать, сколько времени прошло с тех пор, как он последний раз ел пищу. Однако вскоре отказался от этой затеи, поняв, что давно потерял счет дням своего существования. Его уже порядком утомила жизнь в поисках. Он тяжело упал на холодный бетонный пол. Лежал на спине неподвижно, словно в оцепенении. Считал секунды, часы, затем тяжело закрыл глаза. Представил лицо Тринкет. Её тонкие руки. Представил, как она смеётся. И не заметил, как заснул.