Всё могло быть иначе

Я был поражён, как точно Вик угадал моё настроение, выбрав именно это произведение для сегодняшнего исполнения со сцены. Оно взбудораживало, переворачивало всё внутри меня, заставляя с лёгкой грустью вновь переживать былое... Я улыбался, глядя как Тревор перебирает пальцами по стволу саксофона, принуждая его снова и снова разрождаться фонтаном звуков. Невольно вспомнились уроки игры на кларнете, и то, как мама просила меня что-нибудь сыграть на праздниках, чтобы порадовать наших гостей — семейство Фримэнов. Как давно я не прикасался к инструменту, надеюсь, пальцы «помнят» хоть что-нибудь... Вик закончил, и зал взорвался аплодисментами. Я встал и, невольно улыбаясь, хлопал вместе со всеми, дожидаясь, пока его отпустят со сцены. Но тут произошло то, чего я ожидал меньше всего. — Дорогие друзья, сейчас я хочу исполнить одну небольшую импровизацию, посвящённую моему новому знакомому. Смею надеяться, что она его не оставит равнодушным. Я никогда в своей жизни не встречал более душевного человека. Он искренен в своей доброте и заботе. Этот человек заслуживает истинного счастья и любви, — закончив предисловие, он начал играть. Ком в горле — вот какой была моя реакция на всё происходящее. Я слушал, но не слышал — удары сердца заглушали собой все звуки и заставляли слова Виктора беспрерывно прокручиваться в моём сознании снова и снова. И вот я увидел, как этот самоуверенный человек направился к нашему столику, не сводя с меня глаз. Волна стеснения накрыла меня с головой, и я продолжал улыбаться уже больше от смущения. — Ну, как тебе мой экспромт? — сказал он, присаживаясь. — Очень... кхм... — горло сковало волнение. Я сел и только потом продолжил: — Очень понравился. Чувственный, — я отвёл глаза в сторону, словно осматриваясь, потому что выдерживать напористый взгляд этих карих глаз больше не мог. Меня откровенно смущала вся эта ситуация, точнее, я не совсем понимал те эмоции, которые она у меня вызывала. Виктор стал рассказывать о том, когда у него зародились первые такты его экспромта, и о том, что именно сегодня он стал полноценно законченным и готовым к игре. Мы посмеялись над избитой шуткой, что хорошая импровизация должна быть разучена заранее дома. Вечер подходил к концу. Мы, не торопясь, ужинали, а я всё смотрел и смотрел на него, почему-то пытаясь представить его друзей, родных, их возможные отношения, и понимал, что из-за того, что всё время нашего знакомства было, в основном, занято моими рассказами, о нём самом я мало, что знал. И именно сегодня я решил это исправить — мне было интересно про него ВСЁ! Алкоголя не было на нашем столе, но я был опьянён атмосферой происходившего вокруг меня... Вик предложил продолжить музыкальный вечер у него дома и позволить там себе бокал красного вина. Я без колебаний согласился — мне не хотелось с ним расставаться. Дом Тревора был большим, коттеджного типа, с ухоженным садом. Внутри было довольно просторно, ничего лишнего. Стеклянные стены гостиной, визуально стиравшие границы между домом и садом, делали ее более просторной. Минимализм в обстановке этого дома психологу, наверное, сказал бы о многом, но мне он нравился. Определённо. Всё на своих местах — равновесие, которого так не хватает в жизни. Было уютно, хотелось слиться с настроением этого интерьера и, расслабившись, не думать ни о чём. — Будь как дома, Джон, — Тревор обвел гостиную приглашающим жестом и пошёл в соседнюю комнату. — Ты что будешь? Вино? Или что покрепче? А? Джон, может, виски? — донеслось из смежной комнаты, видимо, столовой. — То же, что и ты. Ты ведь хочешь виски? — отозвался я, опрокидываясь на диван и лениво потягиваясь. — Я так и знал, — Вик нёс два стакана и бутылку с неначатым напитком. — Чистый? — спросил я и состроил «игриво-возмущённую» гримасу. — Нет, смешанный с музыкой. Ты «против»? — Нет, только «за»! — ответил я на такую «провокацию» и принял стакан из его рук. — За вдохновение! — предложил хозяин дома, поднимая свой стакан вверх. — За твоё вдохновение, Вик! — я поднял бокал в ответном жесте. — Нет, Джон. За наше вдохновение, — тихо меня исправив, Виктор сделал два глотка и продолжил: — Лёд, наверное, всё-таки не помешает. Я сейчас. — Ты прав, — сказал я, чувствуя, как «горит» мой пищевод, направляя огненную жидкость в желудок. Выдохнув «жар», я откинулся и закрыл глаза, позволяя мозгу вкусить первые дразнящие дозы алкоголя. — Вставай, Джон, хочу показать тебе свою скромную обитель, — разложив лёд по стаканам и вновь наполнив их виски, Тревор, улыбаясь, поманил меня рукой, приглашая осмотреть дом. С гостиной я уже был знаком, а вот фотографии, которые были на стенах в коридоре, я не рассмотрел. Мой новый приятель, словно читая мои мысли, направился именно к ним. — Это я, Джон, — он указал на фотографию*, которая мне сразу бросилась в глаза своей художественной задумкой, словно мелодия саксофона обволакивала всё вокруг туманом... — Так я выглядел в Швейцарии, сразу после отъезда из Лондона. А это... — У тебя короткая стрижка? Необычно. Даже не представляю тебя таким, — воскликнул я, продолжая созерцать представший передо мной образ, будто бы он мог ожить и приподнять голову, чтобы дать мне возможность лучше рассмотреть его. — Я думал, что ты всегда носил причёску такой длины, — и я провёл рукой в воздухе, копируя его доходящие до плеч волосы. — Да. Хотелось «отрезать» прошлое... Но оно меня так и не отпустило, видимо, решило остаться со мной навсегда. Ну, ладно, не будем об этом... — Расскажи мне, что случилось? — опешив от собственной бестактности и мысленно оправдав себя выпитой дозой алкоголя, вдруг спросил я. — Ты хочешь знать? Зачем? — Хочу понять, что ты за человек, — не отступал я. — Интересный способ: разгадывать другую личность через её прошлые отношения. Хорошо. Если ты, действительно, хочешь это узнать, то мне скрывать нечего. — Прости, Виктор, если это некстати, — я постарался остановить Тревора от опрометчивого шага и сжал его предплечье. — Мы познакомились в университете. Как нам удалось пересечься в его бесконечных коридорах — одному Богу известно. Но пройти мимо и не ответить на его предложение было невозможно. Он предложил сыграть дуэтом, разложив на партии одну из пьес. Каким образом этот человек узнал о моём увлечении, которое я абсолютно не афишировал, он впоследствии мне так и не признался. Да это было и неважно. Знаешь, Джон, более эгоистичного, но, в то же время, невероятного человека я никогда в жизни не встречал. — Ты... говоришь о ... кхм... — я старался подобрать слова. — Да, доктор Уотсон, я говорю о мужчине. Хотя, в моём понимании для любви пол человека вторичен: есть личность и душевное равновесие. Секс? Прости, Джон, я читаю вопрос в твоих глазах — они так и «кричат»... Так вот, секс — это не апогей отношений, как ни странно это звучит. И в наших отношениях он появился нескоро. С ним по-другому было просто невозможно, он — высшая форма человеческого сознания. Правда, меня часто обескураживало его незнание простых, на мой взгляд, вещей и, когда я пытался понять, как об этом можно не знать или забыть, он срывался и начинал говорить на повышенных тонах, утверждая, что нет никакой разницы: крутится Земля вокруг Солнца, или Солнце — вокруг Земли!? Это был своеобразный «укол зонтиком» в мою сторону — я обожаю астрономию, а он в ней ничего не смыслил. И я всегда знал, что с моим неординарным умом, мне никогда не достичь величины его разума. Это чистая сила. Я был покорён, Джон. До глубины души... До кончиков пальцев... Скоро мы начали жить вместе — это было полное безумство. Никогда не обсуждали наши отношения. Знаешь, мы просто были, и каждый из нас знал, что он всегда может уйти, просто так — без объяснений, без обязательств... Мы часто ссорились, не желая уступать друг другу — и об извинениях речи идти не могло: мы лишь брали в руки свои инструменты и старались друг друга переиграть... Дети! Это было восхитительно: экспромты, которые рождались в чувствах, вели разговор между собой, и всё становилось на свои места, когда мы отвечали друг другу в той же тональности и ритме. Слабину в этом споре давал я, понимая, что он «костьми ляжет», пальцы источит в кровь, но последнее «слово» будет за ним. Чёртов упрямец! Но это, определённо, и было его изюминкой. Он младше меня на три года, но было впечатление, что я старше его на всю жизнь. Чувства — вот, что он никогда не понимал, считая их обузой... Так он говорил всегда, пока я не понял, что он боится стать зависимым от людей, от отношений, что он чувствует там, глубоко внутри, где спрятано его сердце, способное любить до беспамятства, до самопожертвования, до безумной ревности, сжигающей логику. И это случилось... Джон, ещё виски? — сказал он, уже явно давая понять, что продолжения не будет. — Да, пожалуй. Вик выхватил мой стакан и умчался к столику наполнить два стеклянных одиночества горечью и льдом, а я старался отвлечься фотографиями. Обновив стаканы, мы тихо отпивали виски и рассматривали застывшие мгновения прошлого, развешанные на стенах коридора. Тишина нужна была нам обоим. Мне было немного не по себе от рассказанного Тревором — я чувствовал себя животным, раздирающим плоть добычи, упиваясь её беззащитностью. Мысли в голове цеплялись одна за другую, собираясь в лавину, и я опять подумал о Фрэнке. Они с Виком даже чем-то были похожи внешне: оттенком кожи, что ли, или цветом волос. Как же я, оказывается, скучал по своему погибшему другу. Тоска — это всё, что он мне оставил. И да, надо найти Мэри Морстен и Хэмиша, как он просил. Я машинально прошёл к столику в гостиной, где стояла бутылка с виски, налил себе ещё стакан, уже безо льда, и, отпив два глотка, сел на диван. Раздались первые звуки мелодии — Вик играл на саксофоне. Пронзительно-грустная тональность задавала ход моим мыслям. Я почти дословно вспомнил письмо Фрэнка и почему-то подумал о том, а что если бы всё было иначе, что если бы он не погиб, стали бы мы с ним ещё ближе, откровеннее в физической составляющей отношений. Картинки–вспышки эмоциональной памяти проносились в голове стремительно, не давая разглядеть детали, а лишь заставляя сердце биться быстрее. Этим вечером мы больше не разговаривали с Виктором. Я бессовестно уснул на диване... Проснувшись, я понял, что уже далеко не утро. Свет, который заполнил всю гостиную, больно резал глаза. Потом я почувствовал, что моя рука жутко болела, и мне трудно было сжимать пальцы. — Чёрт, только плексита мне ещё не хватало, — проворчал я, силясь сесть на диване, скидывая плед, которым меня услужливо накрыл хозяин дома. — Доброе утро, Джон! — сказал Тревор, сияющий и настолько свежо выглядящий, что я стал сомневаться: с ним ли я вчера приговорил бутылку виски. — Аспирин? Кофе? Может, чаю? Или апельсиновый фреш? А, Джон? — улыбка не сходила с его лица. — Вик, так выглядеть не уместно, когда мне настолько больно, что я не могу встать с этого чёртова дивана, — огрызнулся я, пытаясь осторожными движениями размять свой плечевой пояс. — Джон, предлагаю сначала смыть усталость душем, а потом я сделаю тебе массаж. — Нет! — Я с предложением искренней помощи, — нотки обиды проскользнули в его голосе. — Прости, я не хотел тебя обидеть, просто масс... — Джон, я... я не флиртую с тобой. Это просто массаж. Я достаточно хорошо владею различными техниками и знаю, как тебе помочь. — Да, я знаю. Прости, мне действительно, гнусно. И ты прав: мне нужно в душ, — по-своему извинившись, я встал и, следуя за Виктором, отправился в ванную. — Чистые халат и полотенца ждут тебя внутри. Так что тебе приготовить? — Чай. Спасибо. Струи прохладной живительной влаги — вот, что нужно, чтобы привести мысли в относительный порядок. Закрыв глаза и подставив лицо под душевой поток, я просто стоял и получал удовольствие от соприкосновения кожи с водой. Умиротворяло. Боль в плече немного утихла, но стоило мне пошевелиться, как она снова давала о себе знать. — Да... — я резко выдохнул, а потом громко крикнул: — Вик! Я согласен на массаж. Сделай с этим чёртовым плечом что-нибудь! — улыбаясь собственной наглости, я начал намыливаться хозяйским гелем для душа. — Конечно, Джон! Как пожелаешь! — донеслось чуть позже в ответ. ______________________________________ Примечание автора: * http://www.stihi.ru/pics/2011/09/03/2889.jpg