Пока ты спишь

Когда Ре-сан услышал просьбу Курамочи о помощи, он искренне ее не понял. Рана на ноге еще не зажила, да и всему, чему он мог научить шорт-стопа, он давно его научил. Когда он услышал, что просьба не касается бейсбола, Реске рассмеялся, после чего весело ответил: — Это интересно. И о чем ты хотел попросить? После долгого, невыносимо подробного рассказа с постоянными переспросами, после которого Курамочи хотел сквозь землю провалиться и больше никогда не смотреть Ре-сану в глаза, Коминато еще сильнее повеселел, совершенно непроизвольно выдав: — Хорошо, что это не Маско со своими пудингами! Курамочи вспомнил про Миюки и заметно расстроился, уже думая, что история повторяется, только в новых масштабах. — У него еще такие губки, — Ре свернул губы трубочкой, а потом рассмеялся пуще прежнего. — Ре-сан! — почти с мольбой в голосе воскликнул Йоичи. — Ты можешь бить людей, — проговорил Реске более серьезно, — но ничего не можешь сделать с их чувствами. Курамочи вздрогнул, будто его окатили водой. Смутное воспоминание пронеслось в его голове вместе со сказанной фразой. Эти слова показались ему такими знакомыми, что он не мог не спросить: — Ты уже говорил это раньше? Коминато приподнял брови, удивленный таким вопросом. — Разве не помнишь? — спросил он. — Я сказал тебе это, когда мы впервые встретились. Шорт-стоп нахмурился, пытаясь вспомнить обстоятельства этой встречи, и чуть не рассмеялся, когда понял, каким выскочкой казался ему Ре-сан когда-то. Это время у него ассоциировалось с цветущей сакурой, старшеклассницами в коротеньких юбочках и окурками от сигарет. Казалось, это было так давно. В то время, когда Курамочи только начинал учиться в Сейдо, на вопрос о том, кто в этой школе самый сильный, Исашики без доли сомнения назвал имя Ре-сана. И Йоичи долго не мог понять, как этот коротышка из рекламы «Hello Kitty» может быть самым сильным. Их знакомство началось с драки, самой короткой и самой важной в его жизни. «Мне сказали, что ты самый сильный в этой школе», — заявил Курамочи, вызвав его на разговор тет-а-тет. «Так и есть», — самодовольно ответил Реске. Курамочи ухмыльнулся. «Тогда давай это проверим.» «Давай.» Не дожидаясь ответа, Йоичи набросился на него, но ни на один удар Реске так и не ответил. Единственное, что он пытался сделать, это удержаться на ногах и сохранить то же выражение лица, что и в начале разговора. Это лицо будто говорило: «Я выше тебя», и с каждой секундой раздражало все больше. «Не думаю, что ты так сможешь показать свою силу», — снова заговорил Курамочи, схватив Коминато за ворот рубашки и вжав его в бетонную стену. «Правда? — переспросил Ре, усмехнувшись. — А я не думаю, что ты таким образом сможешь показать свою.» Какое-то время они просто смотрели друг на друга, и Йоичи не мог понять, что значат эти слова. Его противник продолжал улыбаться так, будто знает тайну, такую простую и очевидную, что люди, не посвященные в нее, стали казаться конченными идиотами. «Любовь, ненависть, страх, злость, — начал перечислять Реске, — ликование, радость, отчаяние, стыд, гордость. Вот, что могу сделать с людьми я, — торжествующе закончил он. — А ты можешь только это.» Он стер с разбитой губы кровь и перестал улыбаться, расстроенный таким исходом, но и не ожидавший ничего иного. «И это ты называешь силой? Ты можешь бить людей, но ничего не можешь сделать с их чувствами. В этом вся разница между нами.» После этого Курамочи стал смотреть на Ре-сана совершенно другими глазами, глазами, в которых мелькало немое восхищение и преданность ученика. — Да, припоминаю, — ответил он, усмехнувшись. — Такое ощущение, что это было сто лет назад. — Савамура тот тип людей, которые не поддаются манипуляциям, — заговорил Реске, игнорируя его предыдущие слова. — Ему можно внушить мимолетное чувство, но оно будет именно мимолетным. Оно быстро забудется, а то, что он по-настоящему чувствует, всегда останется с ним, как бы ты не пытался от этого избавиться. Да и разве есть такое чувство как «равнодушие»? — с иронией спросил он. — Так что я действительно не могу ничего тебе посоветовать, кроме как поговорить с ним начистоту. Может, он действительно влюблен в тебя. — Да не может этого быть, — резко ответил Курамочи, пытаясь дать своему голосу безразличный тон. — А Йоичи трусит… — протянул Ре-сан, явно издеваясь. * Впервые Курамочи ложился спать таким взволнованным. Ре-сан сказал ему правду, о которой он и сам знал, но на которую не мог решиться. Поэтому, чтобы долго не мучиться, он решил сразу же поговорить с Савамурой и забыть об этой проблеме раз и навсегда. Тем не менее, на протяжении всего вечера он так и не смог начать разговор, все откладывая его до более подходящего момента. Естественно, подходящий момент так и не наступил, поэтому, лежа в кровати, положив под голову руки, Йоичи то и дело бегал глазами от потолка к стене, пытаясь, хоть что-нибудь из себя выдавить. Он никогда не замечал в себе такой неуверенности и, пытаясь ее преодолеть, неожиданно даже для самого себя, спросил: — Бакамура, ты в меня влюблен? Вопрос застал Савамуру врасплох. — Э? Ну… С чего вообще такие вопросы… — испуганно лепетал он, судорожно мня уголок одеяла. - Я, конечно, уважаю тебя и восхищаюсь, несмотря на то, что ты частенько меня бьешь, — он нахмурился, вспоминая неприятные моменты совместного общения, — но я не влюблен в тебя в этом смысле… Прости, — тут же в него со второго этажа полетела подушка. - Ай! .. — Это не признание, идиот! — возмущенно (и смущенно) проорал Курамочи. Полминуты он хмуро дырявил взглядом потолок, после чего настойчиво потребовал: — Верни подушку. Больше шорт-стоп не сказал ни слова. Он и сам не понял, что его разозлило больше: то, что Эйджун принял его слова за признание, или то, что он не собирался на это признание отвечать взаимностью. Так и хотелось ответить: «Да конечно! А целовал ты меня и облизывал, и засос на шее оставил из чувства уважения и ничего более!» Но ответить он в такой форме не мог по той же причине, по которой не мог сказать Эйджуну правду: тогда бы открылась и вторая ее часть — то, что Курамочи это нравится, что он готов отвечать взаимностью и что каждую ночь, ложась спать, он мечтает о том, чтобы Савамура пришел к нему. В этом Йоичи не мог до конца признаться даже самому себе. Вместе с разумом в сон провалилась фраза: ты не станешь сильным, пока не преодолеешь свои слабости. Проснулся Курамочи от того, что было горячо. Именно это слово застыло у него на губах, когда он приоткрыл глаза, пытаясь свыкнуться с темнотой. Но Савамура не собирался его ждать. Уже через секунду Курамочи понял, почему ему в голову пришло именно это слово. — Савамура, что ты делаешь? — спросил он, почему-то шепотом. Питчер спокойно и тихо продолжал ласкать его член, одновременно целуя и облизывая шею и ухо. Прерывистым голосом он прошептал: — Хочу тебя… Курамочи поддался вперед, пытаясь привстать. Он ясно понимал, что еще одна секунда, и он сдастся, но никак не мог позволить этой секунде наступить. Поцеловав Эйджуна в губы, Йоичи провел по щеке тыльной стороной ладони и нежно ответил: — Иди спать, сейчас не время… Дожидаясь, пока Савамура спустится к себе, он неожиданно понял, что улыбается, просто и безмятежно. Эта улыбка совсем не сочеталась с напряженностью ситуации, но все же он чувствовал ее на своих губах. «Заразился идиотизмом», — подумалось шорт-стопу. Наконец Савамура вернулся в свою кровать и накрылся одеялом. Курамочи проводил прячущееся за простыней лицо взглядом, потом лег на спину, попытался успокоиться и перевести дух. Но с каждой минутой внизу тянуло все сильнее, а мысль о том, чтобы спуститься следом, разбудить этого негодяя и дать ему ублажать себя до конца, казалась все более разумной. Он уже видел, как прижимает питчера к кровати, кусает за шею, путается пальцами в каштановых волосах, снимает с него эту осточертевшую красную футболку, прикасаясь к нему голой кожей… В конце концов Курамочи просто вышел из комнаты — от греха подальше. А на утро он увидел иллюстрацию фразы «Счастье в неведении». Савамура хорошо выспался, был веселый и жизнерадостный, полный сил и готовый бороться за место аса хоть сейчас. Курамочи подумалось, что ему намного больше нравится тот ночной призрак, чем этот утренний идиот, ничего не знающий, хоть в этом и был виноват сам Йоичи. — Что тебе сегодня снилось? — хмуро спросил шорт-стоп, ради разнообразия решивший узнать, что на самом деле значило то «хочу тебя». Эйджун задумался, вспоминая, после чего вскинул брови, пораженный пришедшими в голову воспоминаниями, и тут же отвел взгляд, пробормотав: — Не помню. Курамочи чуть нахмурился. Ему никогда не нравилась ложь. Но в этот раз, кроме раздражения, он еще почувствовал и вину, ведь сам он врал сейчас куда больше. Приблизившись к питчеру, он схватил того за грудки, показывая свое недовольство таким ответом, а в действительности думая о том, как приблизить Савамуру к правде в истории, которая неожиданно стала слишком запутанной. — Советую быть поосторожнее, — с угрозой в голосе проговорил он, опасливо сузив глаза, — потому что все свои сны ты пробуешь на мне. — Что ты имеешь в виду?! — всполошился явно взволнованный такой информацией питчер. Курамочи не ответил, медленно приходя к выводу, что покрасневший Эйджун находится слишком близко, и если бы только он закрыл глаза, шорт-стоп поцеловал бы его прямо сейчас. — Ничего, опять чуть в окно не вылез. От тебя одни проблемы, — ответил он, потом встал и вышел из комнаты.