Непорочная

      Небо греков держалось на плечах атланта; мир христиан — на вере в Бога; существование человеческого мира — на законах физики и математики; потусторонний мир и параллельные реальности — на своих законах, далеких от понимания обычным человеческим разумом. Вселенная зиждется на правилах и ограничениях, как на столпах. Стоит разрушить один, и мир пошатнется. Уничтожить несколько, и все канет в Хаос, исчезнет в небытие, перестанет существовать.       Демон ненавидел всевозможные правила, которые не позволяли ему просто забрать то, что он хотел. Он ненавидел Создателя и презирал Порядок, но был вынужден играть по правилам этой Вселенной, будучи частью ее. Ведь в Хаосе нет ни Рая, ни Ада, и демонов в нем тоже нет. А он не для того проклял собственную душу и ходил во служении двести лет, чтобы впоследствии уничтожить все своим же мечом. Мало кто знал, что Эрик выковал Ниджеригнес в черном пламени Хаоса, и Хаос этот в нем поселился и дал имя мечу, и Хаос был способен разрушать цепи Вселенной, связывающий наш мир и иные, и мог уничтожать созданий, живущих в законах и правилах бесконечного множества миров. А тот, кто знал, сгинул пятьсот лет назад. Как печати сдерживали тьму внутри демона, так и древние, как сама Вселенная, руны удерживали хаос меча. Руны и его хозяин, чье истинное имя родилось в глубинах Ада, на границе самого Хаоса.       Жадность и зависть заставили демона выковать меч, гордыня подстегивала сражаться им, гнев побуждал уничтожать. Обжорство, лень и похоть обошли демона стороной, как ему казалось, хотя последнее он, скорее, воспринимал как само собой разумеющееся, а сам грех приписывал лишь женщинам. Ведь все зло в мире из-за женщин: женщина породила его, женщина завладела его сердцем, женщина убила, женщина прокляла его душу. Мать заплатила своей жизнью за его рождение сразу. Проклявшая его стала первой, кого поглотил хаос Ниджеригнеса, когда он узнал в ней свою избранницу. Она не любила его, она хотела его душу, душу рыцаря-крестоносца, и получила ее, расплатившись своей собственной, сгинув из этого мира и всех прочих навсегда.       Эрик ненавидел женщин, потому что когда-то любил. Любить демона оказалось слишком… Слишком даже для него. Он разуверился в существовании любви, да и нельзя любить демона; нельзя любить, будучи демоном, а ненавидеть можно. Гнев горел в нем черным пламенем Хаоса. И он убил ту, которую полюбил однажды, ради которой предал свои идеалы и Бога, вера и преданность которому была сильна в нем когда-то, но это не спасло его. Бог не сделал ничего, чтобы спасти его. Эрик остановил свое сердце навеки, вогнав черное лезвие в пустую грудь любимой. Остановил, но не вырвал, оставив его как напоминание, как источник своей силы, источник ненависти и гнева. За прошедшие века он и вовсе забыл про его существование и не услышал, даже если бы оно забилось в полную силу.       Беатрис тоже была скована правилами своего мира и мира потустороннего. Но если первое было столь же невесомо, как утренний туман, который стелился по лесу за ее окном, то правила потустороннего лежали на ней тяжелыми цепями, почувствовать которые она не могла в силу своей наивности и неопытности. Ее глаза могли видеть лишь тьму. Демон уже понял, что она темный медиум, когда услышал предупреждающие крики ее прежде молчавшего ангела, которые не долетали до блондинки. Знали об этой ее особенности и более приземленные силы. Темные силы, в которые девушка до последнего не верила. Да и увидев, боялась поверить, отмахивалась от фактов, как от солнечных лучей, так не вовремя проникающих в окно и щекочущих нос.       Она опять не могла уснуть. Сердце то колотилось в груди отбойным молотком, то замирало вовсе. Мысли, воспоминания, чувства. Все смешалось в сумасшедший смерч, который сносил устои и убеждения девушки. Она лежала на кровати, вглядываясь в звезды, силясь услышать их и понять, но звезды были далеко. Звезды не умели говорить, их нельзя было услышать. И ангелов услышать было нельзя. Она никак не могла принять простую истину о том, что ей просто не было дано их слышать, что кто-то запретил ей это, что это ее основополагающее правило. Логика девушки была проще: раз я не вижу — этого нет. Зато вой в лесу она теперь слышала ясно, а значит, он был, и отрицать это было бессмысленно.       — Неразумный ребенок, — задумчиво произнес Эрик. Он сидел на крыше соседнего дома и наблюдал за девушкой, которая этой ночью уже не уснет. Он мог бы дотронуться до нее, но ему хватило одного раза. Терять время в обители суккубов он больше не хотел, но и проклятье снимать не торопился.       — Чистое дитя, — поправил ангел, который всегда был рядом с девушкой. И теперь сидел, свесив ноги на крыше ее дома.       Эрик поморщился. Он мог бы… Но мараться в крови этого пернатого ему не хотелось. Хлопотно это, да и последствия самому же разгребать — без хранителя эта непутевая девица в первый же день под машину попадет. Демон всегда был рассудительным и думал на несколько шагов вперед, если очередное наваждение или грех не затмевали его разум. Этой ночью в его голове было так же ясно, как и на небе, где звезды бурно обсуждали земные события. Его совершенно не удивляло, что они не вмешиваются. Они всегда так поступают — наблюдают и сокрушаются в голос, но не вмешиваются. Точно так же, как и Бог.       Демоны знали о Боге едва ли больше людей. Не понимали, а посему презирали и ненавидели. Но им уже бессмысленно было объяснять что-то, да и не стали бы слушать. Поэтому ангел молчал, поглядывая на чудовище на соседней крыше, которое внешне было похоже на человека и лишь хвост выдавал его натуру. Хвост и то, что сидел он не в физическом мире.       Ангел отвернулся. Он понимал, что Эрик не тронет его, но вступать с ним в вечные дебаты добра и зла не видел смысла. Этот демон не услышит. Если уж он свое сердце не слышал, то и слова ангела ему будут ни по чем.       Наблюдать за метаниями души было интересно, особенно когда она думала о нем, но Эрик решил оставить это ее ангелу, а сам исчез с хлопком, уверенный, что до утра девушка никуда не денется.       В школе было темно и безлюдно, но все еще пахло Ториссой. Принюхавшись и уловив другую тьму, демон сотворил заклятье из остатков слюны оборотня и пошел за мерцающей нитью тьмы, которая увела его к парку у церкви. Тут пахло кровью и смертью. А еще проклятой душой недочеловека. Пока Луна приподнимала завесу своей тайны, он без труда нашел ту, что искал, идя на звук ломающихся костей и рвущейся плоти. Зверь уже доедал. Лишь несколько обрывков одежды говорили о том, что это был человек, но утром не будет и этого.       Эрик медленно вышел в физический мир и присел на скамейку неподалеку. Он мог бы напасть. Подчинить себе и ее, но он же не любил собак. Да и с этой древней проклятой мороки было бы больше. А вот убить ее было легко, но лично ему она неудобств не причиняла, а в помощи смертным для него выгоды не было, зато было любопытно наблюдать за проклятым братом своей цели.       Огромная белая волчица принюхивалась и щетинилась, но продолжала есть. Запах демона щекотал ее рецепторы и возбуждал аппетит, но она была достаточно зрелой, чтобы отличить беса, который легко мог стать ее добычей, от демона, который разорвет ее голыми руками, не призывая оружие. Очень зрелой и умной.       — Доброй ночи, директор, — начал разговор демон, когда Луна начала скрываться за набежавшей тучей. Близилось утро. Зверь зарычал, и снова послышался звук ломающихся костей. Волчица менялась. Белая шерсть превратилась в золотистые волосы средней длины, спадающие на плечи обнаженной женщины. «Старая», — пронеслось у демона в голове. Эти твари жили дольше людей, но тоже старели и умирали. Оборотень перед ним был очень старым, раз на лице проступали четкие морщины, грудь утратила былую форму, а живот покрывал дрябловатый жирок. Старая, но все еще опасная. Ее клыки могли бы порвать ауру демона.       Женщина оскалилась, втягивая клыки, и прошла к кустам неподалеку, извлекая из них одежду. Вид сзади благодаря подтянутым ягодицам был немного аппетитней, но на память демон не жаловался. Старая, но бегала много.       — Что ты забыл тут, демон? — голосом директора спросила женщина, надевая белье. Она не знала этого демона, но жизнь научила ее встречать опасность с вызовом. Неосмотрительно. Не с демонами.       — Потянуло на молоденьких? Зачем тебе щенок, Джанин? — проигнорировал он ее вопрос и тихо подошел сзади, что не укрылось от проклятой. Эрик перехватил ее руки и медленно застегнул молнию на платье, задев когтями уже слегка пергаментную кожу. Очень старая. Она терпела. «Ерунда. Через минуту затянется».       — Он мне не нужен. Луна его выбрала, — почтительно произнесла она свою ложь. Демон хорошо разбирался во лжи.       — Забудь про его сестру, Джанин. Иначе… — слова растворились в воздухе вместе с демоном, но суть от нее не укрылась.       Джанин зарычала в пустоту. Все шло не по ее плану: мальчишка не завершил обращение, противясь своей природе; не обратил сестру; теперь еще и демон положил глаз на медиума. Она хотела медиума в стаю. Темного медиума. Исчадия ада были деликатесом. Плоть демона могла продлить жизнь оборотню, отсрочить старость, которая неумолимо приближала час падения ее души в чистилище. Но оборотни не видят демонов, если те сами не пожелают, а девочка видела…       — Проклятье, — прошипела она, направляясь в сторону школы. Все было против нее. Последний день полнолуния. А до следующего она могла и не дожить, перейдя дорогу неизвестному демону, плоть которого так заманчиво пахла. Если бы только Калеб убил… Она еще не знала, что зверь в нем уже принадлежит аппетитному демону, не чувствовала щенка, пока обращение не завершилось. Уже проиграла.       Эрик мог бы предложить своей зверушке сделку и освободить его от проклятья, которое еще не возымело полную силу, получить его душу. Ад или чистилище? Не каждый согласится, конечно. Но демона сейчас интересовала другая душа, и распыляться по мелочам он не собирался. Да и Калеб бы не согласился.       Беатрис не спала. Так и не смогла заставить себя уснуть, то ли опасаясь очередного грехопадения, то ли… Нет, Калеба она не боялась. От собственных мыслей ее отвлек стук в дверь и тихий голос брата:       — Трис, спускайся, а то мы опоздаем, — спокойно произнес Калеб, направляясь к лестнице. Кто бы знал, чего ему стоило усмирить бушующие в нем чувства и выровнять голос. Беатрис не знала и даже не догадывалась.       «А может, померещилось?» — с надеждой подумала она. Но взгляд упал на испачканную обувь и порванный халат. А еще она вспомнила нежные руки соседа, который спугнул зверя и донес ее на руках до дома. Щеки Беатрис вспыхнули красным, а в груди вновь растеклось небывалое тепло.       Ангел испуганно посмотрел на Эрика, а тот искривил рот в самодовольной ухмылке. Влюбилась… Ей бы задуматься над тем, как демон оказался в лесу, как нашел ее, чем напугал зверя, но она уже не думала об этом.       — Глупое дитя, — передразнил он ангела, а тот лишь взглянул в небеса и покачал головой. У небесных созданий свои законы, у демонов — свои.