Непорочная

Я никому не выдам твой секрет - Что в полнолуние тебе покоя нет. Что видела, как манит тебя лес, Когда уходит свет за край небес... © Homba

      Утром Беатрис не сразу поняла, что произошло, а когда весь смысл ее положения дошел до утомленного снами сознания, она застыла в немом ужасе. Краска полностью покинула ее лицо, и со стороны она напоминала то ли приведение, то ли вампира из черно-белого кино. Всю ночь она занималась самоудовлетворением…       Она вскочила с кровати и сбросила все белье в корзину, а сама убежала в ванную комнату, захлопнув дверь перед самым носом брата. Они редко конфликтовали, а по таким поводам и подавно, но Калеб сам был не в своей тарелке и принялся отчаянно барабанить по двери. Когда до него донесся шум воды, он понял всю тщетность своих действий и вернулся в комнату.       Беатрис простояла под душем час, нещадно сдирала кожу мочалкой и мылилась раза три. Ничего, конечно, не помогало. Грязь была внутри, и ее нельзя было смыть водой или мылом. Она знала, как очистить свою душу и, возможно, оскверненное, как казалось девушке, ей же самой тело, но это значило признаться во лжи. Она боялась. Боялась и стыдилась. Ложь тянет за собой другую ложь. Это она тоже понимала, но страх был слишком велик.       Еве тоже было стыдно…       В своей утренней молитве она просила Бога дать ей сил, но сама не ощущала в себе права просить его о чем бы то ни было. Она выбрала для себя единственный, как ей показалось, верный путь — оставить все как есть и не поддаваться более греху. «Да, так будет лучше всего», — проговаривала про себя Беатрис, спускаясь к завтраку.       Утро прошло в полном молчании, не считая привычной уже молитвы. Натали видела, что детей что-то беспокоит, но расспрашивать и насильно выводить на откровение не стала. А стоило бы. Матери Беатрис могла бы сказать хоть что-то. Наедине. По крайней мере, Натали так считала. Почему не спросила? Кто бы знал… Природное чувство такта, а может, и стыд. Нет, не тот, что выжигал ее собственную дочь изнутри, а небольшая робость, граничащая со смущением, которые возникали у родителей каждый раз, когда они собирались поднять тему полового воспитания. Собирались, но не поднимали, уповая на благоразумие их детей и веру в Бога. Первого у них не было в виду юного возраста, а второе… Второе колебалось и в любой момент могло рухнуть, погребая под руинами идеалов их собственные души. Вера Калеба была сильна. Так думала Беатрис и просто полагалась на него, взявшись за его локоть, ступая по жизни. Надеялась, что брат не даст ей заплутать и выведет к свету. Ведь это же ее старший брат, который всегда оберегал и направлял свою непутевую сестренку.       А у Калеба были свои мысли и эмоции, которые он давно научился скрывать ото всех. Порой даже от себя самого. Все недоговаривают и не доверяют друг другу — идеальная христианская семья.       — Представляете, дом Эрика Саммерса ограбили. Ему ночью позвонили соседи и сообщили, — встревоженно сказал Эндрю, зайдя на кухню, где остальные члены семьи уже ставили посуду на место.       Калеб молча удивился, Натали ахнула, а Беатрис все-таки выронила тарелку, возможно, именно ту, что неделю назад уцелела. Спохватившись, она начала заметать следы и уже не слушала разговор, остатками здравого смысла уловив лишь то, что Эрик уехал в загородный дом родителей и, скорее всего, пропустит школу из-за разбирательства с полицией.       Натали, конечно же помогла чересчур впечатлительной дочери собрать осколки, свято веря в то, что девушка так отреагировала на новость об ограблении, а не на простое упоминание имени Эрика. Если бы она только знала, насколько была далека от правды. При одном упоминании его имени у Беатрис задрожали руки, которые, как ей казалось, она так и не отмыла от запаха собственной похоти. А внизу живота опять что-то стало пульсировать и тянуть. Девушка уверилась в том, что грех уже пропитал каждую клеточку ее тела и она почти ему поддалась. А может, уже поддалась? Беатрис ничего не понимала. Одно девушка могла сказать точно — она запуталась.       Отсутствие Эрика на занятиях тоже не принесло ей долгожданного облегчения. Казалось бы, учись да радуйся, что никто не отвлекает твоего внимания. Но нет, теперь ее всю полностью поглотили мысли о нем. «Где он? Все ли у него в порядке? Вернется ли он?» Это самые безобидные ее мысли. Когда она дошла до его сильных рук и длинных пальцев, вспомнила про то, где были ее собственные, Беатрис затрясло то ли от стыда, то ли от желания. Все внутри нее пылало, а щеки заливал яркий румянец. Она упрекала себя, одергивала, ругала, но ее воображение продолжало вырисовывать картины, которые богобоязненной девушке и мельком-то представлять нельзя, не то что подробно прорисовывать.       Последней каплей была целующаяся парочка у выхода из школы, на месте которой она представила себя и Эрика. Представила и позавидовала той шатенке, которая обвивала руками парня и просовывала язык к нему в рот. Да. Позавидовала и осознала это! Так и застыла на верхней ступени лестницы, разглядывая влюбленных. Ну, может, и не очень влюбленных, но уж точно свободных молодых людей. В подобные моменты Калеб всегда одергивал сестру, напоминал ей о ее месте и отворачивал от греховных мыслей. Всегда… Но сегодня брат был сам не свой и просто прошел мимо, не замечая никого вокруг, и направился к автобусу. Беатрис пришлось самой преодолевать себя. Уйти она смогла, а вот зависть в ней никто не погасил.       Зависть. Похоть. Ложь. Будь демон рядом с ней, то не сдержал бы самодовольной ухмылки и уже праздновал близкую победу и свободу. Но Эрик был далеко. Настолько далеко, что не чувствовал свою девственницу, стремительно падающую в собственных глазах. Все его чувства были сосредоточены ниже пояса, где уже не первый час самые умелые демонессы пытались погасить пожар, который разожгла в нем смертная девица. Тщетно.       Демон слишком хорошо научился разбираться во лжи за последние сто лет, а многочисленные обряды и ритуалы сделали его невосприимчивым к магии суккубов. Да почти к любой магии. Эрик был идеален, по собственному нескромному мнению. Скромностью демоны никогда не отличались. Он сам не замечал гордыни, ослепляющей его. Но тут он был почти прав — его магическая защиты была идеальна.       Отпустив все мысли, закрыв глаза и все оставшиеся чувства, он смог убедить себя в чем-то, что позволило демонессе удовлетворить его, но это было слишком искусственно. Не то. Ненадолго. Ему нужна была другая — чистая и непорочная, запутавшаяся, та, чей запах будоражил почти черную кровь, а мысли и терзания завораживали.       Она запуталась. Снова металась по постели, боясь прикрыть глаза и провалиться в очередной «кошмар», который ей уже хотелось воплотить наяву. Да она и воплотила его отчасти. Воспоминания вновь обожгли сознание, и Беатрис вскочила с кровати. Надев мокасины и накинув халат поверх ночной рубашки, она встала у открытого окна. Полная луна заливала холодным светом лес за поселением, а звезды сверкали, переговариваясь о чем-то. Они предупреждали Беатрис, кричали ей, просили ее остановиться, но девушка не могла их понять, не слышала или не хотела, и уже перелезла через окно. Встав на карниз, она ухватилась за лесенку и спустилась вниз.       Этой ночью лес манил ее своей свежестью и свободой. Свободой от снов и тягостных дум, как она считала. Беатрис медленно шла по дорожке из лунного света, никем не замеченная, ничем не обремененная. Она не слышала крика звезд, приглушенный шепот ангела над ней, которые предупреждали, направляли ее на истинный путь. Ангел еще верил в нее. Но нельзя слышать того, в кого сам уже не веришь. По той же причине она не слышала воя в лесу, а после и сдавленного рычания.       Ангел сокрушенно качал головой, в который раз за год жалея, что Небесных созданий его подопечной видеть и слышать не суждено. Девушка чувствует лишь исчадий Ада. Ирония или шутка Создателя? Сейчас это было не важно. Если она умрет, находясь на перепутье, то душа ее продолжит метаться и останется на земле. А гуляя в полнолуние по лесу, не замечая рычания зверя, она могла умереть. Или того хуже — стать проклятой, как и сам зверь. Не человек и не животное. Тогда ее душа никогда не сможет достигнуть Рая. Тысяча лет чистилища не оставит от нее прежней ничего, лишь пустую духовную оболочку.       Зверь был голоден. Луна звала его, манила и подчиняла. Он вышел на охоту, уже нашел жертву. Его клыки раздирали горячую и нежную плоть. Кровь стекала по короткой шерсти у пасти и капала на траву. Он рвал и глотал куски мяса, которые еще не начали остывать, ел и не мог насытиться. В эту ночь его голод был сильнее, он был другим. Тьма поглощала остатки человеческого в нем, и зверь не мог совладать со своим желанием. Он уже слышал ее шаги, ее запах манил. Тьмы вокруг было слишком много, луна была слишком яркой. Он вышел на новую охоту.       Беатрис слышала лишь шелест листвы и шуршание собственных шагов. Мягко ступала по ковру из желтых иголок, наслаждаясь тишиной в себе. Никаких желаний, никаких соблазнов, никакой осмотрительности… Она услышала рычание слишком поздно, когда зверь уже был в одном прыжке. Его глаза горели желтым пламенем, пасть была приоткрыта, оголяя белые острые клыки молодого зверя и свежую кровь брошенной им жертвы. Один прыжок, и она его. Зверь медлил. Беатрис не понимала, почему — бежать ей было некуда, до ближайшего дерева, на котором она могла бы спастись, было слишком далеко, а волк был близко. Волк? Нет, зверь был много больше и опасней.       Зверь повел носом, принюхиваясь, узнавая. Кровь, что текла по венам жертвы, была ему знакома. Такая близкая и родная. Зверю нужна стая. Зверь хотел семью. У человека семья была, но зверю нужна была своя семья. Рано или поздно это должно было произойти.       Беатрис смотрела в желтые глаза зверя и медленно переставляла ноги назад, но зверь приближался быстрее, чем она отступала. Не бросился, не разорвал, а приближался, принюхиваясь, решая. Когда он был на расстоянии вытянутой руки, она совсем перестала соображать, и сознание постепенно меркло в ее глазах, как вскоре померкнет и жизнь. Все было кончено, предрешено. Зеленые глаза смотрели прямо на нее…       Огромная тень накрыла опушку, заслоняя луну. Глаза напротив вновь вспыхнули желтым. Зверь ощетинился. Остатками сознания Беатрис уловила силуэт летучей мыши и провалилась в спасительную темноту.       Демон почти опоздал, почти потерял… Эрик встал между девушкой и зверем, заслоняя ее огромными черными крыльями. Его хвост с силой бил по земле совсем рядом с блондинкой, но это было уже не важно — сознание ее покинуло. Пусть демон и не был уверен в этом, ему было все равно. Он не собирался отдавать свою девственницу зверю. Ее душа будет проклята, но не так.       Зверь рычал, скалился, но отступал, всей позой источая опасность и готовность к прыжку. Демон шипел, подчиняя, подминая под себя зверя одним лишь взглядом. Зверь прыгнул и отлетел в конец опушки. Дерево хрустнуло, не выдержав удара. Зверь встал и повторил атаку. Он ничто против демона, он не мог победить, но готов был бороться за родную кровь до последнего, не отдавать ее демону. А взгляд подчинял, подавлял. Раз за разом демон откидывал зверя, не причиняя ему особого вреда, лишь подчиняя его своей воле.       Грохот рухнувшей сосны разнесся по всему лесу. Зверь заскулил. Ему не было больно, он не был ранен. Но он склонил голову и прижал уши, признавая власть демона.       — Она моя, Калеб. Смирись, — повелительным тоном прорычал демон, принимая человеческую форму. Эрик протянул к нему руку, зверь лизнул ее и лег на землю перед хозяином. Демон хмыкнул. Он никогда не любил собак и уж тем более не планировал заводить себе питомца, но ситуацию он счел забавной.       Когда Эрик отвернулся и пошел к Беатрис, которая еще не пришла в себя, зверь скрылся в лесу, продолжив свою охоту. Демон аккуратно взял девушку на руки и направился к поселку. Как ни странно, но опасность, грозящая ей, остудила его пыл, и он совладал с неугомонным желанием. Но вот то, что он почуял эту опасность из Пандемониума, должно бы было насторожить его. Но он даже не услышал звук удара, не почувствовал его. Один, всего один удар того, что остановилось пятьсот лет назад после убийства наставника, должен был заставить демона задуматься. И он бы непременно задумался, если бы услышал. Но он слышал лишь мерное биение сердца Беатрис и ее тихое дыхание, ощущал тепло ее человеческого тела и близость души, которую он должен был отдать Ваалу. Расплатиться и навсегда забыть про долг демону обмана.       Беатрис очнулась лишь на границе поселка и встрепенулась, но демон крепко держал ее в своих руках и прижимал к груди, где фальшиво билось сердце. Она не сразу поняла, что происходит, а когда вспомнила глаза брата, то ахнула в голос, и в собственных глазах встали слезы. Демон поставил ее на заднем дворе дома Прайоров и отстранился, убедившись, что она не упадет.       — Зверь… — тихо прошептала Беатрис.       — Я спугнул волка, — ответил Эрик. Не было смысла врать ей и говорить, что ничего не было. Было. Она чуть не стала частью стаи своего брата, а демон спас ее, и она должна понимать это. — Не стоит гулять по лесу ночью, Трис. Ты справишься? — Эрик кивком указал на окно на втором этаже.       — Да, — смущенно ответила девушка и повернулась к лестнице, но встав на ступеньку, обернулась и с улыбкой сказала: — Спасибо, Эрик.       Демон вздрогнул и кивком ответил ей, удаляясь. А Трис поняла, что ее уже не испепеляет жгучее желание, но пришло что-то другое, что разливало тепло в груди и заставляло ее сердце биться немного быстрее, разнося это тепло по всему организму. «Адреналин», — подумали оба.       Когда Беатрис стояла на карнизе, то не удержалась и заглянула в окно брата. В комнате было пусто. Ей не показалось. Калеб придет утром и не вспомнит демона, который подчинил его зверя, который живет в нем несколько лет, но еще не завладел им полностью. Он еще не убил... Демона он не узнает, как и демон не увидит в человеке своего зверя - зверя видно только в свете луны. Зато образ дрожащей от страха сестры, которая смотрела в зеленые глаза оборотня, еще долго будет стоять перед его глазами. Он чуть не проклял свою сестренку. И чуть не спас ее.