Непорочная

      Заклятие Эрик взял у суккубов, посулив им… А ничего не посулив, они и так все были ему должны, да еще и годовой план опять не выполнили, чем вогнали себя в долги по самые рожки. Конечно, они предлагали все отдать натурой, но начальника отдела кадров слабо прельщала перспектива быть оттраханным несколькими тысячами демонесс. Вот вообще ни разу не прельщала.       Демон трепетно и внимательно вплетал имя мужчины в заклятие и закреплял его на двери Беатрис. Сначала он хотел использовать собственное имя, но вовремя одумался, представив ораву всевозможных Эриков, которые бы приплелись к заклятию, а вписывать истинное имя он бы никогда не стал. Спустя три часа кропотливой работы оно было завершено и крепко привязано к комнате девушки. Демон еще раз все проверил и бесшумно, вовсе не касаясь пола, направился в гостевую комнату. Эрик был почти доволен проделанной работой, и его огорчало всего две вещи: заклятие на кровати девушки было бы эффективней, а его образ подходил для него лучше. Но выбирать не приходилось.       Утром Эрик хотел вежливо отказаться от приема человеческой пищи и откланяться, но Натали была слишком настойчива, а ему было нужно и ее расположение. Он остался. Стойко вытерпел очередную молитву и благодарности Господу за еду, выдавил что-то из себя и съел бесполезную для него пищу. Когда завтрак был почти завершен, Эндрю прочистил горло и обратился к демону:       — Эрик, я взял на себя смелость позвонить твоим родителям, — начал он, а демон удивленно посмотрел на него. — И предложил им, чтобы ты пожил в нашем поселении, пока они в командировке. Если ты не против, конечно.       — Сэр, это очень мило с Вашей стороны, но я не смею более злоупотреблять Вашим гостеприимством, — вежливо ответил демон.       — Боже, Эрик! — вскрикнула Натали. Демон поморщился, но все подумали, что причиной была слишком высокая нота в голосе. — Ты живешь за городом совсем один? Нет! Нет-нет-нет. Ты непременно должен остаться в нашем поселке! У нас есть гостевая…       — Натали, — тихо прервал жену Эндрю. — Мне кажется, мы не можем заставлять Эрика согласиться, но если он передумает, то Мистер Коутс любезно предоставит ему комнату. Он живет один прямо над кузницей. Так что ты скажешь, Эрик?       — Кузница? — в глазах демона вспыхнул неподдельный интерес. Конечно, он знал о кузнице и лишь играл свою роль обычного, ну, может, не совсем, подростка, но перспектива пожить вблизи кузницы его действительно привлекала. — То есть благодарю за предложение. Но позвольте сначала поговорить с Мистером Коутсом.       — Конечно, — мягко улыбнулся Эндрю.       Они закончили трапезу, и женщины стали убирать со стола. Беатрис, все это время внимательно слушавшая разговор, собирала тарелки, опустив голову так, что подбородок касался груди. Она старалась не встречаться ни с кем взглядом, а особенно с Эриком, чьи глаза, как ей казалось, видели ее насквозь. Когда она потянулась за его тарелкой, то мимолетно коснулась руки парня, и ее щеки и шея запылали с новой силой. Она поспешила отнести все на кухню и, включив воду, брызнула ею себе на лицо, пока никто не видел. Обычно такие вещи не вызывали столь бурной реакции на ее коже, но сегодня у нее были на то причины: ночью ей снился Отец Тобиас и исповедь. Казалось бы, ничего особенного, но после окончания исповеди Беатрис поняла, что они уже не в церкви, а священник… На нем не хватало верхней части рясы. А еще он обнял ее и поцеловал во сне. Поцеловал в губы. Страстно… Только тогда Беатрис проснулась. Почти час она успокаивалась и старалась подавить необычное тянущее чувство внизу живота, даже тщетно перепроверяла, не начались ли у нее интересные дни. А когда спустилась вниз, то ей казалось, что все уже знают о том, что ей снилось, и будут попрекать. Мама, папа, Калеб… А еще внизу сидел красивый одноклассник…       — Ты в них дыры протрешь, Трис, — заметил ее брат, зайдя на кухню. — Давай помогу, а то на автобус опоздаем.       — Спасибо, — подсевшим голосом сказала девушка, но брат этого не заметил. Или сделал вид, что не заметил.       Эндрю проводил Эрика к кузнице, в гараже которой Мистер Коутс уже заканчивал ремонтировать машину, доливая масло в двигатель. Ким Коутс пригласил гостей зайти в дом и обсуждал что-то с Мистером Прайором, пока Эрик с интересом разглядывал инструменты кузнеца. Все они были демону хорошо знакомы, ведь свой меч он выковывал сам на протяжении ста лет, но его все равно привлекали эти предметы. Заметив любопытство парня, кузнец сильно оживился и переключил свое внимание на него. Пока они обсуждали хитрости этого ремесла, Эндрю, вежливо попрощавшись, покинул дом.       Ким Коутс пригласил Эрика пожить в одной из свободных комнат на втором этаже и даже разрешил ему после школы работать в кузнице, чем демон был более чем доволен. Мало того, что теперь он будет легально ближе к своей девственнице, так еще и она будет наблюдать его за работой, так как основная часть кузницы располагалась на открытом воздухе и была хорошо видна из дома Прайоров.       Когда Эндрю сообщил своему семейству о том, что их гость остается в поселке, Беатрис чуть не выронила тарелку, которую протирала, что не ускользнуло от внимания ее матери, но та промолчала. Девушка быстро закончила с посудой и побежала собираться в школу. Она безумно боялась, что Эрик поедет с ними на автобусе и сядет рядом, но облегченно выдохнула, когда заметила черный автомобиль, отъезжающий от дома Мистера Коутса.       Эрик не собирался действовать в лоб с Беатрис, его план был гораздо тоньше и изящней: быть к ней как можно ближе и подкидывать ей соблазны по чуть-чуть, чтобы она и сама не сразу поняла, что поддается им. К его глубочайшему огорчению и удивлению, в девушке совершенно не было зачатков алчности и лени, она любила и уважала своих родителей и не питала слабости к еде. Но это не было такой уж большой проблемой, так как демон видел в ней похоть, как и во всех других женщинах, зачатки гордыни и зависти, а еще он был уверен в ее способностях лгать. Ведь все люди лгут. Только вот не вся ложь зачисляется в грехи, но Эрик уже подталкивал ее к «правильной» лжи.       Всю неделю Беатрис находилась рядом с Эриком в школе, но он упорно ее не замечал, как ей казалось. Лишь изредка они пересекались взглядом, но Эрик прикрывал ресницами глаза раньше, чем она отвернется, застеснявшись. Да и не было почти стеснения и невинности в ее глазах - она с открытым интересом и любопытством смотрела на демона, а в голове при этом у нее все чаще вспыхивали совсем уже взрослые мысли. Виной тому были и ее сны. Каждую ночь она видела Тобиаса, и с каждым разом сны становились все откровеннее и дольше, а томление внизу живота и жар ощущались все явственней по утрам и никак не хотели спадать. Натали даже несколько раз подозревала, что дочурка заболела и просто не говорила об этом, не желая отлынивать от работы, но температуры у нее не было, как и других симптомов. А красные щеки Беатрис объясняла духотой в своей комнате, окно в которой всегда было открыто. Вот так каждый день, понемногу, она врала всем и прежде всего себе. Она убеждала себя, что голый священник в ее снах не возбуждает ее, что она не желает его в реальности, что ее не влечет Эрик и в окно на его работу она смотрит совершенно случайно, любуясь видами леса, а вовсе не молодым парнем в мокрой рубашке, обтягивающей мускулистое тело. Она врала себе о том, что не думает постоянно о его пронзительных серых глазах, которые он прятал за пушистыми ресницами, и о сильных руках, сжимающих молот, и бархатистом голосе, которым он мог бы нашептывать ей на ухо, а не только отвечать на уроках. Беатрис последнее время вообще много врала.       Когда наступило воскресенье, все жители поселка уехали в город, а Эрик поехал проверить свой дом, как он сказал Киму. Демоны — существа лживые, но тут Эрик почти не лукавил. В свой кабинет в Пандемониуме он и правда заглядывал, чтобы удостовериться лишний раз в компетентности помощников. Но это заняло у него не больше часа, а все остальное время он наблюдал за девушкой из парка. Он всю неделю за ней наблюдал и, признаться, поражался ее трудолюбию и отзывчивости. Ее порывы были чисты и искренни, она не ждала похвалы взамен или благодарностей. Это немного удивляло демона, но лишь немного. Демоны — самые искусные лжецы в мире. Даже себе они лгут, как никто другой никогда не сможет. Вот и Эрик не признавался себе да даже не допускал мысли о том, что ему нравилось. Нравилась простая жизнь этих смертных, нравилась чистота этой девушки и нравилась работа в кузнице. Было в этом труде что-то первозданное, человеческое. То, что, казалось бы, Эрик вытравил, выжег из себя черным пламенем сотни лет назад. И никогда он не признается, что его привлекает что-то человеческое. Ведь демоны — лучшие лжецы!       Беатрис всю службу мыслями была далеко, очень далеко от Бога. Опять. Она даже не могла позволить себе взглянуть на священника, боясь, что огонь стыда тут же вырвется наружу и спалит ее вместе с церковью и всеми прихожанами. Ей было стыдно, безумно стыдно за свои мысли и желания, но сделать она ничего не могла — образ обнаженного Отца-настоятеля прочно засел в ее голове. Вместе с более молодым, но не менее привлекательным образом одноклассника и соседа. Она желала их, да, именно это слово пришло ей на ум. Желала обоих. И не могла сказать, кого больше: далекий образ из ее снов или того, кто был почти всегда рядом. Это грех. Греховно поддаваться похоти, а уж тем более греховно желать сразу двух мужчин. А еще она начинала завидовать, пусть и не осознавала до конца, что это зависть. Завидовать тем девушкам, которые не обременены ее воспитанием и ценностями, которые встречались с молодыми людьми, которые могли словом, а то и делом, постоять за себя. И все эти мысли посетили ее в церкви, в обители Бога на земле. Беатрис поражалась, почему ее еще не настиг гнев Божий и она до сих пор сидит спокойно на скамье и слушает низкий голос священника, который по ночам нашептывает ей такое, что она и представить себе раньше не могла.       Если бы она рассказала о своих снах Тобиасу, он бы понял, посоветовал, очистил бы ее дом от скверны проклятья. Если бы она преодолела стыд. Если бы она была еще хоть чуточку сильнее и, возможно, умнее… Но она не была. Она призналась самой себе, что слаба, а вера ее, возможно, не столь незыблема, как ей казалась. На исповеди Беатрис и словом не обмолвилась о снах, в которых ей являлся он, тот, что сидел в метре от нее. Да и про Эрика упомянула лишь вскользь, словно и не было тех ее взглядов и помыслов.       А Тобиас не почувствовал, он поверил каждому ее слову и отпустил девушку со спокойной душой. Ведь она чиста, она сильнее него. Ведь это же Беатрис. Он изгнал демона, который не сильно-то сопротивлялся, и очистил ее окружение. Он был уверен в этом. «Святая наивность», — думал Эрик, получивший свою долгожданную ложь. Девушка все еще чиста и непорочна, но она уже сбилась с пути, уже потеряла его, а ему лишь нужно направлять ее, ведь он всегда рядом, ведь он умнее и прозорливей, ведь он демон, а она лишь простая душа, которую он собирался заполучить. Демоны порочны… Гордыня горела в Эрике черным пламенем.       Этим вечером Беатрис долго не могла уснуть, съедаемая собственной совестью и стыдом. Она металась по кровати, ведя спор с самой собой и с совестью. Гиблое дело. Эрик наблюдал за душевными муками из дома напротив уже больше часа, и ему это надоело. Он протянул руку и коснулся зародившейся в ней скверны, погружая девушку в сон. Еще не его, но уже ближе, уже податливей, и все также не чувствует его присутствия. Он сам не замечал, как потихоньку терял бдительность.       Беатрис уснула.       Она опять шла к церкви с родителями, но не чувствовала в себе уверенности, не считала, что имеет права заходить. Она отстала, а когда поняла это, то поспешила к дверям дома Божьего. Но вошла она не туда, куда ожидала. Дверь захлопнулась, а перед девушкой было необычное помещение: все стены были покрыты красными и черными тканями, с потолка свисали балдахины, а по всему полу валялись подушки разных форм и размеров. Она не сразу поняла, что балдахины разделяют помещение на множество закрытых зон. Условно закрытых. Ткани были прозрачными. Повсюду были люди, она улавливала их шевеления, слышала их. Ей казалось, что люди говорят, но это были стоны. Все помещение наполняли стоны и крики удовольствия.       Она развернулась, чтобы уйти, но и за спиной была та же картина. Все двигалось и колыхалось, тела за занавесками переплетались, движения были размытыми, но сомнений уже не оставалось: они совокупляются. Десятки, а может, и сотни человек вокруг занимаются сексом, придаваясь наслаждению, выстанывая его и приглашая присоединиться.       Беатрис не выдержала и побежала прочь. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Но это не кончалось. Не было ни стен, ни потолка. Лишь полупрозрачные красные и черные ткани, лишь стоны. От ее бега занавески беспокойно колыхались и взлетали вверх, оголяя сокрытое от нее.       Мужчины. Женщины. Они двигались, ласкали друг друга, скользили руками по грудям, бедрам. Проникали и выходили вновь. Стонали. Останавливались лишь с тем, чтобы изменить положение, чтобы войти еще глубже, чтобы отдаться полностью этому греху. Возбуждение уже пульсировало и в ней.       А она бежала, не разбирая дороги, пока не почувствовала, как кто-то схватил ее руки. Красная поволока отделила ее от остальных, и нежные чуткие пальцы стали ласкать ее, задирать ее одежду, мять грудь. Она ощутила дыхание на своей шее, а потом почувствовала поцелуи сразу с двух сторон. Две женщины раздевали ее, придерживая за руки. Или уже она их держала? Руки Беатрис зарывались в чьи-то волосы, губы обжигали ее кожу новыми поцелуями, а чужие ладони ласкали ее тело, подбираясь к самому сокровенному. Она не сопротивлялась. Расслабилась. Отдалась.       Она не видела сквозь закрытые веки, но уже ощущала его присутствие. Когда грубая мужская ладонь коснулась ее бедра, она распахнула глаза. Они были вдвоем, ее тело горело, а его руки умело ласкали его, распаляя ее все сильнее. Ладонь Тобиаса легла меж ее ног, и он коснулся чувствительного бугорка, поглаживая и сжимая его. Он ласкал ее и покрывал тело поцелуями. Целовал грудь, прикусывая сосок, поднимался выше. Врывался в рот, утягивая ее в поцелуй, полный страсти и желания. Когда он вошел в нее сразу двумя пальцами, она застонала. Она стонала снова и снова, пока он двигался в ней. Шептала его имя. А может, не его. Все исчезло, слилось в непрерывный поток страсти и удовольствия.       Он двигался все уверенней и резче, и когда пальцы согнулись и надавили на стенку, по телу девушки пробежал электрический разряд, она выгнулась и обмякла…       Рука Беатрис покоилась меж ее ног, все белье было влажным и пахло ей. Как и ее пальцы. Если бы демон мог зайти к ней, то уже взял бы ее, наплевав на все ограничения и последствия. Запах девушки дразнил, возбуждал его, манил. Он висел в воздухе у ее открытого окна и не мог приблизиться, не мог дотронуться, не мог совладать со своим желанием. Эрик никого и никогда так не хотел. Проклиная суккубов с их заклятием, которое позволило им со своей обителью проникнуть в сон девушки, демон исчез, перенося себя и свое желание туда, где ему было самое место в этот момент. Во дворец суккубов.