Warning the Ghost

Тем же утром Гарри не понимал. как заснул. А проснулся он полностью одетый, лежа поверх покрывала на кровати в своей спальне. Какое избитое клише: рыдать, пока не заснёшь, подумал Гарольд.       В его комнате находилась Анни, державшая в руках пачку исписанных листов, которые Гарри мгновенно узнал: это были последние главы рукописи, которую он теперь ненавидит. Луи пообещал вернуть её утром и выполнил обещание. Вид рукописи вернул назад все кошмары, которые мучили его ночью.        — Что это такое, Анни? — пробормотал он.        — Это принесли рано утром, мистер. Но я не стала будить вас так рано.        — Теперь это неважно, но спасибо, Анни, — Гарри показал рукой на корзину для бумаги. Горничная заколебалась.        — Что, и письмо тоже? — уточнила она.        — Письмо…? — Гарри нащупал очки и завел их дужки за уши. На красном воске, которым был запечатан конверт из толстого пергаментной бумаги, отпечатан герб с черепом. На конверте небрежным, но элегантным подчерком было написано его имя. Гарри ещё не понимал, хочет ли он прочитать письмо, но пальцы сами уже разворачивали конверт.       Ему показалось, что в комнате наступили сумерки, пока он читал:       Дорогой, Гарри       Когда вы будете это читать, я уже уеду. Ваш отец ясно дал мне понять, что в своём нынешнем экономическом положении я не могу просить вашей руки. И я с этим полностью согласен. Он так же попросил меня разбить ваше сердце -чтобы взять вину на себя. И на это я тоже согласился. Мне кажется, что я успешно справился с этим заданием.       Но знайте: когда у меня появится возможность убедить Вашего отца, что всё, что мне нужно от него, — это сын и ничего более, — вот тогда, и только тогда, я вернусь за Вами.       Ваш,       Луи хх.       Восторг и эйфория охватили Гарри. Он не бросил его и не оказался бессердечным мерзавцем. Когда это всё принесли? Когда отправляется его поезд?       Неужели я опоздал?       Как сумасшедший Гарри бросился вниз по лестнице, громко призывая Анни.        — Где моё пальто, Анни? — прокричал он, появившись в холле.       А потом по улица, мимо множества зданий, воздвигнутых его отцом, через толпы прохожих и потоки транспорта. Гарри пробивал себе дорогу к гостинице, в которой остановились Томлинсон и Малик, — уклоняясь от идущих ему навстречу людей, извиваясь в толпе, прямо в лобби и к стойке регистрации.        — Луи Томлинсон и Зейн Малик, — задыхаясь, произнёс он.       Менеджер заглянул в журнал регистрации.        — Номера 107 и 108, — ответил он, — но…       Гарри мгновенно ретировался и, пробежав мимо нескольких гостей и носильщика, добрался наконец-то до двери 107-го номера, которая оказалась открытой, и увидел в комнате, лишенного багажа и личных вещей проживающих. двух цветных горничных, которые застилали постель.        — Они выехали сегодня утром, мистер, — сказала одна из них. — Торопились на утренний поезд.       Задыхающийся Гарри стоял неподвижно, как столб. Он всё-таки проиграл. Узнать, понять и всё-таки опоздать…это слишком жестоко.        — Сэр, с вами всё в порядке? Сэр? — забеспокоилась вторая горничная.       Будет ли он теперь в порядке. Будет ли…       Гарри почувствовал, что в комнате есть ещё кто-то, кто стоял совсем рядом с ним. он повернул голову.        Это был Луи.       Невероятная радость охватила всё его существо. Он смог сдержаться и не броситься в его объятия, пока взгляд голубоглазого искал в лице кудрявого признаки прощения. Понимания. Надежды. В тишине раздался только бешеный стук сердец обоих. И они наверняка слышат его.        — Зейн уехал, — начал он, — а я не смог. Твой отец заплатил мне, чтобы я уехал.       Он опустил руку в карман и достал оттуда бумагу, похожую на банковский чек. А потом разорвал её пополам.        — Я не смог оставить тебя. Гарри. Более того, я продолжал думать о тебе в самые неподходящие моменты. Мне казалось, что между нашими сердцами существует какая-то связь. И что если время или расстояние оборвут эту связь… что ж, мне кажется, что моё сердце тогда остановится и я умру. А ты скоро обо мне забудешь.        — Никогда. Я никогда тебя не забуду, — Гарри наконец смог заговорить.       Кудрявый смотрел в его глаза и таял. Это действительно происходило. Это было как настоящий сон после ночного кошмара.       Луи обнял его и поцеловал. И мир, высокого, зеленоглазого парня, что любил носить женские наряды, стал называться «сэр Луи Уильям Томлинсон, баронет. Руки шатена, отчаянный стук сердца. Мягкость его губ, которые коснулись рта кудрявого, а потом прижались сильнее. Гарри закрыл глаза и почувствовал, что опять танцует вальс. Его мечта сбылась.       Он почувствовал какое-то напряжение, как будто Луи пытался сдержать себя, и открыл глаза, чтобы показать ему, что он может не быть таким скромным. Второй разбил ему сердце, а сейчас склеил его заново. А потом Томлинсон расслабился и крепче обнял Гарри, и всё было хорошо, совсем хорошо в этом его прекрасном новом мире, в этот сверкающий, золотой день. Может быть, Огилви был всё-таки прав, настаивая на любовных историях. Их концовки всегда так прекрасны.       Но ведь это ещё не конец нашей истории, подумал Гарри. Это ведь только начало. Он сам объявил об этом в своём письме. Он сам попросил меня выйти за него замуж.       Рука об руку они вышли из номера, и Гарри совершенно не волновало, куда они идут или что будут делать в следующий момент. Он думал, что Луи вновь обратится к его отцу и всё начнётся сначала, но с более благоприятным финалом. Естественно, что все сомнения папы исчезнут, когда он увидит, какой благородный человек стоит перед ним. Человек, которого невозможно подкупить и для которого он, Гарольд Стайлс, значит больше тех денег, которые необходимы ему для претворения в жизнь его плана по добыче глины. Он ведь мог сохранить чек и вернуться в Англию, где сотни молодых леди и джентльменов, без сомнения, спят и видят, как стать леди или сэром Томлинсон. А он взял и всем сердцем полюбил этого американского простолюдина. Какой отец откажется от такого жениха для своего дитя.       Боже, я так невероятно счастлив!       Но когда они вышли в лобби, Гарри увидел адвоката отца, мистера Фергюсона. Его горничная, Анни, стояла рядом с ним, показывая на него. Они с Луи пошли медленнее, и его сердце заколотилось так сильно, что Гарри почувствовал пульсы, которые стучали в ступнях его ног.       Мучительное страдание, написанное на лицах этих двоих… измученных, окаменевших от ужаса, с пустыми глазами, говорили о том, что произошла трагедия.       Такое же выражение Гарри видел на лице отца, когда он пришел, чтобы сказать ему, что мучения его матери наконец закончились.       Что она умерла… #       Смерть.       Но вот же наглядное доказательство того, что произошла ошибка: его отца, который любил всё роскошное и элегантное, никогда бы не поместили в такое вонючее и мерзкое место. Любой мог убедиться, что Городской морг Буффало был более отвратителен, чем конюшня. И никто, кто знал его отца, не решился бы привезти его сюда. Поэтому… всё это ошибка, и вместо его отца там лежит какой-то другой бедняга.       И хотя войти туда и указать на эту путаницу казалось таким простым и естественным, Гарри никак не мог заставить себя сделать это. Его решимость подрывал страх: мистер Фергюсон никогда бы не допустил такой ошибки, да и Анни, которая работает у Гарольда уже три года, разрыдалась у него на плече, как только Гарри подошел к ней достаточно близко.       Но ведь сегодня мой счастливый день. Этого просто не может быть. Не может.       Луи и мистер Фергюсон стояли рядом с ним, и Гарри чувствовал теплоту тела своего жениха даже сквозь ледяной панцирь ужаса, который покрывал его.       Раздался звук шагов, и к ним подошел ещё кто-то. Это был Лиам — он почти задыхался, но его появление подтвердило реальность того, с чем он так отчаянно пытался бороться. Гарри смотрел на него как сквозь снежную бурю и с трудом видел. Гарри не чувствовал под собой земли. Ему казалось, что он медленно тает, какой же нематериальный, как призраки на спиритических фотографиях Лиама.        — Мне так жаль, — сказал Лиам. — Я примчался, как только услышал об этом.       Нет, не говори так, беззвучно умолял его Гарольд. А потом рука Луи позволил ему вновь обрести себя и дал ему малую толику мужества. Он должен быть здесь ради отца. и если произошла ошибка…       Пожалуйста, не пожалуйста, пусть это будет ошибка. Пожалуйста.       Гарри задержал дыхание       Лиам заколебался, когда познавательно открылась дверь морга. Гарри повернулся, чтобы идти за ним.        — Подожди, — приказал Лиам. — Не смотри.       У Гарри так перехватило горло, что он с трудом смог произнести:        — Мне сказали, что должен.        — Нет. Прошу вас, — Лиам обращался к дознавателю. — Я готов подтвердить его личность. Не требуйте, чтобы он смотрел на это. Я его врач. — Он повернулся за поддержкой к адвокату. — Фергюсон, вы же знаете.       Это было неправдой. Хотя, может, он когда-то выписывал отцу очки. Лиам просто пытается защитить его.       Если только папа был болен и никому об этом не говорил… и это-то и произошло… какой-то приступ…       Новое объяснение того, почему им всем необходимо быть здесь, ещё сильнее сжало его сердце. Гарри испугался, что сейчас потеряет сознание.       Нет. Это не он. Пожалуйста. Если это не он, то я готов на всё. Я откажусь от всего на свете. Даже от Луи…       Но его сердце застонало от перспективы потерять мужчину, который сейчас стоял рядом с ним. Чья рука поддерживала и обнимала кудрявого, когда он покачивался вперед.       Мистер Фергюсон сжал челюсть и едва заметно покачал головой.        — Да, мистер Пейн, я его адвокат. Мне очень жаль, но это не просто формальность. Боюсь, что это обязательная процедура.       Боюсь — это слово эхом отдалось у Стайлса в голове. Он очень, очень боялся.       Луи здесь, и он любит его.       Лиам тоже здесь — он его самый дорогой и старый друг.       Но со страхом ему всё равно приходилось бороться в одиночку. Гарри не хватало воздуха, чтобы ощущать себя живым.       Я боюсь.       В сопровождении мужчин Гарри прошел по плиточному полу, который был скользким, заплесневелым и грязным. В помещении воняло кровью. и в нём было полно мух. Настоящая скотобойня. Картера Стайлс никак не мог лежать под этой мятой, заляпанной материей, на этом металлическом столе.       и тем не менее, это был его профиль.       Время полностью остановилось. Этот момент должен длиться вечно. И Гарри должен остаться в нём до конца дней своих, потому что здесь и сейчас его отец всё ещё может оказаться живым. Здесь они были вместе, и с ними был Луи. В этот коротком ударе сердца, едва слышном вздохе, в застывшем солнечном луче. В этот момент мир Гарри всё ещё находился в равновесии, ожидая, когда маятник начнёт движение в другую сторону. Он балансировал на кончике иглы. И Гарри должен навечно в нём остаться.       А потом служитель морга взял за простынь и тоже замер, как будто хотел, чтобы земля перестала вращаться. Он ещё мог пощадить Гарри. А потом он поднял простыню.       И всё остановилось, абсолютно всё: сердце, мысли, дыхание. Гарри только смотрел, а руки Луи сжимали его всё крепче и крепче…       Он не был похож на его отца.       Он не был похож на человека.       Лицо — разбито. Кости — переломаны. Всё покрыто свернувшейся кровью. Его черты были так изуродованы, что это было выше понимания Гарри. Ошибка. Ошибка. Это не его отец.       Это он.       Всемилостивый Боже, это он.       Гарольд не понимал, подал ли он какой-нибудь знак, что это его отец. Но напряжение в комнате сгустилось. Парень почувствовал, как ужасный груз вдавливает его в землю, как будто он сейчас погрузится в пол. Остальные, кто находился в этой комнате были ещё мрачнее, и кто-то прочистил горло, как будто подавая сигнал, что пора переходить к следующему этапу этого дьявольского ритуала. Это благодаря Луи он ещё стоит? Гарри совершенно не понимал. Свеча, которую они держали в тот вечер, когда танцевали вальс… ночные свечи погасли. Луи… Боже мой, Луи, этого не может быть.       Что он закадал тогда, когда задул свечу на танцполе? Разве он не загадал, что его отец будет жить долго?        — Как это произошло? — голос Лиама был хриплым.        — Несчастный случай, — ответил мистер Фергюсон. — Пол оказался мокрым.       Брови Лиама приподнялись, пока он осматривал тело… тело его отца.папы.        — ВЫ позволите, сэр? — обратился Лиам к дознавателю. — Помогите мне повернуть его.       Гарри молча наблюдал. как Лиам изучает бедную разбитую голову. Голову, которая не могла быть головой его отца; потом, с помощью ещё одного мужчины, он стал поворачивать погибшего на бок, и Гарри увидел крем для бритья у отца на щеке. Крем для бритья. Несчастный случай. Пол, такой же мокрый, как этот. Скользкий. Фаянсовая раковина.       Простыня стала сползать, обнажая…        — Остановитесь. Остановитесь немедленно! — закричал Стайлс, бросаясь вперед. — Прошу вас, не обращайтесь с ним так.        — Прости. Я просто пытался… — Лиам отступил на шаг.       Гарри боролся со слезами, когда рядом с ним вновь оказался Луи, пытающийся успокоить. Сам он был очень далек от спокойствия. Лицо Томлинсона было абсолютно белым, он был в таком же ужасе, как и Гарольд.        — Это мой отец, — твёрдо произнёс он. Гарри признал его. Просвил. Как в тумане, он прошел вперед и остановился возле него, как и положено сыну.        — Через неделю ему бы исполнилось шестьдесят, и он… он очень боялся выглядеть на свой возраст, понимаете? Именно поэтому он… всегда так хорошо одевался и любил долгие в моей компании. — Гарри погладил и поцеловал его руку. — Рука холодная. Почему здесь так холодно?       Они с сочувствием смотрели на юного парня, оставшегося без родителей. А потом, когда до Гарри дошел наконец весь ужас случившегося — что он действительно умер, — Гарри потерял сознание.