Сладкая месть или Томми Джо начинает действовать

Концерт дался Адаму нелегко. Трясущиеся руки, потекшая из-за обильного потовыделения косметика, ссутулившаяся спина и бледность привидения - с таким набором он уходил за кулисы под бурные аплодисменты зрителей. В общей комнатушке торопливо плюхнулся на диван и закрыл глаза, не желая больше считать звездочки. Голова отчаянно кружилась, а сердце колотилось так часто, что он даже испугался. Однако, тепло руки Эшли, накрывшей его предплечье, отвлекло его. - Ты в порядке? Тебе плохо? Адам нашел в себе силы улыбнуться и кивнуть, а Эшли задумалась на какой именно вопрос это ответ. Тем временем к ним подскочил бодренький Брайан и протянул стопки с виски. Блеснул ослепительно белыми зубами и провозгласил: - Итак, за первое шоу из заключительной десятки! Обратный отсчет начался, друзья! Адам задумчиво потянулся за стопкой, однако прямо из-под его носа эту самую стопку ловко увели. Чьи-то длинные белые пальцы. Опрокинули золотистую жидкость стопки в розовый нахальный рот. И Адам даже задохнулся, когда его отчитали при всех как ребенка. - Ты в своем уме? Тебе нельзя пить в таком состоянии, да к тому же уколы! Ламберт, голову включи! Отчитал его этот несносный гордец Томми. Выжрав при этом его виски! Адам почувствовал, как нешуточно закипает кровь. Сердце снова бешено заколотилось. Он приподнялся на локте и как можно язвительнее парировал: - А ты что, теперь моя мамочка, Рэтлифф? Будешь мне не только уколы ставить, но и за питанием следить? Хотя, от такой мамочки я не отказался бы. Тебе, наверное, безумно идет фартучек и поварская шапка! Карие глаза музыканта блеснули злостью и чем-то, похожим на обиду. Томми даже побледнел, а потом, не говоря больше ни слова, развернулся и вышел из комнаты, оставив Брайана сыпать шуточками. И лишь Эшли, нахмурившись, смотрела на повалившегося обратно на диван Адама: - Зачем ты так с ним? Он ведь дело говорит, а ты его обижаешь. - Я обижаю? Адам возмущенно сел и тут же скривился от болезненного ощущения в ягодице. Боже, что же будет с его попой после двадцати таких уколов? Он вообще сидеть сможет? - Да, ты! Ты все время его подкалываешь, и зачастую очень жестко. Мне его безумно жалко, и я, честно, поражаюсь его терпению! Эшли раскраснелась и стала запинаться на последних словах. Адам же сидел, хлопая накрашенными глазами, и не верил своим ушам. Это он "жестковат"? Ей "жалко"? Это вот того-то ледяного эльфа с язвительным языком, который извел его своей холодностью и показным безразличием, ей жалко? Просто слов нет. - Эшли, успокойся. Это у Адама просто манера ухаживания такая. Называется, "выматывай и бери тепленьким"! Вот теперь Адам реально растерялся. Вытаращил глаза на говорившего Брайана, который то насмешливо смотрел на "больного" , то что-то строчил в телефон, и почувствовал, как лицо начинает против воли заливаться краской. Господи, все в курсе его слабости к Томми? Неужели никто не считает это игрой, как хотелось показать Адаму? И почему они все считают его чудовищем? Что за черт? Это он - пострадавшая сторона! Это его динамят сколько времени, его так садистки игнорируют, на него смотрят с безразличием! Он переводил взгляд с негодующего лица Эшли на откровенно веселящегося Лондона, потом на слишком увлеченного своей рюмкой с виски Рика. И смог выдавить из себя лишь жалкий лепет: - Я ни за кем не ухаживаю, вообще! И "изводить" эту блондинку себе дороже... - Вот снова ты! Зачем ты его оскорбляешь? Эшли возмущенно вскочила с места и случайно уронила свою стопку с виски на стол, ахнула, наблюдая расползающуюся золотистую лужицу. Адам в свою очередь затравлено забился в угол дивана: - Я никого не обижаю, а лишь отношусь так, как ко мне относятся! Я взял его в мою группу, а он ведет себя так, словно у него на меня аллергия! Или я страдаю бешенством. Шарахается точно от прокаженного! - Ты о чем говоришь? Ты слепой что ли? Эшли выпалила и испуганно накрыла ладошкой рот, а Брайан вдруг решительно поднялся со своего места: - Так, девочки, давайте вы посекретничаете у Адама в гримерной, а мы тут все спокойно соберемся, окей? У нас всех, между прочим, самолет через два часа. Наверное, это был самый нелепый разговор, который когда-либо случался у Адама. Нелепый, совершенно неудобный и странный. Он переодевался, стягивая с себя совершенно мокрую одежду и спрятавшись за дверцей шкафа, и не знал с чего начать. Вышел из укрытия и принялся стирать косметику, время от времени бросая взгляд на Эшли в отражении зеркала. Девушка явно нервничала, то и дело поглядывала на дверь и уж явно не собиралась заговаривать первой. В итоге, Адам, закончив со снятием макияжа, решительно повернулся к ней и начал сам: - Почему ты назвала меня слепым? С чего такая обида за Томми? Что ты там себе напридумывала, Эшли? Он скрестил руки на груди и нахмурил черные брови для убедительности, однако, на Эшли это оказало совершенно противоположный эффект. Девушка вдруг вскочила с места и, уперев кулачки в бока, двинулась на певца. Изящные тонкие брови ее сошлись на переносице: - Прости, Адам, но это не я "напридумывала", это ты слеп как крот! Слеп и жесток к тому же! Ты мой босс и я очень уважаю тебя как музыканта и как друга, но то, как ты обращаешься с Томми, это... это просто издевательство! - Что? О чем ты? Да я с него пылинки сдувал, когда он появился. А он нос воротил, молчал, не смотрел на меня, точно я... жаба какая-то страшная! Эшли уже стояла напротив, заглядывая ему в лицо, и гневно блестела глазами: - Пылинки сдувал? И заодно лапал его при всех, смущая и подставляя к насмешкам! А он в то время, между прочим, с девушкой встречался! - О да! Историю его "натуральности" я знаю назубок! Но позволь заметить, он разрешал себя тискать и целовать! Он сбил меня с толку, позволив думать... позволив мне в него вл... Короче, ему платили деньги за поцелуи со мной, и плевать он хотел на свою девушку и на свою "натуральность"! Он лицемер, Эшли, и я не пойму, почему ты именно на меня нападаешь? Эшли выглядела так, словно собралась заплакать. Адам даже не на шутку испугался, но, однако, он должен был пойти до конца. Выяснить, что, собственно девушка хочет донести до него. И почему она видит всю ситуацию в таком причудливом свете! Откинул с глаз длинную угольно-черную челку и продолжил: - Я понимаю, что ты не все знаешь. И понимаю, что если смотреть на нас с ним со стороны, то он, конечно, будет выглядеть жертвой. Но, поверь, он не нежная роза, и постоять за себя умеет! Выпалил на одном дыхании и снова скрестил руки, со скепсисом ожидая ответа Эшли. Однако, он оказался не готов в тому, что услышал дальше. - Господи, какой же ты дурачок, Ламберт. Типичный среднестатистический мужик, который не видит кроме себя любимого никого. Я думала, геи чуть более чувствительные... Ты точно гей? Едва сдержала смех, когда Адам, хлопнув синими глазищами, слишком осторожно кивнул. Борясь с собственной тактичностью и скромностью она решила пойти ва-банк: - Я тебе кое-что скажу. Взгляд со стороны, скажем так, от непредвзятого наблюдателя. В общем... Он влюблен в тебя, Адам. И очень сильно. И мне страшно за него, потому что, похоже, ты интересуешься всеми мужиками вокруг. Кроме него. Сказать, что Адам удивился ее словам, это значит ничего не сказать. На несколько мгновений он, буквально, потерял дар речи, думая, что у него от перенапряжения начались слуховые галлюцинации. Что за чушь? Рэтлифф в него влюблен? Да он слюнями брызжет от неприязни, едва лишь им стоит столкнуться! О чем толкует эта женщина вообще? Но Эшли не сдавалась, продолжала, не давая Адаму прийти в себя от удивления: - Ты хоть раз бы обратил внимание, как он смотрит на тебя? На репетициях или даже во время простого разговора? Тут Адам не выдержал и, обретая дар речи, наконец, взорвался. Замахал длинными руками, забегал перед Эшли: - Прости, но он обычно так смотрит, что я чувствую себя красной тряпкой перед быком! - Это когда ты его задираешь! А ты задираешь постоянно в последнее время. - Потому что... Потому что он... - Потому что он что, Адам? Она положила свою маленькую ладошку на плечо остановившегося к ней спиной певца. Тот молчал несколько долгих секунд, а потом нерешительно повернулся. Беспомощно посмотрел в ее темные глаза и вдруг признался, не в силах больше держать это в себе: - Потому что он не захотел быть моим. Эшли улыбнулась. Протянула руку, повинуясь мимолетному порыву, и коснулась щеки Адама. Наверное, утром ей самой станет удивительно, что она вот так вот запросто гладила по лицу и разговаривала по душам с тем самым "Glam-Rock-God", как называли его поклонники. Но сейчас растрепанный и растерянный Адам, с добродушным усыпанным веснушками лицом, с отчаянными синими глазами, глядящими грустно и без капли игры, вовсе не был похож на того блистательного артиста, который зачастую внушал робость Эшли. Поэтому она договорила: - А ты ему предлагал хоть раз? Когда Эшли уходила, Адам все так же оставался сидеть у зеркала. Смотрел на свое отражение отсутствующим взглядом и кусал нижнюю губы. И лишь когда дверь за девушкой закрылась, Адам вздрогнул и точно очнулся. Убрал в очередной раз челку с лица, пощипал себя за щеки, пытаясь скрыть болезненную бледность. И вынес сам себе вердикт: - Ну ты и болван, Ламберт. В самолете дремали, перекусив на скорую руку. Место Адама находилось перед Томми, и певец сидел как на иголках, все еще проигрывая разговор с Эшли в голове. Он испытывал двойственные чувства от всего этого: с одной стороны, сердце замирало от счастья и осознания, что его чувства возможно не безответны; с другой стороны, он представления не имел, как ему теперь, после всех их "боданий", хоть немного сблизиться с Томми. У того-то явно не отмечается схожего желания. Проерзав почти час на месте, Адам все же не утерпел, развернулся к Томми, чуть свесившись в проход. Наткнулся на хмурый взгляд красивых карих глаз, и следом прилетело: - Чего ты крутишься? Уколы болят? Сегодня вечером жди, кстати, новой дозы. Напоминание об уколах вызвало у Адама кислую гримасу. Однако, он не позволил сбить себя с позитивного настроя и миролюбиво начал: - Слушай, я хотел извиниться за сегодняшнее. Грубо вышло. Ты сказал все правильно, а я тебя обидел. Изящные брови Томми изумленно поползли вверх: - С чего ты взял, что обидел? Я не обижаюсь на людскую глупость, да к тому же я уже все забыл. Договорил и отвернулся к окну. Однако, через мгновенье вдруг резко вдохнул и закрыл глаза, поспешно откинулся обратно на кресло. А Адам, наблюдавший все это, вдруг вспомнил, что слышал и от Монте, и от Брайана о Томовой боязни полетов. Сердце певца дрогнуло от нежности и беспокойства. Он смотрел на побледневшее лицо Томми, на трепещущие ресницы, на закушенную в испуге губу и догадывался, что все это реакция на пустоту за окном. Видимо, блондин забылся и посмотрел... И Адам, как добрый товарищ, решил отвлечь своего музыканта: - Слушай, я тут подумал, может быть, мы вспомним о нашем небольшом развлечении на Fever? Публике нравилось, они до сих пор требуют повтора. Да и чего греха скрывать - мне тоже нравилось. Не знаю, как тебе, но хочется верить... Отвлечь Томми получилось блестяще - об этом Адам узнал буквально через считанные секунды. Красивые глаза блондина распахнулись шире, опасно заблестели, а на щеки наплыл яркий румянец. Томми встряхнул белокурой челкой и подался к певцу, не замечая блаженного состояния того. Адам даже не сразу среагировал на слова своего гитариста - так увлекся разглядыванием его такого привлекательного лица. - Ламберт, твои "развлечения" носят всегда несколько извращенный характер! Ты всерьез считаешь, я кайфовал, когда ты прилюдно лапал меня на сцене и самозабвенно облизывал? Ты всерьез думаешь, я сплю и вижу, чтобы начать этот кошмар заново? Ламберт обиженно сморгнул: - "Кошмар"? Ты считаешь наши поцелуи кошмаром? Томми закатил глаза в притворной мольбе: - А ты считаешь это верх наслаждения? Играть и ощущать чей-то язык среди собственных гланд? Или чьи-то пальцы, вцепившиеся в задницу так, точно из нее собираются выдавить виноградный сок? Да к тому же твоя чертова помада! Ламберт скрестил руки на груди, насупился, став похож на нахохлившуюся ворону. Хмуро разглядывая разбушевавшегося гитариста, проворчал: - А что не так с помадой-то? Невкусная? Томми обреченно покачал головой и откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и всем своим видом демонстрируя, что считает данный разговор оконченным. Но Адам не был бы Адамом, если бы не пошел до конца. На минуту отвернулся, достал свой рюкзак, залез в одно из отделений и через мгновенье уже тыкал под нос Томми темно-фиолетовым футляром помады: - А вот эту понюхай. Я ее только что в Duty-free купил. И цвет у нее розовато-бежевый. Обновим на следующем шоу? У Томми заметно дернулся глаз, но больше никакой другой реакции не последовало - успешно продолжал делать вид, что намерен спать. Однако, Адаму уже было все равно. Решено! На следующем шоу на Fever он снова поцелует Томми! Время было около одиннадцати, когда Адам залез в душ. Чувствовал он себя на удивление неплохо, и в ожидании Томми с уколами в голове неугомонной звезды роились интересные мысли. К примеру, Адаму подумалось, что всю эту нелепую и неудобную ситуацию с уколами он может обратить в свою пользу. А именно, не самому смущаться своему положению "пациента", сверкающего голым задом перед невозмутимым "доктором", а смущать Томми! Как он там говорил: "кошмарные" поцелуи? "Язык среди гланд"? И Эшли считает, Томми влюблен? Господи, как же тогда он ненавидит? Страшное дело, наверное. И сейчас у него, Адама, есть замечательный шанс проверить эту влюбленность. Главное, действовать смело. Потом пришла еще одна мысль, заставившая поп-звезду изрядно напрячься. Он даже ускорился, торопливо промывая волосы и игнорируя сегодня бальзам-ополаскиватель. Вылез из ванны, принялся вытирать влажную кожу, а потом, наконец, повернулся к зеркалу в полоборота. Занялся моментом, который сильно встревожил его - то есть приступил к оценке собственной задницы. Все же, как никак, Томми видел ее обнаженной впервые, и перфекциониста Адама чрезвычайно волновал вопрос - могла ли его задница понравиться блондину? Не нашел ли он ее отталкивающей? Или жирной? Или отвратительно веснушчатой? Или чересчур женственной? Какие вообще задницы нравятся Рэтлиффу? Адам, изогнувшись, разглядывал свои белые полушария в зеркале и мрачнел с каждой секундой. Да уж. На парней из мужских журналов с их маленькими аккуратными подкаченными попами он явно не тянет. Его задница круглая и пышная просто до неприличия, и невооруженным глазом видно, что ее ни разу не мучали в тренировочном зале. Адам напрягся и потыкал пальцем в правое полушарие. Вздохнул разочарованно - палец погрузился в приятную мягкость без намека на мышцу. Черт, надо подкачаться! Позорище какое-то. Хотя с другой стороны... Он отошел от зеркала чуть дальше. Переступил ногами, по-прежнему стоя в полоборота и придирчиво оглядывая себя. Качнул бедрами туда-сюда. Слегка наклонился вперед и прогнулся в пояснице. Немного порозовел от непристойности своего отражения, заблестевшего в зеркале глазами. Положил руку на ягодицу и провел по ней. Остался доволен гладкостью и чувствительностью кожи. Выпрямился и вынес вердикт: задница выглядела достаточно искусительно, пусть и немного женственно. Однако, этим можно воспользоваться, чтобы соблазнить Томми. Соблазнить Томми... Адам даже замер на месте, вдруг в полным мере осознавая, чем именно он намеревается заняться в ближайшие часы и дни их шоу. Соблазнить Томми! Заставить его открыться. Проломить его отчуждение, соблазнить и, наконец, получить как самый важный и драгоценный трофей. И Адам хихикнул себе под нос, констатируя факт, что соблазнение, кажется, пойдет через задницу. "Трофей" заявился минут через двадцать, когда Адам, тщательно уложив влажные волосы, взбрызнулся духами и, накинув белый гостиничный халат, улегся на диван. Принял искушающе соблазнительную позу: полуоголенная грудь с виднеющимся пятнышком правого соска, красивый изгиб шеи, выставленное бедро и вытянутые на золотисто-шоколадной простыне длинные стройные ноги. Он старательно делал вид, что дремлет, положив голову на согнутую в локте руку и наблюдая сквозь ресницы за своей потенциальной жертвой. "Жертва" должна была по идее застыть на месте хоть на пару мгновений, оценивая и рассматривая. Может, даже покраснеть и метнуться к выходу... Однако, Томми его разочаровал. Встряхнув отросшей челкой, с абсолютно невозмутимой физиономией, блондин решительно двинулся в сторону кровати. Отнюдь не нежно шлепнул Адама по "предмету соблазнения", а именно по бедру, и отчеканил: - Просыпайся, Адам. И на живот ложись. Мне жутко спать хочется, так что давай закончим с этим побыстрее. Адам "начал просыпаться", не желая сразу отказываться от своей затеи. Потянулся, запрокинув голову, выгнувшись как кот, и словно нечаянно растрепал черные влажные волосы. Приподнялся на локте и, совершенно развратно глянув из-под рассыпавшейся по лицу челки, проворковал: - Если хочешь, мы отменим укол. А я могу тебе сделать расслабляющий массаж... спины, к примеру. У меня сильные и длинные пальцы, я хорошо делаю ими многие вещи! Томми, поначалу было напрягшийся и на секунду забывший про распечатывание иглы, быстро пришел в себя и теперь удивленно смотрел на Ламберта. Посреди речи того, он искренне хохотнул: - Ламберт, у тебя все нормально? Расслабься, секс-символ, ты не на сцене и не в гриме. Давай сюда свою драгоценную задницу, и я пойду спать. - Неужели не хочешь массаж? - Не хочу. Поворачивайся, я теряю терпение! Адам расплылся в соблазняющей улыбке, кокетливо убирая влажные пряди волос с глаз и хлопая пушистыми ресницами: - Какой ты нетерпеливый. Люблю это качество характера. - Ламберт, мать твою, я долго буду ждать? - Хорошо-хорошо, поворачиваюсь. Какой ты скучный сегодня! И Адам обреченно распластался по кровати. Подложив руки под подбородок, зажмурился в ожидании боли. Откуда-то, словно издалека, услышал: - Может, ты халат задерешь или думаешь через него уколы будут менее болезненными? Но рок-звезда уже ни на что не реагировала, вцепившись руками в покрывало и, кажется, даже не дыша. Тогда Томми, вздохнув, взялся за подол и дернул его наверх. Тут же возмущенно выпалил: - Ты без трусов! Адам промямлил "я сплю обнаженным" и снова замер, зажмурившись и отчаянно вцепившись в одеяло. Томми отчаянно кусал губы и радовался, что проклятый Ламберт его не видит. Задрал ему халат еще выше, невольно скользя глазами по мягкому провалу поясницы, по пышным холмикам ягодиц. Злясь на самого себя, а заодно и на весь мир, быстро и ловко сделал укол. И не сразу сообразил, что, слушая протяжное низкое постанывание "пациента", задержал руку на аппетитной мягкой плоти дольше, чем оно нужно было.