Кое-что о вреде опозданий

-Расскажешь мне? – конечно же, не удосужившись до конца прожевать кусок сендвича, просит Эггси, сидящий за барной стойкой и мотающий ногами в воздухе. – Про отца. -Что я могу тебе про него рассказать? -Каким он был? -Слишком добрым, очень шумным и чересчур проницательным типом с большим сердцем, - улыбается Гарри. Он не любит ударяться в воспоминания, особенно – о тех, кого уже нет. Но иногда, наверное, следует это делать, - ты очень похож на него. -Правда? – улыбается мальчишка. -Да, Эггси. Любопытным острым носом, глазами и характером. -Ему ты тоже не давался? – буднично истересуется он и тихо хихикает, когда Гарри тяжело вздыхает. – Ладно, ладно, я шучу. А как вы познакомились? Вы же, я думаю, были совсем в разных социальных прослойках. Ты же наверняка какой-нибудь граф. -Как-то раз он с лёгкой руки, совершенно случайно, помог мне завершить миссию, в то время даже не подозревая о существовании агенства, - губы мальчишки складываются в удивлённую «о», и он во все глаза смотрит на Гарри в ожидании продолжения – прямо-таки воплощение кротости и внимания, - была лет двадцать назад в Лондоне одна группировка, которая попортила нам много крови. Сицилийцы. От них всегда много проблем, потому что они знают своё дело – умеют маскироваться под вполне законопослушных непогрешимых граждан. А потом оказывается, что химчистка дядюшки Марко всегда была вовсе не химчисткой, а наркопритоном. Но эти, как оказалось, были падки на утехи вроде борделей, а один из приближенных тогдашнего дона был падок на молоденьких британцев. -О. У тебя были задания на соблазнения мужчин? -И не одно, - хмыкает Харт, - но в тот раз этого несчастного в итоге соблазнил не я, а твой отец. Не до логичного завершения, не кривись, - посмеивается он. Харт рассказывает о том, как Ли совершенно бесцеремонно вклинился тогда в их беседу, заявив, что Гарри всё врёт – Харт уже не помнит, что именно он там лил в уши этому сицилийцу, но кажется, что-то про Стоунхендж. Ли был так непосредственно-нагл, что Харт даже возмутиться забыл – а такое случалось с ним нечасто. В общем, они на пару споили и уболтали беднягу так, что он выложил им всё. Совсем всё. На следующий день эпопея с сицилийцами завершилась, а Гарри просто вынужден был выдвинуть Ли как своего кандидата, потому что не сделать этого было бы кощунством. -Он мог бы стать отличным агентом. -Но не стал? – осторожно интересуется Эггси. Харт качает головой. -Перед последним этапом у нас было задание на Ближнем Востоке. Вроде бы ничего особенного и опасного – как я тогда думал. Я не учел только необычайной любви тамошних боевиков к подрыванию себя. Ли заметил первым. -Он спас тебе жизнь? -Мне и ещё двоим людям. Эггси замолкает, стягивает с тарелки ещё один треугольничек сендвича и жуёт его, задумчиво смотря в окно. Потом встаёт, обходит стойку и обнимает Гарри со спины, утыкаясь носом ему в шею. -Ты винишь себя в его смерти, да? – Харт ничего не говорит – кивает только, а Эггси фыркает, боднув его лбом в плечо. – Дурак. Прекращай это. Харт неопределённо качает головой, улыбаясь почти против воли. -Я серьёзно, Гарри, - ворчит мальчишка, - считай, что я –твоё кармическое наказание и покончим с этим. -Хорошо, Эггси. -Но не забывай, что тебе очень повезло с твоим кармическим наказанием, - чуть ли не мурлычет мальчишка. -Вот уж точно, - хмыкает Харт, а потом всё-таки смеётся. На что меньше всего похож этот мальчишка – так это на наказание. Через полчаса Эггси начинает отчаянно зевать, но идти в постель без Гарри отказывается. И да, его рюкзак оказывается, конечно, вовсе не в гостевой комнате. -Но ты же меня не прогонишь? -У этого вопроса только один ответ, который устроит тебя и мы оба это знаем, - со вздохом говорит Харт. Врёт, конечно – тёплый сопящий мальчишка под боком его вполне устраивает. Эггси улыбается и, быстро переодевшись и побросав свои вещи на стул как попало, ныряет под одеяло. Впрочем, засыпать Анвин не спешит – смотрит на Гарри, который устроился на другой стороне кровати с книгой, рассматривает комнату в тусклом свете настольной лампы и водит пальцем по боку Гарри – по границе бинтов, которыми замотаны его рёбра. -Больно? -Не слишком. Уже привычно, - пожимает плечами Харт. -Скоро пройдёт? -Пара недель. Эггси кивает и замолкает. Следующим тишину нарушает Гарри. -Ты продолжишь обучение? Эггси тут же морщит нос и отрицательно мотает головой. -Почему? -Потеря времени. -Почему? Теперь настаёт очередь Эггси вздыхать и закатывать глаза. -Потому что я лучше и дальше буду заниматься тренерством и потрачу больше времени занимаясь тем, что, как я уже точно знаю, у меня действительно хорошо получается. И не буду тратить крайне ограниченный в моём случае временной ресурс на штудирование книжек и сидение на лекциях и семинарах с утра до вечера в течении ещё четырёх лет – особенно при условии, что потом может и не прокатить. -Что значит – ограниченный временной ресурс? – уже куда более напряженно спрашивает Харт. -О, - глубокомысленно изрекает Эггси, прикусывая губу, - почему я забыл, что ты не знаешь? -Эггси. -Ты что, выяснил, где я живу и где учусь, а историю болезни не поднял? Что ты за человек такой. -Я полагал, что с тобой всё в порядке и в этом нет необходимости. -Ну так вот. Со мной всё в порядке. Я перестану видеть лет через десять, но в остальном всё чудо как хорошо, - теперь кусая не губу, а палец, сообщает Анвин. -Что, прости? – переспрашивает несколько шокированный Харт. -Пигментный ретинит. Дегенеративное заболевание сетчатки. Не лечится, только поддерживающая терапия, - как по учебнику выдаёт Эггси, а потом вздыхает, перестаёт нервно кусать себя за части тела, и пододвинувшись поближе к Гарри, наваливется на него с объятиями. – Есть какая-то операция, когда сетчатку пичкают электродами, но толку от этого... мне кажется, не слишком много. В общем, не беспокойся об этом. -Кхм, - только и изрекает Харт. -Ну Гарри, - ворчит Эггси, тыкаясь носом ему в шею и забираясь пальцами под отворот рубашки, - я знаю про это с пятнадцати лет и уже давно забил, так что не думай даже думать об этом, пожалуйста. -Ничего не обещаю. -А не то мне придётся прибегнуть к решительным мерам отвлечения внимания и начать приставать к тебе, - наверное, это должно было звучать угрожающе или как-то вроде того, но сладкий зевок в конце явно портит впечатление. -Засыпай, великий приставатель, - посмеиваясь и ласково взъерошив волосы на затылке мальчишки, говорит Харт. -Не думай, - со всей доступной ему сонной суровостью повторяет Эггси. Через пять минут он уже мирно сопит у Гарри на плече. Харт думает о том, что очень, очень крупно влип – со всеми этими бедовыми и генетически-предрасположенными к абсолютной замечательности Анвинами. И его спокойной, размеренной жизни (ха-ха, спокойной и размеренной жизни с перестрелками, взрывами и внедрениями в преступные группировки) можно теперь смело помахать ручкой. И как так получилось, что он вовсе не против? Так он и засыпает – в думах обо всём таком и в уютных объятиях смешно сопящего мальчишки. О, он совершенно точно совсем не против. Рано утром ему приходится уехать в агенство – он оставляет на столике в гостиной дубликат ключей и записку. И, наверное, именно после этого его спокойное, одинокое существование в стенах этого дома заканчивается. Сперва Эггси почти никогда не ночует в доме в его отсуствие – но всегда приходит, как только Гарри возвращается с миссий, а иногда – встречает его в прихожей – заспаный, лохматый и тёплый, или шумный и болтливый, или усталый и всем своим видом требующий ласки. Обнимает, ощупывает обеспокоенно на предмет новых повязок под одеждой и или улыбается довольно, или морщится осуждающе. Но всегда, неизменно – ждёт его возвращения будто бы больше всего на свете. То, что через месяц Анвин обитает у Гарри по графику 5/2, исключая выходные, которые он проводит у Грейс, получается как-то само собой. Харт даже не сразу замечает, что кроме него, чучела собаки и экономки, приходящей дважды в неделю, в его доме начинает обитать ещё кто-то более-менее живой. С появлением Эггси дом, который раньше был больше похож на хмурый музейный экспонат, будто бы оживает. Становится чуть меньше света – потому что глаза Эггси не слишком любят свет – но куда больше уюта, и пусть уют этот в некоторой степени связан с очагами хаоса, создаваемыми мальчишкой – Гарри совсем не против. Чашка с остывшим чаем, стоящая на кухне посреди стойки, горсть сладостей в цветных обертках рядом, подставки под стаканы, разбросанные по журнальному столику в гостиной, кеды, брошенные посреди прихожей, цветастое покрывало, в которое любит кутаться Эггси после душа, набрежно наброшенное на изголовье кровати, и очки. Повсюду очки – солнцезащитные и простые, с диоприями и без, штук пять разных точно – свои, кингсменовские очки, Гарри хранит в чехле у себя в кабинете – чтобы не случилось никаких недоразумений. Они спят в одной постели. Первую неделю Эггси честно просил разрешения, вторую – залезал под одеяло со своей стороны, опасливо и хитро косясь на Гарри, на третью плюхался на кровать как на свою, залезал к Гарри под руку, утыкался ему в шею носом и засыпал. Но ничего более сна в обнимку. Когда Харт понял, что мальчишка не собирается брать его «штурмом» – это было облегчением. Потому что он осознавал, что если он позволит себе это один раз – то отказаться уже не сможет. Эггси был слишком красив, слишком добр, мил и предан. Его слишком хотелось оставить себе – целиком и полностью. Но понимал ли сам Эггси, что это значило? Что желание и стремление быть рядом вновь неизбежно влекло за собой боль? Гарри был вдвое старше его, но самое главное – у Гарри была слишком опасная профессия с риском для жизни в среднем... ежедневно. И когда-то Харт обещал самому себе – никаких привязанностей, никаких серьёзных отношений, никакой семьи, потому что это – обязательства, которые он никогда не сможет выполнить в полной мере. Вот только Гэри Анвину всё равно, что там Гарри Харт когда-то наобещал себе. Потому что Гэри Анвину нравится Гарри Харт, а на всё остальное ему, если честно, плевать. Поэтому он даже слушать не хочет нотации мужчины о том, что всё это изначально было плохой затеей. Все эти разговоры кончаются одинаково. -Ну так прогони меня, - просит Анвин. И Гарри, конечно, никуда его не прогоняет. Так проходит ещё несколько месяцев – Гарри ездит по миссиям, не слишком-то часто появляясь в своём доме больше чем на два дня подряд – потому что в мире по-прежнему ужаснейший бардак, агентов по-прежнему не хватает, зато хватает параноиков, последователей Валентайна, ушлых и не слишком честных политиков среднего звена, которые, воспользовавшись ситуацией, вознамерились пробраться поближе к верхушке и неликвидированных ещё «запасных планов» Ричмонда, разбросанных по Индии и Пакистану. О, этого дерьма хоть отбавляй. Поэтому Гарри часто бывает зол, устал и порядком потрёпан, но Эггси – на удивление – всегда или почти всегда угадывает, как именно надо вести себя с вернувшимся с очередной миссии Гарри – оставить ли его в покое и просто молча сидеть рядышком (он оказывается умеет сидеть молча), или же можно смело болтать, обнимать и требовать ласки, или самое верное - это накормить и уложить спать. Харту иногда казалось, что Эггси считывал его прямо с порога – и от этого было немного не по себе, потому что в его отношении мальчишке была присуща какая-то нечеловеческая проницательность – а Гарри вообще не привык к тому, что его так запросто разоблачали. Эггси всё-таки не вернулся в университет и с утра до вечера пропадал на работе – у него было по три группы в трёх разных спортивных комплексах, в каждой – около десяти человек, в общем – почти сотня детей от шести до четырнадцати. На двоих – на него и второго тренера. Это была просто квинтэссенция дурдома – но Анвину этот дурдом был офигеть как по душе. Особенно выезды на соревнования, что было не такой уж редкостью. Собрать всю ораву в кучу, предотвратить несколько ссор и драк, проследить, чтобы никто ничего не забыл, и никого не потерять по пути. После особенно безумных поездок Анвин заявлял Харту, что это – занятие наверняка посложнее некоторых его миссий. Гарри, в общем-то, не спорил – для него уследить за одним ребёнком было где-то на грани фантастики (они как-то имели возможность убедиться в этом на примере сестры Эггси), а уж за десятью или двадцатью… да это же грёбаный ад. В общем, видятся они не так уж часто, хоть и живут в одном доме. Гарри очень надеется, что Эггси не врёт ему, когда говорит, что вовсе не скучает в его отсутствие – потому что у него есть и работа, и Грейс, и сестрёнка, которую он стабильно выгуливает то в зоопарк, то в парк аттракционов, и ещё Рокси. Окончательно беспокоиться об этом Гарри прекращает, когда, возвратившись с очередной миссии рано утром, обнаруживает абсолютный хаос в гостиной – пустые банки из-под Гиннеса и пачки из-под чипсов и попкорна, и Эггси и Рокси, мирно спящих в обнимку в гостевой спальне. То ли Эггси спит слишком чутко, то ли он хмыкает слишком громко – но мальчишка ворочается, трёт глаза, смотрит на него, потом на Рокси, потом снова на него, и глубокомысленно изрекает хриплым ото сна голосом: -Раз уж перед сном мы с Рокс как раз говорили о киношных клише – это вовсе не то, о чем ты подумал. -Просто у Эггси синдром плюшевого медведя. Ему обязательно надо обниматься, чтобы заснуть, - не открывая глаз, ворчит Роксана. Суровый секретный агент в желтой пижаме в маленьких котиках. -Раз вы всё равно проснулись – на вас уборка хаоса в гостиной. И завтрак, - как ни в чем не бывало объявляет Гарри. Эггси бурчит что-то про злостных эксплуататоров, продолжая отчаянно тереть глаза, а Рокси велит ему поднимать ленивый зад с постели. А Харт, убедившийся, что мальчишка в надёжных руках и разлениться ему не дадут, уходит приводить себя в порядок. -Ты ревнуешь, - тем же вечером заявляет Анвин, с самым довольным видом смотря на Гарри, который занимается ужином. -Вовсе нет. -Ой, брось. У тебя не получается мне врать. Увы, тут Анвин прав. Поэтому на эту реплику Харт решает просто не отвечать. -Эй, Гарри, ну серьёзно. Ревновать? К Рокси? Перестань, это же гадко. Никто в своём уме не будет заниматься сексом со своим бро. А Рокси – бро. -Вот как. Но с кем-то ты же должен заниматься сексом, - пожимает плечами Гарри. -Ну да. Но не с Рокси же, господи боже, - закатывает глаза Анвин. -То есть, у тебя кто-то есть? Честно, Харт сам не знает, что за чертовщину он несёт. Судя по тому, как недоуменно смотрит на него Анвин – тот тоже не совсем понимает, что вдруг нашло на его невозмутимого и непробиваемого Гарри. -Ну есть, - осторожно соглашается он, потому что этот факт не озвучивался, но как-то особенно и не скрывался. Потому что ну, он молод и весьма симпатичен, не умирать же ему от недотраха, потому что мужик, с которым он совсем не против, такой странный весь из себя, с дурацкими принципами и ещё и с комплексом вины огроменным, - не мужчина, если тебя это успокоит, хотя не знаю, что там тебя может успокоить, потому что я нихрена не понимаю, Гарри. У нас же с тобой ничего такого и бла-бла-бла, так чего ты ревнуешь? -Смена часовых поясов, наверное, - с абсолютно невозмутимым видом отвечает Харт, который, конечно, уже сообразил, что зря не пресёк этот разговор ещё в самом его начале, - передай мне нож, пожалуйста. Эггси берёт нож, с очень громким звуком кладёт его на кухонную тумбу рядом с Гарри и молча выходит из кухни. Через минуту на втором этаже громко хлопает дверь. Такие сцены –не такая уж редкость, как хотелось бы, и, если честно, Харт думает, что через час, к ужину, Эггси спустится обратно – как это обычно бывает. Но мальчишка не спускается к ужину, не выходит ни через два, ни через три часа. В конце концов, Харт решает его не трогать – потому что, скорее всего, ничего кроме скандала из этого не получится. А скандал – это то, что нужно ему сейчас меньше всего. Нет уж, нет уж, увольте, ему завтра в десять утра по Гринвичу снова лететь в грёбаный Вашингтон. И пусть даже во всей этой ситуации не прав в основном он (ладно, только он) – сейчас он лучше выпьет пару стаканчиков бурбона и нормально поспит впервые за неделю. А со всем остальным они разберутся, когда он вернётся. На следующее утро, к тому времени, когда Гарри просыпается, дом уже пустует. Это странно – потому что обычно Эггси не уходит на работу раньше девяти – но исчезнувшая из шкафа в прихожей спортивная сумка всё, в общем-то, объясняет. Либо у выводка детей Анвина очередные соревнования, либо он «уехал к маме» (то есть, скорее, к Грейс) в целях профилактики – что весьма маловероятно. Скорее всего повторился привычный сценарий – Эггси говорил Гарри о соревнованиях, а Гарри как всегда забыл – куда, с кем и на сколько. Да, Гарри порой был чертовски невнимательным по отношению к мальчишке засранцем – но Эггси никогда не обижался. Мальчишка вообще иногда был чересчур всепрощающим. И умудрялся заставлять Харта чувствовать себя виноватым. А Харт, вообще-то, к такому не привык – чувствовать вину не совсем понимая, за что именно. Наверное, из-за этого сборы выходят какими-то скомканными, а впоследствии не по плану идёт всё, что только может и чисто дипломатического характера миссия превращается в грёбаную перестрелку. Когда Харт через четыре дня возвращается, Эггси всё ещё нет. Попытка позвонить успехом не увенчалась – механический голос любезно сообщает, что абонент недоступен. Гарри принимает ванную, приводит себя в порядок, завтракает и устроившись в гостиной с кружкой кофе, приступает к написанию отчета и подробному изложению причин, по которым всё как по волшебству пошло в полную задницу. После обеда небо, которое хмурилось с самого утра, наконец разражается дождём – льёт сплошной стеной, в полную силу, разогнав немногочисленных прохожих, и конечно именно в этот момент мокрый как мышь Эггси вваливается в прихожую, открыв дверь своим ключом. Тишина, до этого царящая в доме, и нарушаемая только шумом дождя, тут же сменяется грохотом, хлюпаньем и чертыханием, и Харт качает головой и направляется встречать мальчишку, который очень уж любил попадать под дождь и заболевать после этого мероприятия. -Привет, - отфыркиваясь от воды, капающей с волос, здоровается Эггси, честно пытаясь выглядеть всё ещё обиженным и не улыбаться. Получается не очень. Также не очень получается стянуть мокрую ветровку. -Эггси, - Харт вздыхает и подходит, чтобы помочь мальчишке расправиться с ветровкой, - если не мог позвонить, так хотя бы переждал где-нибудь. -Телефон сел. А я хотел домой, - ворчит Анвин, обнимая Гарри, - хоть мне и положено быть на тебя обиженным. Это самое мальчишкино «домой» совершенно точно относится к дому Гарри. И от осознания этого он чувствует себя странно, но определённо хорошо. Даже не говорит ничего о том, что Эггси изрядно мокроват для объятий. -Ты не любишь делать, как положено, - улыбаясь, замечает Гарри и касается губами виска мальчишки. Эггси тут же довольно улыбается и кивает. -А ты мне звонил? -Звонил. -Давно вернулся? -С утра, - Гарри отстраняется от мальчишки и ерошит волосы у него на макушке, - разувайся и поднимайся наверх. -Примирительный секс? -Горячая ванна. -Ну ладно, надежда умирает последней, - ворчит Анвин, не без труда избавляясь от жизнерадостно хлюпающих найков и направляется наверх, оставляя за собой мокрые следы. Гарри опять нашаманил чего-то – когда Эггси заходит в ванную, его окутывает тепло и водяной пар с запахом чего-то цитрусового и чего-то хвойного. Мальчишка глубоко вдыхает и принимается за борьбу с футболкой – она тоже насквозь мокрая, липнет к телу и не желает вот так просто сниматься. В конце концов ему помогает Гарри. Джинсы сдаются куда быстрее – мокрым комом падают на пол и Анвин переступает через них, и теперь стоит вплотную к Харту. Тот думает, что сейчас мальчишка снова выдаст что-то в своём стиле вроде просьбы потереть ему спинку – но тот только касается лёгким поцелуем уголка губ мужчины и тихо благодарит его. -А теперь самое время уйти, пока я не начал грязно приставать, - добавляет он с улыбкой. Харт хмыкает, кивает и выходит из ванной. *** Не то, чтобы Гарри Харт был абсолютно равнодушен к сексу – хотя такое впечатление могло создаться. Просто он никогда не возводил секс в культ или потребность на уровне абсолютной необходимости, как еда, вода или сон. И это не пришло с возрастом – так было всегда. Потому что в мире было ещё очень много всего, на что стоило потратить своё время, и в его личном списке важного и интересного секс находился далеко не на первом месте и даже не в первой десятке. Возможно, отчасти из-за этого он когда-то был одним из самых эффективных молодых агентов за всю историю Кингсмен – потому что когда все остальные трахались напропалую, Гарри Харт стрелял по мишеням, оттачивал свои умения в метании ножей, совершенствовал навыки ближнего боя и так далее. Может быть, он и казался странным – но лично его всё более чем устраивало, а на мнение остальных ему было как-то… совсем наплевать. Тем не менее, это не означало, что Гарри Харт был совершенно не сведущ в вопросах секса. Конечно нет, ведь джентльмен должен уметь всё – и делать очень хорошо одними только пальцами и расслаблять горло, когда нужно, и всё в этом духе. В сексе во всём его разнообразии он разбирался так же же хорошо, как в виски или в творчестве импрессионистов, например. Он любил секс – как один из видов весьма приятного времяпрепровождения, как поход в театр или ужин в приятной компании. Приятно, полезно, иногда очень познавательно и отлично прочищает мозги. Почему бы и нет. И конечно же, он понимал, что двадцатитрехлетний Эггси наверняка смотрит на всё это сильно иначе. И отдавал себе отчет в том, что то, что у мальчишки кто-то есть – вполне закономерно и совершенно нормально. И понимал, что это ровным счетом ничего не значит и совсем не всерьёз… и поэтому никак не мог понять, откуда взялась тогда эта безосновательная, глупая ревность. Потому что это противное чувство – именно что она. Кошмар какой. Гарри уходит в дебри всех этих дурацких мыслей настолько глубоко, что только минут через двадцать, после того, как подогревает для Эггси молоко с мёдом и специями, соображает, что было бы неплохо переодеться –после того, как насквозь промокший Анвин напал на него с объятиями. Он как раз снимает рубашку, когда Эггси, завернувшийся в своё большое махровое полотенце как в римскую тогу, выходит из ванной в комнату. И застывает в дверном проёме, неожиданно вдруг сообразив, что он никогда не видел Харта без рубашки. Он всегда был в этой своей наверняка супер-дорогой одёжке, как в броне – брюки, рубашки, пиджаки, джемпера, кофты. Он даже в футболках никогда не ходил. Даже дома. Даже спал в тонкой кофте с длинным рукавом и в штанах из какого дьявольски-приятного на ощупь материала. И может, дело тут было именно в том, что тело Гарри – грёбаная летопись из шрамов. Их, на самом деле, не то чтобы жуть как много – просто Эггси представлял себе Гарри абсолютно идеальным внутри и снаружи. И вот сейчас в Эггси определённо что-то ломается. Он делает шаг, другой, третий – пока не оказывается совсем близко, так, чтобы можно было провести пальцами по тонкому длинному шраму, что тянется вдоль ключицы, по ярко-фиолетовым пятнам синяков на груди, по россыпи маленьких белесых отметин на рёбрах. Берлин, осколочная граната-самоделка, две тысячи седьмой. -У нас ведь, может быть, совсем мало времени, – тихо говорит Эггси, накрывая ладонью совсем некрасивый шрам у Гарри на боку, переходящий на спину. Иран, две тысячи первый, неделя в плену. -Может быть, - согласно кивает Гарри, потому что отрицать это глупо. Ну, по крайней мере вслух. Потому что про себя он успешно отрицает это в течении почти полугода. -Ну так какого черта? – хмыкает Эггси. Смотрит на него исподлобья, но не своим этим жалобным и умоляющим щенячьим взглядом, а серьёзно и внимательно. Красивый, совершенно замечательный мальчишка. И Харт, в конце концов, сдаётся. Хоть и понимает, что делая этот шаг вперёд и поддаваясь на настойчивое желание Эггси быть ближе, позволяя себе идти на поводу у чувств, он, по сути, сжигает мосты. Потому что отступать будет некуда. Ну да и к черту. Этот их первый раз и первым разом-то до конца назвать нельзя – всё получается слишком неловко, слишком торопливо и сумбурно. Мальчишка смеётся и болтает глупости, лезет целоваться и гладит, гладит, гладит – а потом, немного утихомирившись, урчит и ластится к рукам Гарри и сообщает жалобно, что ещё немного – и у него точно крыша поедет. И требует сделать что-то с этим. Он оказывается очень, очень узким. А ещё отзывчивым, жадным и горячим. Ноет тихо, кусает губы, цепляется пальцами за плечи Гарри, сообщает ему срывающимся шепотом: -Черт, Гарри, нельзя быть таким. -Кто бы говорил, - хмыкает Харт, мазанув губами по губам мальчишки и снова двигает пальцами, - не терпи, - велит тихо. И Анвин – само послушание, через несколько секунд кончает с хриплым стоном и утыкается лбом в плечо Харта, шумно дыша. Гарри тихо посмеивается, поглаживая мальчишку по голой спине. -Думаю, на сегодня достаточно. -Это почему это? – ворчит Эггси, стискивая пальцы на его бёдрах на пару секунд, а потом поглаживая мягко кончиками пальцев. Но на спор он явно не настроен – расслабленный и довольный, как сытый кот. -Наверное, потому, что у меня возник закономерный вопрос о том, имел ли ты подобный опыт до этого. -О, - фыркает мальчишка, - у меня давно не было мужчин. И я редко был снизу. -Насколько редко? -Это что, запоздалое собеседование? -Нет, праздное любопытство, - хмыкает Харт. -Трижды. -Хм. -Ага. В завершении Эггси, всё-таки раздевший Харта целиком, сообщает какую-то страшную непристойность о том, что у Гарри абсолютно охуительный член – и это прежде чем взять этот самый объект восхищения в рот и хорошенько его облизать. Эггси берёт неглубоко, но языком выделывает что-то крайне занятное и очень приятное, и довольно урчит, когда Харт кладёт ладонь ему на затылок, зарывается пальцами в волосы и давит легонько. Втягивает щёки, сжимает губы на головке сильнее – и буквально заставляет мужчину кончить. А потом, напоенный всё-таки молоком (воротить нос от тёплого молока, а потом едва ли не вылизывать кружку – это уже почти традиция), уложенный под тёплое одеяло и уже засыпающий, спрашивает тихо: -Ты завтра никуда не уедешь? -Уеду. Но вечером вернусь. -Хорошо, - довольно улыбаясь, говорит мальчишка, - только ты точно вернись. Я всё ещё помню, как ты говорил, что приедешь после обеда, а сам на неделю улетел в Пекин. -Я постараюсь, - посмеиваясь, обещает Гарри, - спи, Эггси. -Ага, - кивает Анвин. В сон он проваливается почти моментально, стоит только закрыть глаза.