Ментоловый эндорфин.

«Всегда возвращайтесь домой» кто-то говорил, и был чертовски прав. Где может быть лучше? И каким бы редкостным говном не чувствовал себя Стайлз, в доме, где он прожил свои старшие классы, перед тем как уехать на другой конец страны учиться, а потом обзавестись съёмной квартирой, было идеально. Тем более на Рождество. Стайлз не переваривал саму идею праздника, но это единственный день, когда можно было возвращаться в детство и попивать глогг, и обязательно с миндалём. А ещё светодиодные гирлянды. Как же без них. В родительском доме не было традиции наряжать ёлку. Отцу всегда было некогда, а Стайлзу было наплевать. Но дом всегда светился гирляндами. Всегда, как же без них. Отец отрабатывал дневную смену, а Стайлз решил пересмотреть огромную папку с писательскими набросками. Стихи, которые у Стайлза никогда не выходили. Новостные заметки, которые приходилось строчить, чтобы обзавестись материалами для поступления. И статьи на философские темы, которые никогда не выходили за пределы комнаты. Среди прочего Стайлз нашёл заметку, которую писал точно он, но никак не мог вспомнить, что его на это сподвигло. ......Но всё равно ты будешь идти тоскливой, обыденной тропой, к ничего не значащим людям, и по делам, которые не привлекают тебя, не делают тебя ярче. Ты думаешь, что именно сегодня дорога измениться, свернёт резко, не предупредив, но она пряма и пахнет пылью и горечью сотни людей, которые идут так же, по этой же дороге. ......Все двуличны, строят из себя важную часть твоей жизнь. А тебе хочется сказать, что вся их лживость светиться изнутри, как первые лучи солнца светят из-за горизонта. Они хотят быть идеальными, хотят, чтобы ты был частью их жизни, но они не нужны тебе. И им плевать, что превращают тебя в грязь, и не догадываются, что из-за них ты становишься грубым и замкнутым. Ты начинаешь носить маски, ведь твои эмоции не должны делать тебя слабее. А люди, если же увидят слабый уголок твоей души, обернут его против тебя, и душа почернеет, от истрёпанных слов. …… Но ведь твоя душа не будет осквернена, она будет чиста от чужих прикосновений и взглядов. И может, твои каждодневные слёзы отмоют душу, от плесени, которая успела появиться, в те минуты, когда ты не знал, что люди предатели. Это всё настолько тускло, а ты горишь всеми цветами, а люди не замечают этого, они серые, они бесчувственные. Тот, кого ты любишь, очень далеко, и вполне возможно либо не знает тебя, либо забыл. Ведь ты не из этой истоптанной массы. У него могут гореть щёки, и он даже не подумает о тебе, хотя ты всю ночь вспоминаешь его, те мелочи, те ничего не значащие минуты рядом. Твоё желание - вырваться! Надеешься, что там будет лучше. Но ничего подобного. Там тоже серо, там тоже скучно и безвыходно. Просто людей больше, больше серого. И ты вольёшься в безнадёжную рутину, и тебе будет казаться, что люди другие, цветные, их жизнь дышит красками. Но нет, ты просто тоже стал серым. А где-то рядом, всю жизнь бродил такой же яркий человечек, он искал тебя, он хотел слиться с твоей яркостью, но ты пропал, стал серым, и однажды он увидит тебя, и ради тебя станет таким же. Но серой массе же не до радужных поступков уже серого человека? Каким же нужно было быть наивным, думал Стайлз. Но писал он раньше намного лучше, пока любовь к журналистике не переросла в рутину. С приходом отца стало легче. Совместный ужин и разговоры о вечном. Отец всегда поддержит. Вот только про Дерека он не знает, и не узнает, потому что сразу догадается, что всё тело покрыто шрамами от той самой мочалки, а сердце всё в рубцах. Хотя, Дерек не заслуживает того, чтобы о нём вспоминали на Рождество. Отец пошёл спать, так и не досмотрев Гринча, а Стайлз планировал смотреть фильмы до утра. В пять утра необходимость покурить обволакивала сознание, а отец до сих пор не знал. Так почему бы не пройтись по городу, на улицах которого однозначно уже нет людей, и там фонарики? Там красиво. Там светло. И почти нет снега. Хуёво то, что человеческий мозг нельзя отключить минут на пятнадцать. Это было бы очень кстати, потому что человеку нужен человек, для этого сошедшего с ума мира, которого у Стайлза нет. И эта мысль заполняет сознание, и от неё не скрыться, даже в Рождество. - Не поздно для прогулок? Молодой человек, чуть выше Стайлза и в огромном пуховике. Наверное, такой же одинокий скиталец, который пытается скрыться от эмоций. - Самое время. А с тобой что? - Я люблю гулять. Ведь в такой момент ты чувствуешь себя намного счастливее и свободнее. И у тебя появляются силы, чтобы трудиться несколько дней. И это просто полезно, а курить, кстати, нет. У этих двоих был разный мотив, но всё же, они встретились на пустынной улице. А ещё от него пахло приятной туалетной водой, не как от Дерека. - У тебя что-то случилось? - Жизнь случилась. Не собираюсь я тебе высказывать наболевшее. Я знаю тебя две минуты. - А зря. Знаешь, высказаться человеку, которого больше никогда не увидишь, это идеально. Просто тебе станет легче, а у меня появится повод для размышлений. - Нет. Этот парень, наверное, мог спасти его от пяти процентов отвратительных мыслей. Но Стайлз не такой, люди не должны знать о его проблемах. - Знаешь, от херовых воспоминаний спасает глогг с миндалём. И у меня есть множество книг, чтобы отвлечься. Он просто продиктовал свой номер, а Стайлз даже не пытался его запомнить. Даже имени не спросил. Незнакомец ушёл, как будто и не существовал вовсе. Стилински поплёлся к дому, и, когда укутывался в плед, осознал, что запомнил номер телефона незнакомца.