Вместе

Лицо раненого было бледным. Он бредил. Чтобы сбить жар, Марии приходилось каждые полчаса обтирать капитана раствором, приготовленным из воды и лимонного сока по совету молодого доктора, которого привел Руджеро. По настоянию Александра Ивановича больного разместили в гостиничной комнате, отведенной самому князю. Дипломат был категорически против того, чтобы его дочь всю ночь провела у постели капитана. Натали же, напротив, настаивала на этом, и впервые в жизни, сильно повздорив с отцом, назвала его бездушным. Князь не остался в долгу. Вспылив, он в единственный раз изволил повысить тон в обращении к своей любимице и назвать ее неблагодарной, негодной девчонкой. После он вновь раскаялся и нехотя позволил дочери ближе к утру сменить Марию, ухаживающую за раненым, однако, сам при этом находился поблизости и помогал удерживать больного, когда тот метался в бреду. Беспамятство капитана все же кое-что прояснило. К утру, прежде, чем жар спал и измученный им мужчина, наконец-то, уснул, княжна и ее отец явственно уловили в бессвязной речи слова о молодом русском императоре. Из сказанного раненым в бреду Натали поняла, что он родом из России и его схожесть с престолонаследником принесла много бед. Александра Николаевича весьма заинтересовало услышанное, и, присев к постели больного, он начал разговаривать с ним, но безуспешно. Мучимый горячкой, капитан ворочался в постели и, очевидно, приняв мужчину за кого-то другого, с гневом принялся обвинять его в преследованиях, изгнании в Италию, разлуке с семьей, смерти родителей. Натали, с ужасом вслушиваясь в эту бессвязную тираду, осознавала, что многое из нее было не следствием жара, а горькими воспоминаниями, ныне настигшими капитана, ослабленного болезнью. Опомнившись от потрясения, княжна попросила отца помочь ей растереть раненого кислым раствором, а потом ласково погладила его по мокрым волосам и принялась мягким тоном успокаивать. Это возымело действие. Капитан затих. Дыхание его стало ровнее. На лице больше не читались страдание и борьба. Черты вновь смягчила улыбка. — Серена, ангел, — прошептал больной. Князь Репнин нахмурился, понимая, что слова восхищения обращены к Натали. Княжна же не стала продолжать разговор, видя, что раненый начал успокаиваться, но пока еще окончательно не пришел в себя. Натали вновь погладила больного по голове, словно беспомощного ребенка, и тихо заверила, что он вскоре поправится, она никуда не уйдет, а печали останутся позади. Однако, выздоровление капитана затянулось. Княжна не отходила от него, радуясь, что в Институте Благородных девиц ее, как и других воспитанниц, научили ухаживать за ранеными. Старания девушки не прошли даром. Наступил тот день, когда доктор, вновь посетив больного, заверил князя и его дочь, что самое страшное позади и молодой организм мужчины справится с болезнью. Но облегчение вскоре сменилось тревогой: появился Руджеро, принесший плохие вести. Заговорщики, по его словам, по-прежнему удерживали в своих руках «Жемчужину» и оставшихся в живых матросов. Двое из членов команды, не выдержав давления со стороны захватчиков, перешли на их сторону и, рассказывая обо всем, что волновало мятежников, подробно описали сеньориту, которую до нападения видели на палубе со своим бывшим предводителем. Сбежавший Алессандро по-прежнему интересовал борцов за независимость, и они пытались разузнать все о его спутнице, справедливо полагая, что через нее отыщется и сам мужчина. Княжна догадывалась, что причина такого интереса кроется в сходстве Мансини с русским императором. Но что было нужно итальянским мятежникам от простого капитана и отчего, родившись в России, он все же был вынужден бежать в Италию? Тайны не спешили раскрываться, а загадки по-прежнему оставались неразгаданными. Когда опасность возвращения горячки миновала, и к Алессандро не только вернулось сознание, но и аппетит, Натали решилась заговорить с ним обо всем, что ее мучило. Она передала капитану вести, принесенные Руджеро. Мансини нахмурился. — Скажите, что Вас связывает с русским императором? — напрямую спросила княжна. — А разве не видно? — горькая усмешка появилась на красивом лице. — Мы похожи. — Словно братья, — тихо добавила девушка. — Но мы не родственники, Natalia. — его голос звучал глухо. — Мы с ним не братья. — А кто же? Капитан пристально взглянул на нее. — Вы и вправду желаете знать? Натали кивнула. — Ну что ж… — синие глаза наполнились странным блеском. От них повеяло холодом тоски и одиночества. — Я поведаю Вам невеселую историю. Отведя взгляд от лица девушки, капитан начал свой рассказ. — Мое прежнее имя — Александр Григорьевич Алымов. Граф Алымов. Я родился в России, в родовом имении матери, под Москвой. Там же проходило мое детство до пяти лет. Отца уже не помню. Он погиб при сражении под Аустерлицем. Мать носила по нему траур до конца своих дней. Она была красавицей, но после гибели отца покинула свет и вела затворнический образ жизни. Мной занимался гувернер. Большинство из них французы, а мой наставник был итальянцем. Я с наслаждением слушал его рассказы об обетованной стране, где под сверкающим небом забываются все печали. Слушал и даже не подозревал тогда, что однажды судьбе будет угодно забросить меня в те края. — Как же это случилось? — тихо спросила Натали. — Заслуги отца открыли мне дорогу в кадетский корпус. После его гибели матушка не любила даже разговоры обо всем, что связано с армией, но волю покойного мужа не могла не исполнить. Ей не хотелось меня отпускать, но пришлось. Поначалу в корпусе я ничем не выделялся, но после перевода в третий возраст стал замечать, что офицеры полевых войск, следившие за нами, внимательно приглядываются ко мне. Они все чаще хмурились, были осторожны в приказах и наказаниях. Это вызывало зависть, а порою и враждебность у товарищей. Мне было неловко и одиноко, но я не ведал истинной причины происходящего. Она открылась ближе к окончанию корпуса, когда наш выпуск достиг пятого возраста. Тогда-то и наступил тот день, когда меня вызвали к начальнику Штата корпусных офицеров, которого не оказалось на месте. Вместо него, войдя в кабинет, я увидел высокого человека, с военной выправкой, проседью в волосах и ледяным взглядом. Это был начальник Тайной Полиции, влиятельный граф Бенкендорф, о котором Вы, верно, слышали. — Я видела его, — Натали нахмурилась, вспоминая холод, исходивший от упомянутого господина. — Он долго изучал мое лицо, а после объявил, что к завтрашнему дню я должен подготовиться к аудиенции с самим императором. После этих слов граф вышел из кабинета, оставив меня в одиночестве гадать над причиной такого интереса высокопоставленных особ и даже самого царя. — И император принял Вас? — Да, — Алессандро криво усмехнулся. — Он тоже долго разглядывал меня, словно перед ним был не человек, а диковинное животное. Закончив осмотр, царь задал единственный вопрос: как я отношусь к декабристам. — И что Вы ответили? — похолодев, спросила Натали. — Правду. Сказал, что, как и мой отец, я готов отдать жизнь ради Родины и царя, но лишь в одном не могу порицать декабристов. — В чем же? — Они признавали, что крепостничество — это зло, которое разрушает Россию и не дает ей в полной мере процветать. Натали побледнела. — Император разгневался на Вас? — Он заявил, что за такие слова я заслуживаю участи декабристов, но на Кавказе у меня будет время для раздумья. — Вас отправили на войну, — догадалась княжна. — Прямо из кадетского корпуса? Капитан кивнул. — Мой выпуск уже близился. Волей императора это случилось раньше. Оказавшись на Кавказе, я сразу же написал матери, сообщив, что жив, здоров, и умолял ее не волноваться. Позже выяснилось, что эту весть она не получила. Зато ей пришла другая. — Какая же? Алессандро поморщился, словно почувствовал резкую боль. — Ей написал некий N, якобы мой друг, с которым мы вместе служили. Он сообщил матери, что ее сын погиб героем, отдав жизнь за царя и Отечество. Она не перенесла такую весть. Сердце ее было слабым. С матушкой случился приступ, от которого она скончалась. — Какой ужас! — прошептала пораженная Натали. — Я… сочувствую Вам. — Это еще не все, — мрачно проговорил мужчина. — Меня самого пытались убить. Княжна в безмолвии посмотрела ему в глаза. Прочтя в ее взгляде вопрос, капитан пояснил: — Сначала я будто бы случайно в сражениях оказывался в самых опасных местах, но смерть убегала от меня. А когда срок службы или скорее ссылки подошел к концу, и я вернулся в поместье, к матери, то узнал, что письма от нее не терялись на почтовых станциях. Они долгое время не приходили, потому что их никто не писал. Матушка уже покоилась рядом с отцом. В поместье заправлял всем итальянец, тот самый, который когда-то учил меня. Мать, как оказалось, вскоре после моего отъезда предложила ему место управляющего, потому что дед и отец Марко были знатными земледельцами, скотоводами и знали многое, что было неведомо немцам и русским. У него я учился следить за делами поместья, с ним же отбивался от шайки неизвестных людей, прикинувшихся грабителями и напавших однажды ночью. — Они не были разбойниками? — засомневалась слушательница. — Натали, — на лице его появилась грустная улыбка. Княжна подумала, что впервые он назвал ее так, как было принято во Франции или России, — Много Вы слышали случаев нападения неизвестными на господские дома в поместьях? Меня спасла помощь Марко и подоспевшие слуги. Нападавших было пять. Мы с итальянцем справились с тремя, а наш крепостной конюх, примчавшийся по зову горничной Дуняши, так столкнул лбами двух оставшихся, что те упали без сознания. Вы бы его видели! Настоящий Илья Муромец. Я сам учил его грамоте. Очень способный парень. И сильный. — Охотно верю, но Вы узнали, кто послал нападавших? — с тревогой спросила девушка. — Да. Трое все же сбежали, а вот двух, что были без сознания, мы связали. Придя в себя, оба признались, что выполняли тайное задание графа Бенкендорфа. Им было заплачено за убийство человека, который, как две капли воды, похож на цесаревича Александра, будущего императора. Как Вы понимаете, это я. — Неужели государь решил, что Вы сможете причинить вред его сыну? — воскликнула Натали. — Он был очень подозрительным правителем, — холодно ответил капитан. — Ходили слухи, что царю во всем виделся мятеж. Думаю, мои неосторожные слова о декабристах и крепостном праве сыграли роковую роль. Правду, к несчастью, опасно говорить вслух. — А Вы бы решились отстаивать ее, прибегнув к мятежу? — осторожно поинтересовалась княжна. — Нет, — твердо ответил капитан. — Я никогда бы не стал устраивать восстание или выдавать себя за Наследника, чтобы добиться каких-то целей. Ни в России, ни здесь, в Италии, куда по совету Марко после покушения все же был вынужден отправиться. — Он поехал с Вами? — Да. Поместье пришлось продать давнему приятелю отца. Многих крепостных перед этим я освободил. Надеюсь, остальные когда-нибудь тоже получат свободу. Алессандро замолчал, разглядывая светлый полог над своей кроватью. Его лицо сделалось задумчивым, а мысли, казалось, витали где-то далеко. Княжна тоже молчала. Она и прежде подозревала, что внешняя схожесть Алессандро и цесаревича связана с прибытием в Италию тогда еще будущего капитана, но правда была обескураживающей. Натали так ощутила боль человека, открывшегося перед ней, словно эта мука стала ее собственной. Такого с княжной Репниной прежде не случалось.