Лучше, чем истинный

Бэкхён сделал шаг назад, потом ещё один, упираясь в край стола. Его трясло от ревности, хотелось вырвать из себя эту боль, избавиться от неё скорее. Это такое чувство, до жути противное, словно кто-то медленно перекрывал воздух и издевательски позволял вдыхать только ту порцию, которая необходима была лишь для поддержания в сознании. Он как в тумане, не слышал и не видел, что Пак ударил Сехуна кулаком где-то в живот, затем разбил ему губу и зарычал: — Не лезь, лживый поганец, ещё раз тронешь Бэкхёна, я уничтожу тебя, «друг», — последнее Чанёль произнёс сквозь злость и вновь подошёл к бете. Бэкхён плакал, он не знал, кому верить, и решил не разрешать Паку прикасаться к себе: — Не трогай! — бета протянул перед собой маленькие дрожащие руки, пытаясь создать пространство между ними, и альфа остановился, посмотрел ему прямо в глаза, стуча ладонью себе в грудь со словами: — Я только твой, не смей не верить мне, — услышав это, мальчик опустил руки так же, как и взгляд, но поняв, что альфа сделал к нему шаг, он схватил со стола какие-то тетради и бросил в него: — Не подходи! Давай прекратим всё, Ёль. Я не смогу так дальше, я боюсь. Боюсь, что ты вернёшься к нему, а я не выдержу этого. Я скорее умру, чем смирюсь, так что лучше остановимся сейчас, пока не поздно! Тот отмахнулся от летящих в него теперь уже ручек и карандашей, затем вновь от какой-то книги, и не обратил внимания на слова Сехуна: — Вот видишь, Пак, он тоже понимает, что надо поставить точку. Вернись к Лухану и не пудри никому мозги. Чанёль, не считаясь ни с кем из них, перекинул себе на плечо Бэкхёна и, пока тот брыкался, колотя его по спине, дёргая ногами, альфа унёс мальчика в свой кабинет, усаживая его аккуратно на кресло и сам садясь напротив. Тот хотел было встать, но Пак не разрешил, резко беря его руки в свои, чтобы преподнести их к губам, нежно целуя и шепча: — Мой, слышишь, я не отдам никому тебя. Не отталкивай, прошу. Ради тебя я готов бросить вызов всему миру, но если ты бросишь меня, то мне даже думать страшно. — Ты проиграешь, альфы все такие — одни инстинкты, — дёрнув ладони, сжимая их в кулачках, сказал ему Бэкхён. Он, правда, так считал: истинные всегда тянутся друг к другу, и как бы они не сопротивлялись, этот закон Вселенной нельзя было изменить. Те же слова сказал ему и Лу, тогда, на лавочке, в парке, когда Пак не дал мужу поцеловать себя, сказав, что никогда больше не сможет делать это с кем-то другим, кроме Бэкхёна. Лухан влепил ему пощёчину и пригрозил, пообещав, что докажет Чанёлю, как он ошибается, ведь до течки не так уж и долго, и тогда точно станет всем ясно, что бете нет места между ними. — Нет, я не проиграю! Альфа дышал горячо прямо в лицо и пару раз сжал почти больно ему ткань свитера, теряясь в омуте влажных глаз. Он любил каждую его ресничку, казалось, он даже знал, сколько их у него, и стоило лишь одной из них выпасть, он непременно заметил бы; он обожал каждую трещинку на губах и родинку. Альфа заглушил его протестующий голос страстным поцелуем. Он водил руками по нему, зарываясь под одежду и долго, очень долго, не отпускал из плена своих ласк. Какой же Бэкхён был наивным, раз полагал, что сможет поставить точку. Он только сейчас понял, что уже перешёл ту грань, когда мог бы сказать «нет», теперь было поздно. Парень обнял его в ответ и смело поцеловал, прижимаясь к нему плотно и разрешая дальше наслаждаться близостью их тел. Пак признался, тихо шепнув в губы: «Люблю», затем резко оторвался от них и перешёл к шее. Вырез свитера не позволял ему спуститься ниже, но ему так хотелось, и он оттянул край пальцами, чтобы хоть немного достать до ямочки между ключиц. Там он лениво тёплым языком подразнил кожу, доводя младшего до странного состояния. Бэкхён был готов сам стянуть с себя одежду, дать старшему делать с ним всё, что пожелает. Желание взяло над ними верх, и альфа понял, что не может остановиться, но нашёл всё же в себе силы, чтобы отстраниться и предложить: — Поехали, здесь нельзя, мой хороший, — у него дрожал голос, он проникал будто холодок, отчего Бэкхён зажмурился и кивнул в согласии. Пусть даже если это ошибка и он пожалеет об этом, но это будет потом, а сейчас… бета доверчиво вложил свою ладошку в руку Пака и встал с кресла, следуя за ним неизвестно куда. Чанёль увёл его на парковку, посадил к себе в машину, заводя мотор и выезжая. Сехун побежал за машиной, выкрикивая приказы: — Вернитесь немедленно, рабочий день не закончен, — но его никто уже не слышал.

***

Лухан уронил голову, ударяясь лбом о барную стойку, при этом стуча стопкой по столу, пьяным голосом требуя: — Эй, ты что, глухой? Бармен налил, хоть понимал, что омеге уже хватит столько пить, но ему было жалко его, ведь тот продолжал открывать душу: — Знаешь, эта сволочь Пак испортил мне всю жизнь: из-за него меня выгнали из элитного модельного агентства. Я хотел стать знаменитым, построить карьеру, а он обрюхатил в первую же течку. Я говорил ему, что не готов к этому, а он всё твердил про семью, да кто он такой, чтобы решать за меня?! Да, я ужасный, я сделал аборт, и что? Он думает, что мне было легко убивать ребёнка?! Нет, совсем не легко, но я, правда, не мог поступить иначе. Бармен вновь наполнил стопку и слушал дальше. — Сехун вот не такой, как Пак, он умеет слушать, он бы ни за что не стал требовать от мужа детей, зная, что тот пока не готов. И что он только нашёл в этом сопляке Бэкки, у них что, что-то не то с глазами? Я ведь омега, это уже победа, не так? Как может какой-то бета становиться у меня на пути?! Он смеет отбирать у меня мужа и Сехуна?! Бэкки не получит ни одного из них, я не позволю! Лу заплакал и выдернул из рук бармена бутылку, выпивая прямо из горла, затем спустя пару минут отключился, уснув. Тот попытался разбудить омегу, но безуспешно, поэтому решил вытащить из его кармана мобильный и набрать кого-то из его телефонной книжки, чтобы забрали отсюда. Он нашёл номер Пака под записью «муж-сволочь» и набирал, но никто не отвечал. Немного пролистав другие контакты, он натыкнулся на номер Сехуна и позвонил теперь ему. Альфа быстро ответил: — Да, Лу, что-то случилось? — Это бармен, хозяин телефона напился и… — Где он, говори сейчас же адрес! — перебил Сехун, требуя немедленный ответ. Бармен продиктовал адрес бара, слыша, как Сехун спешно завёл машину, обещая, что скоро будет. Альфа нёсся, превышая допустимую скорость, и спустя минут двадцать зашёл в зал, подбегая к стойке, где находился омега. Он бережно взял его на руки, словно пушинку. Лу — его самая драгоценная ноша, которую он когда-либо держал. Тот уткнулся ему в плечо носом и пьяно буркнул: — Любимый мой… — Сехун замер, вглядываясь в его лицо — омега обнял крепче альфу и добавил: — Я ведь лучше него, зачем тебе он, а? Я ненавижу этого Бэкхёна. Сехуну хотелось верить, что этот вопрос был адресован именно ему, а не Чанёлю, но это ведь невозможно, он ведь уверен был в том, что Лухан любит только Пака, потому сглотнул ком боли и направился к выходу, унося к машине. Это был первый раз, когда альфа прижимал его тело к себе, чувствовал его дыхание, стук сердца и ощущал, как его волосы щекотали щёку. Он бы отдал всё на свете, лишь бы этот миг никогда не заканчивался. Альфа усадил Лухана на сидение и не торопился выезжать, наблюдая за тем, как тот сладко спал. Вот бы видеть его каждое утро рядом с собой — мечтал он и ударил затем кулаком в руль, злясь на себя за такие мысли. Он еле сдерживался, чтобы не наклониться к нему и не прикоснуться губами его губ, таких желанных, до крика, до отчаяния, до грани сумасшествия. Он повернул ключ и тронулся с места, не зная, куда именно его везти: к себе домой или в квартиру Пака.