Лучше, чем истинный

Лухану было настолько больно, будто кто-то бросил в него тысячу осколков стекла, и те разрезали ему душу, превращая в дырявую, никому ненужную ткань. Он молча глотал обиду, пытаясь сдержать слёзы. Но по щекам всё же стекали солёные капли, которые он вытирал, прислоняясь к стене кабинета возле дверей. Ему хотелось крикнуть, броситься на Сехуна с упрёками: «Почему? Почему всё именно так? Чем тот бета лучше?» Он бы высказал все эти слова, но знал — это лишь усугубит его ситуацию, потому он тонул в этой боли с головой, чувствуя, что вот-вот захлебнётся. Поэтому нашёл для себя утешение, срываясь на мужа, ведь так никто даже не заподозрит ничего: — Чанёль, прошу тебя, не поступай так со мной… — ему бы хотелось произнести совсем другое имя, имя Сехуна, но, увы, ему не хватает смелости, и он продолжил лгать: — Я не хочу терять тебя, возвращайся ко мне. Пак опустил взгляд к полу, ему было так паршиво. — Зачем? Ничего не изменится, Лу, мы уже столько раз пытались построить семью, стать счастливыми и каждый раз лишь мучились… От этих слов Сехун сходил с ума, что ему делать? Он просто не мог всё это слышать и видеть — омега спрятал своё лицо в ладонях, при этом, уже срываясь на громкий плач, продолжая умолять: — Неужели я не нужен никому? Как ты можешь так, мы ведь истинные? Сехун подошёл к Лу и, смотря ему прямо в глаза, пообещал: — Прекрати, я никогда не отдам ему Бэкхёна, будь уверен — я точно не позволю им быть вместе. Сехун думал, что этим может унять боль у омеги, однако, О, КАК ЖЕ ОН ОШИБАЛСЯ! Пак закипел от ревности, ему было страшно представить, что его друг, правда, питает нежные чувства к бете, и, словно обезумевший, схватил Сехуна за воротник рубашки и вновь зарычал: — Бэкки мой, не смей даже произносить его имя, ты понял меня? Лу впервые видел в Паке столько собственнического инстинкта, даже к самому себе он не чувствовал его в такой мере, как сейчас, и, поддавшись злости, крикнул: — Тебе мало видеть мои слёзы? Мне встать на колени перед этим Бэкхёном? Ты ведь об этом только и мечтаешь, ведь так? Возмещаешь мне то, что я делал аборты? Так знай, что я ему всё расскажу, скажу, что он лишь временная игрушка — способ задеть меня. Чанёль, от истинности никто ещё не смог избавиться! Эти крики слышны были аж до самой комнаты отдыха, и бедный Бэкхён уже давно съёжился словно заяц, понимая, что вляпался туда, куда не следовало. Он тоже не мог уже терпеть, и слёзы капали в горячую чашку с недопитым чаем, и будто не слышал просьбу Кенсу: — Не надо, не вини себя. Парень хотел раствориться, не быть здесь, он понимал, что совершил ошибку, и что этот омега, возможно, говорил правду. Бэкхён скорее всего только игрушка, но ему уже слишком сильно полюбился альфа, и он теперь сам не знал, как поступить: разум подсказывал отступить, сделать шаг назад, но сердце упрямо твердило обратное, толкая его вперёд, заставляя чувствовать себя наивным мотыльком, который доверчиво летит на пламя, кидаясь во все тяжкие, не думая о последствиях. Через несколько минут в эту комнату ворвался Лу и, увидев Бэкхёна, швыряя его кружку на пол со стола, пригрозил: — Если не хочешь, чтобы тебя исключили, то перестань крутить романы тут, иначе я пожалуюсь руководству твоего института, понял меня, мелкий бесстыдник? Пак зашёл следом, сразу хватая Лу за локоть и уводя в коридор, пытаясь защитить бету от гневного мужа, в то время как мальчик и вовсе побледнел от услышанного. Он никак не мог ожидать, что ему будут угрожать. Ему было стыдно и обидно, он заслужил это. Какой же он глупый, раз думал, что ему вот так просто отдадут альфу, да ещё и истинного. — Я сделаю это, не сомневайся, так что не верти тут своим хвостом… — не унимался Лухан, запугивая и дальше бету, зная, что тот его прекрасно слышит. Весь персонал шептался и осуждал Бэкхёна, только один Кёнсу был на его стороне, не считая Пака. Он держал друга за руку и повторял: — Бэкки, всё будет хорошо, успокойся. К этим словам присоединился Сехун: — Не бойся, никто не станет исключать из-за такого, но он прав, тебе не стоит больше приближаться к Чанёлю. Я не потерплю больше таких скандалов в моей клинике. Идём, тебе надо умыться, — пригласил альфа в сторону уборной. — Я сам могу, спасибо за заботу, — с долей обиды и чувством несправедливости ответил ему Бэкхён. Кёнсу захотел пойти за ним, но альфа остановил: — Пусть побудет один, может, переосмыслит своё поведение и прекратит это. — Сехун выдохнул чересчур шумно и, закрыв плотно глаза, отчего ресницы подрагивали, совсем тихо произнёс, словно не хотел, чтобы кто-то услышал: — Ну, вот и всё, теперь, надеюсь, ты не будешь больше плакать. Кёнсу понял, что эти слова адресованы отнюдь не Бэкхёну, тогда кому же? Лухан долго ещё осыпал Пака упрёками и просьбами вернуться, они уже больше часа сидели на скамейке в парке неподалёку от клиники. Альфа нервно мял в руке ключи от машины и в очередной раз заверил: — Это замкнутый круг. Раньше я всегда после наших ссор возвращался к тебе, но тогда я любил тебя, вернее, думал, что люблю, но сейчас всё иначе. У нас не получится ничего, я не смогу. — Давай попробуем в последний раз? — омега положил свои ладони на одно колено мужа и сжал его сильно, в попытке привлечь к себе его взгляд. Пак облизал себе правый уголок губ и с раздражением посмотрел на Лухана. Тот поднял к его лицу руку и пальцами нежно погладил от уха до середины груди и, уткнувшись носом в районе плеча. Альфа проклинал все небеса. За что они так издевались? Почему всё складывалось так, как он хотел, но уже слишком поздно. Кажется, его жизнь превращалась в попытку поймать бабочку, и как только он думал, что близок к ней, он снова терял её из виду. Бэкхён неуверенным шагом зашёл в кабинет Сехуна и, не зная, куда деть себя, спросил севшим от плача голосом: — Где моё место? Альфа прекрасно знал, что имел в виду студент, но решил притвориться, что понял совсем по-другому: — Уж точно не рядом с Паком, сейчас ты видишь во мне своего врага, но позже ты сам будешь благодарить меня, что не даю тебе наломать дров. Они истинные и не смогут друг без друга, так что скорее забудь об этой интрижке. Я помогу тебе, я втянул тебя в это, я и вытащу, так что слушайся меня. Ты должен сказать Паку, что больше не хочешь никакого общения с ним, а лучше притворись, что заинтересован мной. — Я могу справиться и без вас, не нужно беспокоиться. — Я сомневаюсь, вряд ли ты сможешь отказать любимому, потому не упрямься и прими мою помощь. Я не заставляю тебя встречаться со мной, для него будет достаточно знать, что ты выбрал меня. Тогда он отступит. Или ты хочешь, чтобы он попользовался тобой, а затем бросил? А он обязательно бросит, и тогда будет в сто раз больнее, вот увидишь. Пак не контролирует себя во время течек Лу, и через три недели сам убедишься в этом. Выбирай, или ты слушаешься меня и сохранишь свою гордость, или поступаешь глупо, после чего наступит только разочарование. Бэкхён долго молчал, разрываясь между разумом и сердцем, не зная, что ему ответить. Сехун был прав, он должен дождаться, пока у омеги не начнётся течка, тогда всё станет ясно. — Хорошо, я согласен, — озвучил он своё решение, при этом чувствуя себя в какой-то мере предателем. Пак ведь просил верить ему и не обращать внимания на остальных. Может, ему следовало всё же довериться сердцу? Внутри горько пылала смесь гордости и любви, отравляя густым дымом и не давая возможности трезво думать. Ему казалось, что он будто чей-то придуманный персонаж злого автора, который играет с его судьбой и принуждает принимать опрометчивые решения. Альфа улыбнулся и подошёл к нему, протягивая свой платок, но бета не торопился брать, потому Сехун сам вытер мокрые щёки, задерживая свой взгляд на следе от укуса Чанёля. Он напомнил ему о Лухане, у того точно такой же, и сам, не понимая, что творит, наклонился к его шее и нежно поцеловал то место, закрывая глаза, теряясь в собственных фантазиях, чем спугнул бету. Бэкхён оттолкнул его от себя и, не успев отойти от шока, услышал, как открывается дверь. К ним зашёл Пак. Он схватил Бэкхёна за руку и потянул за собой, однако вдруг почувствовал на нём слабый запах друга, понимая, что тот прикасался к нему. Он тут же замер. Бета догадался в чём дело и рефлекторно вытер шею и виновато попросил: — Прости… — Не извиняйся, от него тоже несёт посторонним запахом. Я даже знаю, чей он — Лухана, — нагло соврал ему Сехун, ведь от Чанёля не исходил аромат омеги.