Лучше, чем истинный

Сехун скинул с себя рубашку — она медленно легла на кафель, на который затем упали и джинсы. Альфа переступил будто пьяный через одежду и закрылся в уже наполненной густым паром душевой кабинке. Горячие капли никак не помогали, мышцы были напряжены до предела, и ноющая боль в них глубоко тянулась тонкими прочными нитями, что наматывались в один бесконечный клубок, там, в самом сердце, под именем Лухан. Он закрыл глаза, мысленно представляя, как трогает его, оглаживая ладонями от волос, спускаясь к шее, плечам, поясу; нежно касается, высунув кончик языка, его губ и слизывает их; глотает как одержимый чужое дыхание. Он никогда не видел омегу раздетым, но почему-то уверен, что его соски светло-розового цвета и на ощупь слишком сладки. Сехуну так хотелось их целовать, слегка прикусывая, но так, чтобы не причинить боль, только наслаждение. Вода струйками бегала по телу и отчаянно пыталась смыть мурашки с кожи, но сейчас она ещё больше будоражила в нём вспышки страсти. Альфа не мог иначе, хоть и понимал, что так нельзя. Он крепко сжал в руке свой член, ускоряя ритм до того, пока не излился. Уже в который раз он делал это? Почему ему просто не забыть, не вырвать и не излечиться от этой любви? Три года, уже целых три года Сехун живёт под тяжёлой сырой и холодной тучей. Она преследует его, давит и разрушает всё, не пропуская ни один лучик, чтобы согреть. Каждое утро он жадно вдыхает возле Пака, ведь от друга пахнет им, Луханом. В дни, когда у омеги течка, он также, как и тот сходит с ума, ему тоже хочется мчаться к нему, сразу после работы, но он ему никто, совершенно никто, просто друг мужа. Альфа надел халат и, вытирая вспотевшее зеркало, посмотрел на своё отражение. Он ненавидел в себе этот взгляд, там где горят лишь запретные желания. То, о чём он так горячо мечтает, никогда не сбудется. В ушах до сих пор звучали недавно сказанные слова омеги: «Я не смогу без него… Пожалуйста, помоги вернуть его!». Он сделает для него всё, что попросит, даже убьёт, если потребуется, но он не допустит больше, чтобы Лу плакал. Любовь имеет множество оттенков, от светлого до самого чёрного. Кто-то может сказать, что это не так, что это чувство всегда бывает только чистым и невинным, однако для Сехуна оно всегда идёт рядом с грехом. Утром он позвал к себе в кабинет Бекхёна и, стоя к нему спиной, приказал: — С этого дня ты мой стажёр. Я сам буду преподавать тебе, и ещё кое-что: прекращай эти заигрывания, ты же воспитанный мальчик, не стоит путаться с женатым альфой. Бэкхён был потрясён услышанным, никто так сильно не задевал его, практически обзывая распутным, но спорить он не мог, потому подчинился: — Хорошо, я только возьму свой блокнот и вернусь. Бета с трудом сдерживал слёзы, кто, если не этот Сехун, в тот вечер просил провести Пака? Теперь сам же обвиняет и ведёт себя так жестоко. Почему он так резко сменил своё отношение? — Бэкки, ты куда? — спросил Чанёль, увидев, как младший с трясущими руками собирал в кучку свои конспекты. — В кабинет Сехуна, он будет меня учить, — отвечает он и быстро покидает кабинет. Парень зашёл к начальнику и, не зная куда положить тетради, крепко прижал их к себе, держа в руках. Сехун наконец повернулся к нему лицом, оглядывая сверху вниз, отмечая для себя, что бета очень красивый, и если бы не его любовь к Лу, то вполне мог бы увлечься этим студентом. Он подошёл ближе и забирал конспекты, чтобы самому положить на свой стол. В этот момент к ним влетел Чанёль. — Ты же не принимаешь пациентов, чему ты научишь его? Что за практика такая будет? — возмутился Чанёль, наезжая на друга. — Ты сам говорил, что не любишь возиться с сопляками, вот я и решил тебе облегчить задачу, так что просто скажи спасибо, что я ради тебя делаю это. — Не надо, мне не трудно. — Я об этом уже наслышан. Весь персонал только о вас и шепчется. Ты не тому учишь, Пак. — Ты сейчас о чём? — О том, что моя клиника не то место, где женатый альфа пристаёт к практикантам. — Что? Ты издеваешься? Ты ведь прекрасно знаешь о моём разводе, что ты тут мелешь мне? — Развод? Кому ты лапшу вешаешь? Стоит твоему мужу потечь, так ты побежишь к нему в ту же секунду! Я всего лишь пытаюсь помочь этому мальчику не наделать глупостей, если он не глупый, то послушает меня и не испортит себе жизнь. — С каких пор ты стал таким заботливым? Может, у тебя есть свои виды на него? — А если да, то это тебя остановит? Ты прекратишь путаться с ним? — Сехун, ты сейчас серьёзно? Скажи, что это шутка! Сехун заметил, как друг закипел от злости и ревности, а Бэкхён еле стоял на ногах от шока происходящего. Он не хочет продолжать ссору при нём, потому попросил его: — Бэкки, выйди в коридор. Младший послушался. Кёнсу заметил, что с ним что-то не так, и прерывая беседу с медбратом, подошёл к нему. — С тобой всё хорошо? Тебя отругали? — Кёнсу взял его руку и погладил тыльную сторону ладони, пытаясь унять его дрожь. — Потом расскажу, я сейчас ничего не понимаю. — Может, выпьем по чашке чая? Господин Ким дал мне вчера целый пакет со сладостями, сказав, что это Чонин прислал для меня, хочешь, я угощу конфетами? — Он не перестаёт баловать тебя. Когда он прилетит? — поинтересовался Бэкхён, отгоняя от себя грустные мысли и тревогу в душе. — Через две недели, но это так не вовремя, — смущаясь, ответил Кёнсу и потянул друга в сторону комнаты отдыха. — Почему? — У меня течка как раз начнётся. Тем временем в кабинете всё больше и больше разгоралась ссора: — Ответь! Тебе тоже нравится Бэкхён? Почему молчишь? — требовал признания Чанёль. Сехун не хотел врать, однако зная, что только так сможет помешать их отношениям, сглотнул ком собственной гордости и произнёс: — Да, мне нравится Бэкхён, очень-очень нравится, так что оставь его, не пудри ему мозги. В отличие от тебя я свободный и могу увлечься кем угодно, но ты, Пак, сам ещё не знаешь, что и как будет у тебя с Лу. — Я развожусь, это окончательное решение! — Я не совсем в этом уверен. Ты сам говорил, что больше двух недель разлуки вы не можете друг без друга, без этого проклятого запаха! Можешь рассказывать сказки кому угодно, но только не мне. Бэкхён не заслуживает, чтобы с ним поигрались и потом бросили. — Значит, ты… — Значит, я хочу быть с ним. Ты не должен мне мешать делать Бэкхёна счастливым! — продолжил своё притворство Сехун, настаивая на том, чтобы Пак уступил ему парня, надеясь, что так заставит его вернуться к Лу, и тот получит то, чего просил, и перестанет наконец страдать. Сехуну плевать было на всех, даже на себя, но ради омеги он готов был рвать и метать, рушить собственную жизнь, опускаться на самый низ. Он знал, что поступает подло, но не мог ничего с собой поделать. Для него улыбка Лу дороже всего. Он готов был ради неё гореть самому в огне страсти и желания, скрывать свою боль и печаль, потянуть за собой Бэкхёна в эту пропасть, падать туда, только чтобы его любимый никогда не плакал, не чувствовал то же самое, что и он. В этот момент, как по иронии судьбы, Лухан открыл дверь кабинета, услышав признание Сехуна. Его будто облили ледяной водой — мало того, что бета увёл у него мужа, так ещё и его тайную любовь — Сехуна.