***
Адама не было ни на саунд-чеке, ни на генеральном прогоне. Шон всерьёз предлагал отменить выступление: на улице у дверей концертного зала уже собирались люди, и будет не совсем вежливо вначале загнать всю эту толпу внутрь, а потом сообщить, что Three Days Grace не могут выступать, потому что их сраный вокалист шатается не пойми где. Барри эту идею поддерживал, Брэд происходящее никак не комментировал. Нил же носился за сценой, натыкаясь на стайки ассистентов, и убеждал всех, что Адам появится с минуты на минуту, так что паниковать незачем. Сам он в своих словах уверен не был, но старался думать, что всё в порядке. Всё в порядке, не считая того, что Нил понятия не имеет, как вообще смотреть Адаму в глаза. Но, в конце концов, он оказался прав: Адам действительно появился. Растрёпанный, в тёмных очках, скрывавших, как оказалось, кошмарные круги под глазами, Гонтье распространял вокруг себя ни с чем не сравнимый аромат, свидетельствовавший о том, что день он провёл в компании огромного количества виски и такого же огромного количества сигарет. Действительно, как в старые добрые времена. Первым на него налетел, как ни странно, не Брэд, а Барри — наверное, потому что Брэд вообще не собирался с ним разговаривать, тогда как у Барри ещё не истратились крепкие формулировки насчёт того, куда Адаму с его потрясающей пунктуальностью следовало бы идти. Нил впервые видел Барри таким рассерженным, и выглядело это, прямо скажем, жутковато. Но в этот раз у Сандерсона почему-то не было ни малейшего желания вступаться за Гонтье. Нил молча стоит в стороне, пока Адам не замечает его присутствия. Один-единственный взгляд поверх тёмных очков — и Адам бросает в сторону Барри что-то вроде «пора выходить», после чего исчезает из помещения. И ничего больше. Ни-че-го. Нил посмеялся бы от того, насколько точно он научился предсказывать поведение Адама. Посмеялся бы, если бы не хотелось побиться обо что-нибудь головой, предварительно выцарапав Брэду глаза за этот многозначительный взгляд.***
Они отыграли концерт на отлично: никаких косяков со светом, никаких порванных струн, треснувших барабанов, внезапно отключившихся микрофонов. И уж тем более никаких двусмысленных ситуаций, из которых зрители могли бы сделать вывод, что что-то не так. Всё как всегда — на износ, до потери пульса. Разве что вылетевших из рук Нила палочек в этот раз было больше: пальцы гудели, а ладони покрывались потом слишком быстро. Адам почти не взаимодействовал ни с Барри, ни с Брэдом и не поднимался к ударной установке. Нил видел только его спину и как мог вытягивал бэк-вокал, пытаясь не хрипеть и не задыхаться. Даже когда хотелось заорать, лишь бы Адам хоть раз оглянулся в его сторону. Они посмотрели друг на друга только в самом конце: Нил за каким-то чёртом тянул и тянул барабанное соло в финале песни, и Адам, вынув микрофон из своей любимой металлической «руки», развернулся спиной к залу, остановился напротив Нила и поднял обе руки вверх. Нил встал и поднял палочки над головой: этот жест стал уже традицией. Они смотрят друг на друга секунд семь, и вечностью они Нилу ни разу не показались: наоборот, слишком мало. Слишком мало для того, чтобы до конца объясниться друг с другом. Адам опускает руки — Нил ударяет в оба крэша*, Барри и Брэд глушат струны гитар. — Спасибо огромное, вы замечательные!.. — голос Адама больно ударяет по ушам. Нил садится и на несколько секунд закрывает глаза.***
Адам вернулся в мотель раньше остальных, а когда вся команда оказалась на месте, ни вещей Гонтье, ни его самого видно не было. После двенадцатой СМС, на которую, разумеется, никто не ответил, Нил начал догадываться, что Адам, скорее всего, уже за пределами Хартфорда. Самое страшное во всём этом, пожалуй, то, что ни Брэд, ни Барри не особенно страдали из-за его отсутствия. Во всяком случае, ребята были искренне уверены, что Адам проистерикуется и вернётся. А если не вернётся — чёрт с ним. Ещё страшнее было оттого, что Нил сам не мог с уверенностью сказать, хотел ли он возвращения Адама. Потому что даже если они встретятся снова, Нил понятия не имел, каким должен быть их разговор.***
Всё-таки Нил был единственным, кто в глубине души надеялся, что всё обойдётся. Поэтому письмо от адвоката Адама не ввергло в шок никого, кроме него. Нил слабо помнит события того дня, но зато хорошо запомнил дату: двадцать первое декабря 2012 года. Около получаса он бестолково пялился в письмо, открытое на ноутбуке Брэда, пока сам Брэд ходил по комнате и пытался вызвонить своего адвоката. Барри, глушивший уже третий стакан виски, изредка комментировал происходящее, но никаких конкретных реплик Нил не запомнил. «Пожалуйста, примите к факту немедленно. Адам прекращает свое участие в группе Three Days Grace…» — Он знал! — орёт Брэд, откладывая — скорее, отбрасывая — телефон на диван, так что Барри ёжится, будто бы телефоном запустили лично в него. — Он ещё в Хартфорде знал! Ты видел дату на письме врача? Он ещё вечером, сука, знал! Пока мы накидывались в номере, он переписывался с блядским доктором! А ещё он трахал меня, думает Нил. Трахал, зная, что уходит. И ничего не сказал. — Он там ещё не ответил? — Брэд перегибается через спинку дивана и заглядывает в ноутбук поверх плеча Сандерсона. — Нет, — вполголоса произносит Нил, едва ли слыша самого себя. — И не ответит, — подаёт голос Барри, опираясь локтём о подлокотник и водя пальцем по ободку пустого стакана. — Ответит, — так же тихо отзывается Нил, не сводя глаз с «входящих сообщений», рядом с которыми, разумеется, не появлялось никаких извещений. — Откуда такая уверенность? — Брэд снова срывается на крик. — Блять, Сандерсон, тебе не кажется, что Адам поступил как ёбаное дерьмо? Мы были друзьями двадцать лет, если не больше, а теперь будем выяснять отношения через адвокатов?! Ты представляешь, как это нам отольётся? Ты догадываешься, что будет, если он начнёт грызться с нами за авторские права? — Не начнёт. — Откуда ты зна… — ПОТОМУ ЧТО ЭТИ ПЕСНИ ПРИНАДЛЕЖАТ THREE DAYS GRACE. Нил встаёт на ноги, а Брэд отшатывается в сторону. Барри замирает, так и не поставив стакан на столик, и смотрит на Нила снизу вверх. — Потому что Three Days Grace не состоят из одного человека, — медленно и предельно чётко, почти по слогам, произносит Нил. — И никогда не будут. И плевать, сколько лет прошло. Другие группы меняют состав по двадцать раз, и это никого не колышет. Адам не единственный, кто может петь эти песни. Их написал не он, их написали мы все. Three Days Grace — это бренд, и авторские права закреплены за всеми нами. У него нет шансов ничего отсудить, и я не хочу больше об этом слышать. Брэд молча отводит взгляд в сторону. Барри отставляет наконец стакан и издаёт что-то похожее на вздох. — Не надо разводить сопли, будто с его уходом мы все тут подохнем, — почти прорычал Нил. — Он позволил себе кинуть нас перед туром — отлично, скажем спасибо, что не посреди него. У нас есть время найти нового вокалиста. Подадим как сессионного, скажем правду: у Гонтье проблемы со здоровьем, подробности нас не колышут. — У него в январе шоу в Нью-Йорке, — пожимает плечами Барри. — Не поверят. — Его проблемы, а не наши. — Кстати, ответ пришёл. Нил садится рядом с Барри, Брэд снова перегибается через спинку дивана. Сток открывает сообщение и зачитывает вслух: — «Моё решение стопроцентно. Я ухожу из Three Days Grace навсегда». Брэд шумно выдыхает и трёт пальцами брови, а у Нила в голове крутится нелепый и неуместный вопрос: интересно, как Адам писал это сообщение? Сидел у себя дома за ноутом? Или в каком-нибудь уютном кресле, перед телевизором, с прильнувшей к его плечу Наоми, и набирал текст на мобильнике? Или в машине, по дороге на заправку? Сандерсон понятия не имел, почему это так важно для него. Но теперь понять, что для них всех на самом деле важно, было слишком сложной задачей. Нил снова поднимается и механическим голосом произносит: — Барри, напиши Гилмору**, со всеми подробностями, он должен знать. Брэд, звони Шону, пусть проконтролирует, чтобы никто из команды ни о чём не услышал раньше времени. Нельзя отвечать ни на какие вопросы репортёров. Если Гонтье где-нибудь прокомментирует ситуацию, мы должны узнать об этом первыми. Барри подтянул к себе ноутбук, Брэд молча кивнул и потянулся к своему мобильнику, оставленному на диване. Нил подобрал со стола собственный телефон и, прошагав мимо Уолста, бросил: — Я позвоню Мэтту. Нил смотрит только перед собой, но чувствует, как Барри и Брэд переглядываются за его спиной.***
Когда за ним запирается дверь ванной, весь прилив решительности сходит на нет. Это перебор. Слишком много всего. Слишком много для одного человека, который по привычке взял на себя ответственность за всех. Это похоже на ворох разноцветных ниток: мысли путаются и всплывают в сознании хаотичным набором фраз, событий, картинок. Моменты, которые отложились в памяти. Слова, которые Нил чёрт знает сколько раз повторял про себя и значение которых так отчаянно пытался понять. В конце концов, это его личная ошибка, и допускал он её на протяжении двадцати лет. Он позволил другому человеку — тому, на кого уж точно нельзя было положиться, — стать чуть ли не ядром своей вселенной. Как будто не знал, что однажды этот человек может уйти. Как будто не знал, что так свойственно поступать многим людям, которых мы подпускаем к себе слишком близко. И вот теперь Нила срывает. Причём настолько резко и настолько болезненно, что Сандерсон сползает спиной по двери и зажимает рот рукой, чтобы сидевшие в гостиной Брэд и Барри не услышали всхлипы. На костяшках пальцев остаются следы от зубов, но боли Нил не чувствует. Ещё минут пять он сидит на полу и пытается перестать трястись, кое-как восстанавливая дыхание и вытирая ладонью лицо. Когда скулы перестаёт жечь, Нил поднимает с пола выпавший из рук мобильник, открывает список контактов и листает до буквы «w». Проходит всего два-три гудка, после чего в трубке звучит голос: — Привет, давно не слышно тебя. Что-то случилось? Нил делает глубокий вдох. — Мэтт, нам нужно поговорить кое о чём. У тебя есть возможность приехать к Брэду домой прямо сейчас? — Без проблем, через час буду. Всё в порядке? — Да, — Нил криво улыбается, и эта улыбка приносит ему почти физическую боль. — Наверное.