Oxymoron

Спустя месяц.

Моя болезнь начала принимать более яркие оттенки. Конечно, я всё так же могу скрывать некоторые аспекты моей болезни, но с каждым днём мне становится всё сложнее их переносить. Близкие — к ним так же относятся Менди и Микки Милковичи — начали замечать со мной что-то неладное. Буквально каждый день я мог увидеть их печальный взгляд, который обращён ко мне. Даже ещё маленький Лиам нередко смотрел на меня грустным карими глазами. Каждый день, смотря в зеркало, я спрашиваю мысленно себя:«Что ты оставишь после себя?». И ответ приходит сам:«Ничего, лишь жалкие воспоминания.». С каждым днём мне становилось всё труднее жить. Я не раз задумывался о быстрой смерти, но она эта мысль сразу же покидала меня. Каждый день я представлял, что будет со мной, когда мне останется жить месяц, а то и неделю. Бывало, что я на секунду представил свои последние минуты жизни. Я представлял, что будет с моими близкими, когда узнают о моей болезни. Думал о том, когда они узнают о ней. Их реакция, их поведение в этот момент было для меня очевидным, что очень огорчало. Я не хотел видеть их лица ещё более печальными, чем сейчас. Я не хочу видеть их сожалеющий взгляд, прикованный ко мне. Я не смогу видеть слёзы на их щеках, а я уверен, что они будут частыми гостями. Даже не знаю, почему эти мысли сейчас посещают меня. Хотя, что я могу делать ночью, когда рядом спит Мик, а мне просто не спится. В данный момент, я в квартире Милковичей. Светлана, как обычно, учила меня некоторым фразам на русском, когда я развлекал Евгения. Славный сын растёт у Микки. Будет ли он помнить дядю Йена, когда я покину сей мир? Наверное, нет. Он ещё слишком мал, а хотя, каждый человек индивидуален и особенный по-своему. Но Женя — так любила называть Света сына, говоря, что это его короткое имя на русском, собственно, я тоже уже начал привыкать к данному имени и называть так дитя - уже всё понимал. Может, он запомнит меня? Дядю Йена. Микки перевернулся, будучи погружённым в сон, и приобнял меня, положив голову на грудь. Моя кожа стала так бледна и тонка, что я мог буквально пересчитать свои рёбра, которые так хорошо были видны не вооружённым глазом. От Микки так и веяло теплом и домашним уютом. Это вмиг согревало чересчур холодную кожу. Правой рукой - свободной - я накидываю на плечи брюнета плед, под которым находятся наши тела. Что станет с Микки? Будет ли он разбит? Сможет ли пережить эту утрату? Никто не знает. Всякое бывает в жизни. У кого-то рак, а кто-то теряет людей. Мистер Хоуп* - мой врач - говорит, что я вполне могу дожить до мая. Он не уверен, что я смогу увидеть лето хотя бы одним глазком, он вообще не уверен, что я доживу и до середины последнего в моей жизни месяца весны. Чего я добился за свою жизнь? Почему пиздец всегда подкрадывается так неожиданно? Почему именно сейчас, когда у меня всё есть? Почему лишь один диагноз может поставить крест на моём существовании дальше? Почему я не могу бороться за жизнь? И последнее: Что я оставлю после себя?