Oxymoron

- Мик, это всего лишь ветрянка, - тяжело вздохнул Йен. - Всего лишь?! Какого хрена я не болел ею ещё грёбаном детстве?! Ничего, что я могу, блять, умереть?! В этом весь Милкович. Начитавшись Википедии и сравнивая статистику прошлых лет, он понял, что может умереть от ветрянки. Но, да, от ветрянки можно умереть, были летальные исходы. Хорошо, с ветрянкой можно согласиться. Но можно ли умереть от банальной простуды? Конечно, нет. А он думает, что да. Если бы Йен не внушил ему, что всё нормально, то он давно бы уже заверил у нотариуса завещание. - Чёртов параноик, - простонал рыжий. - Я не параноик! Ещё одна составляющая Микки - полное отрицание. Сначала он отрицает то, что покрывается сыпью, а потом жалуется на то, что покрылся сыпью и ему вовремя никто не сказал. Этот человек когда-нибудь будет нормально мыслить? - Как же, блять, всё чешется! - застонал голубоглазый, жмурясь и немного выпячивая нижнюю губу. Ребёнок. Если бы не маты через слово, то вылитый пятилетний мальчик, которому не дали конфету. - Просто ложись в кровать и успокойся. Сейчас приедет Ви и всё разрулит, - Йен пытается быть спокойным, но и его терпение не вечно. - О да, святая тётушка Вероника, - фыркнул Милкович, но всё же сел на кровать, а затем и лёг. - Хороший мальчик, - сказал Йен, ложась рядом с больным. Голубоглазый прижался к рыжему, утыкаясь носом в изгиб шеи. Это тоже одна из особенностей Микки. Снаружи - грубый, а внутри - котёнок, который ждёт, когда его погладят, накормят рыбкой и нальют тёплого молочка в миску. На самом деле, Милкович сам по себе похож на кота. Если бы Микки мяукнул, Йен, честное слово, не смог бы различить его от котёнка. Они так могли лежать довольно долго. Просто лежать. Они могли даже не разговаривать. Просто лежать. Лишь невесомо касаться друг друга, как сейчас. Микки лежит на Йене, вырисовывая какие-то узоры, значение которых знает только он сам. Бывает, он просто лежит, ничего не делает. Йен же прижимает к себе сильнее брюнета, поглаживает по спине, будто успокаивая. Сам же успокаиваясь запахом волос голубоглазого. Этот запах дарит ему домашний уют. Через несколько минут Микки перестаёт вырисовывать круги и, видимо, засыпает. Его дыхание становится размеренным, Йен уже чувствует на своей майке, как что-то капает на неё. Слюна. Как ни странно, но да. Когда Микки засыпает, он открывает рот и слюна благополучно оказывается сначала на лице самого голубоглазого, а потом уже на том, чём он лежит. На подушке, на руке, на Йене... Можно подумать, что это противно, но на самом деле - нет. Для обычного человека это может показаться ужасным и противным, но не для Йена. Он же считает это даже очень милым. Когда он убирает слюну с его рта рукавом рубашки, надетой поверх майки и расстёгнутой, он думает о том, какой же Мик сейчас красивый. Естественный. Думает о том, что ему снится сейчас. Милкович никогда не рассказывает, что ему снится. Чаще всего он говорит, что не помнит, что ему снилось. Дотянувшись до пледа, Йен накрывает спящее чудо, а сам спешит освободиться от веса голубоглазого. Аккуратно выбравшись из-под Микки, Йен берёт телефон и выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь. Набрав выученный им номер, он ждёт ответа. Через несколько гудков, абонент отвечает: - Йен, я уже почти приехала, - говорить Ви на том конце. - Поспеши, нотариус долго ждать не будет, - хмыкнув, Йен сбрасывает вызов и подходит к двери, которая ведёт в комнату его бойфренда. Его. Бойфренда. Открыв тихо дверь, дабы не разбудить Микки, Йен входит внутрь. Брюнет уже поменял позу, рот всё так же открыт, слюна всё так же капает на подушку. Подойдя к нему, Йен вновь убирает рукавом рубашки дорожки слюны, почему-то улыбаясь. - И как такого чудо-параноика не любить? - шепчет рыжий скорее себе. - Я не параноик,- пробубнил голубоглазый, сильнее кутаясь в плед.