Убегая от реальности

Ши Раймару, возможно, не был хорошим шиноби, но он был отличным ирьенином и, когда дело касалось медицины, он не умел отступать. Цунаде Сенджу с самого начала была обречена на встречу с ним, как бы часто и не систематически не меняла бары, в которых проводила вечера. Он нашел её за игральным столом в совершенно нетрезвом виде и точно без абсолютного шанса выиграть. Правила игры он, к сожалению, знал, иначе в тихие ночные смены в госпитале было не выжить. Можно было подумать, что у ирьенинов врожденная тяга к азартным играм, и это было не далеко от правды. Влечение, конечно, было не с рождения, но работа медика неплохо прививала наклонность к ставкам. Ежедневно сталкиваясь с необходимостью идти на риски и делать выбор, от которого зависели жизни людей, они неосознанно переносили эту необходимость и в жизнь вне госпиталя. Было приятно идти ва-банк, зная, что от этого никто не умрет на твоих руках. Цунаде, кажется, потеряла достаточно людей, чтобы всю оставшуюся жизнь провести за столом, делая ставки не на жизни других. Раймару её понимал, не хотел признавать, что у нее было право так себя вести, но признавал. И был он здесь не для того, чтобы заставить её передумать, ему нужны были её знания, чтобы помочь Сакуре, не более. Но все очевидно пошло не по плану, когда Ши, не успев подойти к столу, был вынужден наблюдать, как этот предмет мебели разлетается в щепки из-за одного удара Сенджу. Игроки, отскочившие к стене, были готовы благодарить всех святых, чьи имена могли вспомнить, что она не попала по ним. А владелец заведения, безусловно либо бесстрашный, либо безмозглый человек, поднял шум, пытаясь выбить из провинившейся то ли извинения, то ли компенсацию, то ли все сразу, кажется, совершенно не понимая, что не добьется ни того, ни другого. Несмотря на то что Сенджу не смогла выговорить слово «крупье» с первого раза, обвинить его в подтасовке карт она смогла. Её голос был пугающим, как и взгляд, который вымораживал до костей. И всем было очевидно, что спорить с ней в таком состоянии лучше не стоило. Почти всем. — Ваше невезение — это не моя проблема! — голос управляющего повысился на пару тонов к концу предложения. Раймару с легкой душой записал его в самоубийцы. — Научились бы сначала играть. После этого ни у кого в зале не осталось сомнений, что без потерь этот вечер скорее всего не обойдется. Ки, распространившееся по залу, даже его заставило вздрогнуть. Сенджу сжала левую руку, превращая фишки, зажатые в ней, в мелкий мусор. Ши не был уверен, какие действия могут последовать со стороны Санина. Ему с трудом верилось, что она может напасть на гражданского. Её преимущество в силе и в возможностях, он надеялся, должно было остановить её от поспешных решений, потому что в таком состоянии она вряд ли могла рассчитать силу удара правильно, чтобы случайно не убить противника одним прикосновением. Но, очевидно, он ошибся. Цунаде сжала руку в кулак, но не сорвалась с места, а стала медленно подходить к управляющему, что пугало, наверное, даже сильнее, чем если бы она давно атаковала. Раймару не был уверен до конца, что делает и зачем, но почему-то бездейственно наблюдать за происходящим он не мог. Руки сложили печать, и он, быстрее, чем хотел сам, оказался между надвигающейся опасностью и человеком, которого не хотелось спасать. Женщина остановилась не сразу, кажется, только через несколько шагов осознав, что что-то изменилось. Перед ней стоял не запуганный владелец заведения, а шиноби. Темные волосы, такие же глаза, которые при таком освещении, казалось, вовсе были без зрачка, и форма. Кто-то в толпе нервно выдохнул: «Учиха», а управляющий, к сожалению, неоправданно оживился. — Арестуйте её, — указывая пальцем из-за спины шиноби, выкрикнул мужчина. — Эта ненормальная разнесла мое заведение и угрожала мне. — Раймару тяжело вздохнул, не отводя взгляда от Цунаде, которая не спешила разрывать их зрительный контакт. Ситуация была достаточно напряженной, и ему совершенно не хотелось здесь быть, но Ши зашел слишком далеко, чтобы отступить сейчас. Поэтому он слегка кивнул Сенджу и повернулся к ней спиной, как будто был уверен, что она не станет атаковать, как будто доверял ей больше, чем человеку, стоящему теперь перед ним. — Я видел достаточно, — понизить голос и сделать его безэмоциональным труда не составило, особенно с последним из-за почти ежедневного общения с Сакурой. — Ваше заведение не соответствует нормам, указанным в законодательстве Конохи. И оно не входит в число одобренных на ведение азартных игр. — Было даже забавно наблюдать, как меняется выражение лица человека, который еще пару минут назад верил, что выйдет абсолютным победителем в споре, а теперь всей душой сожалел, что вообще в это влез. Раймару не знал точно, является ли это заведение легальным, но в процессе поиска Сенджу он узнал об игорных барах больше, чем хотел бы, да и Цунаде больше не посещала официальные, точнее её туда просто не пускали. — Будьте уверены, что это так просто не оставят. Мой совет: пока за Вами не пришли, сделайте это сами. Хозяин помещения пытался что-то сказать, но получались лишь несвязные звуки, которые никак не могли сложиться в слова или хоть во что-то вразумительное. У Ши в планах не было давать ему время, чтобы прийти в себя, поэтому, повернувшись к Цунаде, он повел головой в сторону выхода, надеясь, что она не захочет продолжать конфликт и последует за ним. Женщина, может, и хотела бы остаться и окончательно разрушить здание, но шиноби на данный момент интересовал её больше. На улице вечерело. Прохладный ветер всколыхнул волосы и одежду вышедших из помещения людей. Было сумрачно, а из-за облаков небо было темно-синим с серыми просветами. На краю горизонта еще можно было заметить красные всполохи. Это была не лучшая погода для прогулок, казалось, что с минуты на минуту пойдет дождь. Но холодный воздух был удачным контрастом душного, пропахшего алкоголем и другими людьми заведения. Сенджу остановилась буквально на пару секунд, думая о том, что подобные мгновения она бы хотела растянуть на всю жизнь. Когда не стоило беспокоиться о следующем дне, а прошлое не висело тяжелым грузом на плечах, не давая выпрямиться, и можно было просто дышать и наслаждаться каждым вдохом. Такие моменты ярко оттеняли грязь и ненависть, с которыми она жила все остальное время. — Вам нельзя меня задерживать, пока Вы не представитесь, — спокойно произнесла Цунаде, ждавшему её шиноби. — А Вы и не задержаны, — Раймару усмехнулся слишком весело для Учиха, не особо стараясь подражать созданному образу. Он сделал шаг в сторону улицы, желая поскорее отойти от места, где он только что побывал. Сенжду двинулась за ним, не объясняя подобные действия даже самой себе. — Если тебе что-то нужно за эту услугу, то не стоит. — Ши не сразу заметил, что направление их пути указывал уже не он, а Цунаде. — Мне не нужен долг перед полицией или Учиха, — произнесла женщина, напряженно наблюдая за собеседником и надеясь, что он не примет эти слова за оскорбление. Напряженность между их кланами осталась на подсознательном уровне, и хоть открытого проявления нетерпения и ненависти не было довольно давно, но осталась особая чувствительность к подобным высказыванием. Сенджу осталась последним представителем и последним человеком, кто мог спровоцировать конфликт буквально любым словом или интонацией. — Тогда хорошо, что я никогда не служил в полиции и не принадлежал этому клану. — Хенге спало, вернув Раймару его настоящую внешность. — Считайте это помощью проходящего мимо ирьенина. Сенджу остановилась, удивленно взглянув на мальчика, и глухо рассмеялась, не веря, что не смогла распознать технику. В воспоминаниях вместе собирались все ошибки, совершенные им во время их общения, но она так и не смогла собрать их в цельную картину и сделать выводы раньше. Такое было непозволительно для шиноби её уровня, и Цунаде прекрасно понимала, что, выбрав путь саморазрушения, она обрекла себя на медленную потерю квалификации не только как ирьенина, но и как бойца. Было достаточно странно столкнуться с подобной халатностью с её стороны, и это ударило по самолюбию и гордости сильнее, чем что-либо. Никакие громогласные речи Хирузена или Джирайи о том, что ей не стоит вести такой образ жизни, не могли сравниться в проигрыше ребенку, которому на вид было лет двенадцать и который заставил её повестить на Хенге. — Ты ведь знаешь, что нарушил закон, выдавая себя за члена Военной полиции? — Сенджу осознанно по-детски обиделась, решив указать на ошибки собеседника, чтобы не чувствовать себя одинокой в подобных оплошностях. — Не нарушил. Я ведь не представлялся и не говорил, что служу в полиции, — Раймару слегка прищурился, посмотрев на Сенджу. — Не моя вина, что они все так подумали и не стали спрашивать. Я же не могу контролировать мысли людей. — Намек на шаринган, а точнее его отсутствие, женщина поняла и в другой ситуации, возможно, бы даже улыбнулась, но сейчас из принципа сделать это не могла.  — А в баре ты оказался, потому что, очевидно, теперь там проводят свое свободное время дети? — уязвленная гордость не позволила остановиться и вести себя как взрослый человек. Сенджу не могла перестать и на самом деле не хотела, получая удовольствие от односторонней перепалки, в которой она хоть и проигрывала, но продолжала участвовать. С ней не происходило чего-то подобного со времен работы в их команде, будучи еще генином. Им всем довольно быстро пришлось повзрослеть и тратить время на развлечение и общение, не связанное с заданиями, практически не приходилось, а потом было просто не с кем. — Проницательно, конечно. — Ши усмехнулся и чуть замедлил шаг. — Но нет, я искал Вас. Уже несколько недель. Но, кажется, нашел не в лучшее время. — Искал? И для чего же? Если ты один из тех, кто ищет меня в надежде получить медицинское чудо, то зря, — женщина вздохнула, переведя взгляд на небо. Дышать стало заметно тяжелее. Он был не первым, кто к ней приходил, и отказывать с каждым разом становилось невыносимее. К её сожалению, в Конохе её знали почти все, поэтому покинуть селение стояло в приоритете желаний, пока неосуществимых. Она надеялась, что через несколько месяцев её уже здесь не будет, потому что терпеть разочарованные взгляды и проклятья после отказа было тяжело. — Мой ответ нет, в любом случае. И в любом состоянии. Не думаю, что будь я трезвее, я бы подумала дольше. — Мне не нужно чудо, мне нужна помощь. — Раймару знал, что Цунаде уже давно не практиковала, и также понимал, что она вряд ли согласиться на операцию, если он просто попросит, но ему нужно было не это. — Я не прошу возвращаться к лечению пациентов. Мне нужна теория, данные, знания — без этого ничего не выйдет, а у меня нет права на ошибку. — И что же ты хочешь сделать? — заинтересовавшись, спросила Сенджу. — Спасти будущее близкого мне человека, — уверенно произнес Ши, кажется, ни на секунду не задумываясь над формулировкой. — Будущее, но не жизнь? — Цунаде грустно усмехнулась и продолжила, но уже не таким благожелательным тоном, будто действительно была разочарована услышанным. — Ты еще молод и наивен. Думаешь, что можешь спасти дорогих тебе людей, если будешь пытаться изо всех сил, но это не так. Ты погубишь этого человека, кем бы он ни был, просто потому что в нужное время не смог остановиться и остаться в стороне. — Она видела, как мальчик вздрогнул, но перестать не могла. Она должна была быть уверена, что он поймет, осознает и не повторит её ошибок. — Сейчас тебе кажется, что твои действия обоснованы желанием помочь, но нет. Ты просто хочешь быть уверен, что попробовал все варианты, боролся до конца, потому что иначе не будешь чувствовать себя нужным. — Женщина повернулась к нему и дотронулась указательным пальцем его лба. Ноготь неприятно впился в кожу, и Раймару отступил. — У тебя на лице написано, что у тебя было несчастное детство. Сколько комплексов породили твои родители? С десяток, наверное. — Вестись на открытую провокацию со стороны Сенджу не получалось. Он слышал подобное не в первый раз и давно научился отключаться и не вникать в сказанное. Он никогда не отрицал наличие проблемы, чтобы её упоминание его задело. — Запомни, ирьенины не всемогущи. Готов рискнуть жизнью дорогого тебе человека, просто чтобы доказать, что ты сделал все, что мог? Или лучше оставишь все как есть и позволишь ему дожить остаток своих дней, хоть и с травмой, но хотя бы живым. Ты хотел моего совета, вот он. Оставь свой эгоизм за дверями госпиталя и пойми, что счастливое будущее невозможно, если человек будет мертв. Мы, кстати, пришли. — Они остановились у недорогой, но опрятной гостиницы, если судить по аккуратно выкрашенным стенам и неразбитым окнам. — Спасибо за помощь в баре и за то, что проводил. — Знаете, вы, может, и верите в то, что говорите, но вы не осознаете очень важную вещь. Ирьенины клянутся не только в том, что будут спасать жизни. Мы обещаем помогать тем, кто в этом нуждается, — он резко выдохнул в попытке успокоиться и сжал руку в кулак. — Вы упрощаете, сводите наши обязанности до предвзятого выбора, жить человеку или умереть. Но это не так. Это, черт возьми, совсем не так! Если мы будем бежать от сложных операций, то куда мы в итоге придем? — Ши смотрел прямо в глаза, пытаясь найти там хотя бы намек на сомнения и понимание, но видел только холодную отрешенность. — Медицина стоит на месте уже много лет. Я читал ваши работы, видел ваше стремление развиваться, поэтому и пришел. Мне нужна помощь в попытке найти способ помогать людям с подобными травмами. Потому что когда-нибудь, столкнувшись с этим напрямую, вы будете жалеть, что не начали исследования раньше. В госпитале мне сказали то же самое. — Раймару махнул рукой в сторону, где, по его мнению, находилась больница. — Что я зря рискую, что это неоправданно, но я хочу, нет, должен попытаться. И я сделаю все, чтобы она была жива и счастлива. Несмотря ни на что. С вами или без вас. По крайней мере, я буду уверен, что выполнил свой долг как ирьенина. Кажется, я единственный, кому еще не наплевать на клятвы, которые мы давали. — Он резко развернулся, уходя прочь, но не переходя на бег, где-то глубоко в душе надеясь, что его окликнут. Ши ушел достаточно далеко, прежде чем пришло окончательное осознание, что ему не помогут. Разочарование и смирение смешались вместе, оставляя неприятный осадок и туман в голове. На следующий день Цунаде Сенджу впервые после возвращения посетила госпиталь только с одной целью: оставить последнее слово за собой. По крайней мере именно так она убеждала себя на протяжении всего пути к больнице, а вот Шизуне она так ничего и не объяснила. Только бросила в начале дня что-то экспрессивно невразумительное, из-за чего всю дорогу была вынуждена наблюдать явно насмешливые взгляды со стороны помощницы. Здание изменилось не в лучшую сторону, постарело и явно не ремонтировалось с того времени, как Цунаде была здесь в последний раз. Заходить внутрь было неприятно, будто она отрезала себе все пути отступления, поведясь на провокацию ребенка, что в принципе частично так и было, но признаться себе в этом было непозволительно не только из-за гордости. Первый встреченный ими ирьенин всполошился, увидев их, так, что не был способен сказать что-то связанное, а тем более ответить на вопросы на протяжении долгих двух минут, пока у Сенджу не кончилось терпение и она не пошла туда, где судя по воспоминаниям должен был находиться кабинет главы больницы. С Шизуне они разделились, девушке было больше интересно посмотреть действующие лаборатории, так что она осталась терпеливо дожидаться ответа от зависшего работника. К своему неудовольствию, женщина даже не знала, кто сейчас управляет госпиталем, так что она находилась в неприятном предвкушении перед встречей, которая так и не состоялась. В кабинете никого не было, и не один встреченный работник отвечать что-то конкретное не собирался, но зато удалось выяснить, в каком корпусе находится приходивший вчера ирьёнин, имя которого она так и не узнала, из-за чего пришлось воскрешать в памяти его внешность, чтобы иметь хоть какие-то ориентиры. Нашелся он подозрительно быстро, в одной из палат, обследуя пациентов, заходить к нему Сенджу не стала, она еще не знала, чего хотела добиться приходом сюда и разговором с мальчиком, но это явно не стоило того, чтобы отвлекать его от больных. Присев на скамейку, стоящую в коридоре, Цунаде тяжело вздохнула, чем привлекла внимание девочки, возле которой села и которая криво усмехнулась, видимо, поняв, кто перед ней, что не осталось незамеченным. — Что не так? — чуть вызывающе и со слишком явным безразличием спросила Сенджу. Девочка отвернулась, пожав плечами и слегка наклонив голову, задумавшись. Бледно-розовые волосы, собранные в косу, соскользнули с плеча, повиснув и по инерции раскачиваясь, женщина насчитала семь полных амплитуд, прежде чем их обладательница заговорила. — Похоже на новогоднее чудо — видеть Вас в госпитале, Сенджу-сан. — Намеренно выбранное обращение было непривычным и раздражающим. Назвать её не по имени и без более уважительного суффикса было либо пробелами в воспитании и знаниях, либо четким указанием, что она представитель клана, не более. И, кажется, собеседница заметила реакцию на сказанное, так что поспешила добавить. — Простите, если звучало грубо, но мне показалось, что так более уместно. Девочка слабо улыбнулась, что было заметно и сбоку, и Цунаде показалось, что она знает достаточно, чтобы сказать подобное, знает, что женщина отказалась от карьеры ирьёнина и шиноби, а значит, и от своих достижений и наработанной репутации. Все, что осталось, это принадлежность к клану, от которого она не смогла бы отречься. Для себя самой она действительно не представляла ничего большего. И она была почти полностью уверена, что девочка не могла осознавать и понимать это, но вопреки всем логическим выводам ответила не то, то нужно было, а что хотела. — Я не отказывалась от прошлого, — Сенджу слегка скривилась, потому что вслух это было похоже на оправдание еще и непонятно перед кем из них. Но кажется для собеседницы это значило что-то большее, чем просто слова, потому что она дернулась и повернула голову, позволяя всего мгновение увидеть во взгляде понимание со осколками заледеневшего отчаяния. — Прошлое накладывает обязательства. Вы отказались от них. — Продолжать мысль было не нужно, все было очевидно как для девочки, так и для Цунаде, которая уже не надеялась встретить нормального ребенка в Конохе, который не будет трогать её принципы и гордость. Ей было жизненно необходимо доказать самой себе, что девочка не права. Сенджу с застаревшей болью вспоминала произошедшее: все потери, которые она понесла, и людей, которые умирали у нее на руках. Она не хотела уходить, просто не могла продолжать. В голосе собеседницы не было ожидаемого осуждения, слышать которое было бы легче, чем нейтральность, с которой констатировали факт, а не влезали в душу. Будто все переживания и вся боль, которую Цунаде испытывала и несла с собой, свелись до двух предложений. Вся её жизнь свелась до двух пустых предложений. — Представишься, раз уж моё имя тебе известно? — недовольно произнесла Сенджу, пытаясь избавиться от заполонивших голову мыслей. — Сакура Харуно, простите за мою грубость. — Девочка склонила голову на пару секунд, прежде чем вновь поймать взгляд женщины. К своему удивлению, Цунаде знала это имя, но поверить, что все известные ей данные относятся к сидящему рядом ребенку, было сложно. Как бы она не хотела влезать во внутренние распри Конохи, но часть информации дошла и до неё, в том числе и имя человека, которого по обоюдной просьбе со стороны клана Учиха и отдела дознания запретили вызывать в суд, брать показания и вообще вмешивать в расследование. Чем обуславливалось подобное условие, Сенджу не знала, но теперь была заинтересована намного сильнее, чем раньше. Ей было сложно представить себе, что именно пытались скрыть дознаватели и полиция, убрав Сакуру в тень, что действительно стояло за всем этим. Но спросить напрямую или довести мысль до конца женщина не успела из-за вышедшего из палаты ирьёнина, который, заметив их, застыл на месте, совершенно не скрывая эмоции. — Сакура, если это твоя шутка, — Раймару попытался грозно посмотреть на девочку, но нарушенное душевное состояние едва ли позволяло совершить что-то хотя бы отдаленно похожее, что в принципе никак не остановило мальчика, — то не смешно, во-первых. А во-вторых, за использование чакры вернешься в палату, потому что сил моих больше нет. Харуно улыбнулась, подняв руки в примирительном жесте и слегка покачав головой, намекая на неоправданность обвинений и реальность происходящего. Ши, поняв, что это вовсе не розыгрыш, отступил на шаг назад, когда Сенджу поднялась со скамейки, не зная, чего ожидать от неё, после всего что он ей вчера сказал. Но он достаточно быстро взял себя в руки, встретившись взглядом с Цунаде, которая даже не пыталась скрыть веселье от сложившейся ситуации. Раймару обреченно вздохнул, понимая, что предстоящая двойная смена будет усугублена еще и разбирательством с человеком, который теперь не просто не воспринимает его всерьёз, но и легко может устроить его увольнение, потому что вряд ли глава госпиталя пойдет против просьбы Санина. — Цунаде-сама, добрый день. — Ши поклонился, а Сенджу так и не поняла, был ли суффикс издевкой или же он действительно уважал её даже после её вчерашнего отказа. К тому поприветствовать его в ответ она не могла, все еще не зная его имени. Мальчик, заметив заминку со стороны женщины, только через несколько долгих секунд понял свою оплошность, назвав себя. — Могу я узнать причину Вашего визита? — Так уверен, что я пришла к тебе, Раймару-кун? — усмехнувшись, произнесла Сенджу, наблюдая, как стушевался собеседник, а после, придя в себя, скептическим взглядом обвел коридор, намекая, как именно и где они встретились. — Я думаю, наш вчерашний разговор не был окончен. Ши чуть заметно вздрогнул, на секунду скосив взгляд на Сакуру, которой он так и не рассказал о том, что вчера произошло. Харуно, заметив волнения другу, слегка кивнула, поддерживая. Догадаться о том, что Сенджу отказала в помощи в её лечении, было несложно, в ином случае Ши не выглядел бы таким подавленным и виноватым. Девочка, в отличие от Раймару, изначально не надеялась на многое, так что это не стало неожиданностью или ударом. Цунаде проигнорировать молчаливый диалог не могла, как и не сопоставить факты, чтобы понять, кому именно хочет помочь мальчик. Происходящее дальше можно было легко объяснить её помутнением рассудка, потому что она сама добровольно предложила пройти в свободную палату, где пообещала осмотреть травму Сакуры при условии, что если ей она покажется безнадежной, Ши не будет пытаться вылечить её, пока не получит высший ранг в ирьёниндзюцу. Не то чтобы она сомневалась, что он сможет это сделать при большом желании, но это точно случится не скоро и, возможно, он еще успеет передумать ставить под угрозу жизнь друга. Цунаде всю ночь не могла перестать думать о том, что вчера сказала недостаточно, желая больше задеть мальчика, чем объяснить ему, почему его стремления, хоть и правильны, но слишком опасны для него, в первую очередь, потому что если с Харуно что-то случилось бы по его вине, он бы себе не простил. Обрекать его на жизнь с таким грузом было слишком для нее, и пришла в госпиталь она на самом деле только для того, чтобы на её совести не висела еще одна сломанная жизнь. Её предложение было встречено настороженно и с сомнением, но обменявшись взглядами, которые несли в себе больше, чем Сенджу успела уловить, Ши с Сакурой согласились. И на самом деле началось всё не так плохо, обследование шло нормально, она знала подобные ранения и даже знала, как их можно было вылечить, кажется, вслух ругаясь на весь состав больницы, который по какой-то непонятной ей причине не знал методы извлечения осколков костей из плоти. Цунаде была вынуждена признать, что она скучала по этому, за всё время путешествия она почти успела забыть, что медицина была связана не только с кровью и смертью. Она начала изучать ирьёниндзюцу, потому что того требовало время, в которое она жила, но продолжила им заниматься, потому что было что-то удивительно захватывающее в исследованиях и поиске лечения. Она бы никогда не пошла на уступки с моралью, на которые пошел Орочимару, но она его понимала. Его желание понять больше, узнать, как именно все устроено и что он может привнести нового в этот мир, она находила близким для себя, хотя и никогда не говорила ему это. Их команда развалилась на самом деле намного раньше, чем они разошлись каждый в свою сторону, наверное, в тот момент, когда всё их общение свелось до выполнение совместных заданий, просто потому что, промолчав однажды, никто из них не решился заговорить друг с другом снова. Воспоминания не помешали ей закончить обследования и заметить, что около дверей палаты собралось достаточное количество ирьёнинов, которые по очереди заглядывали в приоткрытую дверь, чтобы убедиться, что она действительно здесь. Сенджу была неприятно удивлена общим состоянием пациента. Она, конечно, видела ситуации хуже, но несколько внутренних органов, функционировавших благодаря чакре, странная печать на руке больше наталкивали на мысль, что она была чьим-то полем для экспериментов, чем обычным больным. Всё было небезнадежно, особенно с ногой. И если бы она хотела, то могла бы вылечить её прямо сейчас, для Цунаде это была не такая уж и сложная операция, но она обещала только помочь, а не сделать всё за Раймару, что она ему и сказала, предложив зайти после смены к ней за нужными свитками. — Сакура… — Сенджу на секунду замолчала, пытаясь подобрать правильное обращение, но сдавшись еще на моменте оценки её положения в обществе, просто продолжила, — ты думала о том, чтобы отказаться от карьеры шиноби? — Нет, — пожав плечами, ответила Харуно и только потом задумалась, для чего это делает и зачем ей становится шиноби. Больше не было того всепоглощающего желания умереть на первом же задании, как не было и желания защищать селение. Она посмотрела на Раймару, который обеспокоенно переводил взгляд с нее на Цунаде, пытаясь понять, стоило ли становиться сильнее ради него, ради его безопасности, нужна ли была ему такая помощь. Сакура почти с самого начала общения с Ши знала, что он презирал профессию шиноби, потому что с детства жил в собственноручно выстроенном мире, где битву можно было заменить переговорами. И с одной стороны, девочка понимала его как никто другой, но с другой, подстраиваясь под реалии этого мира, она понимала, что так просто его устройство не изменится, и избегать возможности защитить себя и своих близких только из соображений протеста против системы в общем было нерационально и слишком утопично, чтобы с такими принципами дожить хотя бы до двадцати. Наверное, поэтому для Харуно стать шиноби было единственным возможным выходом, чтобы иметь возможность хотя бы попытаться в дальнейшем воплотить стремления друга в жизнь. Он сделал для неё многое и заслуживал поддержки и помощи, как бы нереально не казались его идеи сейчас. — Я знаю об ограничении на использование чакры, и я учту это. В моих планах больше нет собственной смерти. Цунаде кивнула, принимая такой ответ, хоть и не была с ним согласна. С её травмами безопаснее было бы остаться гражданским и не лезть на передовую, и если бы она вела себя хотя бы немного не так уверенно, сомневаясь и боясь последствий, Сенджу бы настояла на отказе. Но указывать человеку, вполне осознающему риски, она не хотела, не считала, что имеет право, потому что в прошлом единственное, о чем она мечтала, когда уходила, чтобы её никто не останавливал. И поэтому сейчас она лишь сухо попрощалась и, позвав Раймару с собой, вышла из палаты. Толпа за дверью, рассредоточилась по коридору, старательно делая вид, что находилась здесь не просто так. Не обратив на них внимания, Цунаде направилась в сторону кабинета главы госпиталя, чтобы официально оформить кураторство по этому лечению, изредка переводя взгляд на идущего сбоку ирьёнина, безуспешно пытающегося скрыть радость. Она тяжело вздохнула, понимая, как легко на самом деле её развели, даже несмотря на то что она и не сильно сопротивлялась, но, наверное, впервые за долгое время она не чувствовала себя проигравшей. *** Пустая квартира встретила Митараши полумраком и противно привычным одиночеством. За тонкими стенами ругались соседи, она отчетливо слышала визгливые ноты в словах женщины и рычащий мужской голос, но не обратила на это внимания, даже когда послышался грохот и звон разбитой посуды. Ссоры этой пары были таким же частым явлением, как отсутствие горячей воды в старом потрепанном здании, в котором девушка снимала квартиру. Но все это вполне окупалось малым количеством шиноби в этом районе, что позволяло Анко хотя бы по вечерам забывать о работе, сослуживцах, своих обязанностях и ограничениях и чувствовать себя человеком, а не просто ресурсом, который по каким-то причинам был всем должен. Последние дни в отделе выматывали. Все улики, которые были собраны на Корень и Данзо в частности, люди Хокаге ставили под сомнение, требуя больше доказательств, хотя объективно хватало и того, что было. Еще к концу первого дня совместного расследования Митараши было ясно, что тянут время они явно по приказу, вот только цели подобных действий она понять не могла. Это злило до дрожи в руках, но сделать что-то с этим она не могла. Она проводила в отделе по минимуму четырнадцать часов, после чего шла домой, чтобы потратить пару часов на сон и снова заняться документами, информации в которых всегда было недостаточно. Все бумаги из архива Корня по решению Хокаге были переданы её команде. Сомнений в том, что свитки были фарсом и игрой на публику, не было. Ни у кого, даже у людей Третьего, но никто ничего не делал, словно чего-то ждали, и Анко казалось, что она была единственной, кто не знает чего именно. Перечитывание документов сменялось на комнату допроса, где ей задавали вопросы по всем делам, что она вела или в которых даже косвенно участвовала, потому что расследование велось не только по отношению Корню. Митараши с несвойственной ей серьезностью и спокойствием раз за разом вытаскивала отдел из той дыры, в которую его упорно пытались опустить, постоянно что-то доказывая. При этом стараясь не выдавать лишних данных. И в такие моменты ей казалось, что она осталась одна. Против многочисленных людей Хокаге, которые только и ждали, когда она оступиться, чтобы заживо её похоронить. Она чувствовала их намерения, видела, как один из них кривил губы в усмешке, как будто точно знал, что она не выдержит, сорвется и он будет рядом, чтобы поставить на её будущем окончательный крест, чтобы запереть её в клетке, как загнанного зверя. Анко ходила к Ибики, Сакуре и нескольким другим дознавателям то ли за ответами, то ли просто чтобы увидеть, что она делает это не просто так. Митараши по крупицам собирала части отдела, пытаясь воссоздать то, что было до всего этого. Морино не давал ей ложных обещаний, как не делал никогда, но в их последнюю встречу она отчетливо видела в его взгляде уверенность в том, что отдел сможет выстоять, а значит, и она тоже. Этого было достаточно, чтобы она продолжила доводить организм до изнеможения в поисках решения и терпеть провокации со стороны следователей, потому что не была готова снова потерять человека, который в неё верил. Пару недель назад казалось, что всё настолько плохо, что хуже стать не может, и в этом было какое-то приятное спокойствие и даже начинало казаться, что справиться с этим не так уже невозможно, как думалось раньше. Новости о возвращении её бывшего сенсея ударили сильнее, чем она предполагала, потому что давно перестала верить, что он вернется. Это было неожиданно и нечестно. Анко разгромила один из полигонов, пытаясь смириться с происходящим. У неё было совершенно точно достаточно проблем, чтобы справляться с еще одной такого масштаба. Она не справлялась. Прошлое застало её врасплох, превратив и так редкие часы сна в просмотр воспоминаний и почему-то только плохих, так что просыпаться с бешено стучащим сердцем и неосознанным страхом на грани безумия в глазах входило в норму. А через несколько дней, только восстановленный полигон, был вновь разгромлен, когда выяснилось, что Змеиный Санин их ключевой свидетель против Данзо. Развернуть сеть для распространения слухов, что на самом деле бывший нукенин не возвращался в селение, добавить абсурдности в правду, чуть приукрасить реальность, чтобы сбить с толку, заставить сомневаться — все, что угодно, лишь бы уменьшить количество знающих точно и желающих исправить оплошность в виде живого безумного ученого. Спасать его жизнь было странным занятием. Анко была уверена, что при их встрече он точно будет врагом, против которого ей придется сражаться, но все обернулась насмешкой над её предположениями, потому что представить себя такой исход она бы никогда не смогла. Она не встречалась с ним лично за все его пребывание в Конохе, не смогла себя уговорить, заставить, потому что не верила, что справиться. До неё дошли документы, переданные Санином, которые несли в себе столько данных и доказательств, что Митараши не сразу поверила, что у них действительно все это есть и они смогут победить. Когда энтузиазм поутих, возвращая способность думать и анализировать, и девушка дочитала всё до конца, её стошнило. Потому что будучи ребенком и ассистируя операции сенсея, она никогда ни над чем не задумывалась, просто выполняла приказы человека, принявшего её и подарившего цель, но сейчас, вчитываясь в мелкий шрифт текста, слова которого врезались в память, будто ей ставили клеймо раскаленным железом, она как никогда осознавала, в чем была замешана. Она много лет работала в отделе дознания, знала о пытках больше, чем было нужно, и она точно никогда не считала себя брезгливой, но к последним строчкам её мутило так, будто именно она была инициатором этих опытов, будто бы она была в них виновата. Придя в себя через час, может, два, когда эмоции перестали набатом бить по вискам, она скопировала всего один файл, непонятно как оказавшийся у её бывшего сенсея, потому что указанная дата была уже после его ухода. В данных не было имен, лишь упоминание неудачного эксперимента, проведенного Корнем, но Анко была уверена, что знает, что это было. И был только один человек, с которым она могла всем этим поделиться, должна была поделиться и встречу с которым она откладывала последние семь лет. Митараши открыла дверцу шкафа, пытаясь найти там чистую одежду, в которую можно было бы переодеться перед тем, как идти на поиски нужного ей человека. Она стояла там по меньшей мере десять минут, перед тем как несколько вещей полетели на кровать, стоящую недалеко от гардероба, а за ними и все остальные, неаккуратно сорванные с вешалок, которые либо валялись на полу, либо мерно покачивались на перекладине. Она уже давно так не нервничала. Возможно, даже боялась, что встретит в ответ не понимание, а презрение. После стольких лет игнорирования существования друг друга было тяжело поверить, что он захочет её видеть и тем более с ней разговаривать. Сделав несколько глубоких вдохов в попытке привести мысли в порядок, она схватила первый попавшийся комплект, скрывшись с ним в ванной комнате. На открытой дверце шкафа с одеждой висело зеркало, так что, когда девушка вернулась в комнату, взгляд против воли зацепился за свое отражение. Она видела себя, и губы почти против воли двигались, чтобы она могла слышать собственный тихий голос: «Не могла не одеться, как шлюха?». В такие моменты её мир горел, когда шепот продолжал срываться с её губ. Анко устало провела рукой по лицу, пытаясь вернуть себе уверенность в своих действиях. Образ, который давно перестал быть только им, приносил с каждым днем больше разочарования и сомнений. Раньше казалось, что такой выбор был верным. Эгоцентричное выставление себя напоказ отвлекало окружающих от её прошлого, джуина на шее и угрозы, которая от нее исходила. Очевидная игра на публику стала чем-то большим, когда шиноби поняли, что она не прекратит, когда со временем все стали думать, что она не притворяется. Это было правильно, удобно и в сущности было именно тем, чего она хотела добиться. Только это совсем не помогало смириться со взглядами, полными отвратительно затуманенного желания, как будто на большее человеческий разум был не способен. Было противно сначала от них, потом от самой себя, и она бы прекратила, надела бы стандартную форму шиноби и слилась с толпой таких же, но не могла. Это было похоже на проигрыш, не окружающим, а самой себе. Ей импонировало эпатирование публики, особенно когда она так легко велась на её провокации. И этой чертой характера она была полностью обязана бывшему сенсею, в чем не забывала обвинять его каждый раз, когда разум не справлялся с эмоциями и на неё накатывала волна нестерпимого презрения и ненависти к самой себе. Она не застегивала куртку и не надевала длинные штаны, потому что так было проще, так она всегда знала, что о ней думают окружающие, потому что никто не имел привычки притворяться перед человеком, который собственным видом требовал, чтобы его обсуждали, говорили прямо в лицо, а не за спиной. Так было легче, так было правильно. Но не когда нужно было встретиться с кем-то, кто был ей не безразличен, точнее, на чье мнение ей было не плевать. Митараши с силой захлопнула дверцу шкафа, услышав неприятным звон стекла, которое только чудом после не первого такого случая осталось целым, задвинула все сомнения подальше и вышла из квартиры, а потом и из здания. Раймару возвращался домой максимально длинным путем, петляя и замыкая круги, как делал последние несколько недель после разговора с Цунаде. Избегать встреч с Сакурой не получалось полностью, но он хотя бы сводил количество их разговоров к минимуму. Девочка, временно освободившись почти от всех обязанностей, тратила всё свободное время на попытки разгрести проблемы, возникшие после смерти её родителей. Их тела доставили в морг не так давно, вместе со сменившимся постом у границ, поэтому сейчас, как единственному живому родственнику, ей приходилось разбираться не только с организацией похорон, но и с тоннами бюрократии, неожиданно навалившимися на нее. В квартиру она возвращалась слишком вымотанной, чтобы замечать его нежелание разговаривать, а он до сих пор так и не нашел в себе силы открыто поговорить с ней после случившегося. Её лечение проходило штатно, все оказалось не так страшно, как он думал и как ему говорили. Он безусловно был разочарован в ирьёнинах в госпитале, которые работали там еще до ухода Сенджу и при этом не имели достаточно знаний, чтобы провести подобную операцию. Осколки кости были извлечены после кропотливой и однообразной процедуры, длящейся по меньшей мере двенадцать часов. И сейчас оставалось только отслеживать, как срастается кость, стимулируя процесс медицинской чакрой. На полное восстановление должно было уйти месяца два, может, два с половиной, и она как раз успевала к поступлению в Академию, что на самом деле и было причиной, по которой он не хотел говорить с Сакурой. Цунаде не сказала ни слова о её карьере шиноби, после того как они вышли из палаты, не просила его переубедить её, что, наверное, он хотел бы от неё услышать. Потому что в какой-то мере был согласен с тем, что она сказала ему в их первую встречу. Он боялся, что, спасая будущее Харуно в качестве шиноби, он собственноручно её убивает. Ши не сразу заметил, что ему перегородили путь и, подняв глаза, не смог скрыть удивление, поняв, кто перед ним стоит. — Нужно поговорить. — Анко почти не изменилась с их последней встречи. Повзрослела, но стиль и манеру поведения не поменяла. Они не встречались со дня последнего допроса. Не договариваясь, избегали встреч то ли просто потому, что так было проще пережить то, что с ними случилось, то ли просто боясь увидеть непонимание в глазах другу друга. — Здесь? — Раймару осмотрелся, пытаясь понять, на какой именно улице они находятся и, с неудовольствием замечая, что он забрел в не самый лучший район Конохи, а до ближайшего кафе или его квартиры было не меньше получаса ходьбы. По крышам быстрее, но бежать никогда не хотелось. — Я живу недалеко. — Митараши кивнула куда-то в сторону и стремительным шагом направилась в указанном направлении, не оборачиваясь, точно зная, что он пойдет за ней. Вести его в свою квартиру было не самой лучшей идеей, но тема их разговора не позволяла сделать это на улице, а идти в общественное место было нежелательно просто потому, что она не горела желанием, чтобы их увидели вместе. Не хотелось подставлять ни себя, ни Ши. Вся дорога прошла в неловком молчании, когда оба пытались понять, как стоит вести себя друг с другом и что вообще нужно говорить в таких ситуациях. Ирьёнин не мог не понять, что причиной этой встречи стало возвращение Санинов, точнее, одного конкретного. Несмотря на то что Раймару не обладал нужным уровнем допуска, что знать точно, он почему-то был уверен, что его возвращение, хоть и временное, но вполне реально. Хотя бы потому что подобная наглость и экспрессия были как ничто свойственны Змеиному Санину. Он бы просто не стал упускать возможность для провокации. Анко на самом деле в начале руководствовалась такими же рассуждениями, пока ей не дали разрешение использовать дело её бывшего сенсея в расследовании, к тому же использовать его в дальнейшем как свидетеля. Девушка жила в небольшой однокомнатной квартире, чуть больше, чем была у Раймару, хотя скорее всего платила она меньше из-за района, в котором находилось здание. Они прошли на кухню, но на периферии Ши увидел основную комнату. Из-за завешанных штор там было темно, лишь желтовато-красные блики пробивались сквозь недостаточно плотную ткань и освещали заправленную кровать с большим количеством вещей на ней, он успел разглядеть только свитки и одежду. На кухне Анко села на стол, скрестив ноги, Раймару, усмехнувшись, отодвинул единственный стул к стене на максимально дальнее расстояние и с сомнением опустился на него. — Ты видел его? — Митараши не смотрела на собеседника, переводя взгляд с одного предмета на другой. Ши качнул головой в знак отрицания, зная, что она сможет увидеть, как бы не старалась избегать его взгляда. — А пытался? Ирьенин вздохнул, не горя желанием делиться с кем-то правдой. Анко, безусловно, её заслуживала, поэтому соврать он не мог, но открываться кому-то после такого длительного периода молчания было сложно. Он не обсуждал это даже с Сакурой, хотя она знала о нем многое, даже то, что он предпочел бы скрыть, но нынешняя ситуация требовала обсуждения с человеком, который был замешан во всем этом, как и он. Митараши была единственной, что не отменяло того факта, что говорить с ней было сложно. — Нет, не искал и не хотел. — Девушка слегка дернулась после произнесенных слов, пытаясь сдержать эмоции. — Тебе не нужны ответы? — её голос стал глубже, а слова произносились отрывисто. Было видно, что ей физически неприятно держать себя в руках и говорить об этом спокойно. — Он бросил нас, оставил справляться с Корнем самостоятельно, а сам, испугавшись, сбежал. — Он не бежал от Корня, ты же…- Раймару запнулся, прекрасно понимая, что она не ошиблась, а вполне уверенно сказала об этом, будто теперь знала больше, чем он. Он все-таки поймал взгляд собеседницы, надеясь, что она заговорит сама и ему не придется вытягивать из нее информацию наводящими вопросами, потому что он был уверен, что не справится даже с этим. — Многие опыты, которые он проводил и за которые его судили, он проводил по приказу Главы Корня. — Анко сжала ладонь в кулак, отведя взгляд. Она не любила смотреть в глаза при разговоре, только при допросе. Она слишком многое могла увидеть, когда видеть это не хотелось совсем, давая собеседнику право скрывать то, что он не хочет показывать. — Многие — это не все, я понимаю, но я не могу не думать о том, что наказание было бы совсем другим, если бы он рассказал правду сразу. Я нашла её почти через семь лет. Семь лет, Раймару. — Митараши понизила голос, будто сама не хотела произносить последние фразы. Глубоко в душе ей казалось, что она подвела их всех, могла бы узнать об этом раньше и помочь, хотела верить, что конфликт мог бы разрешиться совсем иначе. Но в то же время она прекрасно понимала, что ничего бы не смогла сделать с этой информацией, и то, что она выяснила её только сейчас, сохранило ей жизнь. — Хочешь попытаться его оправдать? — Ши грустно усмехнулся, полностью понимая, что чувствует девушка. Пару лет назад он скорее всего тоже винил бы себя и был расстроен, но он смог пережить и смириться со случившимся, так что сейчас его едва ли задевали новые обстоятельства. Он хотел бы, чтобы все произошло по-другому, хотел, чтобы его сенсей им же и оставался, а Анко не исчезала из его жизни, но он не мог вернуться в прошлое и все исправить, он не мог даже сейчас надеяться, что хоть что-то изменится. Его не допускали в большинство лабораторий, но он догадывался, для чего готовит и обрабатывает некоторые инструменты и для чего смешивает указанные реагенты. В глубине души он всегда знал, что был причастен к чему-то настолько далекому от нравственности и человечности, что становилось плохо еще на подступах к осознанию действительности. — Нет, — слишком резко бросила Митараши, неосознанно дотронувшись до шеи, но через несколько мгновений скривилась, поняв, как легко выдает свои мысли жестами и движениями. — Я не об этом. Анко не могла простить Санина за то, что он сделал. Джуин был меньшей из проблем, хотя и доставлял больше всего неудобств. Они доверяли ему, она ему доверяла. Единственному взрослому в селении, который общался с ней на равных и никогда не смотрел на нее, как на мусор из-за того, что у неё не было семьи. Он не был идеальным. Порой слишком жестоким и аморальным, но в сознании ребенка все это меркло на фоне его отношения к ней. Сейчас она понимала, что ему это и было нужно: сирота без привязанностей и ребенок, который не нужен своим родителям. Они с Раймару слишком легко поверили в иллюзию семьи и заплатили за это сполна. Он бросил их, как бросали до этого все в их жизни, а после его ухода отвернулись и те, кто по какой-то причине с ними раньше общался. Они остались одни и смело вычеркнули из жизни еще и друг друга, чтобы единолично тонуть в одиночестве, жалости к себе и ненависти к этому миру. И кажется, так и не смогли начать доверять кому-то, отказавшись от командной работы, лишь изредка примыкая к уже сработанным группам. Это было верным решением, которое постепенно уничтожало их изнутри. — Эти данные… Ты же собрала их для приближающегося суда, так? — получив молчаливый кивок в ответ, Ши продолжил. — Значит, люди, которые смогли бы что-то изменить, услышат это. Ты сделала, что могла. — Он замолчал, подбирая слова, чтобы донести свою мысль как можно спокойнее. — Но ты же понимаешь, что он не останется. У него другая жизнь, подчиняющаяся только его правилам. И нас в ней нет. В такие моменты Анко казалось, что Раймару относится к их бывшему сенсею намного лояльнее, чем она. Он смирился с тем, что произошло и, кажется, даже не чувствовал сильного отвращения к экспериментам Санина. Она не могла утверждать точно, но ей казалось, что как раз он бы мог бы попытаться его оправдать, если бы захотел. Но он не хотел, потому что как бы он не отрицал, он был обижен на сенсея намного сильнее, чем она. И сейчас, когда наконец давно понятная истина была произнесена вслух, внутри у обоих что-то оборвалось. Будто сказанные слова превратили туманное будущее в настоящее. Надежда, почему-то до сих пор существовавшая на периферии сознания, истлела. Больше не было никаких связей и ожиданий от других, они окончательно были сами по себе. — Но это не значит, что мы должны поступить так же, — тихо произнес Раймару. — Нам не обязательно снова исчезать друг для друга на семь лет, так ведь? — Митараши долго не отвечала, из-за чего Ши становилось неуютно, что именно он это предложил, будто навязывая ей свою компанию на основании общих проблем и общего прошлого. Задумавшись, он не сразу заметил, как Анко растянула губы в привычной усмешке. — Можем попытаться. — Она резко соскочила со стола и, попросив подождать, скрылась в другой комнате, а вернулась уже с папкой в руках. — В любой другой ситуации я бы не стала этого делать. Эти документы, — она подняла бумаги чуть выше, слегка встряхнув их, — нельзя распространять вне расследования, но написанное там касается тебя напрямую. Прочти, когда вернешься к себе и можешь уничтожить, это копия. — Митараши протянула ему папку, которую он с промедлением забрал. — Информация, которую ты узнаешь, ничего не изменит между нами, помни об этом. *** Коноха не могла рассчитывать на абсолютно спокойные дни в ближайшее время. Хотя бы потому что на небольшой территории находилось запредельное количество сильных шиноби, которые объявили друг другу лишь временное перемирие. Время близилось к концу года, и погода неплохо соответствовала внутренней напряженности среди вовлеченных в недавнее противостояние людей. Массивные белесо-серые тучи нависали над селением не первый день, вызывая раздражение и неприязнь, а снег все не выпадал. Внутри деревни население чувствовало себя запертый, как будто над ними появилась материальная четвертая стена, заперевшая их в клетку. В это утро Шисуи не следовало выходить за пределы Конохи или хотя бы не следовало делать это в одиночестве. Его попытка хотя бы на пару секунд забыть о происходящем в клане и вокруг, об ответственности и обязательствах и почувствовать себя свободным закончилась десятком воткнутых кунаев в ветку дерева, на которой он в этот момент сидел. От подобной атаки он ушел легко, как и от последующих похожих. Четверо нападавших в плащах темного цвета, пятый, видимо, командир — в светлом. Его явно вели в определенное место, и под напором нескончаемого потока метательного оружия он был почти пойман в ловушку, если бы одной из его специализаций не был Шуншин. Он ушел за спины противников, послав в ответ несколько кунаев со взрывными печатями. Образовавшиеся облака из дыма, щепок и пыли позволили ему незаметно скрыться в лесу, петляя между деревьями в попытке уйти от погони. Вступать в бой было не лучшим выходом для него. Не понять, кто за этим стоит, было сложно. Шисуи смог бы справиться с пятеркой из Корня, а вот с бывшим Главой встречаться не хотелось. Его ждала битва до полного изнеможения и, учитывая отсутствие каких-либо принципов у противника, вряд ли его не добьет подошедшая подмога. Это было неподходящее время, чтобы лишиться своих глаз и силы, которую они в себе несли. А еще эгоистично просто не хотелось умирать. Не тогда, когда начало казаться, будто все налаживается. Деревья закончились и перед ним простиралась поляна, которую нужно было пересечь, чтобы вновь оказаться под кронами. Он не видел конца открытой местности с обеих боковых сторон и не был уверен, что сможет уходить от преследования достаточно долго, чтобы найти место, где заканчивался пролесок. По прямой была Коноха, добравшись до которой он победит. Позади — враги, сталкиваться с которыми не хотелось. Выбора на самом деле не было, только его иллюзия. Он оттолкнулся от ветки и почти сорвался вперед, но в последнюю секунду остановился, активировав шаринган. Вся поляна была покрыта вязью печатей и знать, что именно было заложено в их структуру, как-то несильно хотелось, хотя он и успел заметить, что местами они были похожи на взрывные. Шисуи свернул налево, вновь используя Шуншин и прекрасно понимая, что его загоняли. С помощью додзюцу он, не отвлекаясь от бега, отслеживал врагов и не отрывал взгляда от места, где заканчивалось полотно печатей и где скорее всего его уже ждали. Данзо действительно появился с другой стороны пролеска, как только Шисуи сделал первый шаг на поляне. Шиноби Корня не стали атаковать со спины, лишь заключив Учиха в полукруг. Шимура медленно сделал несколько шагов вперед, сокращая и без того недостаточное расстояние для крупных маневров. Тишина прерывалась только шорохом листвы и едва различимым пением птиц вдалеке. Не было поучительных и пафосных речей, объяснения происходящего или обвинений, бывший Глава Корня просто сорвался с места атакуя. Вместе с ним в движения пришли четверо из его шиноби, командир отряда остался на месте. Точный удар куная был отбит слишком жестко, выбивая искры из металла. В ту же секунду Шисуи пришлось уходить в сторону от атак со спины. Шимура двигался быстро, быстрее, чем любой противник, который встречался на пути Учиха. Избегать его удары не получалось. Только блокировать. Нападавшие рядовые не позволяли уйти из обороны, постоянно отвлекая на себя в опасные для Данзо моменты. Слаженная работа команды и сила противника выматывали, и уже на первых минутах боя Учиха понимал, что в таком темпе долго не выстоит. Его выносливости, может, и хватило бы, только вот мелкие царапины и пропущенные удары хоть и были сведены до минимума, но все равно накапливались и постепенно замедляли его скорость и затмевали бдительность. Пригнувшись, он отскочил в сторону, намеренно позволяя нескольким сюррикенам задеть плечо, но при этом вынуждая союзников, не успевших остановить атаки, отвлечься друг на друга. Одному из Корня не повезло, кунай, брошенный Данзо, вошел в ногу чуть выше колена. Шисуи, не теряя времени, переместился за спину еще одного, нанося удар ногой и заставляя его ступить на территорию, где были размещены печати, тут же снова уходя в сторону не только от атак противников, но и чтобы легко убрать врага с поврежденной ногой, перерезав ему горло. По поляне разнёсся жуткий крик, едва похожий на человеческий. Печати действительно действовали подобно взрывным, только при этом обездвиживая на пару секунд, но этого вполне хватало, чтобы попавший в ловушку начал гореть заживо. Никто предсказуемо не попытался помочь своему же человеку, продолжая наносить удары по цели. Шисуи был уверен, что Данзо не бьется в полную силу, но даже так его атаки наносили больше всего урона прежде всего потому, что они не были ожидаемы, по крайней мере в таком виде. Шимура не использовал стандартные стратегии с метательным оружием, из-за чего Учиха уходил от некоторых только благодаря шарингану. Шисуи уставал, как и все, участвующие в битве. Он надеялся, что испарина на лбу бывшего Главы и тяжелое дыхание были не наиграны. Усталость приводила к ошибкам. И ему просто повезло, что первым оступился не он. Один из бойцов Корня по неосторожности посмотрел ему в глаза. И в следующую секунду он уже сражался не с ним, а с человеком из своего отряда. Учиха знал, что битву нужно было заканчивать, если он не хочет быть добитым готовым к бою командиром отряда, до сих пор ожидающего приказа. И Данзо это видел, атакуя с большим напором, не позволяя ему складывать печати. Но Мангекё их никогда и не требовал. Запятые привычно слились в монолитный рисунок, спрятанный за обычным Хенге. Шисуи отбил еще одну атаку, прежде чем сместиться чуть в сторону, позволяя оружию противника вскользь оцарапать себе руку, чтобы в следующую секунду врага снесло назад неожиданно сильным потоком ветра, поднявший непроглядный столп пыли. В этот момент командир отряда наконец-то сдвинулся с места, пытаясь атаковать со спины, но собственноручно из-за поспешности действий налетел на непробиваемый барьер. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, что это не просто купол, а верхняя часть чего-то отдаленно похожего на человека, облаченного в доспех, который способен двигаться и наносить удары. Боец Корня оттолкнулся от пластин на одеянии воина, пытаясь как можно скорее оказаться подальше, но ему не хватило буквально нескольких мгновений, которые стоили ему жизни. Рука сжалась в кулак, дробя кости врага, зажатого в ней. Кровь, стекая по полупрозрачным пальцам срывалась вниз, окрашивая траву в грязно-алый цвет. Тело было небрежно откинуто в сторону, оставившее на земле след от кусков плоти и раздавленных органов. За всю битву Шисуи впервые, хоть и всего на секунду, но увидел в глазах Шимуры, если не страх, то оправданное опасение точно. Учиха повернулся к оставшемуся противнику, и вместе с ним повернулось и существо. Он не верил, что Данзо пришел только с одним отрядом, так что ему нужно было успеть устранить Главу, чтобы лишить остальных бойцов Корня смысла сражаться. Шисуи чувствовал, как по щекам текла вязкая теплая жидкость, глаза начинали болеть невыносимо, и он временами едва ли мог хоть что-то разглядеть. А противник, к его сожалению, не желал подставляться, продолжая избегать удары или и вовсе удерживая атаки Сусаноо. Такая сила ужасала. Учиха упал на колени, с трудом удерживая себя в сознании и при этом все ещё пытаясь достать Данзо. Всё случилось буквально за секунду: Шисуи понял, что не справился, доспех, в последний раз отчаянно замахнувшись оружием, но делая лишь ещё одно углубление в земле, исчез, оставляя шиноби совершенно без защиты, стоящего на коленях и болезненно щурящего глаза в попытках хоть что-то разглядеть, и Данзо, осознавший свою победу, Шуншином оказавшийся возле поверженного врага. Учиха видел размытый силуэт Шимуры, а через пару секунд почувствовал прикосновение к веку. Пальцы медленно надавливали чуть выше глазницы, стараясь ничего не повредить. Шисуи дернулся назад, понимая, что с ним пытаются сделать, и попытался перехватить руку мужчины, но промахнулся, и его собственная рука плетью упала вниз, лишь задев край рукава противника. Бывший Глава Корня усмехнулся бесполезным попыткам шиноби спасти свою силу и свою жизнь и вновь протянул руку, желая закончить начатое, но был остановлен неожиданно появившимся на поле боя шиноби. За предплечье его держал Сарутоби Хирузен, взгляд которого был наполнен холодной яростью, никак больше не отразившейся на его лице. — Ты перешел все границы, Данзо, — голос Хокаге был ровным, не выдавая его истинного отношения к ситуации, и из него исчезла старческая хрипота, с которой он обычно говорил. Поляна, до этого момента будучи почти пустой, заполнялась людьми. Шимура опустил руку и рассмеялся, видя среди пришедших Фугаку Учиха и Жабьего Санина. Он был разочарован в Хирузене, который позволил этому случиться и обрек Коноху на медленное загнивание и был разочарован в себе и своих людях, которые не знали о готовящемся плане. Они все давно переступили всевозможные границы, но судить будут лишь его, потому что в какой-то момент над ним потеряли контроль. Это, возможно, был предсказуемый конец его истории, только вот Данзо до конца верил в сознательность Сарутоби, который должен был понимать необходимость предпринятых им действий. Зря верил. — Ты будешь взят под стражу до вынесения приговора. — Клетка захлопнулась, не оставляя пути к отступлению. Шисуи всё это время растерянно смотрел на Главу своего клана, осознавая, что его использовали, сделали приманкой, не ставя его самого в известность, заставили поверить, что он проиграл и почувствовать всепоглощающий страх перед неизбежной смертью и отвратительную беспомощность. Ненависть, на секунду всколыхнувшая что-то глубоко в душе, была погашена холодным расчетом. Сейчас было не время, чтобы сомневаться в Фугаку и в своём клане. Вечером этого дня в Конохе наконец-то выпал снег.