Убегая от реальности

Сакуру привели в место, отдаленно похожее на отдел. Как бы она не хотела, но вспомнить дорогу не получалось. Она точно знала, что они шли, но ни улицы, ни повороты запомнить не удалось. Слабое гендзюцу, на которое она не обращала внимания, пока не пришла. Стоило запомнить, как оказывается легко её можно было ввести в заблуждение и отвлечь. Девочка пришла в себя только в небольшой в комнате, в которой стояли стол и два стула. Одна из стен была сделана из странного материала, больше похожего на стекло. Харуно не была уверена, что в этом мире существовали односторонние зеркала, но другое применение подобной конструкции она придумать не могла. На столе стоял стакан с водой, скорее всего противно тёплой. Дверь чуть скрипнула, открываясь и впуская в помещение шиноби в маске. Он стремительно подошёл к столу, бросив какие-то папки на его поверхность и рывком отодвигая стул. Громкость звуков неприятно резала слух, в столь небольшой комнате подобные действия доставляли больше дискомфорта, чем скорее всего и была обусловлена такая планировка. Она явно находилась в комнате допроса, что, с одной сторон, было хорошо, потому что это значило, что её хотя бы пока не будут пытать. Для этого предусмотрены совершенно другие помещения. — Сакура Харуно, Вы проинформированы о причине пребывания здесь? — голос был мужским, но доверять собственному слуху девочка не спешила, им ничего не стоило изменить её восприятие. — Свидетель, — коротко бросила Харуно, вспоминая, сколько чакровосстанавливающих и питательных капсул у неё в подсумке, который почему-то не отобрали. Подсчёты не утешали. Может, пять дней она здесь протянет, только уже к концу четвёртого едва ли будет в адекватном состоянии. Подсознательно уловив движение со стороны собеседника, Сакура сфокусировалась на его руке, которую он медленно поднял на уровень лица. Девочка не рассчитывала, что сможет противостоять хоть какой-то технике, которую он может применить. Как она уже поняла, гендзюцу она заметить сразу не сможет, что точно её убьёт. Если техника будет атакующей, уклониться в замкнутом пространстве будет проблематично: укрыться негде и для защиты использовать нечего. Для ближнего боя она была явно недостаточно хороша, не с таким противником. По итогам, что бы он ни сделал, девочка находилась не в выигрышном положении. Шиноби не сложил печать. Он аккуратно обхватил маску на своём лице и снял её. Сакура легко могла рассмотреть своего собеседника: цвет глаз, небольшие бледные шрамы на коже, острые скулы и чуть завивающиеся темные волосы. Маска больше не отводила её внимание и не мешала видеть. Наверное, именно в этот момент Харуно окончательно осознала, что живой отсюда вряд ли выйдет. — Извини за это. Нам нужно было убрать тебя с улиц, там для тебя опасно. — Девочка не реагировала на его слова, в голове было поразительно пусто. Подобный исход был одним из самых вероятных, она знала, понимала это, когда совершенно не скрываясь лезла в конфликт, который её не касался, когда открыто демонстрировала свою принадлежность к отделу дознания. Сакура знала, что рано или поздно окажется в таком положении, но совершенно безосновательно надеялась, что это не станет концом, что она преувеличила опасность и её не тронут. Она же просто человек: без власти, влияния и глобальных целей. И, наверное, впервые за все пребывание здесь Сакура боялась. Не смерти или неизвестности. Наоборот, кристальной ясности исхода. Страх был далёк от всепоглощающего. Он не мешал мыслить или дышать. Он просто был. Осознанная реакция на происходящее, а не эмоция. — Я понимаю, как это выглядит для тебя. Но здесь ты в безопасности. Мы не могли позволить случившемуся с твоими родителями повториться и с тобой. Сакура отвела взгляд. Единственное, что она могла позволить себе сделать. Упоминание четы Харуно было нечестным, лицемерным ходом, который отлично справился со своей задачей, выбивая опору из-под ног, нарушая порядок в мыслях. — Мы — это…? — она спросила скорее для того, чтобы не дать продолжить шиноби говорить в этом направлении. Девочка, не моргая, смотрела на зеркальную поверхность стены, отслеживая нечеткие движения собеседника. Терять из вида врага не позволяли вбитые на тренировках правила. — Специальное подразделение Анбу. — Шиноби встал из-за стола, обходя его. — Но Корень для тебя, наверное, привычнее. — Он остановился возле стула, на котором сидела девочка, и, присев на столешницу, положил руку Сакуре на плечо. — Предположу, что ты знаешь о нас немного, но достаточно, чтобы ненавидеть и, возможно, бояться. — Ладонь на плече чуть сжалась. — Но все, что ты знаешь, тебе рассказали люди, которые не способны ставить верность и преданность селению на первое место. — Харуно не очень успешно пыталась скрыть напряжение. Специально нарушенное личное пространство выводило из себя. Прикосновение, даже сквозь ткань майки, буквально вынуждало думать только о нем, отвлекаясь от других деталей. Хотелось сбросить чужую руку и сдирать на плече кожу, пока ощущение касания не пройдёт. Но Сакура осталась сидеть, чуть нервно поведя головой, но не отводя взгляда от отражения шиноби. — Нам не безразлична твоя жизнь, Сакура. И как видишь, только нам. Отдел дознания и его Глава даже не попытались позаботиться о твоей безопасности. Тебя использовали, подставили под удар и бросили, наблюдая, как долго ты протянешь, пока их, а не твои враги тебя не уничтожат. — Ладонь соскользнула с её плеча, но свободно выдохнуть не получилось. Очевидная провокация, искаженная правда, по-другому расставленные акценты — она осознавала, понимала каждый шаг, который её собеседник предпринимает, вот только легче от этого знания не становилось. В этом мире её жизнь ничего не стоила, она действительно была расходным материалом. Возможно, в отделе к ней были привязаны, но шиноби привыкли терять. И все те, ради кого она старалась, кого пыталась спасти, переживут её смерть, быстро и почти безболезненно. Она знала, на что шла, с самого начала знала. И у неё не было причин сомневаться в своём выборе сейчас. Но где-то глубоко внутри мелькало простое желание, быть хоть кому-то нужной. И это желание вдребезги разбилось о реалии этого мира. — Посмотри, Сакура, посмотри вокруг. Единственные, кому оказалось на тебя не наплевать, — это враги. Люди, против которых тебе сказали бороться. И ты до сих пор веришь, что выбрала правильную сторону? Харуно не верила, никогда не верила, даже не пыталась. Ей было все равно. Она выбирала сторону не исходя из субъективных понятий добра и зла. Она просто выбрала сторону людей, которые были ей небезразличны. Это был ожидаемый и неплохой ход, чтобы её сломить, только Корень совсем не учёл, не мог учесть, что настоящая семья девочки, мнение и действие которых могли бы её задеть, была недосягаема. Ни для кого из них. Она никогда не ждала от отдела полной отдачи. Было бы странно требовать от дознавателей тёплых чувств, которые они бы поставили выше своего долга. И она не требовала. Они заботились о ней, как могли, и она, по мере сил, отвечала им тем же. И даже если девочка считала их семьёй, то семьей в определении этого мира, а не её. Две совершенно разные реальности с разными постулатами и ценностями. Нельзя было ожидать здесь такой же самоотдачи и любви, как в её родном мире. — От кого вы меня защищаете? — Сакура наконец-то повернула голову к собеседнику, встречаясь с ним взглядом. Она успела заметить, как он слегка прикрыл веки и почти незаметно переместился ближе, не оставляя ей возможности для резких движений. Казалось, шиноби предпочёл бы переместиться ей за спину, чтобы точно не дать ей пространства для манёвра, но он сдержал этот порыв, предпочтя не разрывать зрительный контакт.  — От тебя самой. — У Харуно против воли сбилось дыхание, которое она почти сразу же восстановила. Предположение, к чему ведёт её собеседник, на несколько мгновений поселили раздор в мыслях. Она в действительности не хотела слышать продолжение, чтобы её догадки не подтвердились. Но как-то оставить шиноби она не успела. — Когда все предатели будут ликвидированы, мы отпустим тебя. А пока нам бы не хотелось видеть тебя на другой стороне, которую ты по глупости можешь выбрать. Потому что тогда мы тебе уже не поможем. Так просто. Весь хрупкий мир, который она с таким трудом построила, рухнул в одно мгновение. Если она отсюда и выйдет, ей будет не к кому возвращаться. Было странно быть частью чего-то подобного. Она предполагала, что Корень всегда так действовал, создавая преданных им солдат. Они лишали семьи, привязанностей и целей, вовремя оказываясь рядом и заполняя образовавшуюся пустоту. Сакура было сложно поверить, что верность, выстроенная на ненависти и ярости, способна выдержать сомнения. Она не могла представить себе степень апатии и смирения, до которой довели людей, чтобы они служили тем, кто отнял у них всё. Харуно встала, стараясь не делать резких движений, чтобы не спровоцировать шиноби. Взгляд скользнул по смазанному отражению, на секунду зацепившись за образ блеклых зелёных глаз. Сакура подошла к выходу, надавив на ручку двери, чтобы её открыть. Она не поддалась ни через две попытки, ни через пять. Руки тряслись, взгляд не мог сфокусироваться на чём-то, постоянно перескакивая с одного на другое. — Мне нужно выйти. — Харуно не полностью понимала, что говорит или что хочет сказать, ей просто нужно было что-то сделать, хотя бы попытаться. — Пожалуйста, я должна быть там. — Ты поймёшь. — Девочка слышала в голосе сострадание и жалость к ней, но поверить в искренность не получалось. — Возможно, не сейчас и не скоро, но мы уверены, ты поймешь. Сакура была уверена только в том, что если шиноби ещё раз скажет о себе во множественном числе, она не выдержит. Ручка все ещё не поддавалась, но в какой-то момент Харуно увидела слабое дребезжание металла под ладонью. Явление прекратилось почти сразу, и девочка была готова списать все на работу барьерных печатей, если бы новая волна, пришедшая через несколько секунд, не заставила задрожать всю комнату, пуская мелкие трещины на стеклянной стене. Сакура обернулась, увидев секундную растерянность на лице шиноби, который не осознавая слегка дернул плечом левой руки, где была печать вызова. А потом прогремел взрыв. Дверь выбило, сбивая девочку с ног. Стекло лопнуло, осыпая весь пол осколками и впуская в помещение столпы пыли и мелких камней. Крупные трещины расходились по стенам, грозясь скорым обрушением. Штаб Корня был атакован. Харуно закашлялась, пытаясь приподняться на локтях. Тяжесть двери была ощутимой, едва ли она была сделана из обычного дерева, к тому же сверху упали несколько довольно крупных камней. Пыль мешала дышать; руки скользили по каменному полу оставляя кровавые разводы. Двигаться почти не получалось. Зрение и слух тоже были ограничены. Ударная волна хоть и была ослаблена укреплёнными стенами комнаты, но существенно ослабила девочку. Чакра слушалась плохо. Концентрации едва ли хватало, чтобы не дать позвоночнику сломаться под тяжестью двери. Правая нога не слушалась совсем, другая хаотично пыталась найти хоть какой-то выступ, чтобы о него опереться. Стопа неестественно выгибалась, грозясь не выдержать давления. Сакура понимала, что долго так не продержится. Она либо потеряет контроль над чакрой, либо ей сведёт мышцы и она окажется в ещё более плачевной ситуации. Прикрыв глаза, она медленно, но не глубоко вдохнула и выдохнула. У неё были шансы и возможности себя спасти. Рискованные, но были. Позволить себе надеяться и ждать, что помощь придёт и её спасёт кто-то другой, не приходилось. Дверь, конечно, сильно ударила её по голове, но недостаточно, чтобы выбить здравый смысл и поселить вместо него наивность с неоправданным оптимизмом. Перераспределить чакру внутри тела было проще, чем выпускать её наружу, создавая техники. Сакура направила основную часть потока на спину и в руки, снижая концентрацию в нижней части тела. Харуно постепенно приподнималась на руках, стараясь оставить силы на финальный рывок, чтобы сбросить дверь и груз. Она не сразу услышала неестественный хруст, но даже с приглушённой чувствительностью поняла, что что-то не так. Было ошибкой поворачивать голову, чтобы узнать, что произошло, ещё одной ошибкой было резко дергаться в попытке закончить начатое быстрее. Дверь отлетела вместе с камнями. Резерв из-за опрометчиво выпущенного потока чакры был пуст, а вид раздроблённой правой ноги не исчезал. Осколки окровавленных костей неприятно блестели в свете непонятно как уцелевшей лампы. Ошмётки сухожилий и мышц с сохранившейся частью кости удерживали две части ноги вместе. Сакура сдержала крик ужаса, пытаясь подавить паническую атаку. Дыхание сбилось, перед глазами расплывались белые круги, руки дрожали. Она не могла знать, что край двери окажется на части ноги и вся масса придётся на этот участок, а не распределиться по всей нижней части тела, не могла знать заранее свою реакцию и последствия. Но она была не на экзамене, где бы подобные ошибки ей простили. Ей не могли помочь оправдания, не могли исправить случившееся. Девочка обернулась в сторону, где раньше находился шиноби, но увидела лишь пустоту. Обессиленно зарычав и уронив голову на пол, она постаралась прийти в себя и продумать план, потому что, как показал опыт, её решения, принятые в спешке, влекут непоправимые потери. Медленно подтягивая раненую ногу руками, стараясь не сделать критично хуже, она доползла до стены и опёрлась о неё спиной. Извлечь из подсумка чакровосстанавливающую пилюлю особого труда не составило, как и дождаться, когда на запястье снова появится пару чёрных полос. Раймару, когда в безосновательно отчаянной спешке пытался научить её использовать медицинские техники, всегда повторял, что ей нужно всего лишь продержаться до его двери, сделать хоть что-то, оттянуть время до того момента, когда он сможет ей помочь, когда он будет рядом. Сейчас их отделяли несколько километров расстояния, метровые пласты земли и тонны камней и железа. И верить, что она доберётся до его двери, почти не получалось. Но не попытаться Сакура не могла. Потому что умирать под завалом не хотелось. Потому что умирать в принципе не хотелось. Больше не хотелось. Лечение шло рывками, Харуно постоянно теряла концентрацию, растрачивая резерв на бесполезные всплески чакры. Восстановить кость было для неё невозможно, но хотя бы остановить кровотечение она могла. Было парадоксально проще увеличивать скорость регенерации клеток, чем пытаться оживить рыбу. Сакура практически не понимала, что делает и как это делает, потому что суть техники была настолько расплывчата, а её применение настолько обширно, что объяснить себе происходящее можно было только на эфемерном уровне, и ей оставалось лишь радоваться, что это работает. Познания девочки в анатомии и медицине давали слабое представление, что с таким ранением можно сделать, но зато четкое осознание, что без профессиональной помощи она потеряет либо ногу, либо жизнь. Её предел — пять дней. В таком состоянии три, может, четыре. И надеяться, что кто-то придёт её спасать, не приходилось, потому что едва ли кто-то знал, что она здесь. Признаться самой себе, что она останется здесь навсегда, было до невозможности сложно. Одна нога не функционировала вовсе, а в её арсенале не было ни одной пробивающей техники, чтобы преодолеть завалы. Наивные попытки вылечить ранение, восстановить силы и попытаться выбраться разбивались о неприглядную реальность. Сакура не могла встать, не могла даже выйти из комнаты из-за груды камней перед выходом, она не знала, в какую сторону идти, не знала даже, как глубоко она сейчас находится. Харуно достала из подсумка свой пропуск в отдел дознания. По крайней мере, её будет по чему опознать. Фотографию брали из её личного дела. Настоящая Сакура на ней улыбалась и, наверное, никогда не могла бы подумать, что под её именем будет значиться отдел дознания как место службы. Сейчас её работа казалась такой далекой и простой. Но именно из-за неё она была здесь. Умирала не за свои идеи, но за людей, в которых верила. Хотя по сути ничего, совсем ничего для них не сделала. Харуно так отчаянно стремилась к достижению расплывчатых целей, которые казались ей единственно правильными, что забыла в действительности хоть как-то участвовать в жизни и делах небезразличных ей людей. Она без сомнений исполняла приказы Ибики, но больше не старалась использовать свои остаточные знания, чтобы не допустить ликвидации отдела. Еще в самом начале, подтолкнув Морино к союзу с Учиха, она отошла в сторону, оставив разбираться с проблемами тех, кого они касались напрямую. Это было не её дело, это был не её мир, чтобы его спасать. И сейчас, будучи совершенно чужой для этого места, она тоже не будет никем спасена. Сакура прикрыла глаза, когда нестабильная конструкция из камней не выдержала и, сопровождаемая нарастающим шумом, привела к новым обвалам. Несколько камней упали в опасной близости от девочки, каким-то чудом не задевая её. Лампа, наконец, не выдержала, и мир вокруг погрузился во тьму. Харуно не открывала глаза, у нее просто не было сил. Рука слабо сжимала пропуск, не желая отпускать единственное, что имело для неё какую-то ценность в этом месте. Сознание уплывало, хотелось спать. Из-за вновь поднявшейся пыли дышать получалось тяжело, редкие и короткие вдохи не приносили ничего, кроме неприятной сдавленности в легких. Наступившая тишина на секунду прервалась тихим ударом костяшек о пол, когда рука съехала с ноги на камни. Сакура все же потеряла сознание. *** Первой стадией нападения зачастую служило дезориентирование противника. Одним из распространенных способ являлся удар изнутри. Шпионы Корня, внедренные в отдел дознания, должны были отвлечь на себя внимание и дать возможность зайти подкреплению, устранив охрану. Началом всему должен был стать сигнал, который запустил бы проработанный план по захвату отдела до их полной капитуляции. Но все с самого начала пошло не так, как должно было быть. Первую группу, целью которой служило сдерживание тех, кто был на пути и не был нейтрализован внутренними силами, ждали. И во главе их противостояния стояли те, кто должен был быть на их стороне. Члены Корня не знали друг друга достаточно близко, чтобы испытывать друг к другу хотя бы малейшую симпатию, но отражать атаки тех, кто должен был прикрывать спину, было неправильно и непривычно. Никто из них никогда не думал о предательстве, они не доверяли друг другу, но знали, что у них одна цель, против которой они не пойдут. Ждать удара в спину не приходилось. И столкнувшись с этим впервые, Корень отреагировал на это неожиданно растерянно. У них был четкий приказ следовать плану. От их действий напрямую зависела вторая стадия, поэтому их решения приходилось подстраивать под общий замысел, которому они не могли позволить пойти не так. Рей Хироки был командиром первого отряда, половина которого была уничтожена в начале боя. Отдав приказ о смене построения, он остался стоять впереди, чтобы их команда образовывала крестовое построение. Нападение в подземельях должно было стать их преимуществом. Длинные и узкие коридоры не позволили бы врагам прорваться, чтобы окружить их, а неожиданность позволила бы им устранять врагов по одному по мере продвижения. Но в действительности то, что должно было принести им победу, обернулось против них. Не считая Хироки в его отряде осталось еще пять человек. Против восьми, по четверке с каждой стороны. Им нужно было подкрепление, которое придет только в случае их победы, чтобы захватить всю территорию отдела. Это не должно было стать противостоянием двух сторон. Все должно было пройти тихо. Обычная зачистка. Но они проигрывали. Его команда ждала приказов, пока их капитан тщетно пытался расставить приоритеты. Дознаватели не нападали, в их случае это было просчитанным допущением, чтобы подстроиться под ведение боя противника и избежать ошибок. Но их ожидание не могло длиться вечно. И Рей сделал единственное, что мог и чему его учили: сложил печать, давая понять своей команде, какому плану атаки им придерживаться. Сбоку от капитана скользнула тень, заставившая одного из противников отскочить вглубь коридора, за ним метнулся один из бойцов. Полукровка Нара был особенно полезен в битвах против превосходящих по численности врагов. Им нужно было хотя бы немного рассредоточить силы и освободить место для битвы, иначе все это превратиться в резню, и они не будут из тех, кто останется жив. Раздался лязг столкнувшегося металла, ближний бой был навязан. Двойка позади него разделила противников поровну. Но одному из его подчиненных пришлось взять на себя троих сразу из-за временной недееспособности командира. Хироки знал, что за его спиной остался один из отряда, прикрывая его спину. Его техника требовала времени и концентрации. В любой другой ситуации она была бы бесполезна, но в данный момент, когда ни одна мощная атака не была им доступна, потому что обрушения — это последнее, что нужно обеим сторонам, было разумно использовать технику, охватывающую большую территорию, но при этом не несшую критичные повреждения окружению. Кроме противников, естественно. Лед не был его врожденным улучшенным геномом. Привитым, после многих неудачных попыток и дней, проведенных в лаборатории. Никто из руководства не был доволен результатом, потому что любая техника требовала от Рея времени намного больше, чем у естественных носителей этого Кеккей Генкая. Преобразовать влагу, уже собранную из воздуха, в лед требовало на самом деле нескольких секунд, большая часть времени уходила на подготовку. В тоже мгновение, когда на противников обрушился шквал ледяных игл, Хироки и прикрывавший его боец сорвались с места. Атака отвлекла одного из дознавателей достаточно, чтобы Рей успел подобраться, перерезав ему горло. Остальные либо успели уклониться, либо заблокировали острые шипы. Семеро против пяти. если они сравняют счет, может быть, сведут все к полному уничтожению обеих сторон. Ради их основной цели на такие жертвы можно было пойти. Уже в следующую секунду капитану пришлось уклоняться от летящих в его спину кунаев. В таком темпе сложно забыть в какой именно момент спину больше не защищает союзник. Отбитое оружие отлетело в сторону, а его противник уже находился в полутора метрах от него, оцарапав его правое предплечье. У него не было никаких опознавательных символов, чтобы приписать его к какому-то клану. Только шрам, рассекающий лицо по диагонали. И судя по тому, что Рей не помнил, чтобы видел его в книге Бинго, его противник либо не отличался ничем выдающимся, либо не часто покидал пределы селения. Второй вариант был, к сожалению, более вероятен. Хироки не любил ближний бой. Не только из-за специфики его техник, но и потому, что в ближнем бою сложнее оценивать обстановку в целом, а ему, как капитану, зачастую приходилось перекоординировать действия его отряда непосредственно во время боя. Ниндзято оппонента вновь зацепило часть одежды и чуть не лишило его ладони, из-за чего только на инстинктах удалось заметить атаку с левой стороны. Видимо, одному из дознавателей было недостаточно противостоять только одному врагу. Воздушные пули пролетели в паре сантиметрах от его лица, врезавшись в стену и оставив там внушительные углубления. Капитан метнул оба куная, что были у него в руках в обоих противников, и удобнее перехватывая еще один, выхваченный из подсумка, перешел в нападение, потому что становилось очевидно, что оборону держать долго он не сможет. Замахнувшись, Хироки нанес удар, который был предсказуемо остановлен оружием противника, и одновременно с этим делая подсечку, от которой оппонент едва успел уйти, пошатнувшись и пропустив режущий удар вдоль груди. Из-за шрама было сложно понять мимику шиноби, но Рей был почти уверен, что видел усмешку. Не теряя времени командир продолжил атаковать, оттесняя врага все дальше от его союзников. В левой руке снова покоился кунай, покрытый иллюзией. Его противник больше не отвлекался и внимательно следил за всеми движениями Хироки, не пропуская удары. Поэтому, когда после схожей серии ударов ему снова попытались сделать подсечку, он был готов. Легко уйдя от неё и заметив открывшегося противника, он поддался вперед для смертельной атаки. Но застыл на половине пути. Всаженный в череп кунай, пропитанный чакрой, не убил его мгновенно. Еще несколько долгих и мучительных секунд он осознавал, что с ним произошло, на лице застыла предвкушающая скорую победу ухмылка, и только расширившиеся от ужаса глаза выдавали действительность. Тело грузно упало на пол, продолжая пустым взглядом наблюдать за битвой. Рей обернулся, оценивая ситуацию. Пять на пять, как он и планировал. Мысли об отступлении он даже не допускал. Не видел смысла спасать ни себя, ни своих людей. Их целью не было сохранение их жизней. Позвать подмогу раньше, чем они разберутся, чтобы ускорить процесс, было против их задания. Если они потеряют ключевых фигур из второго отряда, план придется менять кардинально. Но вот смерть первого входила в просчитанные риски. Поэтому больше не медля он снова ринулся в бой. Только что-то не позволило ему преодолеть весь путь, чтобы перехватить на себя одного из противников. Он остановился в тени, пытаясь осознать, что было не так. Его отряд неплохо держал позиции, устранив уже трех врагов. Командир обернулся на оставленный им труп, лежащий в полутьме коридора. Капитан сделал шаг к сражающимся. Что-то навязчиво твердило, что он упускает важную деталь, что он не должен возвращаться к битве. Но ничего вокруг не помогало понять, что ему казалось неправильным. И, наверное, впервые за всю службу Рей проигнорировал внутренние протесты и, подавив нежелание вступать в бой, атаковал противника. Мигнул свет. Стены коридора были покрыты кровавыми разводами, которые при таком освещении казались почти черными. Хироки хрипло выдохнул, лежа на холодном полу с пробитой грудной клеткой. Кровь стекала по подбородку. В легких давно был не только кислород, хотя из-за того, во что превратилась его грудная клетка, было сложно определить, были ли легкие вообще. Головой двигать не получалось. Капитан скосил взгляд, замечая трупы половины его команды. С другой стороны от него лежали остальные. Ни одного врага. Один из его подчиненных — с кунаем в голове и с таким же пустым взглядом. Губы с трудом растянулись в усмешку. Гендзюцу. Они перебили самих себя. Шисуи прикрыл глаза, стирая кровь со щеки. Первый отряд Корня был уничтожен. Учиха попытался стряхнуть кровь с правой руки. Техника, скопированная у одного из Анбу на предыдущем задании, была действенна, но оставляла после себя слишком много грязи, хоть и относилась к стихии Молнии. Единственным минусом его гендзюцу была неприспособленность к нечетному количеству противников. Оставшегося пришлось добивать самостоятельно. Он потратил на капитана отряда больше сил, чем планировал, чтобы не выпустить его из иллюзии и довести все до конца. Тяжело вздохнув и отогнав ненужные эмоции, он переступил через трупы, следуя к следующей точке сбора. По полученным разведкой данным к отделу дознания было направлено три отряда, каждый из которых появлялся только после завершения миссии предыдущего. Узнать, какой сигнал было необходимо подать, чтобы вторая группа начала действовать, труда не составило. Шисуи сделал это в самом начале, только погрузив командира первого в гендзюцу. Следующий отряд был не только на нем. Он оставался в качестве поддержки, если среди врагов найдется достойный пользователь иллюзий. Учиха шагнул в тень, дожидаясь появления союзных и вражеских сил. Это было только начало. *** Боевые отряды Корня ступили на пустынную территорию клана Учиха одновременно, нападение было совместным, а не поэтапным, как в случае с отделом. Эвакуированные в убежище семьи и те, кто не был способен сражаться, оставили после себя брошенные в спешке вещи, как будто все эти люди не просто ушли, а исчезли. Внезапно и без возможности вернуться. Восемь отрядов по семь человек против пятнадцати представителей клана и двадцати дознавателей. Фугаку шел впереди, ведя за собой всех остальных. Он не чувствовал привычного прилива адреналина перед битвой. Он сражался против своих на земле, где стоял его дом, где должно было быть безопасно. Их противостояние не было гражданской войной, но ощущалось так же. У шиноби обеих сторон не было серьезных причин воевать друг с другом, они просто выполняли приказ. Только если раньше они стояли плечом к плечу, защищая селение, теперь они сражались за свое право жить и считать Коноху своим домом. Данзо не присутствовал на битве. Договариваться было не с кем, да и поздно было для переговоров. Они пытались, возможно, недостаточно, но думать об этом сейчас было бесполезно. Им нужно было победить. Не ради себя, но ради тех, кто ждал их возвращения в убежище. Потому что если за их семьями не придут они сами, то придут те, кому они проиграли. Такой исход был недопустим. Корень атаковал первым. Земля под ногами пошла трещинами, заставляя Учиха и дознавателей отскочить, разбивая их построение. Но даже при таком раскладе они держались сработанными группами по три или два человека. Общие тренировки людей из клана и отдела не прошли зря. Их союз хоть и не был построен на абсолютном доверии друг к другу, но никто из них не ждал ежесекундно удара в спину, и этого было достаточно. Вспыхнул огонь, подгоняемый воздушной техникой, и опасным смерчем ворвался во вражеский стан. Едва ли он смог кого-то ликвидировать, но рассредоточить их силы получилось. Союзные отряды напали одновременно, не давая противнику времени сориентироваться в пространстве после огненной атаки. Металл схлестнулся с металлом. Все члены Корня, направленные сюда, знали, против кого идут сражаться, и успешно избегали гендзюцу. На иллюзорные техники многое не ставили. Изначально это и было частью плана, поменять бойцов из отдела и клана, чтобы хотя бы на секунду сбить с толку врага, встретив его не тем стилем и не той стратегией, которых они ожидали. Полная замена была бессмысленна, потому что такое решение не являлось панацеей. И Корень не был настолько не подготовлен, чтобы быстро не подстроиться под новые обстоятельства битвы. От мощных техник на земле оставались кратеры. Дома, по случайности попадающие под атаки, полыхали, разваливались, будто были сделаны из бумаги или вовсе уходили под поверхность. Это были предполагаемые потери, на которые Фугаку пошел хоть и не с большим желанием, но добровольно. Переносить битву куда-то на территорию селения было бы опаснее. Необходимость эвакуировать жителей деревни в безопасные места привела бы не только к панике и зря потраченному времени, но еще и выдала бы осведомленность отдела и клана о скором нападении. Разрушенные дома были лучше проигранного сражения. Бойцы Корня были сильными соперниками. Не только потому что были хорошо обучены, но и потому что не боялись идти на любые жертвы. Они легко могли подставить своего под удар, если это даст им возможность устранить врага. Некоторые из противников, специализировавшиеся на скорости, молниеносно двигались сквозь ряды, перерезая горла или разрубая грудные клетки. И умирали так же быстро, попадая под техники своих или налетая на врага, которого нельзя было устранить одним ударом. Обе стороны теряли шиноби почти с одинаковой скоростью. И на самом деле настоящая битва началась только тогда, когда остались те, кто смог пережить первую волну хаотичных атак и безумие начала битвы. Вспышки огня мелькали со всех сторон. Трещали электрические заряды, а земля уходила из-под ног. Подобные битвы всегда были ужасающими. И, наверное, Фугаку мог утверждать, что отвык от этого за мирное время. Столкновение один на один или групп не больше трех не вызвали удушающий страх, потому что итог всегда был ясен: либо победа, либо смерть. Но сейчас на нем лежала ответственность за его людей. Он видел, как они падали и не поднимались, и не знал, готов ли потерять всех своих бойцов ради сегодняшней победы. С каждым новым трупом в голове отчетливо звучал голос, который говорил, что он мог бы избежать этой жертвы, мог бы координировать бой лучше. И каждый раз приходилось отгонять подобные размышления, чтобы не сбиться с ритма сражения. Атаки Главы клана были смертоносны. Он знал, что тратил непозволительно много сил, отбивая удары, предназначавшиеся не только ему, но это была его обязанность, и он не собирался от нее отказываться. Техника цепной молнии и слаженная атака его людей убрали еще трех противников. Они побеждали. С огромными непростительными потерями, но побеждали. Потому что были на своей территории, потому что были готовы. Бойцы Корня были одними из лучших. Не обычные рядовые, которых на войне пускали в атаку первыми и в большом количестве, чтобы немного ослабить врага. Все его сегодняшние противники были выдающимися шиноби. Других к его клану отправлять было бессмысленно. Он один смог бы справиться с таким количеством будь они среднего уровня. Но они не были. Владение стихиями было поразительным. Не многие осмеливались идти против Учиха с огненными техниками, но они могли. И скорее всего Корень смог бы одержать победу, если бы клан не знал о нападении. Многие Учиха находились на данный момент за пределами деревни, выполняя порученные им миссии. Их не просто так было всего пятнадцать. И если бы эти силы были рассредоточены и не готовы к битве, то убрать их по одному затруднений бы не вызвало. А вместе с ними убили бы и их семьи. Фугаку не хотелось думать и представлять, что стало бы с его кланом, сложись эта история по-другому. От победы их отделяли еще пять человек, один из которых легко уйдя от всех атак, стремительно приближался к Главе. Избегать ближнего боя Фугаку не стал. Сюрикены отбили летящие в него кунаи, а после его катана приняла удар вражеской. Было непривычно видеть подобное оружие у члена Анбу. Обычно они предпочитали короткие мечи для быстрых убийств из тени. Но его противник уверенно держался против него, сдерживая нападения и не позволяя загнать его в глухую оборону. Подобный уровень был достоин уважения. Не отвлекаясь от битвы, Учиха попытался поймать врага в гендзюцу, но тот умело его скинул, продолжая уходить от его выпадов. Возможно, если бы Фугаку был сосредоточен на иллюзии больше или использовал Мангеке, бойцу из Корня понадобилось бы больше усилий, чтобы выбраться из-под влияния техники, но Глава этого не сделал, а в следующую мгновение увидел шаринган в глазах врага. И это было пугающе неправильно: сражаться против своего соклановца. Пары секунд его замешательства хватило, чтобы его противник разорвал дистанцию и в него летел огромный огненный шар. Он уходил от тысячи таких. И не задумываясь использовал тактику, которую в подобных случаях использовал почти всегда. С помощью огня и дыма было несложно незаметно подобраться к врагу, отвлекая его внимание незначительной иллюзией на периферии. Одной из основных ошибок использования массивных техник было ожидание. После применения шиноби останавливались, дожидаясь, чтобы увидеть, что стало с противником. Они не пытались атаковать раньше, потому что им обманчиво казалось, что пока они не видели врага и он не видел их, а значит, и не мог нанести удар. Это не проходило с опытом, потому что ошибка была больше не из-за незнания подобных основ, проблема была на психологическом уровне, когда чрезмерность действий казалось более существенным допущением, чем бездействие. Боец Корня ошибся и уйти от прямого удара в сердце уже не смог. Катана легко прошла сквозь грудную клетку, дробя кость и разрывая органы и мышцы. Кровь потекла неровным потоком. В глазах врага постепенно гас шаринган, сменяясь на обычные карие. И Фугаку не знал, поступил ли он верно, убивая человека, которого клялся защищать. Возможно, что эти глаза были пересажены, но Глава почему-то не верил, точно осознавая, кого убил. Он упустил своего, не смог помочь тогда, когда Корень, видимо, смог, и сейчас на его руках была кровь Учиха, за что он не сможет себя простить. *** По расчетам Сакуры прошло около двух дней. Точнее сказать не получалось, время ускользало от неё, как бы она не старалась за него ухватиться. Периодические обмороки совершенно точно не помогали. Последняя надежда, что её все-таки найдут, хотя бы случайно, истаяла вместе с паникой и страхом. Столкнувшись с неизбежностью, Харуно не могла не принять её. Она знала, что в глубине души считала своё же поведение недостойным. Она была недостаточно сильной, чтобы бороться и пытаться спастись. Она сдалась почти в самом начале, даже не попытавшись что-то сделать. Только жила она не в утопии, где любая незначительная деталь должна была к чему-то привести, и она это осознавала. Не было никаких случайностей, которые бы подарили ей спасение. По крайней мере, она не верила, что чудо может произойти и её смогут найти. Потому что как хорошо бы она не следовала инструкции по поведению под завалом, ей бы это не помогло. Сколько бы шума она не производила, её бы никто не услышал. Просто потому что скорее всего её даже не искали. Отчаяние подвело черту, и Сакура смирилась. Девочка медленно, все ещё сомневаясь в собственных действиях, сложила печати. Гендзюцу — последнее, что у неё осталось. Детальный образ воссозданного человека был виден даже в абсолютной тьме. Один из многих плюсов иллюзий — подчиняться логике и известным ей законам физики они были не обязаны. — Это нерациональное использование сил, ты же сама знаешь. — Голос был таким же, каким девочка его помнила, что было неудивительно, если учесть способ появления собеседника. Она прикусила губу до крови, останавливая саму себя, чтобы не отменить технику. За все время проживания в этой реальности она ни разу не прибегала к подобным мерам, и столкнувшись с этим сейчас, ей казалось, что она нарушает собственные запреты. Сакура старались моргать реже, чтобы не терять из вида мираж. То ли потому что не хотела снова погружаться в темноту, то ли потому что боялась, что образ исчезнет. Говорить с порождением собственного сознания было странно и, казалось, бесполезно, но выбирать не приходилось, а одиночество и тишина медленно сводили с ума. — Я надеюсь, что изнеможение этого организма скоро дойдёт до того состояния, когда ты станешь просто галлюцинацией без использования чакры. — Харуно надеялась, что умрет не от того, что часть её органов превратится в ничто просто потому, что ей не хотелось умирать одной. Комната вновь погрузилась в тишину. Сакура не знала, о чем говорить, просто не представляла, что в таких ситуациях вообще можно обсудить. Собственные действия со временем все больше теряли смысл. — Если не хочешь говорить о настоящем, можем поговорить о прошлом, потому что очевидно, что будущего у тебя нет. — Наверное, именно в этот момент девочка осознала, что созданная ей иллюзия не имеет ничего общего с реальностью, кроме внешности и голоса. Как бы она не старалась воссоздать образ и линию поведения из памяти, её личные черты характера и размышления вплетались в чужой характер, превращая его в нечто отдаленно похожее на правду, но ей не являясь. Сакура опустила взгляд, потеряв ценность и значимость стоящего перед ней объекта. — Продолжишь притворяться, что все в порядке? У тебя было столько возможностей, тебе же все равно нечего терять, но ты предпочла сидеть здесь. Нравится страдать и жалеть себя? — Харуно на него не смотрела и, кажется, даже не слушала, погружаясь в воспоминания. — Я не хотела всего этого, — её голос был тихим и не предназначался для кого-то конкретного. Одиночество её ломало. Было странно принимать и осознавать скорую смерть. Ещё неправильнее было окончательно терять возможность вернуться к семье. — Я просто хотела домой. — Она ещё никогда не чувствовала себя такой жалкой и слабой. Признаваться даже себе в том, что она не справляется с происходящим ни на эмоциональном, ни на физическом уровнях, было сложно. Её слова не вызывали внутри ничего, кроме презрения. Она так долго делала вид, что у неё достаточно сил, что сейчас, наконец-то осознав, что это совсем не так, ей было противно от самой себя. — Но ты ведь понимаешь, что сейчас не делаешь ничего, чтобы снова увидеть своих родных? Так ли я тебе на самом деле дорог? Так ли тебе на самом деле дорог твой брат? — Гендзюцу развеялось из-за потери концентрации и контроля над техникой. Харуно теряла последние капли самообладания. Пальцы вплетались в волосы, оттягивая их и принося эфемерную боль в попытке прийти в себя. Девочка глухо зарычала и снова сложила печать, не решаясь подать в руки чарку. В подсумке осталась одна чакровосстанавливающая пилюля. Тратить свой шанс прожить ещё пару дней на иррациональное желание в последний раз увидеть свою семью было глупо и неосмысленно. Но Сакура чувствовала, что отчаянно нуждается в возможности попрощаться. В том, чего её лишили и с чем она так и не смогла смириться. Чакра устремилась по каналам, и через несколько секунд перед девочкой появились три силуэта, перенесённые из её сознания в реальность. Девочка моргнула, убирая пелену перед глазами, позволяя слезам прочертить дорожки на щеках и сорваться с подбородка. Она старалась дышать глубоко и размеренно, игнорируя раздирающую горло пыль, чтобы не подпустить к себе истерику. На запястье медленно бледнела вторая полоса. — Я по вам так скучаю, — Сакура резко втянула воздух, не позволяя себе расплакаться. — И мне так жаль, что я не нашла способ вернуться к вам. Простите, мне действительно жаль. — Харуно видела, как ободряюще улыбнулся её отец, кажется, видела слезы в глазах матери. Смотреть на брата теперь она боялась. — Мне вас не хватает. Я не знаю, как с этим жить, не знаю, как с этим умереть. — Девочка судорожно вздохнула и перешла на шепот. — Не знаю, как вас отпустить. Фигуры не двигались с места, девочка удерживала иллюзии на месте, боясь, что они подойдут. Ощутить их прикосновения, зная, что это не реально, было пугающе больно. Она смотрела на свою семью, подмечая детали, которые, как ей казалось, она забыла. — Мы любим тебя, как далеко бы ты не была. Просто помни это. — Голос брата звучал точно так же, как несколько минут назад у другой иллюзии. Только теперь верить в то, что это действительно он, а не порождение ее сознания, было легче. Хоть он и был младше, он всегда умел поддерживать если не действиями, то словами. Он был слишком добрым для этого мира и для нее самой тоже. — Ты не одна, даже если нас разделяют реальности. — Девочка протянула руку навстречу, пытаясь ухватиться за кисть брата. Она знала, что он прощается, и делает это за всех. Знала, потому что сама этого хотела, потому что сама создала подобную ситуацию. Но проще от этого не становилось. Она не была готова их отпустить. И, наверное, никогда не будет готова к этому до конца. — Ты никогда не будешь одна. Все будет хорошо. Иллюзии развеялись. Ладонь девочки прошла через пустоту. Остановить слезы больше не получалось. Она давилась ими, пытаясь вдохнуть, и царапала кожу на груди, пытаясь заглушить боль физической. Сердце разрывалось от горя, отчаяния и одиночества. И Сакура закричала. На запястье исчезала последняя полоса. *** В Конохе, вопреки всем предположениям и здравому смыслу, не царил хаос. Внутренние распри прошли быстро, почти незаметно, но безусловно кроваво. Противостояние отдела дознания, нескольких кланов и Корня не переросло в затяжную войну. Все ограничилось двухдневной зачисткой стороны, которая явно не ожидала сопротивления и проигрыша. Противостояние с Корнем закончилось довольно быстро. Это не было безоговорочной победой, это было просто окончание. На второй день локальных битв и зачисток, Хокаге наконец-то вмешался и после долгих переговоров, на которых присутствовали, помимо него самого, Морино Ибики, Фугаку Учиха и Данзо Шимура, все подошло к логическому завершению. К компромиссу. Насколько справедливому и честному судить было сложно, но теперь им хотя бы не приходилось находиться в постоянном напряжении, ожидая нападения. Данзо был снят с должности Главы Корня. Ликвидировать саму организацию, по мнению, присутствующих было не лучшим шагом, поэтому она какое-то время находилась в состоянии неопределенности. Смириться с подобным исходом Шимура смог только на официальном уровне, и все понимали, что так просто он не отступит. Но это были проблемы будущего, разбираться с которыми, Морино надеялся, ему не придется. Личный состав доверенных лиц Хокаге открыл официальное расследование их дела, так что с поста до выяснения обстоятельств был снят не только бывший Глава Корня. Это было ожидаемо, только вот приостановка работы отдела дознания и полиции Конохи несла нежелательные и крайне неприятные последствия, устранение которых требовало больше ресурсов, чем сохранение их функционирования. Потому что единственное, что требовалось для продолжения их деятельности, — это люди. Нехватка кадров была основной проблемой. Потери отдела дознания были значительнее, чем он предполагал. Из основного состава осталось не более трех десятков человек, когда на поле битвы осталась половина от этого. О количестве убитых со стороны клана он не был осведомлен точно, но понимал, что цифры были неутешительными. Учиха, находящиеся за пределами деревни, также были атакованы, и не многие смогли успешно противостоять бойцам из Корня, хоть и были предупреждены. Боевой состав клана был уничтожен почти на половину. Лучше, чем все, но на восстановление прежней боевой мощи уйдет достаточно времени. Полиция была вынуждена продолжить свою деятельность, хоть и в сокращенном составе. Отдел дознания пытался ликвидировать последствия битвы и оказывал непосредственную помощь Анбу в расследовании произошедшего. Именно на дознавателях висела обязанность подготовки доказательств и фактов нарушений со стороны Корня. Митараши Анко, организовавшая и возглавившая эту группу после убийства Ризу, кажется, получала искреннее удовольствие, делясь с людьми Хокаге найденными материалами и наблюдая за их реакцией. На самом деле они многим рисковали пойдя против организации, поддерживаемой Главой деревни. Если всю информацию, обличающую действия Данзо, не сочтут достаточной причиной для открытого противостояния, многие из них пойдут под суд. И приговор вряд ли будет не смертный. Через три дня после окончания конфликта в деревню вернулись сразу три Санина. Как оказалось, любая тяжесть преступлений меркла на фоне возможного нападения со стороны других селений. Слухи о нестабильности внутри Конохи расходились быстро, как бы их не старались скрыть. Мощь Легендарных шиноби было именно тем, что помогло бы избежать ненужных столкновений. Вопрос о том, почему все трое согласились вернуться, был открытым. Но спрашивать у Хокаге или у кого-то из них не решился никто. Видимо, давние отношения между ними все же имели значение и сыграли не последнюю роль. Это был открыто показательный ход — вернуть сильнейших шиноби. Но в действительности подобные решения вызывали большие сомнения. Один из Санинов был предателем, и верить в то, что он встанет на защиту Конохи, а не сам организует на нее нападение, было довольно сложно. Последняя из Сенджу вызывала не большее доверие, чем нукенин. Один из неблагополучных районов селения с искренней радостью и гостеприимством принял нового постояльца, готового потратить все свои деньги на выпивку и ставки. О былом величии говорить было затруднительно. Как ни странно, серьезнее всего к происходящему отнёсся именно Джирайя, который всеми силами пытался сдерживать безумные выходки своих сокомандников, при этом поддерживая Сарутоби, временно взяв на себя обязанности его заместителя. Доверять кому-то другому Хирузен не мог. Было очевидно, что через месяц, может, меньше, но Хокаге добровольно снимет себя с поста, поставив на свое место кого-то из бывших учеников. Коноха требовала перемен, хоть и не всех сразу, но она своего добилась. Деревня давно не находилась в таком подвешенном состоянии. Пост Главы шатался, как некрепкая конструкция во время урагана, две из основных организации находились без руководства, а одна тайная разваливалась на глазах, отказываясь подчиняться. Когда-то сильнейший клан собирал остатки своих сил и отстраивал разрушенную во время боя территорию. И никто не знал, что будет дальше. Морино Ибики тоже не знал, но надеялся, что принятые им решения и понесенные потери стоили того. Будучи большую часть своей жизни шиноби, он не полагался на случайность или удачу. Но все, что происходило последние три недели, началось именно со случайности. Он много думал о том, с чего все действительно началось, что привело его и весь отдел к тому, к чему они в итоге пришли. И вне зависимости от начальной точки размышлений он в итоге все равно приходил к одному ответу. Случайность. Это противоречило здравому смыслу и всему, во что он верил. Слишком много деталей, добавленных будто извне, создавали картину, где следствия смешивались с причинами, ломая линейность времени и логику. А еще у этой случайности было имя. Сакура Харуно была странной, всегда была. Начиная с их первой встречи и заканчивая их последним разговором, в котором она практически напрямую сказала, что станет нукенином, если потребуется, но не даст ему умереть на судебном процессе. Понять, что это было проявление привязанности и просьбой не умирать, он понял не сразу не только потому, что способы выражения эмоций у девочки были своеобразными, но потому, что не до конца верил, что кто-то может пойти на такое ради него. Сакура на протяжении всей службы в отделе доказывала свою преданность и самоотдачу. Она знала, что стала его частью задолго до выдачи официального документа, но продолжала опасаться своей ненадобности в этих стенах. Морино видел это в каждом отчете. Не в её, но в отчетах шиноби, приставленных к ней. И он не мог преуменьшить ее роль в противостоянии с Корнем. Если бы не она, не было бы никаких переговоров с кланом, не было бы никаких тридцати выживших дознавателей. Отдел дознания стал бы частью Корня, и их не остановил бы даже Иноичи. Они были обязаны ей хотя бы тем, что выжили, а уже потом всем остальным. Его люди вытащили Сакуру из-под завалов на четвертый день её нахождения там. На её пропуске была отслеживающая печать, благодаря которой её и нашли. Ему следовало сделать это раньше, но он просто упустил эту ситуацию из вида. Он знал, что она находилась где-то в штабе Корня, когда они его атаковали. Надеялся, что она не попала под удар, но отменить само нападение не мог. Харуно была жива, когда ее достали, и без сознания, но грамотное распределение пилюль позволило ей дожить до спасения. Навестить её в больнице он не успел, девочку выписали достаточно быстро, всего через неделю. С категоричным запретом на продолжение карьеры шиноби, бесполезным гипсом и костылями. В доме её родителей её тоже не оказалось, но узнать адрес ирьёнина, под чью ответственность ее отпустили из больницы, было не сложно, поэтому сейчас он поднимался по лестнице невысокого дома. Путь на второй этаж занимал меньше времени, чем хотелось бы. Он оттягивал эту встречу, как только мог. Прошло больше двух недель после того, как ему сообщили адрес её местонахождения, но Морино не мог заставить себя прийти к ней. Он совершил множество ошибок, одна из которых разрушила Сакуре будущее. Дверь ему открыли не сразу. Неприятный шум и ритмичный стук дерева о дерево сопровождал все время ожидания. Харуно впустила его без вопросов, просто отойдя в сторону и указав в направлении кухни. Он пытался заставить себя не оборачиваться, зная, что она следует за ним, но когда оставалось всего пару шагов до порога комнаты, повернул голову. Сакура справлялась с костылями довольно умело, будто успела привыкнуть за такой короткий срок, будто смирилась, что ей придется с ними жить. Он понимал, что ей была ни к чему его жалость, но не испытывать ее не получалось. На кухне он опустился на предложенный стул и дождался, когда на соседний сядет девочка. — Я бы предложила чай, но боюсь, я буду делать его дольше, чем этот разговор может продлиться. — Сакура блекло улыбнулась, встречаясь взглядом с Ибики. Она не ждала, что он придет, думала, что, когда достаточно восстановится, сама его найдет, но не успела. — Я так и не поблагодарила Вас за спасение. Спасибо, если бы не Вы, я бы сейчас здесь не сидела. И я действительно рада, что у меня есть шанс. Еще один. — Девочка склонила голову в уважительном поклоне, но, подняв взгляд, поняла, что на нее больше не смотрели. — Сакура, все, что с тобой произошло, моя вина. Тебе не стоит благодарить меня за то, что я пытался исправить собственные ошибки. — Морино говорил серьезно, долго пытаясь подобрать слова. У него было не много таких разговоров в принципе, и он не знал, что ему следовало сказать. На самом деле он хотел поблагодарить ее, чтобы она была уверена, что пострадала не зря, что благодаря ее вмешательству у них появилась возможность победить. Она подарила им шанс на победу. Но он этого не сказал. Не умел и не верил, что может произносить вслух что-то подобное. Это было слишком личным и оттого неправильным, поэтому он просто перевел тему, топорно и явно, но продолжать просто не мог. — Что сказали врачи? — Сказали, что я еще чудом жива и мне больше не стоит играть со своей жизнью, потому что в следующий раз мне так не повезет. — Харуно довольно спокойно приняла нежелание Ибики говорить о случившемся. У нее были вопросы, но время для них было неподходящее. — У них нет специалистов такого уровня, чтобы собрать мою ногу заново. Они восстановили мышцы, кость не смогли. Так что это мой предел в развитии как шиноби. Сакура считала это забавным. Почти два года она работала, чтобы достичь своей цели, а теперь у нее не было ни цели, ни возможности стать лучше. Она перевела взгляд на открытое окно. Занавески слегка колыхались от ветра. По улицам Конохи гуляли обычные люди, которые даже не знали, что в действительности произошло чуть меньше месяца назад, сколько сил и жизней было пожертвовано ради того, чтобы они сейчас спокойно ходили по улицам, а не прятались в убежищах, чтобы пережить гражданскую войну. Единственное изменение, которое затронуло всех жителей без исключения находилось на скале Хокаге. После разрушений штаба Корня, находившегося под землей как раз под скалой, поперек лица Третьего шла глубокая трещина. Ирония подобного исхода казалось Харуно безграничной. — Отдел дознания все еще остался твоим местом службы. Можешь вернуться туда, когда придешь в себя. — Слова Морино вырвали девочку из её размышлений. Возвращение в отдел было одним из самых противоречивых решений, которые ей еще следовало принять. С одной стороны, она хотела быть там, да и ей больше некуда было пойти. Но с другой, она не знала, зачем была там нужна. Без тренировок все её пребывание сводилось к чистке чужого оружия и комнат после допроса. Редкие диалоги с дознавателями были приятным дополнением, но зачастую они касались ее развития, а смириться с тем, что она теперь частично недееспособна, было трудно. — К тому же в Коноху вернулась Цунаде Сенджу. Её квалификации должно хватить для такой операции. — Цунаде Сенджу не появлялась в госпитале со дня своего прибытия. Вряд ли она сделает исключение, — спокойно произнесла Сакура. Раймару уже рассматривал этот вариант, но найти и поговорить с ней он пока так и не смог, что ужасно его раздражало. Попыток он не оставлял, несмотря на все протесты девочки, но ни одна из них не увенчалась успехом. — По части надежды на чудесное излечение я, пожалуй, буду придерживаться скептического отношения. Будет хуже, если поверю. Ибики не ответил, он и сам понимал, что Сенджу давно не практиковала и менять свое решение в этом вопросе явно не собиралась. Но сделать хоть что-то он был должен. Он не хотел, чтобы еще один человек, разочаровавшись в селении, ушел и стал нукенином. Потерять её подобным образом было выше его сил, потому что совершить такую ошибку во второй раз, будто первый не стал для него достаточным ударом и уроком, позволить себе он не мог. — Но знаете, у меня было много времени, чтобы подумать. Там, внизу, ничего более и не оставалось, — Сакура слегка передернула плечами, сбрасывая вернувшиеся ощущения одиночества и отчаяния, преследовавшие ее после возвращения, и продолжила. — И если Вы можете, ответьте мне честно на один вопрос. Это ведь не Корень убил моих родителей, так? Быстрого ответа не последовало, но Ибики не отвел взгляд. И Харуно поняла, что права. Она прикрыла глаза, пытаясь свыкнуться с тем, с чем ей пришлось столкнуться. Морино все еще молчал, не зная, стоит ли объяснять, что произошло. Сакура была достаточно умна, чтобы понимать, что чета Харуно была рычагом давления, от которого стоило избавиться. Они не могли рисковать таким ресурсом, как она. Слишком многое знала, слишком многое значила. Их смерть была безболезненна и милосердна. В руках врага подобный исход их бы не ждал. Но он все равно не хотел, чтобы девочка знала, потому что могла не понять, что это было необходимо. И она действительно не понимала, все больше убеждаясь, что Корень и отдел дознания имели намного больше общего, чем ей хотелось бы. Одинаковые стратегии и схожие взгляды на ценность человеческой жизни, которые она не могла принять. Было неправильно дарить благородную смерть, вместо того чтобы защищать. Было неправильно прощать подобное, но она не могла винить исполнителей. Для этого мира такие действия были нормальны, для неё — нет. Но не ей учить людей, как жить, она ведь и сама начала это делать совсем недавно. Ибики встал из-за стола и направился к выходу, но остановился возле Сакуры, положив руку ей на плечо. — Я сожалею. — И больше ничего не сказав, только чуть сжав ладонь, вышел из квартиры, будто нахождение там его угнетало. Отчасти это действительно было так. Кажется, именно тогда он понял, что Харуно не вернется в отдел. Потому что не сможет забыть, на что он пошел. Она не злилась на него и не испытывала ненависти, но и проигнорировать подобное не могла. Девочка не разрывала связи, не пыталась уйти от прошлого или наказать кого-то своим поведением, просто пыталась ужиться с мыслями, что по её вине погибли десятки, в том числе и родители. Просто она впервые пыталась понять, как ей следует жить в этом мире, потому что теперь знала, что останется здесь до конца.