Убегая от реальности

Вся Коноха праздновала Новый год, который принёс с собой не только заметное похолодание, но и многочисленные надежды на лучшее. Но не для всех этот день был праздником. Для Сакуры Харуно это было лишь ещё одним напоминаем о сроке её пребывания в этом мире и плена в чужом теле. С приевшимся отчаянием она наблюдала за тем, как все селение готовится к празднованию. Удивительно, что даже в таком месте, как Коноха, традиции сохранились и соблюдались. Шиноби, на которых девочка надеялась как на единомышленников, оказались не настолько стойкими и поддались всеобщему настроению. Смотреть на того, как оживает деревня, открываются какие-то ярмарки, все находятся в поиске подарков и украшений для дома, как на пару дней забывается, что за стенами умирают и сражаются родные или знакомые, было для Сакуры подобно изощрённой пытке, которая заставляла все сильнее убеждаться в истине, что ей здесь не место. Харуно заочно невзлюбила празднование Нового года в этом мире. Не только потому, что в месте, где она родилась, он праздновался исключительно как светский праздник и вместо него было Рождество, про которое здесь просто не знали из-за отсутствия причины появления самой сути праздника, но и потому, что не было никого, с кем бы она хотела и смогла бы отпраздновать. Никто бы просто не понял её желания повесить самодельный венок на дверь и испечь имбирное печенье. Люди этой реальности совершенно не сходились с девочкой в плане традиций. И самое сложное в этой ситуации было то, что они не могли воспринимать предложенные ей обычаи всерьёз. Если в её прошлом мире различные способы празднования в Европе и Азии не вызывали вопросов и воспринимались как общеизвестный факт, то здесь людям не с чем было сравнить, они не могли себе представить, что может быть по-другому, потому что нигде не было. Попытки девочки что-то изменить в традициях неизменно бы привели к бесполезным и ненужным никому спорам и конфликтам. Поэтому сейчас, вместо того чтобы отмечать О-сёгацу с родителями в столице страны Огня, Сакура сидела на холодной крыше отдела дознания, встречая рассвет, принёсший с собой первое утро нового года. Последние полгода прошли почти незаметно. Харуно влилась в рутинную повседневность; занимая каждую свободную минуты каким-то заданием, она просто не оставляла себе времени для мыслей не по делу или для воспоминаний. Все было обычно, циклично; приходящий день в целом повторял предыдущий, и девочка сама не заметила, как перестала разделять их. Время превратилось в непрерывный поток, у которого не было границ. День и ночь перестали сменять друг друга, между началом и концом недели не было никакой разницы, август не отличался от ноября, просто потому что искать несоответствия и различия казалось Сакуре бесполезным занятием. Она существовала только из-за того, что альтернативного варианта не было. Ей самой осточертели попытки найти выход и желание жить, надоело верить, что все будет хорошо. Ей подарили надежду, вернув всего одну эмоцию из мириады, показали способ вернуть остальные и средство, чтобы это сделать, но с каждом днём молчания со стороны клана Учиха краски её мира крошились, опадая цветной пылью и исчезая где-то глубоко на дне его восприятия. Все стало серым, обыденным и бесполезным. Винить Итачи или Фугаку Учиха она даже не пыталась. Харуно с самого начала знала, что план был провальным. Она не настолько хорошо разбиралась в политике и этикете кланов, чтобы претендовать на роль манипулятора или хотя бы человека, способного использовать подвернувшийся шанс в свою пользу. Вполне возможно, что в своём разговоре с наследником она нарушила с десяток правил, аннулировавших их долг перед ней. Ей было, однако, абсолютно все равно; все прошлые попытки улучшить своё положение казались теперь глупыми и наивными действиями подростка, все ещё верящего в справедливость и в людей. Клан Учиха был её надеждой; сейчас же у неё не осталось ничего. Вмешивать в свои проблемы Раймару она не хотела. Точно знала, что он бы не отказал и испробовал всевозможные способы, чтобы ей помочь, но попросить об этом не могла. Представляя, сколько сил и времени он на это потратит, она без особых сомнений понимала, что точно этого не стоит. Помощь Учиха было чем-то совершенно абстрактным, а Ши был рядом, всегда был рядом, потому она без труда могла представить, какие последствия могут возникнуть в попытке помочь ей. Сакура им дорожила, она не понимала причину, но вполне осознанно признавала его своим другом, благополучие которого она ставила выше своего. Родители Сакуры были слишком заняты работой, чтобы пытаться разобраться в происходящем с их дочерью. К тому же, после знакомства с Раймару, которое произошло несколько месяцев назад, они практически перестали волноваться за неё, переложив ответственность на мальчика. Харуно этого решения не понимала, но оно во многом упрощало её жизнь, потому попытки образумить родителей, приводя в качестве главного аргумента тот факт, что они не распознали чужого человека, притворяющегося их ребёнком, она ставила на лучшие времена. Да и не было у неё права считать их действия неблагоразумными. Опять же потому, что это был не её мир и не её понятие «нормальности». На осуждение не хватило бы ни сил, ни желания. По крайней мере, у неё точно. А вот Раймару ещё долго не мог примириться с таким неожиданным раскладом. Правда, все его недовольство и несогласие обращались в слова исключительно в присутствии одной Сакуры по вечерам, когда она оставалась у него. Но несмотря на его резкие высказывания по поводу своих новых обязанностей, он справлялся с ними лучше, чем он сам от себя ожидал. Не то чтобы в их отношениях что-то поменялось, он делал для Сакуры все то же, что и раньше, но теперь его действия, как и её практически постоянное проживание в его квартире стали обоснованными и приобрели официальную причину. И именно благодаря этому девочке разрешили не ехать на встречу с торговыми партнёрами их семьи, чтобы с ними отпраздновать Новый год. Обещание провести праздничные дни вместе с Ши было лишь прикрытием для истинного желания остаться в одиночестве. Она была уверена, что не выдержит окружающего её веселья, притворяться счастливой было утомительно. Особенно сейчас, когда мрачная реальность давила на плечи со всей доступной ей силой. Сакура провела ладонью по поверхности крыши, представляя, как холод от неё обжигает кожу. Она сидела здесь уже достаточно долго, чтобы вероятная простуда стала вполне реальной. Нужно было уходить, но вставать совершенно не хотелось. Да и идти ей было некуда. Возвращаться в пустой дом она не считала нужном, он для неё все ещё оставался чужим. Раймару праздновал со своей семьёй, частью которой девочка не являлась, о чем она практически забыла за время их общения. Поэтому ещё одно прямое напоминание о том, что в этом мире её ничего и никто не держит, лишь сильнее отбивало и без того почти отсутствующее желание что-то делать. Больше идти было не к кому. — Насколько я знаю, сегодня с утра у тебя нет тренировки, Сакура. — К своему удивлению, от голоса, раздавшегося позади, она даже не вздрогнула. На периферии сознания промелькнула мысль, что было бы правильно встать и поклониться в знак приветствия, но девочка даже не обернулась. Этикет и последствия его несоблюдения отошли на второй план и больше не казались чем-то необходимым. Но ответить она все же решила, правда, только после того как её неожиданный посетитель подошёл и сел рядом возле неё; эти действия, к тому же, вызвали у девочки секундное замешательство. Слишком непривычно и комично смотрелись разговоры на крышах, которые происходили с её участием в этом мире необъяснимо часто. — Я здесь не ради тренировки, Ибики-сенсей. — Её учитель ничем не изменился за последние месяцы, привычная бандана на голове, скрывающая шрамы, о которых девочка знала только благодаря воспоминаниям из её настоящего мира, угрюмое выражение лица, которое было, на самом деле, лишь профессиональной издержкой и привычная подавляющая аура, попадая под влияние которой Харуно было легче дышать, в отличие от остальных. Её нестандартная реакция на Ки была замечена уже давно и не только Морино, но и большей частью отдела дознания, но никаких масштабных исследований этого феномена не последовало. Каждый из них просто сам для себя нашёл подходящий ответ и не стремился переубедить другого. Всех такая ситуация вполне устраивала. Сакуру в особенности. Девочка относительно долго молчала, пока все-таки не продолжила. — А почему Вы не празднуете с остальными? На явный и совершенно нескрываемым перевод темы со стороны девочки, мужчина никак не отреагировал. Он предполагал, что так будет. Сакура не любила говорить о себе. Любые провокации открыто игнорировались, а попытки выудить больше информации сводились к её односложным ответам. К его разочарованию и облегчению, доказательства её причастности к шпионажу так и не были найдены. Мотивы девочки все ещё были тайной, которую он в течение десяти месяцев безуспешно пытался раскрыть. Абсолютно неслучайная встреча на крыше была хорошим шансом разузнать больше и последней возможностью перед применением более радикальных мер, чем скрытая слежка и косвенные допросы. — Я могу задать тебе тот же вопрос, Сакура. — Хотя в этом они были с ней похожи: Морино тоже не любил говорить о себе. — Ты должна быть со своей семьёй. — Я и так с ней. — Сакура сама не была точно уверена, что в действительности имела в виду: своё одиночество, являющееся показателем отсутствия семьи, или то, что здание, на котором она решила встретить Новый год, было выбрано совершенно осознанно. Двойственность сказанной ей фразы не была не замечена её собеседником, который незаметно даже для самого себя сбил дыхание, буквально на секунду задержав выдох, из-за чего тот впоследствие был отрывистым и тяжёлым. — Зачем ты пришла в отдел дознания, Сакура? — Харуно непроизвольно продублировала его тяжёлый выдох. Знала ведь, что ходила все это время по грани. Только вот сейчас она была не в том состоянии, чтобы обороняться и увиливать. На этот раз уйти от вопроса не получится. Не только потому, что она не находила в себе сил возводить щиты, но и потому, что ей бы не дали возможности это сделать. Она слишком долго избегала этого разговора, ей слишком долго позволяли это делать. — Зачем пришла? — тихо для себя повторила вопрос девочка, пытаясь осознать, пытаясь понять истинный его смысл, который лентой проскальзывал сквозь пальцы всякий раз, когда она подбиралась к ответу слишком близко. «Зачем она пришла?» — вопрос проигрывался в её голове на повторе, с каждым разом становясь все громче и яростнее. Её собственный внутренний голос срывался на крик, менял гнев на усмешку, отчаяние на безразличие. Затмевал все мысли. «Зачем она пришла?» — вопрос накручивал веревку на шею, стягивал её сильнее, не давая заговорить. В какой-то момент ей хотелось кричать, доказывать, что выбора у неё совсем не было, что не она пришла — её привели, что она этого совершенно не хотела. Но в её мысленный монолог, словно выпущенная из револьвера пуля, врывался голос разума, твердивший, что она могла выбирать, что сама этого желала, что обманывает себя, пытаясь убедить, что отдел дознания лишь способ достигнуть своей цели. «Зачем она пришла?» — вопрос, ответ на который она, безусловно, знает, ответ на который она действительно ненавидит. — Раньше я думала, что сделала это, руководствуясь исключительно личной ненавистью к этому миру. Хотела быть там, где сосредоточена вся грязь и низость человеческих пороков в этой реальности, что только бы укрепляли мое презрение и не оставляли сомнений. — Сакура остановилась, повернула голову в противоположную сторону от собеседника и, вглядываясь в даль, заговорила вновь: — Хотела быть частью этого, чтобы оправдать ненависть к себе. Найти место, где мораль и человечность не значили бы ничего. Пустые слова, не играющие никакой роли. Что подходит больше, чем отдел дознания? Я думала, что иду сюда, потому что это был единственный выход для меня. — Харуно рвано выдохнула, с трудом заставила себя обернуться и посмотреть на Морино, который, заметив движение со стороны девочки, перевёл на неё взгляд. Ожидая увидеть в нем разочарование и зарождавшееся презрение, Сакура не смогла разглядеть ничего, что хотя бы намекнула ей на состояние её собеседника. Но то ли ему было действительно все равно, то ли она не слишком старалась понять, подсознательно этого избегая. — Я ошибалась. Только сейчас понимаю, как сильно. Я судила людей, опираясь на свои домыслы, за что мне на самом деле стыдно. — На мгновение во взгляде учителя она уловила тень какой-то эмоции, суть которой не сразу смогла понять. — Я ошибалась. Ошибалась с самого начала. Я позволила эмоциям затмить истинные причины. Я позволила себе не заметить, что обманывала саму себя. На самом деле я просто отчаянно искала способ найти в этом мире себя. Создать что-то, что определяло именно меня, а не дополнением к чему-то. Не хотела быть просто Сакурой Харуно, я хотела быть человеком, имя которого лишь побочное определение. Я… — девочка запнулась, наконец-то осознав, что сумела разглядеть в глазах Ибики. Морино достаточное время провёл в стенах отдела дознания, чтобы смириться с окружающим отношением к его сотрудникам и сложившемся мнении о них. К тому же, не все из предрассудков были выдумкой. Его отдел не был ложно обвинён во всех грехах мира, они не были святыми, просто выполняли свою работу. Жесткость и хладнокровность действительно были их отличительными чертами, во время службы точно. И несмотря на то, что эти качества были присущи всем шиноби, осуждали за них только дознавателей. Причина была проста и до невозможности прозаична: шиноби убивали где-то там, за пределами селения, дознаватели делали это буквально в соседнем здании. Не то чтобы убийство в этом мире было чем-то противоестественным, но и совершенно нормальным действием не считалось. Кроме того, по мнению многих, шиноби убивали, чтобы выжить, чтобы защитить, чтобы спасти, дознаватели убивали, потому что могли. Необъяснимая грань, созданная людскими заблуждениями, существовала, наверное, с самого появления отдела. Их действия считались бесчестными и аморальными, когда на самом деле ничем не отличались от действий остальных. Людям нужно было кого-то винить, оправдывать своё спокойное отношение к постоянной войне за стенами, им нужно было создать границу между необходимой допустимостью и бесчеловечностью. Ибики и сам был одним из них. Начиная помощником дознавателя, Ибики как и все считал, что надолго здесь не задержится. Обстоятельства, вынудившие его работать в отделе, не обязывали оставаться там навсегда, и он с нетерпением ждал окончания своей службы, чтобы вернуться на передовую. Понадобилось не много времени, чтобы его мировоззрение было разорвано в клочья и перекроено, перешито в соответствии с действительностью. Неожиданно отдел перестал казаться каторгой и временными неудобствами. Да, он все ещё оставался тем же отделом дознания — самым жестоким и безжалостным в своих действиях отделом, снаружи он был таким. Но стоило ему стать частью этого, как до него дошла простая и, казалось бы, очевидная истина — сотрудники отдела были такими же шиноби, такими же людьми, стремящимися обеспечить защиту и безопасность всей Конохе и каждому её жителю, как и остальные. Их работа была так же необходима, как и работа оперативников. Незаметно для себя он по своей воли остался там, даже после того как у него появилась возможность уйти. Он остался там, стал частью отдела, который впоследствии стал для него семьёй. Получив пост Главы отдела, он только удостоверился в том, что нашёл место, которое может считать домом. Поэтому слушая ответ Сакуры, он не мог не понять её. Не было разочарования просто потому, что он был готов к этому, знал, что она могла так считать и думать, потому что когда-то он был таким же. Он понимал её, но помимо этого понимание было нечто необъяснимое, что принесло вместе с собой облегчение, граничащее с радостью, после её слов о сожалении. Было удивительно правильно осознавать, что она больше не считает отдел сосредоточением зла. Будто картина, долгое время находившаяся в разобранном состоянии, наконец-то сошлась, собралась воедино, Не только потому, что в действительности постоянно сталкиваться с таким отношением надоедало и раздражало, несмотря на то что это было привычно, но и потому, что ему неосознанно, но было важно, чтобы это было именно она. После появления Сакуры в его жизни он перестал понимать самого себя, все его реакции были, по его мнению, ужасно сентиментальны и едва ли подходили для Главы отдела дознания. Работники отдела и, в особенности, допрашиваемые им, с этим бы не согласились, к сожалению для последних, его поведение совершенно не изменилось. Только если для самого Морино. Усмехнувшись своим мыслям, Ибики опустил ладонь на голову девочки, чуть взлохматив и без того торчащие после вчерашней тренировки волосы. — Глупый ребёнок. — Харуно буквально застыла, перестав дышать и пытаясь осознать происходящее. Утешения и тактильного контакта она точно не ожидала. Этот мир с поразительной точностью подбирал моменты, чтобы удивить и сбить её с толку. Каждый раз, когда она пыталась собственноручно сбросить себя на самое дно, разрушить все, что у неё появилось, сжечь все мосты, разбить себя и довести до грани, заставить других ненавидеть её, каждый раз, когда она отчаянно пытается уничтожить себя морально, кто-то делает что-то, что возвращает её из состояния пассивного самоубийцы. Апатия, приходящая после сорвавшегося плана самоуничтожения, была не мгновенной, она накатывала волной, затапливая весь внутренний мир и постепенно не оставляя возможности вернуться в относительно нормальное состояние. Сейчас девочка находилась на стадии нежелания принимать реальность и правду, которая заключалась в неожиданном для неё выводе: она была кому-то нужна. Так просто была кому-то нужна, именно она, а не та Сакура Харуно. Она действительно нашла место, которое хотела, место, в котором она не была лишней. В чужом мире, в чужом теле она впервые почувствовала, что имеет право здесь находиться, здесь она была нужна. И это не приносило ни капли облегчения, только осознание, что с каждой днём, прожитым в этом мире, она теряла связь со своим. Она начинала забывать, начинала приживаться, и даже её твёрдое решение никогда не сдаваться и не пытаться смириться с ситуацией не могло полностью избавить и защитить её от человеческих слабостей, недостатков. Её память не была абсолютной, воспоминания затирались, словно старые фотографии, заменялись на более новые без воли девочки. Она боялась этого, боялась потерять единственное, что осталось у неё от её настоящей жизни. — Я, видимо, действительно глупая, — на выдохе произнесла Сакура. Дышать становилось тяжелее, будто невидимая цепь сдавливала грудину. Мысли роем носились в голове, перекрывая друг друга и не давая сосредоточиться на какой-то одной. Упорядочить их можно было только, обратив в слова. И единственный, с кем она могла поговорить, — это Морино Ибики. Несмотря на то что она не имела возможности рассказать ему всю правду; подстроить ситуацию под реалии этого мира, чтобы услышать его мнение, она была ещё способна.  — Если я начну считать вас своей семьёй… как я смогу стать достойным шиноби? Если появится что-то, кроме селения, ради чего я захочу сражаться и смогу умереть? Разве это не предательство? — Сакура почувствовала, как после её слов напряглась рука, в ту же секунду соскользнувшая с её волос. — Разве я смогу жить дальше, зная, что когда-нибудь мне придётся выбирать между Конохой и семьёй? — не до конца веря, что получит ответ, спросила девочка. Но, к её удивлению, он все же последовал. — Если ты так боишься этого выбора в перспективе, — Ибики понадобилось несколько минут, чтобы сформулировать ответ из-за неожиданности вопроса, которым в лучшем случае шиноби задавались уже после вступления на службу, но никогда до поступления в Академию. — Тебе стоит сделать это сейчас. И никогда не отступать от своего решения. Вне зависимости от того, что ты выберешь, ты поступишь правильно, если сама будешь так считать. — Морино внимательно следил за реакцией девочки, которая, опустив голову, нервно сжимала руки, лежащие на коленях, в кулак. — Я не могу сказать тебе, что важнее: долг перед Конохой или перед семьёй — это только твой выбор и решение. Главное, запомни, — никогда, слышишь, никогда не сомневайся и не ищи оправданий или исключений. Если предашь саму себя, тебе уже ничего не поможет. В ином случае, если считаешь, что не способна даже на это, лучше и не пытайся стать шиноби. Сакура слушала, пыталась понять и осознать. Однобокость взглядов в этом мире, заключающихся в безоговорочном превозношении долга перед селением над другими ценностями, была, как оказалась, присуща не всем. Харуно, однако, сейчас волновало совершенно другое. Неожиданно все стало абсолютно ясно и просто. Она наконец-то нашла свой выход. Постулат, ради которого и благодаря которому сможет жить. Стало неважно, сколько воспоминаний она потеряет, если она все равно вернётся домой и сможет создать ещё тысячи новых. Неважно, если она привяжется к кому-то в этом мире, ведь она всегда будет знать, кто для неё стоит на первом месте. Неважно, что произойдёт с ней здесь, ведь реальность для неё останется только одна. Свой выбор она сделала. — Спасибо, — тихо произнесла Харуно, поднимая взгляд на своего собеседника, который, увидев в её глазах что-то, что хотел там найти, слегка кивнул ей, принимая благодарность. — Ибики-сенсей, как бы Вы не старались это скрыть, но Вы хороший человек, — изобразив подобие улыбки, продолжила девочка, с удовольствием наблюдая, как дёрнулась в недоумении бровь её собеседника. — Но я никому об этом не скажу, обещаю. Морино позволил себе слабую тень улыбки, прежде чем снова вернуть себе серьёзное выражение лица. Её редкие попытки вести себя так же непосредственно, как и её ровесники, больше забавляли, чем уверяли в её беспечности и ребячестве. Для него результаты этого разговора были не менее важны, чем для Харуно. Полностью доверять он ей, безусловно, не стал, но именно сегодняшний день окончательно заложил основы для начала. Он знал, что она ему не лгала, но профессиональная паранойя не давала ему откинуть все сомнения. Что-то он все ещё в ней не понимал и считал странным. Что-то все ещё заставляло его настороженно к ней относиться. Морино лишь надеялся, что вскоре он и это сможет выяснить, однако сейчас продолжать пытаться вытянуть из неё информацию он считал бесполезным. Она и так сказала слишком много, и кем бы на самом деле не была Сакура, сколько бы лет ей не было, она была не настолько беспечна, чтобы и во второй раз не закрыться после первого же намёка на допрос. К тому же, помимо этого у него была ещё одна причина, из-за которой он хотел поговорить с Сакурой. — В апреле будет зачисление на первый год обучения в Академию. Ты уже думала об этом? — вопрос для Харуно неожиданным не был. Она и сама хотела обсудить это с Ибики. — Вариантов у меня не так много, на самом деле. В марте мне исполнится семь, и по правилам мне не запрещено идти в Академию. Правда, я не уверена насчёт уровня, необходимого первогодкам? — вопросительно посмотрев на собеседника, она ждала дополнительной информации, чтобы озвучить скорректированную, если понадобится, версию своего плана. — Сил и знаний тебе хватит, об этом тебе первое время волноваться не придётся. Есть проблема важнее и основательнее. Ты бесклановая… — не заметив после своих последних слов никакой отрицательной реакции со стороны девочки, он лишь подтвердил своё мнение об её нейтральном отношении к своему происхождению. Что не могло не радовать, потому что разбираться с истерикой по поводу несправедливого разделения и неравенства в мире он хотел меньше всего. — Но я бесклановая, понимаю. К середине года мой возраст сравняется с возрастом клановых, что неизбежно привлечёт ко мне внимание, а вместе с ненулевым уровнем подготовки, мне придётся очень постараться, чтобы грамотно объяснить и преподнести эту ситуацию, не вмешивая Вас и отдел. — Сакура задумалась, анализируя своё возможное положение и варианты развития событий, и только после того как в её голове выстроился примерный план действий, она продолжила. — Возможно, очень возможно, что при должном старании и сильном желании я смогу скрыть свои немногочисленные способности, но тогда автоматически отпадает причина поступать в этом году. Значит, оптимально будет пойти в Академию в следующем? — вопрос на самом деле был риторическим. Все и так было уже понятно. — Если вкратце, да. Все, что ты сказала, верно, и ситуация складывается именно такая, — он слегка наклонил голову в подтверждение своих слов, — во избежание любых неприятностей, поступление через год кажется наиболее приемлемым вариантом. К тому же, есть ещё одна причина, по которой тебе лучше дождаться следующей возможности поступить. — Сакура недоуменно на него посмотрела, пытаясь понять, что она могла упустить. Но ей буквально понадобилось всего несколько секунд, чтобы на её изначально растерянном лице отразилось понимание. — Химе клана Яманака, — нарочно растягивая слова, произнесла Харуно. Не встретив попыток со стороны учителя разубедить её в этой теории, она продолжила. — Зная особенности её характера, я не сомневаюсь, что она разведёт активную деятельность вокруг этой ситуации. И как я понимаю, дабы не проверять терпение и нервы Главы клана, мне лучше изначально пресечь любые возможные негативные последствия своего выбора. Об этом я как-то и не подумала. — На несколько минут на крыше наступила тишина, пока она не была нарушена словами, сказанными Морино: — Я дам тебе время до завтрашнего вечера. Когда будешь заносить отчёт, расскажешь, что ты выбрала. Сакура кивнула в ответ, не видя особого смысла его озвучивать. Неожиданный порыв ветра подхватил выбившиеся из косы пряди, на несколько секунд, закрывая глаза девочке. Убрав волосы рукой, Харуно с недовольством заметила, что пальцы слушались её не так хорошо, как хотелось бы. Она снова вспомнила, что сидит здесь почти всю ночь и стоило бы уйти, чтобы окончательно не окоченеть, даже не заметив этого. Но на этот раз ей не хотелось уходить не потому, что желания и сил что-то делать не было, а потому, что ей уже за долгий срок впервые было так спокойно.