Убегая от реальности

Страх порождает большинство эмоций, которые испытывает человек. Страх остаться в одиночестве — начало привязанности и любви; страх быть уязвимым вызывает ненависть. Страх не изначален, но продолжает возникать и существовать благодаря сомнениям и уверенности, слабости и силе — благодаря собственному сознанию, ставящему ограничения во благо. И как бы человек не пытался избегать этого чувства, оно его настигает, оно было заложено в подсознании и даёт о собе знать даже в случае ещё неопознанной опасности. Поэтому разновидность людей, находиться рядом с которыми подсознательно невыносимо, автоматически переходит в категорию под грифом «Опасно». Без видимых на то причин появляется желание оказаться на достаточном расстоянии от них. И дело совсем не в их внешности или характере, причина заключается в их глазах, которые наполнены абсолютной пустотой. Пугающая и на самом деле лишь поверхностная, она заставляла отводить взгляд и скрывала за собой бездну. Серые, голубые, карие или зеленые — неважно, они все затягивали подобно черной дыре, пугая сокрытой в них болью. Именно страх возможности не выбраться из их плена и навсегда остаться в вечной темноте заставлял отходить подальше. Никто точно не мог сказать, как и почему Сакуру Харуно стали приписывать к этой группе людей. Просто однажды её детская безмятежность во взгляде сменилась всепоглощающим отчаянием без шанса на проблеск надежды. Наблюдая за её жизнью со стороны, заметить какие-либо изменения было крайне сложно. Девочка всё так же проводила почти все свободное время в одиночестве, общаясь только с наследницей клана Яманака. Её сверстники продолжали её игнорировать, и увидеть Сакуру в обществе своих ровесников было невозможно. Для постороннего человека она оставалось все той же застенчивой и замкнутой девочкой. Но стоило заглянуть чуть глубже, отодвинуть занавес, как в глаза бросались разительные отличия, которые, казалось бы, просто невозможно было не заметить раньше. Харуно действительно проводила большую часть времени одна, только теперь она всегда была поглощена чтением какой-нибудь книги, название которой вызывало лишь одно желание — отложить это творение на дальнюю полку и забыть до тех пор, пока кто-то из гостей её не заметит. И это будет единственный раз, когда это бумажное издание принесет его хозяину реальную пользу. А еще Харуно переодически что-то помечала в своем черном блокноте, который носила в набедренной сумке. Что именно она там писала никто не знал, никому просто не было до этого дела. Но, если даже вскользь просмотреть его, вопросов появлялось больше, чем ответов, которые можно получить. И проблема заключалась даже не в том, что значение некоторых терминов не поймет большая часть населения Конохи, проблема была в способе их написания. Иероглифы были выдавлены на бумаге, почерк — отрывистый и грубым. И это совершенно отличалось от привычного почерка детей. Слова не были написаны неуклюже или нечетко, они были выписаны с необъяснимой точностью. Её способности в каллиграфии нельзя было назвать превосходными, их нельзя было назвать даже пригодными. У нее не было той плавности и аккуратности, которая так ценилась в этой области. Она писала иероглифы, воспринимая их не как единое слово или букву, а как набор отдельных чёрточек, что и приводило к тому, что её почерк было сложно понять даже профессионалу. Странным так же было присутствие непонятных знаков, которые всегда были перечеркнуты, а над ними или поверх были написаны нужные иероглифы. Был ли это какой-то шифр или просто своеобразные рисунки, никто, родившийся в этом мире, сказать не мог. И, наверное, самым ненормальным было то, что написала она слева направо и по горизонтали. Но все эти мелочи не привлекали к себе должного внимания. Гражданские не были обучены запоминать детали, к тому же столь незначительные, а шиноби, которые были способны хоть что-то заметить, тратить свое свободное время на слежку за каким-то ребенком не хотели. Общение Сакуры с Химе клана Яманака сложно было назвать обоюдным. Скорее Ино с ней общалась, чем наоборот. В те минуты, когда блондинка успевала выловить Харуно до того, как та успеет исчезнуть в отделе дознания, она непрерывно рассказывала ей о том, как она провела свой день, о том, как провел свой день Саске-кун и еще полдеревни, таскала за собой слабосопротивляющуюся Сакуру, а под конец, выкрикнув обязательное: «Саске-кун мой», уходила по своим делам. Ино такие прогулки вполне устраивали, а что думала об этом Харуно, сказать было сложно: вроде и против не была, но и за тоже. Яманака, хоть и заметила, как изменилась её подруга, объяснила себе это совсем по-другому. По её мнению, Сакура таким образом пыталась привлечь внимание небезызвестного Учиха, вбила она себе эту истину основательно, поэтому переубедить её кому-то было невозможно. Общение с ровесниками тоже изменилось, точнее его полное отсутствие объяснялось другими причинами. Если раньше с девочкой не общались, потому что та была замкнутой и стеснительной, то теперь они просто не хотели находится рядом с ней. И главной причиной такого поведения с их стороны являлся её взгляд, пустой и мертвый. Раньше большинство детей использовали Сакуру для всевозможных насмешек и издевательств, потому что она отлично подходила на роль жертвы. Удобной жертвы, у которой нет никого, кто бы мог за нее постоять, есть слабость из-за своей внешности, которую так легко можно использовать против нее, и самое главное — у нее не было ни сил, ни смелости, чтобы им противостоять. Сейчас же все, кто когда-то смеялся над Харуно, предпочитали к ней не подходить. Что-то внутри них настойчиво твердило им не приближаться, что они и делали. Родители Сакуры не имели ни малейшего понятия, что происходит с их дочерью. Понимали только, что делать с этим что-то нужно. Но не знали даже, как просто к ней подойти и начать разговор. Любые предыдущие их попытки сводились к явно натянутой улыбке, секундным объятиям и заверениям, что с ней все в порядке. А потом она уходила на тренировку. Желание Сакуры стать шиноби они поддержали только потому, что были уверены, что это всего лишь детская увлечённость. К тому же они считали, что без наставника тренироваться не опасно и она быстро устанет от этого и переключится на что-то другое. Отсутсвие протеста с их стороны по поводу её выбора в будущей профессии подкреплялось ещё и тем, что их собственное дело, а именно продажа домашней утвари, в последнее время получило неплохой рывок вперёд и ускорило своё развитие и распространение. Родители Харуно в скором рассчитывали перебираться в столицу, поэтому сейчас они на самом деле плохо осознали глобальность изменений в их дочери, потому что дома бывать могли очень редко. Для принятия таких серьёзных решений как переезд им было необходимо сначала укрепить свои позиции на рынке. Уже сейчас многие более крупные сети предлагали им слияние, так что столица была не просто мечтой, а вполне реальной перспективой. Поставив перед собой цель, добиться которой они хотели в кратчайшие сроки, они перестали обращать внимания на настоящее, перестали видеть картину в целом. Все проблемы, происходящие сейчас, казались им не существенными и могли разрешиться сами самой, как только их семья будет далеко от Конохи. Они верили, что Сакура совершенно точно забудет о шиноби и проживет спокойную и счастливую жизнь, никогда не познав участи убийцы. Вопрос о желании самой Сакуры переезжать даже не ставился. Они были уверены, что их дочь здесь ничего не держит. Но они ошибались даже сильнее, чем могли себя представить. *** До конца дня Раймару и Харуно больше не возвращались к теме прошлого одного из них и вели себя так, будто бы этого разговора не было. Рамка с фотографиями вернулась на своё место. Так было легче обоим. К тому же, они точно знали, что такая мера временная. Им просто нужно было все обдумать и осознать. Сакура в качестве доказательства обоюдного доверия рассказала Раймару, что является ученицей Морино Ибики. На бурную реакцию на тот момент сил у него не хватило. Харуно была больше удивлена тем, что он об этом даже не догадывался. Точно зная, что госпиталь просто пестрит слухами обо всем, что происходит в Конохе, она думала, что хотя бы какие-то подозрения у Ши на её счёт должны были быть. Но нет. Как оказалось, её друг был не только частично асоциален, но ещё и безразличен к происходящему вокруг. Новость об обучении девочки в отделе дознания его не сильно обрадовала, но ничего против он не сказал, просто принял как неизбежный факт. И оценил её поступок. Ему было нужно подтверждение, что он сделал правильно, доверившись ей. И ответное его проявление доказательством было неоспоримым. Ужин они готовили вместе. Точнее Раймару готовил, Сакура помогала. Её познания в кулинарии не были катастрофическими, но Ши решил, что с одной сломанной рукой много пользы она не принесёт. Её перелом был вполне успешно сращен, времени, пока девочка была без сознания, было достаточно, чтобы успеть проделать такую работу. Однако осколки кости, из-за которых, в общем, эта травма и была столь длительной и неудобной, извлечь полностью не получилось. Ему не хватило чакры и концентрации. Операция была трудоёмкой, поэтому, когда перед глазами начало расплываться, дальнейшее лечение он решил отложить на потом, чтобы от усталости не сделать хуже. Поэтому Сакура пока довольствовалась только одной дееспособной рукой. После того как с готовкой было покончено, Раймару уже привычным движением отложил на тарелку Сакуры необходимую ей порцию, как делал всегда, и только потом сам приступил к еде. Харуно ещё пару минут смотрела на свою тарелку, представляя, что теперь уже почти гарантировано сможет когда-нибудь снова почувствовать вкус и голод. И от осознания этого факта становилось немного легче дышать. После этого они ещё долго говорили на какие-то отвлеченные темы, пока Раймару не начал засыпать буквально во время их разговора. Поэтому он незамедлительно лёг спать, а Сакура, оставшись наедине с собой, вновь погрузилась в текст новой книги. На этот раз по анатомии. Провести свой второй свободный день вместе с Раймару у Сакуры не получилось. Из-за взятого им выходного, чтобы следить за состоянием здоровья девочки, ему придётся отрабатывать две смены подряд. Поэтому с самого утра он уже работал в госпитале, когда как Харуно, не имея ни малейшего понятия, чем заняться, была предоставлена самой себе. Правда, перед уходом Ши не забыл напомнить, что прогулки для неё будут как нельзя полезны. И судя по взгляду, которого она была удостоена, это был отнюдь не совет. Поэтому как только она проводила своего друга, позавтракала тем, что он оставил специально для неё, она вышла на улицу, на этот раз осознанно не взяв книгу с собой. Однако, оказавшись на улице, идти в парк, чтобы спокойно где-то посидеть, она не спешила. Ей впервые за все время пребывания здесь захотелось просто пройтись по Конохе. Она до сих пор не обращала внимания на то, что её окружало. У неё было несколько опорных пунктов: дом, квартира Раймару, отдел дознания и госпиталь — все остальное проходило мимо неё. Но сегодня прятать взгляд в каком-либо свитке не хотелось. Ей пора уже было наконец-то смириться с тем, что какое-то время ей придётся пробыть в этом мире. И если принимать его она все ещё не хотела, то просто понять, что есть вокруг, было для неё приемлемо и не шло в разрез с её принципами. Исследовать относительно новую территорию было достаточно интересно. К тому же в голове девочки хранилось множество воспоминаний о всевозможных зданиях и заведениях, так что сопоставить их с реальностью идеей было, по мнению Харуно, дельной. Погода оказалась тоскливо серой. Дождь моросил с раздражающим постоянством, хотя это даже дождем можно было назвать лишь с большой натяжкой. Однако и этого хватило, чтобы погрузить почти всех жителей в состояние уныния и апатии. Даже непробиваемых и психически более устойчивых шиноби. Для девочки такие погодные условия препятствием не являлись и совершенно не беспокоили. Привычно солнечная погода за последние несколько месяцев начинала надоедать, даже несмотря на то что большую часть времени она проводила в закрытых помещениях. Преобладание в её времяпрепровождении зданий часто с отсутствием окон влияли на её физическое состояние, чего нельзя было сказать о психическом. Если организм страдал от недостатка солнечного света и свежего воздуха, то разум был только рад подземному расположению отдела дознания. Там было тихо, не было назойливой толпы и было уютно. С таким описанием вряд ли согласился бы хоть кто-нибудь, но у Харуно ассоциации возникали именно такие: спокойствие, тишина и защищенность. Однако это никак не избавляло её от последствий выбора места дислокации в виде бледно-серого оттенка кожи, сильно выделяющихся синяков под глазами и непрезентабельной внешности в принципе. Даже волосы, кажется, стали менее яркими на один полутон минимум, но точно более ломкими и больше не выглядели здоровыми. Правда, Сакуру внешний вид волновал мало, а точнее не волновал вообще. В том числе и одежда. Если в первые дни остатки каких-то эмоций и протестовали против невероятного количества розового цвета в её жизни, то теперь и это не являлось проблемой. Все равно после тренировки одежда любого цвета приобретала серо-коричневый налёт, а если в этот один ей предстояла ещё и уборка комнаты после допроса, то ещё и красно-водяные разводы. Так что выбор и пожелания были бесполезны и бессмысленны. Пройдя по почти пустой улице, на которой, видимо, находились только жилые дома и никаких магазинов, она свернула в переулок и вышла из него, попав уже на более оживленную территорию, торговую. И её тихий мир взорвался шквалом голосов. Она дёрнулась, делая шаг назад, но тут же пришла в себе и слилась с потоком людей. Идти было некуда. Оглядываясь по сторонам, Сакура к своему неудовольствию поняла, что разнообразием архитектура в Конохе не отличается. Многого от военного объекта она не ждала, но надеялась, что достаточный процент гражданского населения сгладит впечатление. Но и здесь она ошиблась. Практически во всем одинаковые строения, отличающиеся только сочетанием цветов и разным количеством этажей. Это разочаровывало и вызывало упадническое настроение намного эффективнее погоды. Петляя между людьми, она осматривала многочисленные лавки и магазины, пока взгляд не зацепился за один из них и тело рефлекторно не остановилось, в попытке понять, почему у сознания это здание вызывало неопознанный отклик. Из памяти бывшей хозяйки тела с трудом удалось вытянуть нужные воспоминания. Это был магазин её родителей, который, к удивлению девочки, работал даже в отсутсвие его хозяев в деревне. Насколько она знала, не многие лавки назначали управляющих, обычно эту работу выполняли сами владельцы. Харуно качнула головой, осознавая, как сильно недооценивала доход её семьи. А ведь по здешним меркам они действительно жили очень неплохо для семьи, в которой не было шиноби. Их двухэтажный достаточно большой дом находился хоть и не в центре, но в непосредственной близости к Резиденции Хокаге и госпиталю. Да и судя по избалованности той Сакуры ей явно редко в чем отказывали. Не успев до конца обдумать материальное положение её новой семьи, девочка отчётливо почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд. Лишь вбитые на тренировочной площадке рефлексы не позволили ей сорваться с места лишь бы избавиться от слежки. Разум и на этот раз взял верх, поэтому продолжая лавировать между скоплениями людей, она искала подходящее место, куда можно было бы свернуть. Она знала, что за ней следили. Не чувствовала, не замечала и не видела, но знала, что слежка есть. Отдел дознания, в частности его начальник не мог просто ей поверить и довериться. Её проверяли — догадаться об этом было не сложно. Но ещё никогда наблюдатель добровольно не давал о себе знать. В том, что он дал себя обнаружить намеренно, Сакура не сомневалась. Если он не хотел, она со своим уровнем никогда бы его не заметила, как и было до недавнего времени. Сейчас она точно знала, что он следуют за ней, и нужный переулок был только в ста метрах от неё. Преодолев это расстояние, она незаметно завернула в проход между улицами и пройдя вглубь, стала дожидаться, когда её преследователь покажется перед ней. Через несколько секунд на крыше трёхэтажного дома, прилегающего к переулку появился силуэт; бело-серое небо было достаточно ярким, чтобы на его фоне он был просто чёрным пятном без чётких очертаний. Сакура вздрогнула, когда человек сделал шаг вперёд, срываясь с крыши. Разум понимал, что он шиноби и такая высота для него не является ощутимой проблемой. Но видеть вживую, как легко можно шагнуть в пустоту, отправляясь в свободный полет, было неправильно. Будто бы жизнь за долю секунды обесценивалась настолько, что её можно было так просто лишиться. Без сожалений и сомнений. Как она и хотела. Пока Сакура пыталась избавиться от образов собственного прыжка с высоты, наблюдатель уже находился на земле и медленно подошёл к девочке. — Сакура? — прозвучавший так близко голос заставил девочку прийти в себя, а, определив личность говорившего, испытать явное чувство дежавю. — На этот раз меня все-таки преследовали, Итачи-сан. — Озадаченность тенью промелькнула на лице наследника клана Учиха, но напряженность и мимолетная растерянность исчезли в тот же миг, когда он вспомнил их первую встречу и осознал комичность происходящей ситуации. За небольшим наклоном головы он скрыл несильно дёрнувшийся вверх уголок губ. Сакура тем временем пыталась понять причину собственных действий. Не беря в расчёт наглое игнорирование всех правил приличия, она не знала, ради чего вообще это фраза была ей сказана. Она повела себя так, словно имеет право намеренно указывать собеседнику на их общие воспоминания, общее прошлое, словно эти воспоминания имеют какое-то значение. Но она была уверена, что ничего подобного быть не могло. За несколько их вынужденных встреч единственное, что их объединяло, — это необходимость видеться, будь то приказ или собственное решение. В любом случае, как казалось Сакуре, они были просто одинаково обреченными на общение друг с другом; они не стали друзьями, даже простыми знакомыми — чужие люди, по ошибке имеющие что-то общее. И такая фамильярность в разговоре была не допустима и не правильна. — Но на этот раз его личность не является загадкой, Сакура. — И тем страннее и непонятнее для девочки была неожиданная поддержка со стороны Итачи её линии поведения. Он не проигнорировал её слова, не указал на их неуместность, он позволил ей вести себя с ним так, признавая в их общении возможность понижения уровня официальности и исключения некоторых формальностей. Учиха не сомневался, что она поймёт смысл, заложенный в его действиях. Он был также уверен, что промедли он ещё секунду, то упустил бы свой так удобно подвернувшийся шанс на переход от официоза к обычным отношениям. Если бы он промолчал, она бы обязательно согнулась в поклоне, извиняясь за свои слова; он успел увидеть, как она едва заметно дёрнулась корпусом вперёд, если бы не была остановлена и сбита с толку его фразой. Это было бы забавно, только вызывало слишком много вопросов. Слежка за Сакурой была работой несложной, возможно, даже самый простым заданием Итачи. Если не учитывать миссии, выполненные им сразу после выпуска из Академии, то он, наверное, никогда не получал столь простой приказ. Исключая работу в отделе дознания в её жизни не происходило ничего, что отличало бы её от обычного ребёнка. Её дружба с бывшим учеником Орочимару в расчёт не бралась. После побега Саннина из Конохи за ними несколько лет внимательно следили, но так, видимо, ничего и не нашли. Поэтому беспокоиться об этом аспекте её жизни он пока не считал нужным. Забывать о нем Итачи, конечно, не собирался, но и выдвигать теории, основываясь на этой информации, не спешил. Со стороны она была никем. Ничем не выделяясь и не спеша привлекать к себе внимание, она как-то вынудила две самые неоднозначные организации Конохи: полицию и отдел дознания — установить за ней слежку. Итачи никогда не стремился узнать какого-то человека лучше, информации из досье обычно всегда хватало. Его прошлые задания по шпионажу тоже в большинстве случаев ограничивалось только выяснением данных в определенной и нужной заказчику области, к тому же задания понять свою цель ему никогда не поступало. И, видимо, в этот раз ему придётся сделать исключение. Его отцу были нужны ответы, и получить их можно только, если девочка сама ответит. Впервые, его миссия не сводилось к поиску нужных свидетелей и проникновению в закрытый архив. Полезных данных по Сакуре Харуно не было. Их просто не существовало, потому что девочка и её семья никогда не вызвали подозрений у правительства. Они были просто жителями, пока что-то не произошло. Что-то, что изменило все, что дало начало этому процессу. И узнать причину можно было только лично. Даже использование шарингана было невозможным по нескольким причинам. Во-первых, она была под протекцией Морино Ибики, и в открытую нападать (а то, что это сочтут за нападение, сомневаться не приходилось) на его ученицу было не целесообразно. А во-вторых, она все ещё оставалась шестилетним ребёнком, чья психика могла не выдержать насильственного вмешательства в её подсознание в поисках нужных ему воспоминаний. Так что другого варианта, кроме как непосредственный контакт с целью, он не видел. Ко всему прочему, Сакура была странной. Странной настолько, что Итачи хотелось с ней говорить. В их первую встречу она была эмоционально сломанной, пыталась играть перед ним роль, не понимая, на какой маске ей следовало остановиться. Она была неестественной и потерянной. Во все последующие их встречи стабильность в эмоциях была достигнута. Она вполне легко могла улыбаться, удивлённо изгибать бровь или хмурится — только вот будучи достаточно внимательным, можно было увидеть насколько наиграна вся мимика. А её, казалось, безэмоциональный взгляд парадоксально скрывал в пустоте такую бурю чувств, что та невольно затягивала всех, кто стремился увидеть. И Итачи не был исключением. Смесь эмоций, граничащих с безумием, поражала и влекла, она как ничто другое заставляло его понимать и осознавать жизнь, она определяла её суть. Она была необходима, чтобы чувствовать себя живым. Она была наполнена искренним отчаянием, которое дарило необходимую надежду. Сакура была его заданием. Самым простым заданием. И самым первым заданием, которое он добровольно не хотел выполнить в кратчайшие сроки. Молчание между ними затянулось сильнее, чем оба предполагали. Харуно никак не могла просчитать все возможные причины поступка её собеседника, который теперь и сам сомневался, что должен делать дальше. К его облегчению, разговор решила начать девочка, которая хоть и не до конца понимала, что сейчас происходит, но и продолжать просто стоять в тишине не могла. К тому же сдержать в себе желание задать вопрос она не смогла. — Итачи-сан, у Вас была какая-то определенная причина встречи со мной или это так и останется неофициальным разговором? — Харуно несильно склонила голову набок, усердно отгоняя от себя мысли о весьма вероятной скрытой, но истинной цели их диалога. В этом мире ничего не происходит просто так — с этим постулатом она уже смирилась. — Эта беседа — моя инициатива. — Прямо на вопрос он так и не ответил, что только подкрепило сомнения Сакуры. Однако попытаться в открытую на это надавить в поисках ответа было бы не разумно, поэтому она просто кивнула, принимая такой ответ. — Тебя обычно сложно застать в такое время на улице. Что-то случилось? — У меня выходной. — Харуно здраво рассудила, что избегать прямых ответов ей тоже разрешено. — Вас тоже не часто можно увидеть, в принципе. Или Вас снова поставили в патруль? — Ответ девочку не сильно интересовал, но вот перевести тему ей хотелось. Переулок — это не самое надёжное место, и многое говорить здесь было параноидально небезопасно. — У меня появилось немного свободного времени. — Сакура не поверила. Выполнение задания Главы своего клана с натяжкой можно было назвать свободным временем. К тому же её компания явно не стояла в приоритете. Вряд ли свои немногочисленные перерывы между миссиями он бы предпочёл проводить с ней, а не со своей семьёй. — Если ты не против, я присоединюсь к твоей прогулке? Харуно перекатилась с пятки на носок и, снова твёрдо стоя на земле, перевела взгляд с Итачи на небо. Её «прогулка» грозилась превратиться в ненавязчивый допрос. Если она сейчас согласиться, то все время ей придётся следить за тем, что она говорит. Не из-за возможности разоблачения, но из-за соблюдения этикета теперь с уже изменёнными условиями общения приносили неудобства. Она не привыкла к этому, хоть и пока неплохо справлялась с особенностью этого мира. Но где-то глубоко внутри находила в себе отголоски своего недовольства. Ей не хватало привычной свободы в разговорах. Она с определённого возраста успешно придерживалась снисходительно-саркастичной линии поведения, которая выступала одновременно в качестве защиты и нападения на собеседника. Но здесь ей пришлось кардинально изменить своим повадкам, подстраиваясь под реалии этого мира. К чему были все её старания, сказать точно она бы не смогла. Но оправдывала она свои выходки тем, что все правила поведения соблюдает только перед людьми, которых уважает и не считает достойным оскорбить своим незнанием основ. Родители этого тела, что удивительно, в этот список не входили, хотя Сакуре казалось, что остаточная привязанность из-за воспоминаний должны были на неё повлиять. Но все вышло по-другому. Поэтому открытое избегание встреч со своей семьей и проявление неуважения гармонично вписывались в её образ и совершенно не конфликтовали с принципами. К наследнику Учиха она относилась настороженно. Зная, как оборвётся его жизнь (и имела в виду она совсем не его биологическую смерть), она не желала его узнавать. Их нежеланные, но довольно частые в последнее время встречи этому выбору совсем не содействовали. Хотя она и понимала, что долго это не продлиться и скорее всего его отзовут с этого задания, заменяя их более важным, но осадок от того, что вопреки её решению все идёт не так, оставался. С другой стороны, их общение не подразумевало обязательные последствия в виде привязанности и боли от потери. Таких же отчаянно несчастных как он в этом мире было достаточно; и помогать хотя бы одному не входило в её планы, как и избегать кого-то из них. Единственного, кого Сакура в этом мире считала человеком, был Раймару. И менять что-то она не собиралась, так что теоретически все, что ей грозило, — это неприятная тяжесть в груди, такая же как после смерти персонажа в книге. Одновременное ощущение бессилия и отрицания с пониманием, что изменить это нельзя, потому что это продуманная кем-то другим история. И как бы тяжело смириться с этим ей не было, ей придётся. Свою сторону она уже выбрала. На грани восприятия где-то в подсознании заскреблось недавно возвращенное сожаление, которое девочка успешно проигнорировала. Сомнения ей были ни к чему. — Я не против. Но боюсь, мое общество не самый удачный выбор, Итачи-сан. — Из-за резкого перехода от слепящего неба к тёмному переулку перед глазами расплывались яркие круги, но Сакура старалась смотреть прямо в глаза своего собеседника. — Я вряд ли смогу быть достаточно интересным собеседником для гения клана Учиха. В её словах не было сарказма, как и желания как-то задеть Итачи. Губы не растягивались в привычную ухмылку, а подтекста не существовало вовсе. Констатация и так понятного, но до сих пор, видимо, по ошибке не озвученного факта. Разница была не только в их возрасте, но и в способности воспринимать окружающий мир. Если предыдущая хозяйка тела не смогла бы поддержать с ним разговор из-за низкого уровня развития в психическом плане, то нынешняя из-за ирреально высокого для её возраста. Даже если предположить, что сейчас они находятся примерно на одной ступени, различия в их воспитании и окружении были колоссальными. И Харуно не была уверена, что сможет соответствовать требованиям этой реальности в разговоре с ним. Ей придётся много лгать, успешно или нет, но её мнение здесь никому не было нужно. Но вот Итачи на фразу, сказанную девочкой, отреагировал не так, как она могла предположить. Взгляд в одно мгновение подернулся тонкой пеленой отрешенности в попытке скрыть более глубокое и личное чувство, с секундной задержкой опознанное Сакурой как одиночество. Осознание своей ошибки лавиной обрушилось на девочку; голова невольно дёрнулась, будто от пощёчины. Она говорила не с этим Итачи. Она видела перед собой члена Акацуки, который без труда победил одного из саннинов, запер свои чувства в клетку и желал умереть от рук своего брата. Иллюзия с треском разрушилась; и перед её взглядом стоял уже не смирившийся с ненавистью и неизбежной смертью взрослый шиноби, а ещё даже не подросток, который отнимал чужие жизни, не признал это истиной, который надеялся и верил в возможный мир, который просто хотел защитить свою семью. И он был один, он чувствовал, что был один. У него была семья и Шисуи. Но родители, в особенности его отец, не приняли бы его сторону, выслушали и поняли, но не согласились. Они росли в другое время и думали иначе. Саске был слишком мал, чтобы посвящать его во все ужасы этого мира. Оставался только Шисуи, с которым они действительно были близки и во многом сходились во взглядах. Насколько Сакура помнила, их без преувеличения можно было назвать братьями, которые безоговорочно доверяли друг другу. Единственное, чего Харуно понять не могла, — это одиночество Итачи при наличии Шисуи. Ошибиться в том, что она увидела, она не могла. Но полная картина складываться не хотела. У него не было времени найти кого-то вне клана, кому бы он мог довериться. Но ведь и необходимости искать тоже не было. У него был тот человек, с которым он открыто мог говорить о чём угодно, не пытаясь что-то скрыть. Сакура тряхнула головой, решив, что разобраться с этим она может и позже, если посчитает нужным. Сейчас была более насущная проблема в лице потерянного представителя клана Учиха. Недолго думая девочка поддалась вперёд, и быстрым шагом сократив между ними расстояние, схватила шиноби за кисть, потянув вон из переулка. — Я вообще-то давно просто так не гуляла, так что даже не знаю, куда можно пойти. — Пытаясь вывести Итачи из состояния игнорирования реальности, она говорила все, что придёт в голову. Мысли о том, что она является виновником этой ситуации, заставляли кусать губы в бесперспективной надежде почувствовать боль и упорно не оборачиваться на собеседника, которого она вывела на ту же улицу, из которой она и пришла. Учиха не сильно сопротивлялся самоуправству девочки, позволяя ей вместе с ним влиться в поток людей, успешно избегая столкновений. — А Вы знаете? Хотите, я покажу магазин моих родителей? Их, правда, сейчас нет, но все же. А ещё можно подняться на скалу Хокаге. Я никогда там не была, одну меня не пускали, а времени сходить вместе не находилось. Вы не против пойти туда со мной? Харуно продолжала тянуть за собой Итачи теперь уже целенаправленно к главной достопримечательности Конохи. Ей бы следовало посмотреть назад, добиться ответа, но она не хотела снова видеть его взгляд. Так что она так же безостановочно продолжала говорить какую-то чепуху, задавала вопросы, на которые не ждала ответа, и следила за окружением, чтобы не врезаться в никого самой и не подставить под удар шиноби. На другой стороне улицы чуть впереди она увидела уже знакомых ей патрульных, которые помогли ей и Саске той ночью. Видимо, их двойка была устоявшейся боевой единицей. Осаму, заметив Сакуру с наследником, локтем пихнул своего напарника, что-то у него спросив. Рокуро перевёл недовольный взгляд на друга и, увидев то, из-за чего получил довольно болезненный тычок под рёбра, кивнул, видимо, в ответ на вопрос и удивлённо изогнул бровь. Харуно на вопросительные взгляды одними губами лаконично произнесла: «Похитила», зная, что они обязательно поймут, что она сказала. И серьёзно кивнув в подтверждение своим словам, снова перевела взгляд на дорогу, так и не увидев безуспешные попытки патрульных скрыть улыбки. Неожиданное торможение и поворот левее помог избежать неприятной для всех сторон встречи с медленно идущими гражданскими. Дальнейшая дорога до монумента прошла без эксцессов. Правда, возле горы пришлось остановиться, потому что Сакура не имела ни малейшего понятия, что делать дальше и как забраться на скалу. Лестницу она не видела, а чакрой пользоваться ещё не умела. Решения не было. Переборов своё нежелание, она посмотрела на Итачи. К её облегчению, отрешенность сменилась непониманием и удивлением. Шиноби переводил взгляд с Сакуры на монумент, потом на все ещё держащую его руку девочки и снова на Сакуру. Харуно, кажется, только сейчас в полной мере осознала, что сделала, и в ту же секунду отпустила Учиха. — Простите, Итачи-сан. — Выверенный поклон в знак извинения и шаг назад. Сакура смотрела в глаза собеседнику, пытаясь найти там хоть намёк на его реакцию и мысли о случившемся. Но сделать это оказалось сложнее, чем она думала. Учиха пришёл в себя и теперь полностью контролировал свои эмоции. — Я не должна была так поступать. — Сакура… — шиноби не договорил, останавливая сам себя. Но уже через несколько секунд, так и не произнеся ни слова, он аккуратно взял левой рукой Харуно за кисть, а правой сложил печать. Девочке показалось, что буквально через мгновение они оказались на верху скалы. От такой скорости перед глазами все плыло, а при попытке сделать шаг тело повело куда-то в сторону, и если бы не Учиха, она бы вряд ли устояла на ногах. — Все в порядке, Сакура. Я рад, что мы сюда пришли. Харуно понадобилось ещё пару минут, чтобы окончательно прийти в себя. И как только это произошло, она резко дёрнулась вперёд, желая подойти к краю горы. Отсюда Коноха ей нравилась больше. Здесь она казалась ещё более нереальной, чем внизу. Огромная территория, усеянная маленькими домами. Там были люди — здесь была она. Создавалось впечатление, будто бы она просто смотрит на хорошо сделанную объёмную модель деревни. Она, в своём настоящем теле, и стоит ей только захотеть, она сможет уйти отсюда. Ей нужно только повернуться, и позади будет дверь, чтобы выйти и увидеть там свою семью, своего брата, которого она обязательно обнимет и будет рассказывать, как глупо поверила, что в действительности оказалась в Конохе. Это картинка так чётко вырисовывалась в её голове, не оставляя никаких сомнений в её правильности, что она не медля ни секунды обернулась. Итачи, наверное, никогда не видел столько надежды и радости в одном взгляде, которые буквально за несколько секунд растаяли, превращаясь в привычную пустоту, и ему показалась, что бездна стала ещё глубже. Харуно поспешила снова повернуться к неожиданному свидетелю последствий её самообмана спиной. Но Учиха будто бы и не заметил, что на него больше не смотрят. Перед глазами все ещё стоял её взгляд. Не тот, что обычно сопровождал девочку и привлёк его внимание вначале. В его памяти надолго отпечатался взгляд, не сравнимый ни с чем, что он видел раньше. Кристально ясные эмоции без сомнений и без примесей — он не думал, что люди способны на такое проявление чувств, не обременённое переживаниями и не испорченное этим миром. Он и сейчас не думал, что когда-нибудь увидит этот взгляд снова, потому что он слишком не подходил этой реальности. Он знал, что не увидит, но надеялся. От мыслей его отвлекли действия девочки, которая балансировала на грани уступа. Одна нога висела над пропастью, но сместить центр тяжести, чтобы полететь вниз, она не решалась. Когда Учиха был готов перехватывать девочку, сорвавшуюся вниз, она неожиданно даже для себя поставила ногу на место и отошла на шаг от обрыва, но так и не повернулась к своему сопровождающему. Несколько минут они стояли в тишине, нарушить которую никто все это время не решался. — Спасибо, — тихо произнёс Итачи, точно зная, что она услышит и поймёт, о чем он говорит. То, что с ним произошло в переулке, было, по его мнению, не достойно наследника клана Учиха и члена Анбу. Так что он действительно был благодарен Сакуре за то, что она не стала акцентировать на его поведении внимания, (в том, что она заметила, он не сомневался). Как и за то, что сделала потом. Её действия были импульсивны, но именно эта неожиданность дала ему время прийти в себя и снова взять контроль над эмоциями и разумом. Тем временем Харуно уже повернулась и подошла к нему, но взгляд на него не перевела, продолжая смотреть на лес, что был позади. — Итачи-сан, а Вы можете улыбнуться? — Сакура и сама не до конца понимала, зачем спрашивает, но пришедшая апатия после фокусов собственного сознания совершенно не вынуждала искать ответы. — Зачем? — удивлённо переспросили Учиха, пытаясь понять, не ослышался ли он. Было вполне вероятно, что он задумался слишком сильно и не так понял фразу девочки. Только вот разум явно давал понять, что услышал он все правильно, но понять не мог. Харуно тяжело вздохнула, несильно тряхнув головой, оторвала взгляд от заднего фона и взглянула на молодого шиноби. — Улыбка идёт Вам больше, Итачи-сан, — спокойно ответила Харуно, неотрывно смотря в глаза собеседнику, в которых промелькнуло понимание, быстро сменившееся напускным равнодушием. Уточнять, с чем она сравнивала, она посчитала излишним, он и без неё знает. А произнести вслух значило непременно признать, что она видела его минутную слабость, чего не хотели оба. Спустились они тем же способом, что и поднялись. Харуно мужественно игнорировала плывущую картинку перед глазами, пока Учиха благородно давал ей время прийти в себя, делая вид, что не замечает проблемы, за что девочка была ему благодарна. Дальнейшая прогулка по Конохе проходила либо в тишине, либо в разговорах ни о чем. Итачи рассказывал ей, что и где находится, предполагая, что девочка за свою жизнь ещё не успела обойти и досконально изучить всю деревню. Он показывал границы разных кланов, несколько неплохих оружейных, иногда переключался на краткий пересказ старых легенд, связанных с территорией, по которой они проходили. Он начинал говорить только тогда, когда молчание становилось материально тяжелым; напряжение накатывало волнами, давая время на отдых и возвращаясь с новой силой. Обусловлено оно было недосказанностью, произошедшей на горе, только вот возвращаться к той теме и задавить ненужные вопросы никто из них не хотел, поэтому шиноби брал инициативу на себя, и Харуно была этому даже рада: сама бы она вряд ли смогла так непринуждённо отводить внимание от навязчивых мыслей и воспоминаний. К тому же рассказывать ей было нечего — почти все из сказанного им она не знала, а пытаться найти информацию в воспоминаниях прошлой хозяйки этого тела было трудноисполнимо и неоправданно долго. Поэтому она слушала спокойный голос рассказчика, стараясь запомнить все сказанное и отвлекая себя от бесполезных, но болезненных размышлений. Ближе к двенадцати часам этот день решил преподнести жителям Конохи очередной подарок. Когда большинство уже успело примириться с постоянно моросящий дождем и начали успешно его игнорировать, почти все население деревни, спешившее по своим делам, оказалась на улице. И дождь как будто только этого и ждал. Стена воды обрушилась на гражданских и шиноби, не забыв и не пропустив никого. Серые тучи потемнели и сейчас их было в пору называть грозовыми. И вскоре они подтвердили свое название. Молния, блеснувшая вдалеке, и раскат грома послужил всем сигналом для осознания того, что их дела не такие уж неотложные и лучше переждать грозу где-нибудь в помещение, а не рисковать. Конечно, шиноби, направляющиеся на задания, могли только проклинать разыгравшуюся стихию и продолжать свой путь к выходу из Конохи. Им переждать грозу не позволяли ни гордость, ни профессионализм. Гордость в первую очередь. Шиноби, которому мешает плохая погода, не достоин уважения. В принципе, никто бы их не осудил (кроме них самих, разумеется). Но они бы перестали уважать себя, если бы поддались своим желанием и проиграли в битве против грозы. Остальные же, кому не нужно было исполнять свой долг перед деревней и всеми его жители, поспешили укрыться от бушующей стихии. Как и Харуно с Учиха. Заставить Сакуру поверить, что они оказались возле места, где делали самое лучшее данго в деревне, именно в тот момент, когда моросящий дождь стал ливнем, совершенно случайно, Итачи так и не смог. Подозрительный взгляд был направлен на него весь путь до входа в кафе. Но был успешно проигнорирован. В помещении было тепло и многолюдно. Многие поспешили спрятаться под крышей заведения. Но Итачи, будто бы не замечая проблему в отсутствии свободных мест, уверенно прошёл через весь зал, кивнул хозяину кафе и прошёл в его отделенную от основного помещения плетёнными подвесками зону. Харуно следовала за ним, не задавая вопросов. И только когда они уже сели за столик, полностью огороженный и закрытый плотной занавеской от остальных, она позволила себе на несколько секунд удивлённо приподнять брови. Учиха продолжал не обращать внимания на невысказанные, но определённо повисшие в воздухе вопросы и спокойно заказал у официанта две порции данго и зелёный чай. Попытки выяснить у Сакуры, что она бы хотела съесть, провалились, потому что девочке вообще сейчас было не до еды, так что он выбрал на свой вкус. Харуно же тем временем упорно прожигала вязь иероглифов, заключающая место, где они сидели, в ровный круг и продублированная на потолке. Как только официант вышел за пределы линии они едва заметно засветились голубым светом, но тут же погасли, заставляя девочку сомневаться в том, что она видела. — Нам удивительно повезло, что этот столик был не занят, или у Вас есть привилегии как у постоянного посетителя? — Сакура все ещё продолжала рассматривать фуин, пытаясь понять, как он работает, и не забывала задавать вопросы и делать вид, что ей не важны ответы. О фуиндзюцу она знала немногое, только то, что было известно в её мире, так что она имела представление, что это, но как это функционирует, она не знала. Свитков по этой теме у Раймару не было. В некоторых медицинских фолиантах упоминалось использование печатей в операциях, те же свитки для перемещения тяжело раненых были разработаны мастерами этой области, но подробного описания, почему они работают и по какому принципу, девочка пока не нашла. Вероятность в библиотеке наткнуться на такие записи были ничтожно мала. — Это место по возможности стараются не занимать кем-то другим, оставляя его для меня, — ответил Учиха. — Мне начинает казаться, что не осталось никого в этой деревне, кто не знал бы, что я люблю данго, — как-то обреченно вздохнув, продолжил он. — Ещё бы. С такой рекламной кампанией сложно оставаться в неведении, — так и не переведя взгляд на собеседника, произнесла девочка. — С чем? — растерянно переспросил шиноби. Но ответить Сакура не успела, вязь опять слабо засветилась и, отодвинув полог, к ним шагнул официант, расставляя заказ на столе. Поинтересовавшись у Учиха, не нужно ли ему ещё что-то, и получив отрицательный ответ, он скрылся за тканью, вызвав ещё одно недолгое свечение иероглифов. — Я имела в виду Ваших фанаток и их действия. — Харуно наконец-то посмотрела на своего собеседника, который усиленно пытался осознать и понять, что ему только что сообщили. А вот девочка действительно была удивлена неосведомлённостью шиноби. — Вы и правда ничего об этом не слышали, Итачи-сан? — молчание было красноречивее любого ответа. — Я даже не знаю, с чего начать. Про то, что у Вас есть клуб почитательниц, Вы ведь знаете? — быстрый кивок с его стороны вызвал у девочки тень улыбки. — И я предполагаю, что Вы понимаете, что не одному Вам так повезло. — последовал ещё один кивок. — Все началось с противостояния нескольких условных глав таких сообществ. Причина конфликта безусловно ясна — вопрос: кто из их идолов лучше. И как оказалось, показателем являются популярность и количество участниц в клубе. Большую часть смело ещё в самом начале, так что к финалу дошли только две команды: Ваша и ещё одного шиноби из Вашего клана. — Отрицать тот факт, что просвещение её собеседника в этой области социальной жизни и наблюдение за изменениями в его эмоциях приносит ей удовольствие, она даже не пыталась. — Шисуи, — тихо обронил Итачи, вспомнив всех своих относительных ровесников из клана. Сакура кивнула. — Но ведь это неправильно, — на выдохе продолжил он. — Вот и я тоже так считаю. Вы в разных возрастных категориях, Вас нельзя сравнивать. — Наигранно обиженный взгляд со стороны собеседника вынудил Харуно оставить свою язвительность и просто рассказать дальше. — Совсем недавно проходили активные агитации в пользу каждого клуба. — Девочка остановилась, вспоминая, как случайно была втянута в одно из таких выступлений не без помощи знакомой Химе клана Яманака. — Даже программки раздавали. — Задумчиво протянула Харуно, после чего дёрнулась и полезла в свой подсумок. Достав оттуда свой блокнот, она пролистала до середины и вытащила белый лист, исписанный и разрисованный вручную. В каждом уголке были аккуратно нарисованы три запятые, наверху были выведены иероглифы, обозначающие имя и фамилию её собеседника, под которыми были пронумерованы важные факты о нем, а внизу несколькими плавными линиями очерчено лицо, в котором легко узнавался Итачи. Сакура и представить себе не могла, сколько времени они потратили на то, чтобы сделать эти флаеры, потому что раздавали их в достаточно большом количестве. — Хотите узнать, что мне о Вас известно, Итачи-сан? — Я не против, наверное. Думаю, мне даже интересно, что обо мне знает вся деревня, — ответил Учиха, забирая первую шпажку со сладостью. А девочка, которая только и дожидалась положительного ответа, тут же стала зачитывать пункты в списке его описания. — Вы любите сладкое, в частности данго. — Небольшой наклон головы в знак согласия был ненужен, для подтверждения ей было достаточно просто посмотреть на своего собеседника. — И онигири с водорослями или капустой. — На это Учиха отреагировал слегка поднятой бровью и уточнил. — Я бы не был так категоричен. Я их не люблю, просто к ним привык. На первые миссии я брал именно их, потому что с мясной или рыбной начинкой портятся быстрее, а с бобами или со сливой мне не нравится. — Девочка всерьёз подумала о том, чтобы предложить Ибики-сенсею хранить в комнате допросов шарики из рисового теста — они явно делали людей разговорчивее. Эффективнее любой пытки. Тряхнув головой, чтобы отогнать ненужные мысли она продолжила. — Вы любите своего младшего брата Саске и стараетесь проводить с ним все своё свободное время. — Итачи отвлёкся от еды и посмотрел на Сакуру, которая не пыталась отвести взгляд. Этот пункт был важен. Для обоих. Он действительно был в списке, правда, формулировка была немного переделана девочкой для усиления акцента на этом факте. Если он начнёт отрицать, то только подтвердит её предположение, что встретились они не просто так. Если согласится — аналогичный итог. Вот только Харуно получать прямые доказательства своим предположениям было не обязательно, каков бы ни был ответ — для неё ничего не изменится. Поэтому не дожидаясь ответной реакции и успешной попытки уйти от этой темы со стороны её собеседника, она сделала это сама. — С этим вопросов нет. И так понятно, что это правда. Жаль, работа шиноби занимает большую часть времени. — Сакура несколько секунд молчала, все ещё не разрывая зрительного контакта. — Дальше идёт… — она медленно опустила взгляд на бумажку и прочитала, — Вы верите, что установить вечный мир между людьми возможно. Итачи напрягся ещё сильнее, чем после предыдущего факта. Сакура снова подняла на него свой взгляд. На листе этого пункта не было. Но упускать такую возможность узнать о своём знакомом больше, чтобы разобраться, как сильно образ, хранившийся в её воспоминаниях, соответствует реальности, она себе позволить не могла. К тому же, здраво рассудив, она решила, что не ему одному вести завуалированный допрос. — Громкое заявление для людей, не знакомых со мной лично, — спокойно произнёс Учиха. Харуно пыталась увидеть в выражении его лица лишнюю эмоцию, опровергающую ровный тон. Но гений клана справлялся с своей задачей слишком хорошо. Но вот последующий вопрос для Сакуры стал неожиданностью. — Считаешь это наивным? — Вера сама по себе наивна, — выдохнув, через несколько секунд ответила Харуно, — вне зависимости от её объекта… Но действительно. Что они могут знать? — Девочка благоразумно мысленно сделала шаг назад. — Давайте дальше. Вам нравятся миниатюрные девушки с тёмными волосами. — От резкой смены темы Итачи подавился резко втянутым воздухом, но воспитание позволило несильно откашляться в кулак, повернув голову в сторону, хотя этого явно не хватило. — Вам всего десять, а уже такие строгие требования. Что же Вы так избирательны, Итачи-сан? Чем же Вам светлые волосы не угодили? — протянула Сакура, давая ему время прийти в себя. — Почему ты думаешь, что это правда? — ещё немного хрипло спросил шиноби. — Все остальные факты ты ставила под сомнение. — Харуно положила лист на стол и сложила руки в замок перед собой, чуть склонила голову набок и внимательно рассматривала своего собеседника. — Как ты и сказала, мне рано думать о девушках. У меня есть и другие… заботы. — Зачем он произнёс последнее, он и сам сказать не мог. Фразы звучали как оправдание, автоматически переведя его собеседника в позицию силы. Представлять реакцию его наставника, который учил его ведению переговоров, он не стал. А ведь пару дней назад он думал, что добился в этой области определенных успехов. Как оказалось, говорить с Сакурой было на порядок сложнее, чем вести светскую беседу с высокопоставленными лицами. Харуно чувствовала его переживания, но не спешила их как-то использовать. Довести разговор до конца, поставив под удар дальнейшее мирное общение, — было шагом рискованным и неоправданным. Перевести тему было самым приемлемым вариантом, что Сакура и решила сделать, но не удержалась и прошлась по грани дозволенного в её положении. — Вы такой Учиха, Итачи-сан. Сложно поверить, что когда-нибудь Вы сознательно поставите собственные интересы выше клановых. Насчёт этого я не сомневаюсь. — Сакура вздохнула и, не желая заставлять своего собеседник как-то реагировать на её слова, сама продолжила. — Итачи-сан, если у Вас есть ещё время, Вы не могли бы ответить на несколько моих вопросов о случившемся в кабинете Главы Вашего клана в мой единственный визит туда? — Шиноби кивнул. Разобраться в значении сказанных слов он может и позже, а сейчас ему следовало сосредоточится на разговоре. Он и так уже слишком много оплошностей совершил за последние несколько часов. — Чем отличается долг жизни семьи от долга жизни клана? — В обобщенном случае разница очевидна. В зависимости от того, чьи интересы представлял будущий должник во время спасения или иной оказанной ему услуги: семьи или клана — и возникают основания для выбора вида долга. Я говорю именно о шиноби, выполняющем миссию от кого-то из них. Если задание назначено правительством, то долг исходит исключительно от участника лично. Даже при условии, что за ним стоит клан или семья. — Итачи взял ещё одну палочку с данго, но не спешил его есть, о чём-то думая. Харуно сочла это достаточно забавным, чтобы изобразить на лице слабую улыбку. Она даже не подозревала, что эти сведения о её собеседнике окажутся настолько правдивы. Не дожидаясь продолжения, Сакура решила задать, неожиданно возникший в её голове вопрос, пока не ушли от заинтересовавшей её темы. — Разве эти правила не делают командную работу шиноби корыстной и более выгодной для бесклановых? — Итачи, оторванный от своих мыслей, ответил не сразу. Машинально стащив один шарик и прожевав его, он перевёл задумчивый взгляд на девочку и заговорил. — Не должны. В теории, когда шиноби выходят на совместное задание, они обязаны считать себя частью команды, иначе до выполнения миссии они не допускаются. Сокомандники имеют некоторые обязательства перед друг другом, поэтому спасение жизни не становится долгом жизни. — Увидев скептически поднятую девочкой бровь, Учиха вздохнул и пояснил. — Признание себя частью команды не ограничивается дружественным рукопожатием и клятвенным заверением в защите друг друга. Если шиноби идёт на миссию, он берет на себя ответственность за жизни других участников. И долг потребовать не может. — Почему тогда Вы недовольны тем, как это работает на практике? — Итачи снова вздохнул, признавая, что надеяться на то, что она не задаст этот вопрос, было бесполезно и бессмысленно. — Потому что твоё предположение, что такой метод даёт преимущество бесклановым, в корне неверный. Все как раз наоборот. — Учиха нахмурился. Рука, в которой он до сих пор держал уже пустую палочку, сжалась чуть сильнее, из-за чего и так непрочная древесина с тихим треском разломилась на две части. Было не ясно, кто из них удивился такой реакции больше: сам шиноби или девочка. Харуно начинала жалеть о принятом в том переулке решении. Было бы проще иметь в потенциальных врагах клан Учиха, чем наблюдать сейчас за его старшим наследником. Она все ещё не принимала его таким. Ей хотелось, чтобы перед ней сидел безэмоциональный нукенин, реакции которого она бы никогда не смогла добиться. Ей хотелось, чтобы их разговора и вовсе не было. Было проще гореть в Аматэрасу или страдать в Цукуеми, чем медленно осознавать, как этот мир уничтожит сидящего перед ней человека. Тем временем аккуратно положив сломанную палочку на край тарелки к остальным, Учиха спокойно продолжил. — Некоторые представители кланов используют своё положение, чтобы сделать своих бесклановых сокомандников должниками. Это достаточно долгий и сложный процесс, но и на это идут ради выгоды. — Вы не считаете, что это приемлемо? — В голове звучала зацикленная за этот разговор разумная мысль: не переступать границы дозволенного, поэтому она замолчала, пытаясь вернуть их диалог в безопасную зону. — Простите, Итачи-сан, я Вас поняла. Не могли бы Вы конкретизировать информацию о долге для моего случая, пожалуйста? — Долго ждать ответа ей не пришлось. Что бы она не думала о способностях Учиха в этом возрасте, но подстраиваться под ситуацию и приходить в себя он умел быстро. — Долг семьи может быть отдан только кем-то, кто состоит в близких родственных отношениях с её представителями. В твоём случае это семья Главы клана. Никто, кроме меня с Саске, Фугаку и Микото Учиха, не может выполнить твою просьбу в оплату долга. Несмотря на то что мы относимся и к клану Учиха, перекладывать обязанность на кого-то вне семьи не позволено. Наша семья рассматривается как отдельная ячейка общества без связей с другими. — Итачи перевёл дыхание, посмотрел на девочку, которая внимательно его слушала, и продолжил. — Долг клана ты можешь потребовать с любого его члена, включая меня и моих близких. Так как Саске был вторым наследником, его спасение было помощью клану напрямую. Поэтому ты была удостоена чести сделать моего отца двойным должником. Оплата долга должна быть равносильна твоему поступку. Ты не можешь попросить нечто незначительное и снять с нас обязанности. Жизнь за жизнь. Должник обязан признать, что его помощь была равноценна. И достигнуто это может быть либо количеством просьб, либо их сложностью. — То есть, в принципе, если я смогу убедить кого-то из тех, кто мне должен, что нескольких слов благодарности будет достаточно для уплаты долга, это будет официально? — спросила девочка, после того как Итачи замолчал. На её слова он чуть заметно нахмурился и после небольшой паузы ответил. — Будет. Только это могут счесть за оскорбление: ты оценила чью-то жизнь в пару фраз, Сакура. Не стоит относиться к этому, как к обещанию, данному на эмоциях, это продуманный и оценённый ход, на который Глава обязан был пойти, руководствуясь устоями поколений. — Итачи знал, что клана Харуно не существуют. И девочка, сидящая перед ним, однозначно не может знать о кодексе чести клана Учиха. Поэтому его недовольство было неоправданным, но сделать с этим что-то он не мог. Его неожиданно сильно задели её слова. Жизнь его брата не имела для неё никакого значения. И только сейчас он отчётливо это видел. Она не принимала долг, потому что не ценила жизнь. Для неё его спасение было такой же повседневной рутиной как поход в магазин. Все прошло успешно — хорошо, нет — значит, не в этот раз. Он точно видел, что и благодарность ей была не нужна, ей ничего не было нужно. Поверить в то, что она бескорыстно его спасла, хотелось, но было сложно. Альтруизм в мире шиноби был противопоказан. И даже если она не знала, кому помогает, даже если изначально не понимала, к чему приведёт её поступок, она должна была предполагать, что последствия будут. Риск должен был быть оправданным. И если для неё жизнь и долг не играли важной роли, вопрос о том, зачем она так поступила, оставался открытым. — Не стоит, Итачи-сан, не смотрите на меня так разочарованно. Вы сами создали мой образ в своей голове, и мне жаль, что он не совпал с реальностью. — Понять, о чем думает её собеседник, было легко. Складка, залёгшая на лбу, из-за того что он хмурился, чуть сощуренные взгляд, буквально насквозь пропитанный подозрениями и непониманием, граничащим с презрением. Сакура поставила локти на стол и опустила подбородок на сцепленные запястья. А ведь она даже подумать не могла, что в каком-либо мире безвозмездность в помощи перестанет быть нормой и вызовет столько сомнений. Ей было действительно все равно, кого она спасает и что будет дальше. Просто сделала то, что посчитала нужным и правильным. Но это совсем не значило, что она не осознавала ценность жизни. Своей она хотела лишиться, но чужие, даже принадлежавшие выдуманным персонажам, все ещё имели значение. Несмотря на то, что она не собиралась вмешиваться в историю, спасение того мальчика было продиктовано воспитанием и принципами, а не холодным расчётом. Спасти всех или одного не было её целью, так что стремиться помочь она не спешила. Но если прямо перед ней вставал выбор, пройти мимо или нет, она не пыталась избежать ответственности. Бездействие она ненавидела даже больше, чем корысть. Она не была поборником чести и благородства, даже близко не была похожа на благодетеля или миротворца, но цену жизни осознавала. И если она не ценила свою, это не значит, что она игнорировала другие. Желание умереть было её осознанным выбором, но выбирать за остальных она себе не позволяла. Поэтому если она могла помочь — она помогала; если нет — она не сожалела. Для Учиха предположить существование такого варианта было практически невозможно. Он вырос в совершенно отличном от её реальности мире, в другой семье, в других условиях. И представить себе её позицию, которая подразумевала под собой сочетание филантропии и эгоизма, он не мог. Это было неправильно и противоречило его пониманию. — Мой ответ не изменился: я помогла ему, потому что могла, — качнув головой, продолжила девочка. — Вы же шиноби, Итачи-сан, не стоит смешивать личное отношение с объективностью. Это был Ваш брат, да, но для меня он был никем, понимаете? Я не могу дорожить незнакомцами. Но и поступок этот был не просчитанным. Вы говорите, что моя цена за его жизнь слишком мала, вот только я вовсе не хотела её назначать. Риск был оправдан не потому, что потом я рассчитывала получить награду, а потому, что я ничего не теряла. Её ответ породил осознание простой истины, благодаря которой картина произошедшего наконец-то сошлась и все мотивы стали для Итачи ясны. Её слова о его субъективности привели его в чувство, и теперь ситуация предстала совершенно с другого ракурса. Зациклившись на том, что этот мир в лице Сакуры отрицает значимость жизни Саске, он не смог сразу увидеть подтекста в её словах. Но теперь он чётко знал, почему возможность пострадать в том происшествии не казалась ей важным фактором, почему она не хотела получить за свой страх компенсацию и благодарность. Она не ценила свою жизнь. Ей было все равно, могла ли она там умереть или нет. Корыстные цели у неё все же были, только не такие, о каких думал Учиха. Она не принимала долг, потому что получить то, чего хотела так и не смогла, и он был ещё одним напоминанием об этом. При всём своём эгоизме она не считала правильным приписывать себе заслуги, которые не совершала. Она помогла его брату не бескорыстно. Только просьба, в которой она действительно нуждалась, никогда не будет произнесена вслух. Видимо, увидев вопросительный взгляд со стороны собеседника, Сакура вздохнула и посмотрела прямо в его глаза. — Узнайте сами, Итачи-сан, Вы же можете. Обещаю, это не повлечёт за собой последствий со стороны моего наставника. — Харуно видела его сомнения и одновременное желание отказаться и сделать это. Её разрешение снимало почти все ограничения, а её возраст не играл роли, если его теория о причинах такого поведения девочки была верна. Буквально за секунду его рука накрыла ещё одну печать на столе, которую Сакура раньше не заметила. Она оживила второй круг вязи иероглифов по тому же периметру; девочка успела подумать, что этот фуин отвечает за запрет на вход на выделенную территорию. После чего был только алый отблеск шарингана и темнота. Неожиданный рывок и она снова оказывается в своём подсознании. Только на этот раз не одна. Итачи внимательно осматривал руины, в которых оказался. В его взгляде на мгновение Сакура заметила жалость, от которой невольно нахмурилась, но быстро вернула привычное безразличие. Учиха знал о возможном существовании такого внутреннего мира. Он выглядел так не из-за желания его хозяина, он действительно был разрушен. Искорёжена и разбита была сама основа. Для проверки он откинулся назад, не пытаясь затормозить падение. Только вместо того чтобы оказаться лежащим на полу, на котором недавно стоял, он оказался в вертикальном положении только с другой стороны от девочки будто в зеркальном отражении. У этой реальности не было границ, она не была ограничена четырьмя измерениями, едва ли она вообще чем-либо могла быть ограничена. Перед ним предстал каркас подсознания, который есть у каждого и который вместе с взрослением своего хозяина обрастал деталями и подробностями, которые характеризовали и становились частью сознания. Все эмоции и поступки проецировались во внутреннем мире. И их отсутсвие говорило о том, что в жизни человека произошло что-то, что отразилось на нем настолько сильно, что сама его сущность крошилась на части. Было множество вариантов, что могло вызвать потрясение такой мощи. Чаще всего такое встречалось у людей, прошедших войну. Только был один фактор, который значительно отличал их от девочки. После такого они все были мертвы или сходили с ума. Остановить процесс разрушения было невозможно. Человек буквально сгорал изнутри всего за несколько часов. Но её мир был пока стабилен. И шиноби не знал ответа ни на один вопрос, который возник за последние несколько минут. Единственный, кто мог помочь ему найти правду, уже успел устроится на груде осколков, которые почему-то не исчезли и стали частью окружающей темноты. Достаточно материальные, чтобы на них можно было сидеть, но не достаточно, чтобы при желании через них нельзя было пройти. Увидев слабый наклон головы со стороны девочки, говорящий о том, что он может начинать спрашивать, он задал первый вопрос, который пока волновал его больше всех. — Ты знаешь, что будет, если здесь все окончательно разрушиться? — получив кивок и полное безразличие к своей судьбе, он выдохнул, потому что точно не знал, как бы ему следовало сообщить ей о том, что благополучный исход так же маловероятен, как и солнце, восходящее на севере. — Почему это произошло? — Клиническая смерть и слабость. — Незамедлительный ответ вызвал удивление не только из-за того, что Итачи вообще не планировал его получить, но из-за своего содержания. Предвещая следующий вопрос, Харуно продолжила. — Я пыталась себя убить. Как видите, почти удачно, только с замедленным эффектом. — Холодная маска Учиха на несколько секунд треснула под напором бури смешенных эмоций. Палитра была яркой, начиная с презрения и заканчивая приевшейся за сегодняшний день жалостью. — Не стоит, Итачи-сан. — Не стоит? — тихо повторил он, но продолжать не стал. За сегодняшний день она слишком часто советовала ему что-либо не делать. Поэтому только через минуту он задал интересующий его вопрос. — И каковы последствия? И Сакура рассказала. Рассказала все. О постепенной потери возможности испытывать эмоции и даже механически их вызывать. О том, что стазис, в котором находится её подсознание, временный, и все попытки что-то почувствовать приводят к дальнейшему разрушению. О Раймару и его роли в её жизни. Она говорила долго и подробно, точно зная, что большую часть информации прекрасно известна её собеседнику и она лишь добавляет детали. Девочка заменяла словосочетание «пробуждение в выдуманном мире» на « попытку суицида» и впервые рассказала кому-то полуправду о том, что с ней произошло. Харуно рассказала и о произошедшем недавно случае, когда ей удалось вернуть себе частичную способность чувствовать, и способ этого добиться. Итачи внимательно слушал Сакуру, не перебивая, но и не смотря на нее. Она была слабой, не физически, но духовно. И Учиха пока не мог справиться с двойственным ощущением, возникающим при раскрытии подробностей прошлого девочки: он не понимал её, не понимал, как она могла решиться на такой радикальный, необдуманный и эгоистичный шаг. Против воли он начинал сравнить её с собой, их жизни, из-за чего появлялись сомнения в причинах, которые не позволяли сдаваться ему, но позволили сдаться ей. Девочку не остановили ни долг перед семьёй, ни беспокойство за них, даже открытое проявление слабости не сыграло нужную роль. И если раньше по отношению к ней он испытывал интерес в попытке понять её, то теперь этот интерес все больше превращался в презрительное снисхождение. С другой стороны, он понимал, что не имеет право её осуждать. Это был её выбор, её жизнь. И где-то глубоко внутри себя он находил положительный отклик к её действиям. Несмотря на то что причины у них кардинально отличались, оба понимали, что мир не изменится, как бы они того не хотели. Он хотел, чтобы прекратились войны и убийство перестало считаться нормальным. Она хотела, чтобы этот мир исчез вовсе. Но никто из них на самом деле не верил, что это возможно. Когда Сакура закончила говорить, Итачи какое-то время молчал. Харуно его не торопила, она сама была не в состоянии продолжить. После рассказа она чувствовала странную опустошенность, которая отнюдь не приносила облегчение, потому что она прекрасно знала, что её не поняли, что все, что она сказала, не имело цену из-за её недоговорок и ирреальности правды. Она знала, что так будет, с самого начала, но почему-то продолжала надеяться, что он сможет её услышать. Но он не смог просто потому, что это было невозможно сделать человеку, родившемуся в этом мире. И его следующие слова только подтвердили это. — Значит, это твоя просьба? Хочешь, чтобы твой внутренний мир был восстановлен. В оплату долга. — Настойчивость и упёртость в защите своего мировоззрения причиняли боль, которую она не могла почувствовать. Мысль об этом отчаянно билась в клетке, не имея эмоционального выхода. — Этот мир сведёт меня с ума, — прошептала Сакура и, повинуясь внутреннему порыву, поднесла руку к ближайшей трещине в пространстве и погрузила её туда. Не встретив никакого сопротивления, ладонь скрылась в белом пространстве, а боль с отчаянием затопили сознание девочки. Колени дрожали, неон распространялся по венам, а Харуно, прокусив до крови губу, тихо заговорила, не поднимая глаз на собеседника. — Мне не нужен этот долг. Я пыталась это обьяснить. Но если это для Вас так важно… — Судорожный вдох, и она продолжила, боковым зрением замечая что свет достиг локтевого сгиба. — Мне нужна помощь, а не одолжение. Меня не нужно спасать. Просто позвольте мне снова почувствовать. Верните мне эмоции — это моя цена. — Именно сейчас ей было абсолютно наплевать, что, наверное, это сочтут за неуважение: требовать долг через день после происшествия. Ей на самом деле сейчас было наплевать на все. Она отдернула руку, синева исчезала, но девочка все же не смогла устоять на ногах, упав на колени. В то же мгновение пространство исказилось и они снова оказались за столиком в кафе. Вязь иероглифов, активированная шиноби перед использованием клановой техники, все ещё горела. В реальности прошло всего несколько секунд. Тишина затягивалась. Сакура молчала, пытаясь привести сознание и мысли в порядок после неконтролируемой волны отрицательных эмоций. Итачи молчал по причине абсолютного незнания, что в данной ситуации вообще можно было сказать. За всю жизнь он ещё никогда так часто не сомневался в своей пригодности для роли наследника клана. Потому что способность реагировать на неординарные обстоятельства не была, как оказалось, его лучшим качеством. Учиха думал о том, что за последние дни слишком многое заставляло его подавлять в себе эмоции, что и привело к тому, что теперь его душевное равновесие балансировало на грани. Последний месяц был тяжёлым. Из-за того, что он получил маску и татуировку на плечо, ему приходилось уходить из деревни чаще и на более длительный срок. Как только недавно получившему это звание, ему нужно было в первую очередь доказать, что он действительно этого заслуживает. Там он больше не был гением клана, он был обычным шиноби, которого проверяли и использовали. И не совсем было ясно, они проверили, используя, или они просто использовали, прикрываясь проверкой. Но Итачи никогда не пытался жаловаться или ставить в противовес такому отношению к себе свое происхождение. Во-первых, у него были свои принципы и нарушить их он не собирался, во-вторых, это вряд ли бы сильно помогло. Все это послужило тому, что сейчас он не знал, чего хотел больше: чтобы Сакура не тормозила на резких поворотах в разговоре и вынудила его сорваться, или оказаться подальше, в одиночестве, чтобы погасить скопившиеся эмоции в тренировке, как делал это всю жизнь. Но у него был приказ следить за девочкой. И была возможность впервые в жизни показать его истинные чувства, а не подавить их и спрятать в глубинах своего подсознания. Показать перед незнакомым человеком, перед человеком, которого подозревают в шпионаже. Выбор был не большой. И затянувшееся молчание не помогало. А вот Харуно терзания её собеседника снова совершенно не волновали. После такого эмоционального всплеска она была способна только на полную апатию, которая в её случае затянется на долгое время. Нехватка эмоций на минуту перестала казаться таким ужасным последствием. Но после этого вместе с осознанием, что она была рада отсутствию чувств, вернулось сознательное презрение к себе. Говорить или двигаться было невозможно по простой причине нежелания это делать. Ей хотелось просто исчезнуть, перестать существовать вовсе, а не нести на себе этот груз, наполненный сожалением и ненавистью. Она напоминала себе психопата. Все симптомы сходились. Она осознавала все эмоции, но не испытывала их. Психопата, который не хотел им быть, у которого не было возможности обратиться к докторам, определившим бы изначальную причину происходящему, у которого ничего не было, помимо осознания. Она напоминала себя мазохиста, который отчаянно желал вернуть свою боль, чтобы спасти разум. Она знала, что будет больно, но продолжала хотеть чувствовать. Она была пациентом, который никогда не будет обследован и спасён. — Я поговорю с отцом насчёт твоей просьбы, — наконец заговорил шиноби. — Спасибо, — лаконично отозвалась Сакура, не поднимая взгляда и отводя его от своих сцепленных в замок рук, лежащих на столе. — Мне, наверное, стоит уйти. Спасибо за данго и разговор. Девочка встала из-за стола, но сделав шаг к выходу, остановилась. На периферии сознания мелькала несформулированная мысль, что она забыла ещё что-то сделать. Им обоим друг от друга было нужно только то, что дать они не могли. Харуно хотела говорить. Говорить так, будто это была она. Будто ничего не изменилось. Будто она не в теле Сакуры Харуно. Ей нужно было язвить, иронизировать и ставить под сомнение постулаты этого мира, но она знала, что не имеет на это права. Она здесь никто. И её слова не имеют значения. Итачи тоже нужен был слушатель, который бы принял его эмоции и не осудил. На секунду он даже подумал, чтобы намеренно остановить девочку, но его дрогнувшая рука так и не попыталась схватить девочку за запястье. Потому что он так же отчётливо понимал, что не может так поступить. Он был для неё никем. И его просьбу бы исполнили только потому, что он наследник клана Учиха, а не потому, что попросил он. Они не имели права обязывать друг друга чем-то личным. — Остаток сегодняшнего дня и ночь я проведу в том же доме, что и вчера. Завтра день рождения Вашего брата. Проведите его с ним. — Харуно достала свой блокнот и, вырвав чистый лист, что-то написала на нем. — Мое расписание на следующий день. Для проверки хватит и клона, предполагаю. — Она протянула ему листок, который шиноби машинально забрал. — Прощайте, Итачи-сан. — Она поклонилась и вышла. Выбор был небольшой, но очевидный. Разгромленный полигон, почти пустой резерв и разодранные до крови руки.