Убегая от реальности

Сакура упустила момент, когда снова начала осознавать происходящее вокруг, когда окружающий мир стал относительно материальным, а тьма перестала быть просто тьмой. Её внутренний мир. Простирающееся на многие мили пространство, не имеющее видимого конца. Парадоксально разваливающаяся на части и идущая трещинами бесконечная пустота. Харуно не задумывалась, что стало с её подсознанием после её первого и последнего появления здесь. Разрушающее действие воспоминаний заставляло предполагать, что здесь не могло что-либо уцелеть. И возвращаться сюда, чтобы это подтвердить, она не хотела. Как оказалась, она ошибалась. Цельные участки мира все же остались. Она была удостоена чести обладать руинами внутреннего мира, крошащегося мелкими осколками. Белый свет, пробивающийся сквозь трещины, слепил и отталкивал своей яркостью, неестественностью и едва уловимой опасностью. Харуно была почти уверена, что именно это свечение является причиной её проблем с эмоциями. По крайней мере, хоть какую-то роль в этом сыграть оно было обязано. Потому что ничего не появляется просто так. А этот свет был аномалией, значит, должен был изменять и нарушать обычный ход вещей. Сакура решила попытаться подойти ближе к одной из трещин. К её удивлению, сделать это оказалось куда легче, чем можно было подумать. Раньше казавшееся бесконечным, расстояние между ними неожиданно сократилось до нескольких шагов. Разум медленно пытался смириться с наличием дыры в пространстве, которая одновременно существовала в двух измерениях. Глаза усердно передавали картинку не имеющего конца слепящего туннеля внутри трещины, когда, стоило обойти её с другой стороны, изображение принимало вид все того же тёмного пространство, и никакого намёка на разрыв материи. И подсознание было усеяно такими патологиями. Сакура для большей уверенности обошла её ещё один раз, но изменений не последовало. Все так же с одной стороны была бесконечность, с другой — ничего. Не сумев побороть свой интерес, девочка поднесла руку к границе чёрного и белого света. Неосознанное желание оказаться подальше от этого места, причиной которого явно являлась сама трещина, вызывало множество вопросов, на которые она пока не могла найти ответы. Она не знала, стоит ли ей надеяться, что такой случай не единичный и она сможет найти информацию о нем, когда очнётся, поэтому внезапное решение познавать все эмпирическим путём повлекло за собой ряд экспериментов, которые, на её взгляд, могли помочь ей с пониманием происходящего. Ударить грань между пространствами не получалось. Кулак просто проходил насквозь, оказываясь либо в одном измерении, либо в другом, либо в обоих сразу, как бы невозможно это не казалось. Погрузить кисть руки в белое свечение надолго тоже не получилось. По венам, неожиданно хорошо видным через кожу, заструилось нечто неопознанное неоново-синее и пугающее, когда оно поднялось по предплечью и почти успешно преодолело локтевой сгиб, девочка выдернула руку из трещины, понимая, что никакие результаты не оправдают таких жертв. Синее свечение тут же погасло, оставляя после себя лишь воспоминание о всепоглощающем ужасе, который охватил Харуно с самого начала. Неон нёс вместе с собой столь концентрированную смесь страха, отчаяния и боли, что Сакуру, привыкшую не чувствовать ничего, пробрало до костей. Каждая клетка её организма была пропитана этими эмоциями, дрожь во всем теле заставляла её обхватывать саму себя руками, лишь бы не дёргаться так сильно. Она бы точно упала на колени, если бы продержала там руку на секунду больше. Думать о том, что случится, если синий свет свет доберётся до её мозга и охватит все тело, не хотелось, совершенно не хотелось. Когда состояние девочки относительно пришло в норму и она смогла снова стоять ровно, она какое-то время просто неотрывно смотрела на зияющую дыру, пытаясь заставить себя провести последнюю проверку, на которую она была способна и которую смогла придумать. К сожалению, алгоритма исследования подобных аномалий у неё не было, поэтому пришлось довольствоваться собственным воображением. Применить чакру и посмотреть, как эти два вещества будут взаимодействовать, было отнюдь не лучшей её идеей за этот небольшой промежуток времени. Использовать энергию во внутреннем мире было намного проще, чем во внешнем, поэтому, выпуская её через ладонь по направлению к трещине, Харуно немного не рассчитала с количеством. Настолько не рассчитала, что при столкновении двух эфемерных объектов взрывная волна откинула её на неопределённое расстояние, а подсознание озарилось мимолётной вспышкой, сопровождающейся оглушающим треском. Представшая перед глазами девочки картина не внушала доверия. Совсем нет. Трещина, что была подвержена опытам Сакуры, расползалась по пространству с невероятной скоростью, объединяясь с более маленькими и создавая единую дыру в материи. Чёрное пространство, вдруг став материальным, крошилось и со звоном разбитого стекла осколками падало вниз, разбиваясь и превращаясь в разноцветные кристаллы, которые исчезали в то же мгновение, что и появлялись. От непрекращающегося звона закладывало уши, от обилия цветов в глазах рябило, а к горлу подкатывала тошнота. Девочка не могла точно сказать, сколько это продолжалось, но в какой-то момент вместо роста трещина с одного угла начала уменьшаться под действием зеленоватого свечения. Харуно помнила, слишком хорошо помнила, где и когда видела точно такое же. Именно оно неоднократно спасало её от долгой реабилитации, залечивая полученные на тренировках и по собственной глупости травмы. Медицинская чакра. Неожиданно взявшаяся в её подсознании. И причину её возникновение девочке ещё предстояло выяснить, даже при наличие некоторых предположений она не могла уверенно сказать, что происходит. Эта чакра не могла восстановить прежнее состояние её мира да и устранить малую часть необдуманных действий Сакуры, которые привели к столь катастрофичным последствиям, не могла. Но она остановила разрушение и заставила исчезнуть звук бьющегося стекла, который Харуно иногда слышала, даже будучи вне этого мира. Но теперь она хотя бы знала, что это такое и почему это происходит. Задумавшись о том, как можно использовать полученные ею сейчас знания, она снова не заметила, как очертания её внутреннего мира стали сливаться в единое целое и она медленно исчезала оттуда. *** На это раз Сакура приходила в себя осознано, но до невозможности медленно. Она слышала, как рядом с ней ходил человек, вероятнее всего Раймару, шуршание страниц какой-то книги; она видела сквозь закрытые веки пробивающийся свет, который иногда закрывала тень. Периодические прикосновение ко лбу и вспышки более яркого свечения, опознанные девочкой как медицинские техники, привносили хоть какое-то разнообразие в её времяпровождение. Тело слушаться и исполнять её приказы отказывалось, поэтому все, что ей оставалось, — это лежать, слушать и думать. Хотя делать последнее хотелось меньше всего. Количество вопросов росло пропорционально количеству возникающих проблем. Она не имела ни малейшего понятия, что происходит с её внутренним миром, почему это происходит и нужно ли ей что-то с этим делать. Очевидно, пожалуй, было только одно — без посторонней помощи она с этим не справиться. Как бы она не хотела это делать, но привлекать других придётся. Эгоистично предполагая, что кто-то согласится ей помогать и тратить на это время, она рассчитывала чужой чакрой устранить все трещины в её внутреннем мире. Потому что Харуно до безумия хотела вернуть свои эмоции; состояние, сравнимое только с состоянием трупа, не давал оценить ситуацию, происходящую с ней, в полной мере. Кто бы что не говорил, но холодный расчёт не всесилен и решить все проблемы, находя самый оптимальный для человека вариант, не может. Человек — это не машина, как бы этот мир не пытался доказать обратное. И принимать во внимание чувства, свои или чужие, необходимо. Иначе человечество больше не будет им являться. Вселенная станет программой, неизбежно следующей заданному алгоритму. И жизнь в таком мире будет бессмысленна. Без наличия эмоций свобода станет бесполезна. Все станет бесполезным. И Сакура не хотела быть частью всего этого. Даже осознавая, что вернув чувства, она утонет в своих боли, страхе и отчаянии, она хотела все исправить. Столь индифферентное существование давило на психику сильнее, чем любая эмоция. И ей действительно была необходима помощь. От размышлений её отвлёк звук закрывающейся входной двери. В квартире стало слишком тихо. Харуно снова попыталась пошевелиться. Дёрнулся только палец на правой руке. Раздосадовано выдохнув, девочка попыталась расслабиться, чтобы быстрее вернулась способность двигаться. Ей казалось, это должно помочь. Сакура устала. Уже больше двух месяцев она избегала мыслей о доме и её возвращении. Первые недели в этом мире Харуно боялась забыть даже незначительную и мелкую деталь из той жизни, сейчас она боялась вспоминать и помнить. Девочка не понимала, что должна делать. Она не знала, чего хочет сама. И не желала даже об этом думать. Потому что на самом деле она на протяжении всего пребывания в этом мире осознавала, к каким выводам она придёт, если, задав себе вопросы, попытается честно на них ответить. Эти ответы облегчения ей точно не приносили. Сакура презирала саму себя. За слабость и ненависть к этому миру. Её подсознательное отрицание реальности происходящего приводило к абсолютному безразличию по отношению к судьбам окружающих её людей. Она медленно переставала считать себя человеком. Она не сострадала другим, не сожалела об их смерти, в прошлом или будущем; она отказывалась верить, что в этом мире существует кто-то ещё, кроме неё самой, кому тоже может быть плохо. Она была эгоистом, прожженным насквозь и ненавидящим самого себя за это. Она не могла оставить свою боль, чтобы увидеть чужую, она не хотела этого делать. Харуно страдала от себя больше, чем от всего этого мира. Она ненавидела себя, ненавидела всех вокруг, ненавидела эту реальность. И от осознания, какой жалкой она оказалась даже в своих глазах, становилось тошно. Ей хотелось немедленно все изменить, вынудить себя измениться, но она тут же останавливала себя, убеждая, что не может позволить себе это сделать. Она часто задумывалась, на сколько бы легче ей стало существовать здесь, если бы она смогла отказаться от прошлого. Но эти размышления неизбежно приводили к одному и тому же ответу: отречение от себя в той реальности будет ознаменовано её смертью в обоих мирах. Она боялась отнюдь не потерять себя, она боялась, что вместе с этим, вернувшись, она не узнает лиц своих родных. Она до ужаса боялась потерять дорогих ей людей. И главной опасностью была не смерть кого-то из них, а её слабость, приводящая к её безразличному отношению к ним. Она боялась перестать их любить. И выбирая между людьми этого мира и родными, которые остались в другом, она без раздумий делала свой выбор, наплевав на человечность. Её вечный страх делал из неё слабую марионетку воспоминаний. Она знала, кто и когда погибнет в этой вселенной, но даже не думала попытаться что-то изменить. Их жизни были для неё не важны. Она не видела в них какой-либо ценности, превращаясь в бессердечного монстра. Бесконечный внутренний конфликт между желанием остаться человеком и нежеланием принимать этот мир сводил девочку с ума. Она и подумать не могла, что когда-нибудь будет презирать кого-то так сильно, как сейчас себя. Её жизнь состояла теперь только из страха потерять все и ненависти к себе. Сакура доводила себя до грани, балансируя над пропастью. Она видела смысл только в своей смерти, всеми силами стремясь к ней и при этом парадоксально отодвигая этот момент все дальше. Она с завидным упорством делала все, чтобы продолжать жить. И если бы сейчас она не была парализована и не отдана собственным организмом на растерзание самоанализа, то, наверное, ещё не скоро бы осознала, почему её действия так радикально расходятся с её мыслями и убеждениями. Она чертовски сильно боялась, что ошибается. Все её выживание в этом мире сводилось к теории, которую она сама для себя вывела и в которую поверила без доказательств. Она не знала, вернётся ли после смерти здесь к себе домой. Она ничего не знала. И это незнание доводило до безумия, усмирить которое могла только конкретная и чётко установленная цель. И Харуно её создала, хоть подсознательно все равно понимала, что это бессмысленно. Она в любой момент могла перерезать себе вены, прыгнуть со скалы или повторить способ предыдущей хозяйки этого тела, но Сакура не имела ни малейшего понятия, к чему это приведёт. И этот вариант был забыт не из-за моральных принципов, а из-за страха. Смерть от чужой руки все ещё была лучшим из вариантов, которые удерживали её разум на поверхности бездонного озера безумия. И Харуно заставила себя в это поверить. Вот только это больше не имело смысла. Нельзя загипнотизировать человека, если он будет знать, что с ним хотят сделать. А девочка знала. Теперь знала. Харуно тяжело выдохнула, и снова попыталась пошевелиться — продолжать пытку, в которой она одновременно вела допрос и была тем, кого допрашивают, она не хотела. К её счастью, тело повиновалось, и девочка даже смогла сесть, с трудом и ужасно медленно, но смогла. Вставать сейчас она не рисковала, давая своему организму время на осознание, что он снова должен выполнять физические нагрузки. Она лежала на диване в комнате Раймару, который уже, кажется, смирился с тем, что этот предмет мебели теперь принадлежит не ему. Диван стоял у окна, так что у девочки была возможность понять по количеству людей на улице и расположению солнца, что она была без сознания почти целый день. По крайней мере, она надеялась, что прошло не больше этого срока. Хозяина квартиры все ещё не было, и Сакура не была этому рада. Нестерпимо хотелось заставить себя поверить, что она не одна, что в этом мире люди так же реальны, как и в её. Ей нужно было услышать человеческий голос, и сейчас ей было абсолютно все равно, на каком языке будут говорить. Девочке казалось, что она утонет в тишине пустого дома. Впервые, ей было неуютно в квартире её друга. Неожиданный даже для неё самой порыв оказаться как можно дальше от этой комнаты и одиночества повлёк за собой резкий рывок всем телом в попытке подняться на ноги и уйти отсюда. Столь непродуманные действия привели к практически полной дезориентации девочки в пространстве. Единственное, что у неё получилось сделать, — это встать. После чего организм отказался выполнять свою основную функцию, и Сакуру повело в сторону. Чтобы хоть как-то устоять и не упасть на месте, девочка попыталась сделать шаг вперёд, что, кажется, только ухудшило и без того плачевную ситуацию. Зацепившись ногой за ножку стола, который оказался на её пути, Харуно успешно достигла противоположной стены, успев подставить под удар единственную целую руку, а не голову. Девочка отрывисто дышала, пытаясь успокоить собственные мысли и замедлить сердцебиение, которое отдавалась неприятным гулов в ушах после такого стремительного телодвижения. Придя в относительно спокойное состояние, она несильно оттолкнулась от стены, чтобы через мгновение опереться о неё уже спиной и медленно опуститься на пол. Ей не стоило поддаваться необдуманным желаниям, которые, казалось, вредили ей больше, чем весь окружающий мир. Сакура сделала несколько пасов правой руки, проверяя её целостность. Не встретив никакого сопротивления, она облегченно выдохнула. Раймару вряд ли бы обрадовался, если бы она сломала или вывихнула ещё и вторую руку. Боковое зрение зацепилось за что-то яркое и отчётливо выделяющиеся на безликом фоне. Рамка с фотографией. Маленький мальчик, в котором Харуно не без труда узнала Ши-куна, и его родители. Все счастливо улыбались; молодая женщина обнимала сына за плечи одной рукой, отец взъерошивал волосы мальчика. Сакура протянула руку и взяла рамку, чтобы рассмотреть фото получше. Пальцы непроизвольно сжались сильнее. Она ещё никогда не видела, чтобы у Раймару была такая улыбка: детская, добрая, настоящая. Сакура знала, что его отношения с родителями были безвозвратно испорчены. Наверное, эта фотография последнее напоминание о том, что когда-то они были семьёй. Девочка прикрыла глаза, пытаясь смириться с осознанием, что помимо прочего она оказалась ещё и лицемером. Здесь она никогда не задумывалась, к каким последствиям могут привести её поступки. Она делала так, как требовала того ситуация для наибольшей выгоды для себя, и Сакура даже думать не хотела о том, что её слова могут причинить кому-то боль. Раймару был единственным в этом мире, кого она считала другом. Но несмотря на это, она встала не на его сторону, когда была такая возможность. В первую встречу с его родителями она предпочла сказать то, что от неё хотели услышать, что невольно бы подняло её в глазах собеседников. Она жила по этому принципу, не задумываясь о последствиях. Харуно не могла себе представить, сколько усилий прилагал её друг, чтобы вновь добиться расположения своей семьи, чтобы хоть раз снова услышать от них не упрёки, а похвалу. А она добилась всего этого, сказав лишь одну фразу. Когда перед ней встал выбор: поддержать друга или продолжать играть роль — она осталась эгоистом, лицемерным эгоистом. Ей не нужна была положительная реакция с их стороны, но она все равно выбрала вариант, который привёл к такому исходу. Чтобы удовлетворить своё эго, почувствовать, что все ещё может манипулировать и предсказывать эмоции других людей. Ей нужно было это чувство власти. И каждый раз она делала свой выбор в пользу себя, но не в пользу кого-то ещё. Ей ничего не стоило солгать, встав на сторону друга. Ей было не сложно, поступить правильно. Но надевать маски легче. Лицемерить проще. А правду и честность она оставляла для тех, кто готов жертвовать собой ради других. Ей не стоило принимать долг у клана Учиха, как и у семьи Главы. Не стоило лезть не в своё дело, обрекая других людей быть ей обязанными. Она не была тем человеком, которого можно было бы уважать за принципы и поведение, который был бы достоин требовать с кого-то долг. Сакуре нужно было забыть правила этикета и необъяснимое желание им следовать и отказать Фугаку. Это не её мир — и менять что-либо здесь у неё нет права. Она лишняя переменная в уравнении, ей нельзя изменять реальность. Она должна была просто бесследно исчезнуть, не разрушая уже прописанное будущее. Все, что было ей здесь сделано, было продиктовано необоснованными убеждениями, которые имели под собой лишь субъективное и иррациональное основание, не объясняющее ничего, кроме высокомерного желания контролировать ситуации и судьбу. Втягивать в свою заведомо проигрышную игру отдел дознания и его работников было ошибкой. Для неё они были персонажами, она для них — человеком. Сакуре было наплевать на их чувства, она видела перед собой только цель, которая безоговорочно оправдывала для девочки все средства, задействованные для её достижения. Этот мир оголял её слабости и недостатки и эскалировал их. Люди не меняются так быстро. И она не изменилась. В той жизни она была такой же. Успокаивая совесть речами о необходимости такого поведения для защиты близких и оправданиями, что люди не стоят того, чтобы их жалеть, девочка неожиданно для себя самой поняла, что стала именно таким человеком, которого всегда презирала. Все, что она делала, — это искала причины, почему у неё есть право так себя вести. Считала, если она живет в мире, где большинство — это лживые эгоцентристы, то для выживания ей необходимо быть такой же. Уверяя себя, что делает это ради брата, чтобы ему не пришлось становиться таким, она выбрала самый простой способ существования. Было так легко прикрываться семьёй, высшей целью, пока она не лишилась и того, и другого. Оказавшись в теле Сакуры Харуно, она осталась одна, вырванная из привычного образа жизни и окружения, без смысла и желания жить. Теперь ей было нечего защищать и нечем оправдать себя. Она была лицемером, была эгоистом. Она была одна и от этого бесконечно несчастна. Девочка снова открыла глаза, сталкиваясь со взглядом мальчика на фотографии. И впервые за все прибывание здесь она пожалела, что не никогда не сможет познакомиться с ним таким. Впервые она приняла, что у людей в этом мире есть прошлое. Впервые она воспринимала их, как живых и реальных людей, имеющих право и возможность чувствовать и жить, а не иллюзией, порождённой её больным разумом. И осознание этого неизбежно породило понимание, что она вернула себе способность испытывать эмоцию. Всего одну, и для многих совершенно бесполезную. Да и только отголоски. Почти эфемерное, но все чувство. Сожаление. Затылок девочки с достаточной силой врезался в стену, в попытках привести мысли в порядок, поздно вспомнив, что физическая боль ещё не доступна. Совершенно неожиданно все факты сложились в единый пазл, состоящий из множества деталей, которые, как казалось раньше, совершенно друг с другом не связаны. Отсутствие эмоций. Разрушенный внутренний мир. Медицинская чакра. И сожаление. Сакура нашла способ вновь начать чувствовать. И если бы в эту минуту она смогла бы отключить здравый смысл, оставшись наедине только с осознанием, что сможет вернуть утерянное, то, наверное, Харуно была бы разумно счастлива. Только вот это было невозможно. Как и возвращение всех эмоций в перспективе. Даже примерно подсчитывая, сколько чакры придётся потратить на это, она понимала, что в ближайшее время вряд ли что-то получится. Раймару бы никогда не оставил не вылеченные ссадины и порезы, если бы все прошло, как обычно. Но, видимо, своими действиями Сакура вынудила его чакру залечивать более серьёзные повреждения — в её подсознании. И судя по всему этому, на ликвидацию той малой части разрушений он потратил весь свой резерв. Вспоминая, сколько трещин было в её внутреннем мире, прогнозы у девочки выходили не утешительные. Нужно было либо придумать, как повысить КПД воздействия чужой чакры, ведь её собственная только ухудшала ситуацию, либо смириться, что спектр её эмоций в этом мире будет сильно ограничен. Хотя если вспомнить, что ещё вчера она считала почти невозможным возвращение в нормальному состоянию, будущее было не таким уж и плохим. Только вот Сакуру это как-то не успокаивало. С тихим звоном ключей открылась входная дверь. Хозяин квартиры прошёл по коридору, шурша пакетами из магазина. Оставив сумки на пороге с кухней, он хотел зайти в комнату, но резко остановился, увидев Сакуру. — Как ты себя чувствуешь? — быстро справившись с удивлением, спросил мальчик. Но не дождавшись ответа, с напускной строгостью продолжил, — Тебе не стоило сразу вставать. Харуно выделяла безграничную опеку как основную характеристику её друга. Только сейчас она даже не посмотрела на пришедшего. Она осознанно опасалась увидеть его взгляд, разительно отличающийся от того, что был на фотографии. Раньше у неё не было, с чем сравнивать. Но сейчас эта разница казалась ещё одним напоминанием о том, что этот мир реален и существует за пределами её сознания. — Сакура? Раймару прошёл через всю комнату, остановившись возле девочки. И только сейчас заметил, что она держала в руках. Если бы Сакура смотрела на него, он, наверное, постарался бы сдержать эмоции и никак не показать их, но контроля не было, как и желание его проявить. Поэтому за несколько секунд на лице мальчика промелькнула целая палитра чувств, начиная от сдержанного раздражения до начальной стадии страха перед чем-то, что явно было для него важным и тщательно скрыто ото всех, но сейчас находилось под угрозой разоблачения. — Раньше ты не обращала на неё внимания. — Ши опустился на пол рядом с Харуно, так же как и она прислонившись спиной к стене и скосив взгляд на рамку с фотографией в её руках. — Раньше я ни на что не обращала внимания. — Сакура наконец-то посмотрела на своего друга. — Я никогда не спрашивала, потому что думала, что это не мое дело. Но, возможно, — девочка остановилась, пытаясь подобрать нужные слова, — ты хотел бы кому-то рассказать, что тогда произошло. Раймару долго не отвечал, думая о том, что точно не был готов к такому, когда заходил к себе домой. Подсознательно он давно знал, что когда-нибудь этот разговор должен будет произойти. Но он все же надеялся, что у него в запасе есть ещё пару лет, чтобы подготовиться. Хотя и сам понимал, что никакая подготовка здесь не поможет. Объяснять кому-либо суть отношений в его семье было последним делом, которым он хотел бы заняться. И праздный интерес с любопытством со стороны посторонних больше раздражал, чем вызывал желание отвечать на вопросы. Но сейчас вместо незнакомцев с улицы была Сакура. Её предложение подкупало уже тем, что не было нацелено на обычный поиск информации и сплетен. Оно не затрагивало ни одну из областей, в которых бы господствовала личная выгода. Она предлагала ему рассказать ради него самого. Но как бы он не пытался себя в этом убедить, её слова все равно вызывали отголоски того же раздражения. Сначала непонятные даже для него самого. Но в тот момент, когда он уже открыл рот, чтобы навсегда закрыть эту тему, он осекся, остановив поток резких просьб не лезть в его жизнь. Именно тогда он действительно понял, что чувствовал. За маской недовольства скрывался более глубокий страх, который он упорно отрицал. Он боялся, что после своего рассказа потеряет единственного друга. Он боялся её реакции. И раздражал его на самом деле собственный страх, а не сказанная девочкой фраза. — Ши Раймару, я не требую от тебя подробностей. Просто хочу знать, могу ли я как-то помочь тебе. — Сакура замолчала, отслеживая эмоции на лице своего собеседника. И не найдя там того, чего опасалась, выдохнула. Она и сама не заметила, что не дышала. Переведя дыхание, девочка продолжила. — Ты сделал для меня многое. И меньшее, чем я могу отблагодарить тебя, — это быть тем, кто на данный момент тебе нужен. Я выслушаю тебя, мне лишь жаль, что я не сделала этого раньше. — Она выжидающе посмотрела на друга, ожидая реакции. Но сказанное им разительно отличалось от того, что она предполагала услышать. — Честно сказать, я не понимаю тебя, Сакура. — Через какое-то время начал говорить мальчик. — Ты парадоксально правильная. Именно такая, какой тебя хотят видеть. Идеально подходишь для реалий мира Шиноби. — Из-за этих слов девочка дёрнулась, прекрасно понимая, о чем он говорит. Она не думала, что способна влиться в общество этого мира, но, видимо, у неё получилось это лучше, чем она хотела. — Хочешь знать правду? Узнать, что ты поддерживаешь? Кому пытаешься подражать? И кем хочешь стать? — Раймару понизил голос, чтобы не сорваться и уменьшить возможность проявления ярости в своих интонациях. — Тогда слушай. Я был рождён, чтобы стать шиноби. Оружием в руках деревни. Мое рождение было показателем преданности. Родители отдавали долг Конохе, я должен был стать продолжением их воли. Должен был гордиться почетной ролью воина, безоговорочно преданного своему селению. Только не стал. Отказался идти по выбранному не мной пути. И стал не нужен. Бесполезным балластом, позором семьи. Ши выдохнул, заметив, что все-таки не сдержался и повысил тон. Харуно сидела, опустив голову и неотрывно смотря на фотографию. Приходить к каким-то неприятным для себя выводам было тяжело, но вот слышать их подтверждение из уст другого почти невыносимо. Будто через бетонную стену в сознание стучало болезненное чувство сожаления. Оно было всего лишь эхом. Но обозначив своё присутствие, не давало больше покоя. Остаточное влияние эмоции заставляло с новой силой презирать саму себя, ведь она не была способна даже на то, чтобы полностью осознать свою вину и сожалеть о своих поступках. Как будто она была не достаточно опущена в своих глазах — теперь дно, шедшее трещинами в течение всего их разговора, наконец-то разбилось, и она упала ещё ниже. Она чётко осознавала, что была отвратительным человеком, как и другом. И, видимо, по её мнению, так считала не только она, но и единственный человек, которым она дорожила, хоть и не признавала этого. — Я хотел быть ирьенином, чтобы спасать жизни. Но в их глазах я был дезертиром, сбежавшим с передовой. — Отвлекая девочку от нерадостных мыслей, Раймару продолжил, но уже снова спокойным голосом. — Эта фотография — показательное выступление. Думаешь, я жду от них понимания и уважения? Отнюдь. Этого никогда не было, я с самого начала должен был понять, что как сын я был им не нужен. — Криво усмехнувшись, мальчик начал говорить на порядок тише и более отрывисто. — Казалось, куда может быть хуже, но я нашёл способ разрушить все окончательно. Я нашёл себе учителя. Точнее, он меня нашёл. Все вышло сумбурно и до невероятности прозаично. Я пытался проникнуть в архив при госпитале, чтобы найти там более подробную информацию об использовании медицинских техник. Я и сейчас не совсем понимаю, чем тогда думал. Но план мне казался гениальным, правда, он не учитывал сигнальные печати и оперативность работников госпиталя. Он помог мне избежать позора и наказания, вытащив из эпицентра бури так легко, будто только этим по жизни и занимался. — Раймару насмешливо хмыкнул своим же словам, не сдержав мимолётной улыбки. — И как-то получилось, что в качестве благодарности я предложил ему помогать, хотя, наверное, это выглядело больше как жалостливая просьба. Не знаю, кто из нас удивился больше, когда в ответ прозвучало согласие. И с этого момента я был обречён потерять семью и стать изгоем уже в глазах всех. Молодой ирьенин замолчал, засомневавшись в своих действиях. Отступить сейчас ещё было можно, но вот следующий шаг закроет все пути отхода. Снова лишиться всего он не был готов. Но и не был уверен, что в данной ситуации будет губительнее: правда или дальнейшее её сокрытие. Он колебался ещё несколько минут, пока не решился, и, кивнув самому себе для уверенности, повернулся к Сакуре. — Открой рамку и достань фотографию. — Слова мальчика заставили Харуно наконец-то поднять взгляд и посмотреть на него. Если просьба и показалось ей странной, вопросов она задавать не стала, сочтя это не уместным. Просто так просить об этом её друг бы не стал, значит, ему эту нужно. Перевернув рамку, девочка аккуратно отодвинула небольшой засов, удерживающий заднюю стенку, и подняла её. После чего в удивлении изогнула бровь. В рамке было ещё одна фотография. Края не совпадали, из-за чего наличие второго фото можно было заметить только с этой стороны, но никак через стекло рамки. Сакура протянула руку, чтобы достать неизвестного содержания карточку, но за кисть была перехвачена рукой Раймару, который, кажется, и сам не ожидал от себя такой реакции. Сделав глубокий вдох и выдох, он отпустил ладонь девочки. Та незамедлительно этим воспользовалась и, достав фотографию, перевернула её лицевой стороной. Рука разжалась, и бумага плавно опустилась ей на колени. Харуно резко втянула воздух, на несколько секунд забыв, что должна выдыхать. Скосив взгляд на своего собеседника, она тут же его отвела, отчаянно всматриваясь в фотографию и надеясь, что картинка изменится. Но все оставалась таким же. Неправильным и выходящим за рамки её понимания и способности осознания. Все было похоже на глупую шутку, только в этой реальности не существовало нужных программ, чтобы так умело подделать изображение. И девочка искренне сожалела, что не могла обвинить во всем какой-нибудь редактор. С фотографии на неё смотрели трое: одним из них был Раймару (кажется, такого же возраста, что и на предыдущей), он стоял слева, когда справа была изображена девочка чуть постарше, с темно-фиолетовыми короткими волосами, собранными в хвост, — оба радостно улыбались, немного сощурив глаза. Человека, стоявшего посередине, Сакура хотела развидеть. С трудом воспринимая информацию о нем, которую мозг выдавал буквально ежесекундно, девочка упорно продолжала вылавливать взглядом его отличительные черты, надеясь, что ошиблась. Самовнушение не помогало. Форма джонина, бледная кожа, длинные чёрные волосы, желтые с вытянутым зрачком глаза и спокойная полуулыбка, которая, казалось, открыто насмехалась над душевным состоянием девочки. Стоически сдержав порыв выругаться вслух, она несколько раз прокляла Вселенную и своё везение, но только мысленно. Прикрыв глаза, она откинула голову назад, прислоняя её к стене. Холод не помогал, просто потому что не чувствовался. Отрезвляющая боль тоже как вариант привести дрейфующие мысли в порядок не рассматривалась. Оставалось надеяться только на Раймару, который объяснил бы ситуацию, расположив, наконец, все данные в логически связанной цепочке. Мальчик, не дождавшись какой-либо словесной реакции со стороны собеседника, сделал именно то, что было нужно Сакуре — начал говорить. — Почти семь лет назад я был помощником Орочимару-сенсея, хотя теперь уже, наверное, Орочимару-сана. Если точнее, я был претендентом на это место. Только не подходил по возрасту и положением в обществе. У меня была семья и привязанности, которые на тот момент я считал необходимыми и обоюдными. Да и сравниться по преданности с Митараши я бы не смог, никто бы не смог. Тогда я ещё не до конца понимал, что это такое и не мог отделить личную преданность от общественно навязанной преданности селению. — Раймару резко выдохнул, прикрыв глаза. Воспоминания вынудили швы на старых ранах вновь разойтись, лишь доказывая, что ничто не было забыто. Он давно мечтал о простом разговоре хоть с кем-нибудь. Вот только никого не было. Хоронить образы из прошлого, каждый день изводя себя вопросами, на которые не было ответов, пытаться забыть и снова начать жить, только уже без значимой части самой сущности жизни — мальчик медленно убивал себя, внутривенно вводя яд из воспоминаний и сожалений. Раймару сам не до конца понимал, почему решил доверить эту историю Сакуре. Желание рассказать, конечно, было сильным, но не на столько, чтобы бездумно довериться человеку. Было что-то ещё, более существенное, только понять, что именно, пока не удавалось. — Но все это не помешало мне после занятий в Академии идти в одну из его лабораторий и помогать всем, на что я был способен. На самом деле я до сих пор не понимаю, почему Саннин выбрал меня. Тогда я думал, что просто прохожу практику раньше, чем другие. Думал, мне повезло. К тому же, чувствовать себя нужным было для меня жизненно необходимо, и только с ними у меня это получалось. Мальчик снова замолчал. С секундным промедлением, но он все же протянул руку к девочке. Харуно качнула головой, давая понять, что углубляться в эту проблему ему не нужно, и вложила в его ладонь фотографию. Раймару сжал её угол достаточно сильно, чтобы не уронить, но и не так, чтобы она помялась. Сакура не перебивала и не пыталась поторопить. Ему нужно было высказаться, а у неё есть время. Она не хотела, чтобы они снова вернулись к виду отношений, который был, когда они только познакомились. Там была лишь личная выгода. Это разговор был шагом вперёд. И как бы девочка это не отрицала, ей тоже нужен был человек, которому она могла бы доверять. — Многого мне не поручали. Но принести нужные реактивы, вести записи или следить за ходом какого-то эксперимента мне было по силам. Я выполнял рутинную работу для экономии времени Орочимару-сана. А я ведь считал его своим наставником, думал, что в будущем буду работать в этих же лабораториях, но уже с ним на равных. — Раймару перевёл взгляд с фотографии на Сакуру. — Я хотел стать таким же, как он. Сейчас слышать такое для тебя, наверное, странно. Учитывая, какую славу он получил за последние несколько лет. Но тогда я был уверен, что этот человек лучшее, что могло случиться с этим миром. Можешь называть это как хочешь: детской наивностью, глупостью или как-то еще, но все, что было важно для меня тогда, — это наличие взрослого, взгляд которого не был наполнен осуждением. — Мальчик сглотнул, пытаясь избавиться от сухости в горле, но вызвал лишь кашель. — Я принесу воды. Подожди немного. — Правильно поняв недомогание друга, Харуно резко встала, совершенно забыв, чем это закончилось в прошлый раз. К её счастью, тело на столь неожиданный рывок отреагировало относительно нормально. Несильно покачнувшись, она смогла устоять на ногах. Не дожидаясь, пока Ши поймёт причину её промедления и остановит, она направилась на кухню. Обойдя пакеты, все ещё стоящие на пороге, она подошла к навесному шкафу и, открыв дверцу, взяла один из стеклянных стаканов. Неожиданно рука дрогнула, из-за чего он выскользнул из ладони. Но в паре сантиметров до столешницы стакан был пойман той же рукой. Скептически осмотрев целый предмет кухонной утвари, девочка впервые подумала, что её тренировки приносят хоть какую-то пользу. Хмыкнув своим мыслям, она налила воду из кувшина и вернулась в комнату. Раймару сидел в той же позе, фотография была отложена в сторону, сам мальчик смотрел в окно, о чём-то задумавшись. Заметив подошедшую девочку, он забрал у неё стакан, поблагодарив. Он сделал несколько глотков и, дождавшись пока Сакура снова сядет рядом, продолжил говорить. — С каждым годом все становилось хуже. Саннин стал более замкнутым и все чаще прятал свою нервозность или раздражённость за сарказмом или напускным равнодушием. Не в разговорах с нами, а с людьми, которые приходили. Орочимару-сан говорил, что эта простая проверка, но этот ответ всегда сопровождался уставшей ухмылкой и непонятным мне тогда разочарованием в глазах. Мы с Митараши не пытались узнать больше, считая, что наставник… Орочимару-сан сможет справиться со всем сам. И мы не вмешивались. Я не был приближён к большинству его дел, так что знал слишком мало, чтобы что-то понимать. Но чувство тревоги о приближающейся катастрофе не покидало на протяжении нескольких месяцев. — Раймару остановился, сделав ещё один глоток, и ещё несколько секунд почти не дышал, не решаясь продолжить. Он провёл рукой по лицу, будто пытаясь стряхнуть с себя неприятное наваждение, вызванное воспоминаниями. Приведя мысли в относительный порядок, он снова заговорил. — Вскоре отдалилась и Митараши. А потом Орочимару-сан сбежал из Конохи и был объявлен нукенином. Общественности стали известны детали его экспериментов. Опыты над людьми были решающим фактором, который превратил гения в монстра. А мы в одночасье получили пожизненное клеймо учеников предателя. Хотя мне, конечно, досталась меньше. Почти никто из гражданских не знал, что я помогал Саннину. Так что презрительные взгляды мне доставались лишь от шиноби. По Митараши это ударило с двойной силой. Началась бесконечная череда допросов в попытке выведать больше информации о его работе. Только мы почему-то молчали. Не знаю, что все ещё сдерживало нас, но мы ничего не рассказали. Даже про будничные задания. Что удивительно, трогать нас не стали. Видимо, то, что осталось в лабораториях, было более чем достаточным, чтобы успокоить их интерес. Наше молчание списали на шок и техники, которые он на нас использовал, чтобы мы не могли ничего рассказать. Мальчик привычно потянулся свободной рукой к своей шее, но отдёрнул её до того, как она достигла цели. Нервно усмехнувшись, он скосил взгляд на девочку, пытаясь понять, обратила ли она внимание на его телодвижения. Сакура видела, но не отреагировала. Лучше других знала, что там может быть. С трудом верилось, что все это время её знакомый имел такое прошлое и такие напоминания о нем. Если на нем действительно стоит печать Джуина, то Харуно начинала сомневаться в своей разумности. Какова была вероятность того, что первый встреченный ей ирьенин, согласившийся помочь, а потом и ставший её другом, окажется учеником Орочимару и будет гордым обладателем неконтролируемой силы, которая либо убьёт его, либо сведёт с ума, в конечном итоге все равно убив. Сакура сжала переносицу, массируя её двумя пальцами, чтобы попытаться сосредоточиться на фактах и проанализировать ситуацию, в которой оказалась. Результаты не радовали, но долго об этом подумать ей не дали. Раймару, который кажется и не заметил состояние своего собеседника, продолжил говорить. — В любом случае так было легче и, наверное, правильнее. Первое время я даже думал, что он вернётся. Не спал ночами, надеясь на его приход. Не знаю, с какой целью: убить или забрать с собой, но я ждал хоть чего-то. Время шло, и как-то незаметно все надежды самоустранились, на что бы я там не надеялся. Ожидание ушло на второй план, и жизнь стала как прежде обыденной и одинокой. С Митараши мы после этого больше не общались. Не могу назвать причину, но так вышло. И вряд ли кто-то из нас захочет что-то изменить. Сакура молчала, долго молчала. Осознать, в каком положении она оказалась, было запредельно сложно. Было бы легче, даже если бы в тот день в госпитале ей помог Кабуто. Она хотя бы точно знала, кто он и кем станет, и не лезла со своими просьбами и разговорами. Но сейчас она уже была втянута слишком сильно, чтобы попытаться выбраться. На самом деле, Харуно не сильно беспокоилась о последствиях такой дружбы. Даже если её обвинят в предательстве или ещё в чём-то подобной, ей это будет только на руку. Наверное. Ей было проще думать именно так. Вот только Орочимару никогда не был однозначным персонажем, как и все в этом мире, в принципе. И Сакура действительно не знала, насколько пагубны итоги будут для её единственного друга. Если он умрет только из-за того, что она вовремя не рассказала ему о побочных эффектах печати, то простить это она себе не сможет. Пусть это мир все ещё оставался для неё нереальным, и люди в нем были только персонажами, Раймару с самого начала выделялся среди них. И допустить смерть человека, который все это время был её персональной причиной, как можно дольше не переступать грань человечности, она не могла. С другой стороны, девочка не была уверена, что её вмешательство поможет и не усугубит ситуацию. В каноне, насколько она вообще его помнила, Ши вообще не должно существовать. Но он есть. И Сакура не знает его будущее, есть ли оно у него вообще. И как помочь она тоже не знает. — Скажешь что-нибудь? — Досада, отчаяние и страх сквозили в голосе мальчика так отчётливо, что Харуно не смогла не вздрогнуть от такой знакомой смеси эмоций. И именно в это момент для них обоих стало ясно, почему они тогда продолжили общаться, почему подружились и терпят друг друга, хотя и ничего друг другу не были должны. Почему смогли доверять другому. Они были похожи. Рождённые в разных мирах, выросшие в совершенно разных условиях, столкнувшись друг с другом они ясно увидели в другом то, что видели каждое утро в зеркале. Вне зависимости от тела, цвета глаз и форме лица, взгляд оставался тем же. Полный скрытой боли, забытых надежд и одиночества. Они были отражением страданий друг друга. Их жизни были до невозможного разными и одинаковыми одновременно. Все их действия, отличающиеся мотивацией, оценкой и отношением, приводили к одному и тому же. И в итоге они оба превращались в пародию на счастливого человека. Раймару и Харуно были нужны друг другу как никто другой, потому что только они чувствовали, видели и осознавали боль так, как никто, кроме них, больше не мог. Им нужно было понимание и сострадание, которое они не могли получить от кого-то ещё. — Не знаю. Я не знаю, что сказать. — Сакура перевела взгляд на собеседника и, выдохнув, продолжила. — Твоё прошлое… Его ведь не изменить. И не в моих правилах судить о человеке по нему. Ты живёшь с ним, и только тебе оно способно приносить страдания. Я знаю тебя в настоящем, и только это имеет значение. Не мне давать советы об отказе от воспоминаний, мы оба знаем, что никто из нас на это не способен. Если ты дорожишь прошлым — это твой выбор. Если принял решение — не сомневайся. И я буду рядом до тех пор, пока ты не попросишь уйти. Я попытаюсь помочь тебе пронести эту боль до конца, если она тебе нужна. — Харуно резко замолчала, когда почувствовала, как, взяв за плечи, её притянули к себе, обнимая так отчаянно, будто бы она могла в одно мгновение исчезнуть без причины и больше никогда не вернуться. — Я рядом. Ты больше не один. Сакура обняла друга в ответ, пытаясь в этих объятиях утопить и избавиться от всех сомнения, что не давали ей жить. Она тоже больше не была одна. Вместе они справятся, достигнут своих целей. И поддержат друг друга вне зависимости от того, в чем эта цель заключается. Потому что оба понимали, что уговоры ни на что не повлияют, только вернут одиночество. Им не нужна была рациональность и смысл, лишь правда и поддержка в её защите. Потому что на самом деле вопрос был только один: Что они в действительности ненавидели больше: этот мир или себя самих?