Pushed us out like a stranger in the crowd, Could cut so many times I donʼt bleed out. I always knew that we could make it through But you can have your doubts, you can have your doubts.
© «Road To The Throne» by Our Last Night
Ровно в три часа дня по местному времени крейсер «Изабелла» благополучно причалил у берегов Испании. Изрядно соскучившиеся по цивилизации пассажиры с радостью покинули свои душные каюты, высыпав на берег подобно цветным ракушкам и средиземноморским крабам. Омываемый рекой Эбро и издавна облюбованный западными туристами небольшой городок под названием Сарагоса являлся своеобразным уединённым островком посреди бескрайнего океана. Здесь было всё, что только душе угодно: красивая античная архитектура, поражающая своими формами и изысканностью, слегка тронутые осенним янтарём кроны деревьев, в тени которых можно укрыться от изнуряющей жары или проливного дождя… В центральной части города располагалась оживлённая площадь, на которой традиционно бок о бок ютились магазинчики деревенского типа и рыночные прилавки, завлекающие иностранных туристов и местных жителей различными тканями, деликатесами и просто обыкновенными безделушками. Именно на этой самой площади молодой мужчина в вельветовом пиджаке коричневого оттенка ближе к коричному проворно лавировал меж многочисленных лотков, порой едва не сбивая с ног случайных прохожих. Пока возмущённые сеньоры и сеньориты выражали своё недовольство ему вслед, светловолосый джентльмен лишь искренне извинялся и с растерянной, слегка виноватой улыбкой продолжал свой путь. Солнце светило Джерарду прямо в затылок, желтоватые блики играли на складках воротника небесно-голубой рубашки, преломляясь на чёрных глянцевых пуговицах с золотистой окантовкой. По виску мужчины, несмотря на прохладный ноябрьский воздух, струилась капелька пота, однако Уэй вопреки усталости продолжал бежать за коренастой фигурой в лёгком бежевом кардигане. Иногда у художника невольно создавалось впечатление, будто его спутнику никогда не бывало холодно. Даже в первый день их знакомства Айеро надел жилетку и рубашку с коротким рукавом, в то время как остальные пассажиры прогуливались по мосту, облачённые в пальто и меха. Возможно, причиной тому была горячая итальянская кровь, что бурлила с жаром в венах юноши. Ступни Джерарда едва касались земли, а само тело казалось легче пёрышка. Блондин изо всех сил старался игнорировать шальной ритм собственного сердца — это было последним, о чём ему сейчас хотелось думать. Ещё никогда за всю свою долгую жизнь мужчина не чувствовал себя настолько свободно! — Фрэнки. — Учащённо дышал художник, пока жёлто-серая грунтовая пыль разлеталась во все стороны из-под его туфель. — Фрэнки, подожди, мне тебя не догнать! Отчаянный призыв Джерарда вынудил кудрявую медноволосую макушку в мгновение ока обернуться. Сверкнув во весь рот своей безукоризненной жемчужной улыбкой, Айеро лишь ускорил бег, подобно прекрасной хищной рыси. Его отнюдь не длинные, но пружинистые ноги назло художнику пуще прежнего затрусили по дороге. Казалось, юноша и вовсе не собирался останавливаться, лелея надежду на то, что рано или поздно Джерард сам начнёт молить его о пощаде. — Поймай меня, если сможешь, Уэй! — Звонко расхохотался Фрэнк. Парень не скрывал, что их невинная игра в догонялки стала для него настоящим блаженством. — Маленький засранец, — ворчливо пробормотал владелец галереи. Фрэнк, казалось, отчётливо слышал рьяные негодования Уэя, и заливистый смех, подобный звону мелких колокольчиков, лишь усилился со стороны парня. Да этот хитрый пересмешник просто водил его за нос! На короткое мгновение Джерарду почудилось, словно он гонится за неукротимым ветерком или юркой бабочкой. Мужчина вдруг остановился посреди дороги, а его светловолосую голову посетило далёкое воспоминание из прошлого. В детстве у художника имелась большая коллекция бабочек. Берёзовая пяденица (1), бузинная крылохвостка (2) — блондин знал их всех наперечёт. Однажды, прогуливаясь по саду в загородном домике своего отца, мальчик заметил ярко-оранжевого махаона (3), мирно сидящего на ветке сирени. Большая ширококрылая бабочка настолько очаровала маленького Джерарда, что он носился за ней с сачком вплоть до самого вечера, желая как можно быстрее поймать насекомое в свои сети. Но тогда мальчику это не удалось: махаон безвозвратно улетел, отныне не появляясь в их краях. Отчего-то эта история до сих пор оставляла у Уэя лёгкий осадок необъяснимой грусти. На секунду мужчине представилось, что в абсолютно любой момент он мог точно так же потерять Айеро, как и того заветного махаона. Нежданная горькая мысль заставила прикрыть веки, отчего-то ставшие свинцовыми. Сердце Джерарда забилось в страхе от одной только мысли, что Фрэнк навсегда исчезнет из его жизни. Его Фрэнки, его лучик света… Погрязнув в своих тревожных мыслях, Уэй не заметил, как случайно наткнулся на тележку с апельсинами, что неторопливо пересекала пыльную дорогу. Сладкие оранжевые цитрусы тотчас же покатились по асфальту, устремляясь к ногам ошарашенной молоденькой продавщицы, что стояла как вкопанная перед художником, изумлённо похлопывая своими длинными веерообразными ресницами. — Простите мне мою неуклюжесть! — Раскаянно бормотал Уэй, в спешке собирая наливные плоды и попутно шепча себе под нос разного рода ругательства, но так, чтобы они не достигли слуха черновласой испанки. Джерард не любил заставлять людей испытывать чувство вины. Ещё раз предусмотрительно извинившись за свою крайнюю неосмотрительность, мужчина встал с колен и осмотрелся. Устремив взгляд в толпу, он с досадой обнаружил, что Фрэнка уже и след простыл. — Ну и где этот несносный мальчишка? — Раздражённо процедил Джерард, почёсывая свой взлохмаченный затылок. Мужчина плохо ориентировался в не знакомом ему городе, а искать здесь Фрэнка — в чужой местности при наличии языкового барьера — подобно поиску иголки в стоге сена. Оставалось надеяться, что Айеро сам заметит исчезновение друга и вернётся обратно к их изначальному месту встречи. Долго ждать не пришлось. Знакомые тёплые руки мягко накрыли веки блондина, а плотно сжатые пальцы преградили путь к солнечному свету. Над ухом раздалось злобное хихиканье. — Угадай кто? — Игриво пропел расслабленный бархатный голос. Джерард мог дать голову на отсечение, что обладатель этого замечательного полнозвучного баритона в данный момент тихо посмеивался. И он не ошибался. Положив свои тонкокостные бледно-розовые руки на запястья Фрэнка, Уэй убрал их от своего лица. Первым делом владелец галереи обратил внимание на плутовскую ухмылочку парня и искрящиеся весельем глаза. Айеро смотрел на художника, беззаботно хохоча своим высоким голоском, отчего его закруглённый носик слегка морщился, а аккуратные ноздри едва заметно раздувались. Сегодня Фрэнк выглядел по-особенному жизнерадостным, и хотя Уэй не мог назвать причину безудержного веселья юноши, ему это определённо нравилось. Глядя на улыбающееся лицо брюнета, Джерард сам не заметил, как левый уголок губ против его собственной воли начал ползти вверх. — Чёртов Айеро! — Со смехом воскликнул художник, легонько толкая друга в плечо. — Сначала растворяешься в воздухе, будто призрак, а потом как ни в чём ни бывало подкрадываешься ко мне со спины! Я уж было решил, что окончательно потерял тебя на этом рынке, — с деланной грозностью проговорил мужчина, надеясь таким образом немного приструнить раззадорившегося озорника. К слову, у Джерарда это получалось неважно. Фрэнк прекрасно видел, как взгляд светловолосого окутывала дымка нежности каждый раз, когда художник глядел в эти медово-гречишные глаза напротив. В то же время Уэй отлично знал, что просто-напросто не умеет злиться на мальчишку. Блондин считал это одновременно своей слабостью и преимуществом. — Да ладно тебе ворчать, как старик, — с долей беспечности упрекнул его Айеро, повернувшись спиной и попятно двигаясь вперёд, словно какой-нибудь рак-отшельник. Фрэнк беззаботно болтал с Джерардом, время от времени оглядываясь назад, дабы не врезаться по неосторожности в прохожего. «У этого парня удивительная способность создавать самому себе трудности!» — Хмыкнул мужчина, забавляясь ребяческими проделками друга. Равно как и Джерард, Айеро обладал поразительным умением очень кстати врезаться во что-либо совершенно безо всякого разбору. Это, по крайней мере, казалось художнику чем-то невообразимым, ибо как столь благородный венецианец с врождённым чувством грации мог так неуклюже столкнуться с ним нос к носу на пристани? Тем не менее, благодаря этой самой неуклюжести со стороны Фрэнка произошла их удивительная встреча на мосту. Ведь если бы тогда брюнет прошёл мимо и не столкнулся с Уэем, они бы сейчас не прогуливались вдвоём по улочкам Сарагосы и уж точно не болтали бы обо всём на свете! Джерард не знал, кого стоит благодарить в таких случаях: узкий мост, на котором они оба оказались по счастливому совпадению в нужный час, или же, быть может, высшие силы. Владелец галереи искренне верил, что на небесах определённо кто-то есть. Иначе как можно назвать их встречу, если не судьбоносной? — Тряхни стариной, папочка, — шутливо бросил Фрэнк, заставляя Уэя замереть на месте с широко раскрытым ртом. — Как ты меня назвал? — Переспросил Джерард, мысленно в который раз негодуя от присущей Айеро фамильярности. Но, несмотря на то, что данная черта характера зачастую вынуждала мужчину испытывать лёгкий дискомфорт, она стала для него настолько привычной и родной, что без неё художник уже не мог представлять себе Фрэнка, да и не хотел. — Видел бы ты себя со стороны, Уэй. — Пухлые губы, усеянные мелкими сухими трещинками, растянулись в беззлобной улыбке. — Твои щёчки вспыхнули, прямо как этот чудесный гранат на прилавке, — беззастенчиво заявил брюнет, указывая на разрезанный плод с гладкими полупрозрачными зёрнышками, издали похожими на капельки крови. От столь неожиданного откровения Джерард стушевался, а его пылающие алым скулы и вовсе окрасились в пунцовый, но мужчина решил тактично промолчать. Вдвоём они шли вдоль узких проходов, в то время как пыль и песок скрипели у обоих под ногами. С интересом вглядываясь в лица случайных путников, мужчины размышляли о том, насколько отличны и одновременно схожи между собой все эти люди, волей судьбы собравшиеся на одной площади с разных уголков света. Лица некоторых были неотвратимо испещрены морщинами вследствие глубоких дум, в то время как другие выглядели беспечно счастливыми и не обременёнными жизненными тяжбами. Люди всяких рас и возрастов, среди которых было немало как местных, так и приезжих. Чёрные, белые, мужчины и женщины… От этого калейдоскопа разнообразия кружилась голова. В тени плотных ресторанных навесов восседали биржевые маклеры в отглаженных костюмах элитной марки. Местные интеллигенты неторопливо покуривали свои трубки, набитые дорогим кубинским табаком, а их сосредоточенные взоры, укрытые за тонкими стёклами очков, зачитывали газетные сводки о финансовом положении Испании. Сквозь красочную витрину кондитерской виднелся расплывчатый силуэт матери с ребёнком. Маленькое чадо, чьи шаловливые ручонки нетерпеливо протягивались к прилавку, судя по всему, упрашивало женщину купить ему шоколадные тянучки. А загорелые и немного кругловатые продавцы с закрученными усами-ниточками продолжали безустанно зазывать к себе покупателей с улицы. По совершенно необыкновенному стечению обстоятельств Сарагоса стала пристанищем для каждого, кто хотя бы однажды ступил на её южную каменистую землю. — Свежий тунец, свежий тунец, los hombres (4)! Только что утром выловили из моря, — с ярко-выраженным испанским акцентом закликал сухопарый торговец, чья плешь призывно сверкала на солнце, подобно отполированному до блеска фарфору. — Спасибо, amigo (5), но я вегетарианец. — Благодарно махнув рукой, Фрэнк продвинулся вслед за Джерардом мимо лотков с мясом и рыбой. — Здешние продавцы говорят по-английски? — Искренне изумился художник, параллельно вслушиваясь в разнобойный говор, сочетающий в себе отголоски испано- и англоязычной речи. — Через их руки прошло столько туристов из Западного побережья, что бедным испанцам волей-неволей пришлось выучить английский, — пояснил Айеро, вольготно вышагивая мимо витрин цветочного магазинчика. Около входа располагались большие керамические вазы с розами. Парень ненадолго остановился, чтобы вдохнуть их нежный головокружительный аромат. Бережно сжав в руке зелёный стебель одной из роз, дабы не пораниться об острые шипы и не повредить само растение, Фрэнк осторожно поднёс цветок к лицу. В недрах бархатистой сердцевинки притаился шмель, спрятавшись за розоватым волнистым лепестком. Полосатое насекомое мирно дремало, укрывшись широкими лепестками, будто одеялом, и сложив за спиной прозрачные крылышки с тёмными прожилками. — Эй, Джерард, смотри! — Вдохновенно прошептал Айеро, словно не желая будить спящего жителя. — У нас тут гость. Завидев насекомое, Уэй испуганно вытаращил глаза на своего визави, который в отличие от художника выглядел поистине заворожённым столь необыкновенным и чудесным проявлением гармонии местной флоры и фауны. — Осторожно, Фрэнки, он может ужалить тебя в любую секунду! — Мгновенно вскрикнул блондин, не намереваясь даже на миллиметр приближаться к чёрно-жёлтому шмелю. — Не ужалит, — с присущей ему уверенностью заверил юноша, после чего ласково и едва ощутимо провёл подушечкой пальца по сонному тельцу мохнатого проказника. Столь миловидная картина невольно заставила тонкие губы растянуться в благоговейной улыбке. Джерард искренне восторгался насчёт того, как порой даже в самой обыденной ситуации при должных обстоятельствах этот темнокудрый рассудительный парень превращался в наивного и любознательного ребёнка. На протяжении их долгой и увлекательной прогулки Фрэнку абсолютно до всего было дело, будь то красивый цветок, источавший аромат, или же фрукт на прилавке, который можно вволю потрогать и изучить, проводя чувствительными кончиками пальцев по гладкой или же, наоборот, ребристой кожице. Брюнет походил на жаждущего познаний учёного — ни одна вещь не могла укрыться от цепкого взгляда его ореховых глаз. Фрэнк по-настоящему всем своим существом наслаждался этим миром, желая познать каждую его крупицу, что притаилась в укромных уголках. Возможно, именно эта неподдельная страсть к жизни привлекала Джерарда, заставляя влюбляться в юношу сильнее с каждым днём, мало-помалу оттесняя златокудрый образ жены на задний план. — Дыни, сахарные дыни, — нараспев произносила пожилая торговка в белом платье в горошек, чьё узкое лицо с крючковатым орлиным носом ощутимо тронул густой субтропический загар. — Слаще мёда, сеньор! Просто тает во рту, попробуйте! Всего за 150 песет (6), — принялась она уговаривать Уэя, взгляд которого тут же устремился на продавщицу. По её внешнему виду можно было догадаться, что женщина уже довольно долго стояла под зелёным складным зонтиком, который, несмотря на плотно натянутую ткань, всё равно пропускал косые лучи солнца. — Как-нибудь в другой раз, сеньора, мы собираемся прогуляться налегке, — вместо Джерарда ответил Айеро, мимоходом подмигнув старушке, после чего по-хозяйски подхватил художника под локоть. Справа и слева от мужчин располагались старинные краснокирпичные постройки, время от времени разбавляемые таинственными белокаменными соборами с элементами пламенеющей готики. Зоркий взгляд оливковых глаз уловил купола католической церкви, расположившейся вдали на окраине площади, чей заострённый иглообразный шпиль пронзал собой ясное небо. — Здесь всё так необычно, — через некоторое время вымолвил Джерард, скользя заинтересованным взором по величественным скульптурам ангелов, окружавшим собой фонтан в центре площади. — Это так просто, но в то же время ни на секунду не перестаёт завораживать своим местным колоритом! В ответ на душевное признание Уэя Фрэнк лишь кратко рассмеялся. — Поживи с моё в Венеции — и не такое увидишь, — с видом бывалого знатока произнёс юноша, бегло поглядывая на Джерарда из-под рыжеватых ресниц. Спустя несколько минут непрерывной ходьбы они добрели до небольшого ресторанчика, стоящего чуть поодаль от рынка. Вход в него представлял собой арку, около которой столпилось приличное количество зевак. Повсюду разносились только «охи» да «ахи», в воздухе витал сытный кисло-сладкий запах жареного мяса и специй. — Пошли поглядим, — предложил Уэй, беря Айеро за руку и пускаясь в центр оживлённой толпы. Народ столпился около входа подобно селёдкам в бочках, и мужчинам пришлось применить некоторую смекалку, чтобы протиснуться в самую середину сборища. Почти сразу же Джерард и Фрэнк оказались мгновенно прижатыми друг к другу потными людскими телами. — Ты посмотри, — художник изумлённо прокричал брюнету в самое ухо, поскольку шумные гиканья толпы заглушали его собственный голос. — Они готовят прямо на улице! Фантастика! — Уэй ткнул пальцем в железный мангал, на котором поджаривались кусочки свиного окорока. От румяного мяса с корочкой поднимался сизый копчёный дымок, и густой жир с шипением капал на раскалённые угли. Рядом с поджаренными стейками лежали дольки вяленого инжира, обсыпанного грецкими орехами. Аромат стоял просто умопомрачительный, заставляя наблюдателей молча глотать слюнки. Джерард понятия не имел, что это было за блюдо, но выглядело оно даже очень аппетитно. Что касалось вегетарианства, то здесь он был полной противоположностью Фрэнку. — Отличный маркетинговый ход, — заметил юноша. — Так они смогут привлечь больше посетителей в своё заведение. Несмотря на то, что Фрэнк испытывал полнейшее равнодушие к мясным блюдам, даже он не мог не согласиться с тем, что свинина пахла восхитительно. Жёлтые языки пламени лизали почерневшие закоптелые противни, пока молодой повар-испанец в кипельно-белом колпаке шустро переворачивал стейки лопаточкой. Далее они с Айеро оказались в жилом квартале, где проходы между домами настолько узкие, что даже двум людям было тесно идти рядом друг с другом. Архитектуру здешних мест можно охарактеризовать одним словосочетанием: благородная старина. В отличие от привычной Фрэнку Венеции тут не было полуразрушенных строений, внутри которых сырой и затхлый воздух и чьи стены покрыты зеленоватой плесенью. Здания регулярно реставрировались, а местные арки были увиты декоративным плющом. Именно под одной из таких арок и оказались двое мужчин. Здесь господствовала безбрежная тишина, и даже лёгкое дуновение ветерка или же человеческий шёпот разносились шумным эхом, отражаясь от терракотовых кирпичных стен. В этой поистине идеальной тишине звонкий детский голосок прозвучал крайне необыкновенно. — Сеньор, купите браслет! Всего за 30 песет! Фрэнк обернулся и увидел перед собой девчушку лет шести. Кареглазая модница была одета в соломенную шляпку с большим малиновым цветком и такими же яркими малиновыми бантиками по бокам. Ветерок колыхал её сарафан, сверху приталенный и чуть расклешённый книзу, с белыми ромашками на подоле. Тонкую осиную талию подчёркивал вишнёвый поясок, а на худеньких ножках красовались алые кожаные сандалии в тон узкому пояску. На хрупкое детское плечико взгромоздилась раскрытая плетённая сумка, из которой торчали разнообразные безделушки. Приветливо улыбнувшись маленькой незнакомке, Айеро, недолго думая, присел перед ней на корточки. Джерард же предпочёл наблюдать за ними двумя, стоя чуть поодаль. Взгляд «ореховых рощиц» бегло скользнул по миниатюрным загорелым ручкам, чьи пальчики были исколоты, а на тыльной стороне ладошек запечатлелись небольшие запёкшиеся царапинки. От вида израненных детских ручонок у брюнета сжалось сердце. Парень в спешке опустил взор на землю, дабы девочка случайно не заметила его жалостливых и опечаленных глаз. Затем, добродушно взглянув в лицо малышке и наградив её своей ободряющей улыбкой, Фрэнк молча взял руки девочки в свои, заботливо накрывая их тёплыми сухими ладонями. — Ты сама сплела этот чудный браслет? — Упоённо промолвил виолончелист размеренным дружелюбным тоном, словно рассказывал девочке сказку. Длинные бронзовые пальцы аккуратно подцепили один из кожаных кручёных браслетов, в который были вплетены этнические бусинки. — Да, сеньор, сама, — серьёзно ответила малютка, смотря на Фрэнка своими карими глазами-блюдцами, чем тронула музыканта до глубины души. — Моя мама шьёт одежду в ателье через дорогу, и когда у неё остаётся материал, она отдаёт его мне, а я плету из них шамбалы. — Шамбалы? — Да, — кивнула девочка, отчего её тёмные шелковистые косички качнулись в такт, подобно цветку на длинном стебельке. — Мама говорит, что того человека, который носит её не снимая, бережёт Бог. Слова маленькой рукодельницы заставили юношу задуматься. Помнится, даже несмотря на то, что Айеро целых десять лет проучился в воскресной школе, он относился с некой долей скептицизма к богослужениям и проповедям. Но отчего-то фраза, произнесённая нежным детским голоском, пробудила странные отголоски тепла в его груди. Спустя некоторое время музыкант вновь заговорил. — Этот браслет очень красивый, — мечтательно произнёс юноша, разглядывая коричневую шамбалу у себя в руках. — Ты настоящая мастерица! Я куплю его у тебя. — Спасибо, спасибо вам большое! — Радостно затрепетала малышка, взмахивая своими чёрными кукольными ресничками. — Такая искусная работа заслуживает большего, маленькая сеньорита. Я дам тебе 100 песет, — сказал Фрэнк, поднимаясь с корточек и выуживая из кармана несколько потёртых купюр. — Только пообещай мне, что в следующий раз будешь аккуратнее, — уже серьёзнее произнёс брюнет, обнимая девочку за плечи. — Такие замечательные ручки, как у тебя, ни в коем случае не должны страдать! — Обещаю, сеньор! — Малютка улыбнулась в своей доверчиво-ласковой манере, одаривая Фрэнка выразительным взглядом своих наивных карих глаз. — Позволь мне, — отозвался Джерард, подходя к парню и касаясь его смуглой руки. — Прежде чем ты начнёшь отрицательно качать головой, я хочу, чтобы ты знал. Там, на корабле, я написал твой портрет… Я хотел отдать его тебе, — принялся сбивчиво шептать Уэй, глядя в открытые мерцающие глаза юноши, которые, будучи в тени, становились похожими на два желтеющих топаза. — Но ты великодушно отказался от моего подарка, предпочитая оставить картину в моей мастерской. Позволь же хотя бы теперь сделать тебе небольшой презент в виде бесхитростной безделушки. Мужчина совершенно бессознательным образом обводил мужественные, чуть заострённые контуры волевого подбородка парня. — Я действительно этого хочу, — молвил Джерард, чувствуя, как его сердце постепенно замедляет свой ритм. — Хорошо, — вторил ему Айеро, хрипло отвечая на его шёпот. — Держи, дорогая. — Художник подошёл к девочке и, наклонившись, положил две купюры на раскрытую детскую ладошку, после чего аккуратно сжал пальчики в кулачок. Отдавая кожаный браслетик Фрэнку, малышка на секунду остановилась и, протянув свою ручку к кучерявой макушке, погладила юношу по волосам, отчего Айеро беззвучно рассмеялся столь неожиданному проявлению нежности. — Всего вам доброго! — На прощание девочка дружелюбно махнула обоим мужчинам рукой. — Да благословит вас Бог! — И тебя, маленькая сеньорита! — Почти хором отозвались ей Джерард и Фрэнк. Наблюдая за двумя мужчинами, идущими вниз по длинной дороге, девочка задумывалась о том, как это, должно быть, хорошо — идти рядом с тем, кто действительно понимает и ценит тебя таким, какой ты есть. Было что-то по-настоящему умилительное в том, что низенький веснушчатый парень шёл рука об руку со своим светловолосым другом, который сдержанно смеялся над его нелепыми шутками. И было что-то по-настоящему правильное, когда оба внезапно остановились посреди дороги и блондин, взяв своего товарища за руку, надел ему на запястье шамбалу, чьи деревянные бусинки орехового цвета подходили точь-в-точь его медовым глазам. — Куда теперь? — Весело спросил Уэй, оглядываясь назад и замечая, что они уже достаточно далеко ушли от площади. — Ну у нас в распоряжении есть три часа свободного времени и небольшая пачка банкнот в кармане, — сообщил Фрэнк, покосившись на свои старенькие поношенные часы, которые ему подарил отец на шестнадцатилетие. — Предлагаю зайти в магазин инструментов — покупку струн ещё никто не отменял. Потом можем прогуляться по парку. Как смотришь на это? — Отличный план, мне нравится, — улыбнулся Джерард, обнажив свои мелкие молочно-белые зубы. Вдвоём они поднялись по крутым обрывистым ступенькам, которые вели наверх, к проезжей части. Благодаря подвешенному языку Айеро и внимательности художника они быстро отыскали нужное им здание. Это было небольшое строение, спрятанное на нижнем этаже жилого дома, которое внешне больше напоминало антикварную лавку, нежели музыкальный магазин. Слегка пыльные витрины и дверь, покрашенная в ярко-зелёный цвет, — этими двумя особенностями можно было охарактеризовать магазинчик снаружи. Внутри же было жарковато, что немедленно заставило мужчин снять с себя верхнюю одежду. Со всех уголков пахло стариной и лилиями, что во всей своей красе разрослись на широких подоконниках. В центре комнаты стоял стеллаж с самоучителями и всевозможными книгами о музыке. Джерард любил вдыхать запах книг. Он отчётливо напоминал ему их старую семейную библиотеку, перешедшую в наследство Уэям от его покойной бабушки Елены. Стены из красного дерева были увешаны различными инструментами, а у самого окна примостился небольшой прямоугольный столик, за которым находился седовласый старичок. На крупном шишковатом носу мужчины расположились очки в круглой и массивной оправе. Завидев посетителей, продавец оторвался от чтения интересной книги и, делая небольшой глоток чая, доброжелательно обратился к Фрэнку, что стоял около прилавка. — Вам нужно что-то определённое? — Услужливо поинтересовался владелец магазина, сложив мясистые заскорузлые пальцы в замок и уставившись на Айеро своими водянистыми рыбьими глазами. — Да, меня интересуют струны для виолончели, — ответил юноша, вольготно облокотившись о прилавок. — Какая марка струн? — Осведомился мужчина, поправляя сползшие очки и подойдя к картонным ящикам на полках. — Ларсен. — Сейчас поищем… — Задумчиво пробормотал старик, прикладывая большой палец к губам и поглаживая им свои редкие, посеребрённые сединой, усы. — Были у меня где-то такие. Продавец принялся энергично шарить по ящикам, отыскивая нужный товар. После недолгих минут поиска мужчина победно объявил: — Да вот же они! И как я их раньше не заметил? Старый дуралей! Выложив несколько видов струн на прилавок, продавец начал перечислять: — Есть синтетические и титановые. Титановые чуть дороже, но прослужат вам значительно дольше. Какие будете брать? — Титановые, — не раздумывая ответил Фрэнк. Как музыкант с опытом, он прекрасно знал, что лучше всего подойдёт для его любимицы. — И да, можно мне ещё, пожалуйста, стальной шпиль! Мой деревянный безнадёжно треснул, — со смешком добавил Айеро. — А вы, я вижу, неплохо разбираетесь в виолончелях, — заметил продавец, усмехаясь себе в усы. — Давно играете?.. Краем уха вслушиваясь в разговор продавца и друга, Джерард, в свою очередь, оглядывал витрину, за которой висели гитары, лютни и их производные. Невольно Уэй припомнил случай из юности, когда его отец приехал из Америки и привёз тогдашнему, семнадцатилетнему Джерарду его первую укулеле. Первую и последнюю. Несмотря на то что инструмент привлекал внешне и у его струн было отличное звучание, мужчина до сих пор вспоминал тот случай, как страшный сон. При первой же игре у укулеле порвалась струна и в кровь рассекла ему палец. В тот день семейство Уэев вызвало доктора, а Джерард после забросил злосчастный инструмент подальше, решив, что занятия музыкой не для него, и вновь взялся за кисть. — Почему виолончель? — Задал вопрос художник, когда они вышли из магазина. Внезапно мужчина понял, что ранее ему не доводилось спрашивать Айеро об инструменте. Немного подумав, Фрэнк всё же ответил: — Мне нравится её форма — напоминает контуры женского тела. Виолончель приятно держать в руках и слушать её протяжные нежные звуки, издаваемые смычком. Звучание несколько глубже, чем у скрипки, но оттого более волнующее и страстное. С роялем немного по-иному. Его тональность более высокая и напоминает перезвон льдинок в стакане с бренди. С ним нельзя обращаться грубо. Ни с одним инструментом в мире нельзя быть жестоким! Нужно любить и ласкать его, словно женщину, едва ощутимо надавливая подушечками пальцев на чувствительные клавиши или струны, дабы инструмент не расстроился и не начал звучать плаксиво. Рассуждения Фрэнка об инструментах поистине заинтриговывали Джерарда. Не единожды Уэй удивлялся тому, с каким трепетом и страстью Айеро изъяснялся об окружавших его вещах. С поразительным воодушевлением юноше удавалось выражать невесомые слова сквозь призму чувственности и некой сексуальности. Из его уст это звучало так восхитительно, так правильно, без налёта пошлости и вульгарности. Музыка была для Фрэнка ещё одной формой любви и искусства, равно как и живопись — для Уэя. Возможно, именно это было одной из тех самых ниточек, что в столь короткое время связали их сущности. Вернувшись обратно к рынку и оказавшись около кондитерской, Айеро замер у её дверей, загадочно улыбаясь. В его глазах цвета топлёного шоколада рыскали бесята, а сам парень в предвкушении чего-то особенного нетерпеливо потирал ладони. — Ты сейчас похож на злобного гнома, который затеял ограбить кондитерскую лавку и вытащить оттуда все мешки со сладостями, — шутливо отметил Джерард, подходя ближе к Фрэнку. — Хочешь поесть мороженого? — Выпалил Айеро, невинно посматривая на художника своими большими глазами. — Ты серьёзно?! — Скептически рассмеялся Уэй, втайне надеясь, что Айеро шутит. Ибо кто будет есть мороженое в самый разгар холода и дождей? Но каштановая макушка уже благополучно скрылась за дверью, и художнику пришлось тащиться вслед за Фрэнком, между делом тихо посмеиваясь себе под нос: — Сумасшедший! Купив два вафельных рожка — один с фисташкой и один клубничный — мужчины, не сговариваясь, направились в парк. Сидя в тени липы на бордюре старинного фонтана, украшенного мозаичным панно, они молча поглощали мороженое, время от времени подставляя лица брызгам струящейся воды. Клубничная сладость, слегка подтаявшая на солнце, густыми розоватыми каплями стекала по пальцам художника. И пока Джерард усердно слизывал мороженое со своих рук, Фрэнк не упускал возможности посмеяться над ним. — Осторожно, не запачкай рубашку! — Забавляясь видом по обыкновению серьёзного и степенного мужчины, Айеро впервые видел в нём ребёнка, который опрометчиво испачкался в липком пломбире. Темнокудрый находил в этом, на первый взгляд, простодушном зрелище нечто чрезвычайно соблазнительное. На короткий миг Фрэнку вдруг захотелось придвинуться к бледнолицему художнику, чьи глаза жмурились от ярких солнечных бликов, а выгнутые русые брови сдвинулись к переносице, и заключить эти длинные красивые пальцы в теплоту своего рта, слизав всё до последней капли. Всё то время, что он проделывал бы свои незамысловатые ухищрения, юноша смотрел бы в светлые, затуманенные возбуждением глаза своего визави, чувствуя непомерное, неиссякаемое желание. Но всё, чем занимался в тот момент Фрэнк, — продолжал беззлобно потешаться над товарищем. Когда Уэй, наконец, благополучно распрощался со своим рожком, брюнет вскользь приметил капельку мороженого на припухших губах. — У тебя вот тут осталось, — тихо произнёс кареглазый, кружа пальцем около собственного рта. — Где? — Переспросил Джерард, кончиком языка рассеянно водя по верхней заострённой губе. — Вот здесь. — Парень потянулся к владельцу галереи и ласковым движением указательного пальца убрал мороженое с покрасневших губ. Облизав сухой, немного шершавый палец, чем мгновенно смутил не ожидавшего подобной выходки Уэя, музыкант причмокнул от удовольствия: — Ммм… А клубничное тоже ничего! Испытывающе глядя на Джерарда, Фрэнк сощурил глаза, а каштановый завиток от чёлки упал на его высокий лоб. — Теперь ты просто обязан дать мне попробовать своё! — Капризно заявил блондин, упрямо складывая руки на груди и недовольно морща слегка красноватый и обгоревший нос. — Ишь чего удумал! — Игриво воскликнул Айеро, не намереваясь так просто делиться своим лакомством. Ступая ногой на каменный, местами облупленный бордюр, парень бросил своеобразный вызов, высоко вскидывая над головой руку с крепко зажатым в ней рожком. — Эй, зато так будет справедливо! — Пытаясь таким образом «воззвать» к дремлющей совести Фрэнка, Уэй силился придумать ещё сто и одну причину, по которой брюнет обязан разделить с ним мороженое, но маленький хитрец был настроен на самую настоящую битву. — А ты попробуй достань его! — В следующий момент виолончелист уже обеими ногами взгромоздился на бордюр, победно ухмыляясь и возвышаясь над Уэем. Тут блондину как нельзя кстати вспомнилось краткое, но меткое прозвище, данное Барри этому самонадеянному мальчишке, — Наполеончик. Временами оно целиком и полностью характеризовало Айеро. Фисташковое мороженое опасно поблёскивало на солнце, скоротечно тая и стекая вниз по вафельному рожку. Уэй лукаво усмехнулся от одной лишь мысли, что было бы весьма неплохо таким вот образом проучить этого выскочку. Безумно обаятельного выскочку… Сейчас Фрэнк был безудержно красив, даже красивее, чем в ту ночь на палубе или же когда они оставались наедине в мастерской. Своей детской непосредственностью он напоминал Джерарду своенравного Робин Гуда, чей девиз неумолимо гласил: «Всё богатство — бедным!» Однако было также что-то неуловимо благородное в его южном итальянском лице, что заставляло художника вспоминать греко-римские фрески с изображением горделивого Аполлона. — Ты сейчас похож на древнегреческую статую, — озвучил свои мысли владелец галереи, отчего-то смущаясь сказанных слов. Айеро же этого, к счастью, не заметил и улыбнулся только шире: — Такой же красивый? — Такой же мокрый! — Прокричал Уэй, зачёрпывая немного прохладной воды из фонтана и плеснув ею во Фрэнка. С минуту брюнет стоял как вкопанный, по-видимому, не до конца осмыслив произошедшее. Однако спустя мгновение парень сбросил с себя кардиган, разом ставший мокрым, и тоже, в свою очередь, жадно зачерпнул горсть воды. Через некоторое время их невинное дурачество переросло в самую настоящую кучу-малу. Брызги холодной воды летели во все стороны, попадая мужчинам за шиворот, отчего оба верещали, словно расшумевшаяся детвора. На улице стояла середина ноября, но, казалось, их это ничуть не волновало. На серой рубашке Айеро давно проступили тёмные намокшие пятнышки, а липкие от пота пряди Джерарда примялись ко лбу. Охлаждённые капельки скатывались по шее, щекоча разгорячённую кожу. — Прекрати, Уэй, я из-за тебя весь мокрый! — Визжал Фрэнк, когда мужчина вдруг набросился на него сзади и, немного не рассчитав сил, утянул парня вместе с собой на дно фонтана. — Смотри, я монетку нашёл. — Хрипло смеялся блондин, доставая со дна кругленький потемневший реал и затем, сев на залитый водой бордюр, принялся выжимать края намоченной рубашки. — А мой рожок, кажется, упал и стал похожим на зелёную размазню, — хихикал Айеро, отплёвываясь водой и жалобно поглядывая вниз сквозь прозрачную воду, где теперь плавало его лакомство. — Отныне моё мороженое — ещё одна достопримечательность этого города. Мы оставили свой след в истории, Джерард! — Слава Богу, что нас ещё никто не заметил. — Усмехнулся художник, демонстрируя свои маленькие клыкастые зубы. — Я надеюсь, что не заметил. — Это точно, — неразборчиво пробормотал Фрэнк, зажимая скукоженную сигарету меж потресканных губ. — Эй, мои сигареты промокли! — Воскликнул юноша, вытаскивая влажную сигарету изо рта, и, будто обиженное чадо, недовольно выпятил нижнюю губу. — Есть стимул меньше курить, Фрэнки. — Снисходительно улыбнулся Джерард, переглядываясь с юношей. Тот, словив иронично-плутоватый взгляд мужчины, лишь беззвучно рассмеялся. Солнце почти село, обнажая потемневший горизонт и маленькие острые звездочки, выглядывающие из-под клубившихся сизых облаков. Двое мужчин по-прежнему сидели около фонтана, наслаждаясь царившим вокруг безмолвием и ночной прохладой. Каждый думал о своём, и при этом каждый ощущал себя необыкновенно счастливым. — К вечеру жизнь в Сарагосе только пробуждается, — голос Айеро прозвучал таинственно и безмятежно на фоне этой райской тишины. Где-то вдали раздавались шумные людские голоса, гудки автомобилей и приторно-сладкие нотки джаза, согревающего чью-то заблудшую душу в эту холодную ноябрьскую полночь. — Вот бы сейчас пройтись по этим оживлённым улицам… Посмотреть на дома, на людей в округе, — мечтательно произнёс Джерард, ещё не зная, что тем самым бросает Фрэнку новый вызов. — Так что тебя останавливает? — Юноша проворно спрыгнул с бордюра, подавая мужчине руку. — Пойдём, нам же нужно чем-то занять ещё два часа свободного времени! Художник выразительно посмотрел на протянутую ладонь, обдумывая предложение Айеро, отчего Фрэнк немедленно закатил глаза к небу и громко выдохнул: — Ну же, Уэй, доверься мне! И Джерард доверился. Мужчина не хотел этого признавать, но порой он доверял Фрэнку даже больше, чем самому себе. Казалось, юноша видит его насквозь, знает каждый его изъян, каждую тайну… И это неимоверно пугало, сбивало с толку, заставляя чувствовать себя крайне беззащитным. Уэй привык надевать на людях маску и строить вокруг себя баррикады, дабы никто не смог добраться до самого сокровенного, что существовало в его жизни. И лишь теперь мужчина видел, как его маска безнадёжно рвётся, а упорно выстраиваемые стены стремительно рушатся, оставляя яркие просветы и впуская в них солнце. Яркое, знойное, чьи медовые глаза согревали в лютый мороз, а беззастенчивая улыбка заставляла таять, подобно тому самому мороженому. Джерард отдал бы всё своё богатство, лишь бы как можно дольше чувствовать лучи этого солнца на своей коже. Они молча брели по улице, как бы невзначай соприкасаясь руками, но не решаясь соединить ладони. Они всё ещё находились в плену своих предрассудков, точнее, один из них. Говорить хотелось меньше всего — обоим хотелось погрязнуть в уютной атмосфере, позволив ночному ветру обнять их усталые плечи. Идя вдоль проезжей части, Джерард заметил яркую светящуюся вывеску на противоположной стороне улицы, на которой было витиевато написано «Эль Плато» (7). Рядом с неоновой надписью красовалась изящная фигурка женщины с неестественно тонкой талией и преувеличенно большой грудью. — Что это там, на другой стороне? — Кабаре, — ответил Фрэнк, подойдя ближе и тоже, в свою очередь, устремляя взор на здание, окутанное дымкой полумрака. — Хочешь зайти? Джерард замялся. — Я не против, но, знаешь, вряд ли Линдси бы это одобрила… — Начал было оправдываться художник, однако палец юноши тут же предусмотрительно лёг на его тонкие пепельные губы. Взяв лицо мужчины в свои горячие широкие ладони, Айеро проговорил со всей серьёзностью, на которую только был способен: — Послушай. — Блестящие ореховые глаза с большими чёрными зрачками оказались в нескольких миллиметрах от Уэя. — Меня восхищает твоё стремление играть роль верного мужа, но, по-моему, здесь ты переигрываешь. Каждый из нас имеет право выбора, независимо от того, женат он или холост, — вкрадчиво шептал музыкант, обдавая губы Джерарда своим частым дыханием. — Прежде всего, ты человек, Джи, и это твоя, чёрт возьми, жизнь! Скажи, что плохого в том, что ты вдруг захочешь посмотреть на нескольких женщин и полюбоваться их красотой? Отойдя от мужчины, Фрэнк лихорадочно запустил пятерню в смолянистые локоны и тревожно поджал губы. — Ты же не собираешься спать с ними, верно? — Да, но… — Блондин предпринял очередную попытку запротестовать. Разум не переставал кричать ему, что это неправильно — шляться в чужом городе по злачным местам среди ночи, в то время как его жена ожидает художника на корабле. Но ведь Линдси тоже не спрашивала у него разрешения, когда направлялась с подругами на очередную светскую вечеринку… — Пойдём, — сказал Фрэнк, подходя к нему вплотную. Джерард окончательно запутался в собственных мыслях и принципах. На секунду мужчине вдруг представилась страшная картина, что его мозг и сердце разом превратились в огромные чаши весов, колеблющиеся с переменным успехом. Казалось, Уэй так бы и простоял на одном месте до самого времени отплытия, если бы твёрдая рука Фрэнка не потянула его за рукав пиджака, уверенно ведя за собой. Всё же на этот раз он предал свои извечные и несокрушимые принципы, решив поддаться мимолётному искушению со стороны Айеро. Сердце победило. Это было небольшое помещение с явной претензией на элитарность. Карманы здешней публики были наполнены деньгами, а глаза разгорались от похоти. Были здесь и те, кто просто шёл мимоходом и в силу своего природного любопытства решил заглянуть в столь заманчивое заведение. — Два виски с колой, — прокричал Фрэнк у барной стойки, пока звуки рояля разрезали местный душный воздух, пропитанный дорогим алкоголем и женскими духами. — Фрэнк, ты же знаешь, я не пью крепкий алкоголь… — Мгновенно воспротивился блондин, но музыкант решил объясниться первым. — Прости, здесь нет вина. Я спрашивал у бармена, но оно у них закончилось. Ты можешь не пить виски, если хочешь. Это просто моя маленькая благодарность тебе за то, что заплатил за мой браслет. Польщённый добродетелью Фрэнка, Уэй с благодарностью принял стопку виски из его рук. Ему не хотелось расстраивать парня: насколько мужчина мог быть уверен, Айеро потратил все оставшиеся сбережения на угощение, включая билеты на само шоу. Пренебречь великодушием юноши — значило поступить, как самый настоящий подлец. Джерард не был подлецом. — Здесь так необычно и темно, — приглушённо прошептал блондин, когда музыка стихла и зал приготовился к началу представления. — Во всех кабаре так, — отозвался Фрэнк пониженным голосом, время от времени поглядывая на багрово-красный занавес. — Поверить не могу: ты многократно рисовал танцовщиц Мулен Руж (8), но ни разу не видел их в живую! Уэй неопределённо пожал плечами. Мужчине было стыдно признавать, что многое из того, что он изображал на своих полотнах, — на самом деле лишь полёт его воодушевлённой фантазии, основанной на рассказах посторонних людей. Просто обрывки разговоров, краем уха услышанных на светских раутах, и ничего более. — Я могу кое о чём у тебя спросить? — Слова парня пронеслись у художника над ухом, растворяясь в первых аккордах тающей скрипки. Несмотря на то, что представление уже началось, Айеро отчего-то посчитал, что этот факт не помешает им обоим вести тихую интимную беседу наедине друг с другом. Наслаждаться шоу можно и в обществе хорошего собеседника. — Да, конечно, — прошелестел Уэй, глядя на сцену и параллельно с этим ощущая руку Фрэнка, медленно скользящую по предплечью и, в конечном счёте, накрывающую его влажную ладонь. Пригубив немного горько-сладкого виски из своей рюмки, Фрэнк облизнул свои тёмно-вишневые обветренные губы и заворожённо молвил: — Когда ты в последний раз рассматривал обнажённое женское тело? — Одновременно с его словами на сцене появилась белокурая девушка в чёрной шляпке-цилиндре и кружевном корсете. — Когда в последний раз занимался с ним любовью? — Губы юноши почти касались порозовевшего от стыда ушка. — Ласкал его? — Нежная ладонь слегка сжала холодные пальцы художника. Несмотря на то, что внутри кабаре царила нестерпимая духота, пальцы Джерарда были на ощупь словно лёд. — Я… я не помню. — Судорожно сглотнув ком, застрявший у него в горле, Уэй лихорадочно облизал губы, жадно оглядывая танцовщицу, что уже вовсю крутила тоненькой тросточкой в своих руках, соблазнительно покачивая бёдрами. Отчего-то мужчине становилось нестерпимо жарко. Возможно, из-за выступления обворожительной артистки, столь беспечно бросившей шляпку вглубь толпы, а может, из-за смутного страстного шёпота у него над ухом — Джерард и сам не мог до конца в этом разобраться. Пока возбуждённые оливковые глаза художника разглядывали девушку, томно присевшую на край сцены, его кареглазый искуситель даже не думал замолкать: — Как давно ты спал с женщиной? — Бесстыдно вопрошал Фрэнк, в то время как белокурая обольстительница совершенно беззастенчиво завела руку себе за спину и потянула за завязки корсета. — Месяц назад? Два? Скажи мне, — тягуче пропел юноша, а у мужчины внезапно сбилось дыхание при виде белоснежной женской груди, нежные очертания которой до этого скрывались за гофрированной тканью корсета. — Полгода, — тихо простонал Уэй, не в силах что-либо сделать со своим разгоряченным телом, втайне желающим, чтобы до него дотронулись. Джерард так же сильно хотел к себе прикосновений, как и струна, жаждущая умелых касаний пылкого музыканта. — У тебя полгода не было секса? — В хриплом бархатном баритоне не слышалось порицаний или упрёков. Быть может, едва уловимая печаль, но мужчина предпочёл списать это на действие алкоголя. — Посмотри на неё, ну разве она не ангел? — Завлекающий шёпот, словно тёплый южный ветерок, обдавал шею художника, заставляя мелкую дрожь спешно проходиться от ключиц до самых кончиков пальцев. — Посмотри на её округлые ножки, кружевные обтягивающие трусики… Ты фантазировал насчёт того, что скрывает за собой эта мягкая шёлковая ткань? На сцену неторопливой грациозной походкой вышел мужчина в костюме официанта. Точнее, из элементов этого самого костюма были лишь чёрная бабочка на смуглой высокой шее да плотные брюки, подчёркивающие рельефный торс и подтянутые ноги. Но кого это, собственно говоря, заботило? С замиранием сердца публика следит за тем, как красавец-танцор по-кошачьи подплывает к хрупкой блондинке и всем своим мускулистым телом прижимается к её обнажённой спине. Джерард зачарованно смотрит, как жилистые руки мужчины скользят по атласным бёдрам, а цепкие пальцы поддевают края ажурных трусиков, спуская их чуть ниже тазовых косточек. Губы жарко целуют длинную лебединую шею танцовщицы. Затем, медленно расстегнув пуговицы на обтягивающих брюках, «официант» остаётся в одной лишь бабочке. Возбуждённая толпа яростно хлопает, а зал кабаре утопает в свистках и рукоплесканиях. Сам Фрэнк приподнимается со своего места, чтобы поаплодировать талантливым исполнителям. — Ну разве они не прекрасны! — Заглянул он своему спутнику в глаза, поблёскивающие от сладострастия и приглушённого света прожекторов. — Тебе понравилось выступление? — Они смотрелись очень чувственно и гармонично. Как две половинки одного целого, — загадочно произнёс Уэй, втайне размышляя о том, что им никогда не удастся выглядеть с Линдси так же. То, что он наблюдал здесь, на сцене, казалось чем-то за гранью понимания. Образ хрупкой беловолосой девушки и страстного брюнета был слишком эфемерным и зыбким, чтобы стать частью серой реальности. Мир для них — чистилище, где два падших ангела танцуют на обломках любви. В жизни же похоть часто совершала насилие над разумом, а пьянящий алкоголь руководил действиями людей. Верность среди женатых пар канула в лету, а земля в который раз пополнилась семьями, где несчастные влюблённые изо дня в день пытаются залатать назойливые трещины. Фрэнк тоже казался Джерарду ангелом — нежным и свободолюбивым, который скрывал свою безутешную печаль за милой полуулыбкой. Мир был для него слишком тесен, и художник понимал это. Видит Бог, он сам хотел стать ангелом, если бы только это было возможным. Но при всём своём желании мужчина не мог дотянуться до Фрэнка. Фрэнк парил в небесах, в то время как Джерард был всего лишь одним из тех безликих влюблённых, коими полнилась их грешная земля. Шоу закончилось, и мужчины условились встретиться снаружи у входа. Зайдя в уборную и встав напротив умывальника, Айеро сполоснул лицо водой. Глядя в зеркало, юноша наблюдал за тем, как прозрачные капли стекают с его лица, ударяясь о края белой керамической раковины. Его собственный взгляд казался Фрэнку смертельно уставшим, а цвет лица болезненным. Тяжело вздохнув, брюнет попытался во что бы то ни стало взять себя в руки, но внутренний голос продолжал упорно повторять: «Вот ты и влюбился на свою голову, дурак! Что с тобой происходит… что же с тобой происходит? Пора остановиться». Внезапно чья-то крепкая рука схватила Айеро за локоть, а чужое тело собственнически прижало к кафельной плитке. — Привет, красавчик, — сладкий шёпот раздался в районе щеки, а жаркая ладонь с трепетом скользнула по скуле. — Я наблюдал за тобой всё это время. — Губы симпатичного незнакомца изогнулись в нахальной улыбочке, а Фрэнк тем временем оценивающе разглядывал нарушителя своего спокойствия. Это был довольно высокий худощавый паренёк лет девятнадцати с синими, как морская гладь, глазами и гордым разлётом упрямых бровей. Золотистые рассыпчатые пряди спадали на его широкие плечи, доходя юноше почти до пояса и придавая его и без того нежному лицу щепотку женственности. Однако незнакомца это не портило, напротив — делало его ещё привлекательнее. Нечто мимолётное в нём напомнило Фрэнку внешнее сходство с Джерардом. — Вижу, я тебя сильно возбудил, — устало хмыкнул Айеро, будучи совсем не настроенным на флирт. Брюнет не особо жаловал мужчин, что с самой первой встречи демонстрировали ему свою напористость и желание. Быть может, однако за редким исключением. Незнакомец наклонился ещё ближе, буквально обдавая Фрэнка резким дыханием, в котором ощутимо чувствовались нотки недавно выпитого виски. — Как насчёт того, чтобы пойти в комнату наверх и познакомиться там поближе? «А этот малый не из робкого десятка», — подумал брюнет, тут же одёргивая себя и мысленно возвращаясь к Джерарду, что ждал его снаружи. Им ещё предстояло отправиться на пристань вместе с остальными пассажирами. Фрэнк не мог долго задерживаться здесь с этим неумелым соблазнителем. Однако тело, пробывшее почти неделю взаперти на судне, отчаянно требовало своего. Скрипя сердцем, музыкант всё же решил пойти навстречу златовласому пареньку, убеждая себя в том, что краткий воодушевляющий секс ещё никому не вредил. — Может, для начала назовёшь мне своё имя? Я предпочитаю знать, кого буду трахать сегодняшней ночью. — Масляная ухмылочка промелькнула по его вспотевшему лицу. — Герольд, — сказал парень, игриво кусая музыканта за ушко и притягивая к себе для поцелуя. В это время светловолосый мужчина стоял под козырьком кабаре, докуривая уже вторую по счёту сигарету. Прошло уже в районе получаса, а Айеро до сих пор не было. На улице вовсю моросил ливень, а раскаты грома отдалённо раздавались где-то в тусклом ночном небе. «Безответственный мальчишка!» — Сквозь зубы процедил Уэй, раздражённо бросив сигарету в урну и отправившись на поиски заплутавшего друга. Фрэнк продолжал целовать чужое податливое тело, представляя, что самозабвенно ласкает разгорячённую кожу художника. В полутёмной спальне лицо Герольда так сильно напоминало ему красивые и знакомые черты, что это не составляло особого труда. Айеро глухо простонал, покусывая нежные коричневато-розовые соски, одновременно вслушиваясь в тяжёлые жаркие вздохи распластавшегося под ним парня. Глаза Фрэнка были крепко зажмурены, губы сладко причмокивали. Сам музыкант размышлял о том, какой могла быть на вкус удивительно мягкая и бархатистая кожа Джерарда. А то, что она таковой была, юноша даже не смел сомневаться. Ведь он отлично помнил те редкие моменты, когда так или иначе ему удавалось взять мужчину за нежную ласковую руку. Хотя бы ненадолго. Айеро хотелось подольше насладиться этим прекрасным юным телом, но времени оставалось катастрофически мало. Уэй уже наверняка хватился его. Цепочкой невесомых поцелуев Фрэнк спускался ко впалому упругому животу, мимолётно оставляя розоватые отметины на молочной шелковистой коже, которыми виолончелист сам потом же и любовался. Проходя мимо полуоткрытой двери, из-под которой струился янтарно-жёлтый поток света, Джерард на мгновение застыл на месте. Его взгляду предстала совершенно неприглядная, но оттого ещё более жаркая картина. На просторной двуспальной кровати, застланной багровым шёлком, распласталось тело юноши, чьи русые локоны хаотично разметались по подушке, руки были привязаны простынёй к изголовью кровати, а лицо выражало болезненное удовольствие. Меж широко разведённых бёдер, освящаемых тусклым светом настольной лампы, рвано двигалась каштановая макушка. Её обладатель с наслаждением прикрыл глаза, а его пухлые губы сомкнулись вокруг возбуждённой эрекции нижнего мужчины. На секунду Джерарду подумалось, что он медленно сходит с ума, когда в случайном незнакомце он неожиданно приметил Фрэнка. Сомнения окончательно развеялись, когда юноша привстал на локти и с испепеляющей страстью накрыл губы русоволосого, чуть надавливая ему на затылок и углубляя поцелуй. Пальцы музыканта жадно обхватили основание члена партнёра и вскользь провели по всей длине, вырывая тихий стон из раскрасневшихся губ любовника. Сами же губы Айеро были припухшими и влажными от слюны. Джерард продолжал молча наблюдать за игрой двух мужчин, не в силах что-либо произнести, да что произнести — художнику было трудно дышать, смотря на то, как его друг выцеловывал спину и плечи другого мужчины. Луч света попадал Уэю на лицо, отражаясь от висящего на стене зеркала и ослепляя художника. Джерард всегда считал подобного рода зрелища мерзкими и недостойными внимания, но сейчас его тело бросало в жар, а глаза неотрывно следили за тем, что же последует дальше. Когда Фрэнк вновь ненадолго спустился к члену любовника, чтобы поцеловать багровую и скользкую от предэякулянта головку, Уэй невольно простонал, тут же предусмотрительно заткнув себе рот ладонью. Меньше всего на свете ему хотелось засветиться за столь позорным и унизительным занятием. Мужчина ещё не знал, как сможет после всего этого смотреть Фрэнку в глаза — в тот момент он вообще мало о чём мог думать. Наклонившись ближе к расслабленному и готовому на всё Герольду, Айеро спокойно протолкнул две смазанные фаланги в жаркое нутро юноши. Художник догадывался, что последует за всем этим. Брюнет лёг на постель и без лишних церемоний залез на партнёра сверху. Пока парень быстро и часто насаживался на его член, Фрэнк принялся грубо покусывать тонкую кожу на шее юноши, попутно водя по пенису любовника, с каждой секундой подводя его ближе к оргазму. Лишь спустя некоторое время Айеро заметил бледную и размытую фигуру мужчины, расположившегося в дверном проёме и смотрящего на него с вожделением. Прогнувшись в спине, сквозь полуприкрытые глаза музыкант видел, как учащённо дышит художник, сжимая бёдра и тщетно пытаясь скрыть небольшую выпуклость, что образовалась под тканью брюк. Мысль о том, что это он возбудил Уэя, заставила Фрэнка сильнее закусить губу и размашисто вскидывать бёдрами навстречу русоволосому, который давно захлёбывался в собственных стонах. Лаская свои плечи и живот, Айеро чувствовал, что находится на грани, а образ Джерарда, застывшего в дверях, лишь усугублял дело. Не прошло много времени, как Герольд первым кончил от движений Фрэнка, изливаясь себе на живот и грудь брюнета. На пике собственного возбуждения парень инстинктивно прикрыл глаза и, прогнувшись в позвоночнике, сладко и непроизвольно зашептал: — Gerard, mio Dio, Gerard! (9) Ладони мужчины вспотели, когда его слух уловил жаркий шёпот на итальянском, в котором отчётливо фигурировало его собственное имя. Будучи не в силах вынести весь этот «цирк», блондин покинул кабаре, стремглав выбегая на улицу. За время отсутствия Джерарда ливень только усилился. Всполохи молнии прорезали собой свинцовое небо, пока художник пытался дрожащими руками поджечь сигарету. Дождевые капли скатывались с его мокрой чёлки, на самом Уэе не было лица. Мужчина обхватил тлеющую палочку Мальборо губами, вдыхая отравленный дым, который сейчас был ему так необходим. Ему хотелось кричать, хотелось рвать на себе волосы, хотелось… Щелчок зажигалки заставил Джерарда тихо вздрогнуть и медленно обернуться. Рядом с мужчиной стоял Айеро, зажав сигарету между пальцами и выдыхая струйки белёсого дыма через нос. В его бледно-жёлтых, почти бесцветных глазах Уэй не мог разглядеть ни единой эмоции. Художник не знал, что в данный момент чувствовал сам Фрэнк: раскаяние, смущение или же ликование в связи с новой победой. Даже сейчас Айеро казался художнику ангелом, но уже падшим в собственных грехах. С тёмными вьющимися волосами и такими же чёрными, как смоль, крыльями. «Мне очень льстит, что ты видишь меня в лучшем свете. И все же это не я». Вынув недокуренную сигарету изо рта и затоптав её носком туфли, Джерард вскинул голову к небу. Будто предвестник очередной бури, с каждой секундой оно становилось всё мрачнее. Уэй и сам чувствовал себя грешником, увязшим в собственной грязи, которую не в силах смыть даже этот холодный дождь, что нещадными потоками обрушивался на него с разгневанных небес. Он поддался искушению, поддался своим внутренним демонам, чем, несомненно, заслужил гореть в аду, но Фрэнк… Неужели юноша не понимал, насколько безрассудными и нелепыми выглядели его неоднократные попытки соблазнить художника? Следуя лишь своим эгоистическим побуждениям, Айеро плевать хотел на желания Джерарда. Блондин был всего лишь очередным трофеем в коллекции разбитых сердец музыканта. Уэй раздражённо сжал руки в кулаки, крепко впиваясь ногтями в ладони и оставляя на них красные бороздки. Прежде чем уйти, оставив Фрэнка наедине с самим собой, мужчина хотел выяснить только одно… — Зачем? Казалось, художник и сам не до конца понимал смысл заданного им же вопроса. Пытаясь сделать голос твёрже, Джерард чувствовал, что дрожит. Его тело предательски содрогалось, а глаза едва ощутимо покалывало. — Что «зачем»? — Брюнет откинул сигарету, после чего засунул руки в карманы и, наконец, впервые за всё время взглянул на Уэя. Только теперь Джерард заметил, что глаза юноши были полны немого отчаяния. Взгляд Фрэнка был тяжёлым и лишённым надежды, сравнимым разве что со взглядом больного, которому сообщили страшную новость, что ему осталось жить всего несколько дней. Художник немедленно отвёл взор в сторону, будучи не в силах смотреть в эти убитые горем «рощицы». — Зачем ты шептал моё имя? — Хрипло вопрошал блондин, теребя пуговицы на манжете пиджака. Мужчина чувствовал себя так, будто бы он оголённый провод и, если бы молнии вздумалось ударить в него, он немедленно бы вспыхнул. — Знаешь, это нормально — в порыве наслаждения произносить имя того, кого любишь, — тихо ответил Фрэнк, устремив свой пристыженный взгляд в мокрую и сырую землю. — Что ты сказал? — Джерард не верил собственным ушам. Однако что-то неотвратимо подсказывало художнику, что он всё расслышал правильно. — Что слышал. Не вижу смысла повторять всё заново, ты всё равно не поверишь, — бесцветно произнёс Айеро, вытерев губы тыльной стороной ладони и уже собираясь уходить. Но крепкая рука Уэя остановила его, уцепив за предплечье. — Фрэнк, скажи, что между нами происходит? Я больше так не могу. — Обхватив ладонями лицо парня, Джерард прижался своим лбом ко лбу брюнета. Он был растерян, загнан в тупик внезапным заявлением Фрэнка. Парень почти что признался ему в любви. Всё это время художник ошибочно полагал, что он — лишь очередное развлечение для Айеро, новое блюдо в привычном рационе. Неужели Уэй был настолько слеп, что не узрел того, что плавало на самой поверхности? Не увидел главного. — Так не должно быть, Фрэнки. — Ресницы мужчины подрагивали, а руки непроизвольно гладили волосы музыканта, пропуская тугие каштановые завитки сквозь пальцы. — Я знаменитый человек, у меня есть жена. Представь, какая тень падёт на меня в обществе, если узнают, что у меня была связь с мужчиной? — Ты вправе жить, как тебе вздумается, Джерард. Мы все свободны от рождения. Мужчина невольно вскипел, поразившись столь легкомысленным словам, что упрямо звучали в измождённом баритоне. Юноша не слышал его. Или, вернее, просто не хотел слышать. — Мы несвободны, Фрэнк! Как ты этого не можешь понять? — В отчаянии художник всплеснул руками, отстраняясь от музыканта. — Мы с тобой из разных миров. Может, в твоём мире эта философия работает, но в моём — нет! Даже если наши чувства взаимны, общество всегда будет против нас. — Нет же, нет! — В один шаг Айеро преодолел расстояние и очутился рядом с владельцем галереи, яростно схватив того за запястья. — Посмотри на меня. — Тёплая ладонь скользнула по мокрой от дождя щеке. Фрэнку хотелось верить, что это был дождь, а не слёзы. — Если ты чувствуешь ко мне хоть что-нибудь, ты должен бороться за это. Хоть однажды в жизни сделай то, о чём по-настоящему мечтаешь. Выберись из своей скорлупы, разрушь оковы! Помни, все преграды у тебя в голове, Джи. Они не знали, сколько простояли вот так, под удушающим холодным ливнем. Гром протяжно грохотал над их головами, а руки Айеро по-прежнему были обёрнуты вокруг запястий Джерарда, словно парень боялся, что художник в любой момент может одуматься и уйти. Внезапно мужчина одним резким движением притянул к себе Фрэнка за воротник кардигана и накрыл его влажный рот своими жаждущими губами. Мужчина сладко впивался в нежные, горьковатые губы юноши, не давая ему шанса глотнуть свежий, пропитанной сыростью воздух. Поначалу руки Айеро безвольно повисли в воздухе, по-видимому, явно не ожидая такого напора со стороны художника, но вскоре пальцы музыканта зарылись в короткие светлые пряди, слегка оттягивая их. Когда они оба отстранились друг от друга, ярко-синий всплеск молнии озарил их лица, демонстрировавшие вожделение и страсть, кипящую в венах. Джерард не сомневался в том, что окончательно разозлил небеса своим опрометчивым поступком. Художник знал, что сполна заплатит за это. Столько лет он вёл тихую размеренную жизнь, пытаясь играть по правилам, что теперь, на самой середине пути, по праву заслужил поддаться искушению. Своему последнему искушению. — Пошли, там никого нет, — сбивчиво пробормотал Уэй, сплетая с Фрэнком ладони и ведя их обоих к задней части кабаре. Здесь был проход между домами, загороженный железными воротами. Рядом находились водосток и пожарная лестница, поднимавшаяся по кирпичной стене. С крыш стекали потоки дождевой воды. Вокруг не было ни души, что сулило полнейшее уединение. На этот раз Айеро собственноручно прижал Джерарда к стене, предварительно притягивая к себе за край пиджака, отчего пуговицы на нём расстегнулись. Решив избавиться от ненужной вещи, Фрэнк поспешил снять её, прося мужчину поднять руки. — Надеюсь, ты не сильно расстроишься, если… — Виолончелист кивнул на асфальт, но Уэю к тому моменту было абсолютно наплевать, что сделают с его одеждой. Так что брюнету, не дождавшись ответа, пришлось бросить пиджак наземь. Джерард, в свою очередь, принялся стягивать кардиган, прилипший к мокрому телу Айеро, после чего его губы вновь прижались к холодным губам возлюбленного. Сами губы Джерарда слегка подрагивали от влаги, а язык очерчивал контур кромки зубов брюнета. В конце концов, язык мужчины сплёлся с языком Фрэнка, увлекая юношу в долгий и сладкий французский поцелуй. Меньше всего обоим мужчинам хотелось напоминать самим себе, что этот поцелуй был прощальным. Никто не говорил об этом вслух, тем не менее, каждый это прекрасно понимал и именно поэтому старался ловить мимолётные мгновения удовольствия. Касаясь петлиц на небесно-голубой рубашке Уэя, Айеро начал расстегивать пуговицы одну за другой, попутно целуя обнажавшиеся при этом участки тела. Мужчина шумно втягивал воздух ртом каждый раз, когда нежные разгорячённые губы касались его прохладной кожи. — Фрэнки, — жалобно лепетал художник, вплетая пальцы в закрученные влажные пряди. — Ни слова, детка, — интимно прошептал парень ему в губы, прикладывая палец ко рту. — Сейчас молчание для нас обоих — золото. Фрэнк зацеловывал выступающие ключицы и прикусывал кадык, подрагивающий от наслаждения. Айеро знал, что своими ласками пускал маленькие электрические разряды по телу художника. Ладонь Джерарда бережно легла на затылок возлюбленного, ненадолго прерывая возбуждающие действия музыканта. — Я лишь хотел сказать, что теперь знаю, чем ты пахнешь. Прохладный ливень в стократ усиливал аромат, который на протяжении всего времени исходил от парня. Художнику, наконец, удалось подобрать ему название. — И чем же я по-твоему пахну? — Улыбнувшись, спросил Фрэнк, гипнотизируя мужчину своими сияющими глазами, обрамлёнными густыми ресницами, на которых застыли капельки влаги. — Морем, — ответил Уэй, чувствуя жаркий поцелуй в районе ямочки на шее. — Солью и сигаретами, — слабо простонал блондин, подаваясь вперёд под прикосновения широких кистей. — А ещё мускатным орехом, — рвано выдохнул под конец мужчина, когда тёплый язык протолкнулся в лунку его пупка. Ведя мокрую дразнящую дорожку по кромке брюк, Айеро поудобнее встал на колени и задумчиво произнёс: — Ты пахнешь красками из своей мастерской. А ещё цитрусовым одеколоном. Уверенная ладонь юноши жадно возлегла на бугорок, скрытый под тканью брюк, вызывая у возвышающегося над ним блондина краткий полустон. Парень намеревался растянуть удовольствие насколько это было возможно, несмотря на то, что они с художником уже вовсю опаздывали на пристань. — Ты же знаешь, я люблю апельсины. — Ухмыльнулся парень, сверкнув в темноте своими крупными зубами, одновременно с тем властно сжав возбуждённую плоть мужчины через брюки. Джерард непроизвольно толкнулся ему в кулак, тут же заливаясь краской и хватаясь руками за кирпичную стену. — Твой вкус, твой запах… Возбуждают меня, доводят до исступления, — закусывая губу, выстанывал Уэй, когда пухлые губы брюнета оказались внизу его живота, слабо засасывая молочную кожу чуть ниже пупка. Фрэнк не хотел оставлять следы на коже художника, только один — как напоминание об их единственной ночи, когда они были близки. — Ты сводишь меня с ума, Уэй. — Юноша поднялся с колен, чтобы вновь запечатлеть поцелуй на губах Джерарда. — Te desidero, il mio angelo… (10) — Молвил Айеро, стаскивая с себя рубашку и тоже оставаясь полуобнажённым. — Любовь моя, — судорожно выдохнул Джерард, когда парень ненадолго оторвался от его рта. — Прости, я совсем не понимаю, что ты говоришь… — Я только что сказал, что хочу тебя. — Очерчивая подушечками пальцев выпирающие скулы, Фрэнк хотел вновь притянуть к себе мужчину, как внезапно раздавшийся мужской гогот заставил его отпрянуть от художника. Джерард же, в свою очередь, тотчас схватил рубашку и пиджак, что за время лежания на земле успели пропитаться грязью и дождём. — Добрый вечер, дамы! — Насмешливо пропел незнакомец, нарочито издевательски снимая шляпу и отвешивая поклон. — Эй, Ларри, иди-ка сюда! — Зычно свистнув, мужчина подозвал к себе напарника, после чего вновь обратил свой недобрый взгляд на мужчин. — Как думаешь, кто из этих голубков снизу, м? Мне кажется блондинчик, уж слишком у него женоподобная рожа! — Согласен с тобой, Гарри, уж больно он противный! — Поддакнул товарищ, нахмурив брови и злобно оскалившись с зажатой между зубами сигаретой. Услышав шорох позади себя, Фрэнк увидел, что Уэй спешно пытался застегнуть пиджак, в то время как его дрожащие от волнения пальцы не могли попасть в петлицу. — Не слушай их, Джи, просто игнорируй, — Айеро попытался успокоить возлюбленного, накрыв его ладонь своей, но Джерард тут же поспешно убрал руку. — Они правы, Фрэнк, мне не следовало затевать всего этого. Мы совершили ужасную ошибку. — Нервно теребя карман пиджака, Джерард постепенно отходил назад, чувствуя, что своими словами ранит Айеро до глубины души. — Прости меня, — под конец бросил блондин, со всех ног устремляясь под ливень. Художник ненавидел себя за то, что наделал. Ненавидел за собственные слова и за то, что оставил Фрэнка наедине с этими ублюдками. Мужчина бежал, и перед ним до сих пор стояло безжизненное лицо юноши, чьи глаза выражали безудержную боль. Через некоторое мгновение уже по другой стороне улицы брёл темноволосый парень, немного прихрамывая на левую ногу. Его волосы были растрёпаны, голова низко опущена, а разбитые костяшки пальцев запачканы в крови. Вся его одежда была истерзана в клочья, и Фрэнк даже не был уверен, что в таком виде его пустят на корабль. Будучи не в силах стоять на ногах, музыкант опустился на колени. Лужа под ним тотчас окрасилась в алый цвет. Поднимая ладони кверху, дабы оценить ущерб, Айеро нечаянно заметил, что недавно купленный браслет был порван и теперь опасливо болтался на тоненькой ниточке, грозясь окончательно разорваться при одном неловком движении. Кровавыми задубевшими пальцами Фрэнк завязывал узелок рядом с уже имеющимся. Отчего-то этот браслет был ему дорог, и он не хотел оставлять его в таком состоянии. Невольно посмотрев на два маленьких узелка, кареглазый вдруг подумал, что так же и их отношения с Джи претерпели свой первый разрыв. Вопреки обиде, Айеро не винил Уэя в случившемся. Это его жизнь, и он распорядился ею так, как посчитал нужным. Быть может, художник ещё этого не знал, но за его спиной уже распускались два небольших крыла. Фрэнк же всего лишь помог им раскрыться.