The bedʼs getting cold and youʼre not here The future that we hold is so unclear Save your advice 'cause I wonʼt hear You might be right but I donʼt care Thereʼs a million reasons why I should give you up But the heart wants what it wants
© «The Heart Wants What It Wants» by Our Last Night
— Не может быть! — глаза румына расширились от удивления, а стопка виски так и застыла на полпути ко рту, не касаясь обветренных губ. — Эта парочка обставила тебя в первом же розыгрыше! — изумлённо провозгласил бармен, залпом прикончив содержимое рюмки. — Сдаёшь позиции, Бобо! Помнится, раньше тебя было не так-то просто обыграть, — обращался мужчина к белобрысому музыканту в тёмном жилете с завязками, чья понурая голова низко склонилась над столешницей, а жилистые пальцы крепко сжимали смычок, хаотично перебирая тонкие струны певучей скрипки. Невооружённым глазом можно заметить, что сам Брайар был не в восторге от своего внезапного проигрыша, но, тем не менее, мужчина всеми силами старался не подавать виду, что расстроен. Ещё не хватало, чтобы этот выскочка Айеро и его художник увидели, как на самом деле Бобу тошно признавать своё нелепое поражение! Нет, он ни за что не продемонстрирует посторонним свою слабость! — Ничего, Дьюи, всё порядке. Всего лишь разогреваюсь перед большой игрой, — кратко бросил Брайар, не переставая мучить свой инструмент, который под давлением смычка принялся издавать звуки наподобие жалобных стонов. Скрипка была расстроена точно так же, как и её хозяин, но, видит Бог, в его проигрыше не было её вины. Настроение музыканта было неважным, особенно после того, как Уэй и Айеро выиграли у него в первой же сдаче. И хотя все говорят, что после драки кулаками не машут, Боб упорно не мог взять в толк: как с виду такой спокойный и размеренный художник в одночасье мог превратиться во рьяного игрока, стоило лишь увесистой колоде карт появиться на столе? Этот момент до сих пор оставался для многих загадкой. Возможно, он стал загадкой и для самого Джерарда Уэя. Скрипач более чем уверен: победа мужчины была не чем иным, как результат удачного стечения обстоятельств. Художник поймал фортуну за хвост — факт очевиден, и Боб крепко поспорил бы с тем, кто высказался бы против этого. Парни ровно так же, как и он, сидели с изумлёнными лицами и разинутыми ртами. Сам же герой триумфа в силу своей природной скромности особо не проявлял бескрайней радости по этому поводу — лишь неопределённо улыбался. Всем своим существом мужчина выражал лёгкое удивление, а сидящий рядом Фрэнк одобрительно похлопывал светловолосого по спине, что-то говоря про отличную командную работу. Возможно, именно благодаря действиям мелкого прохвоста выигрыш Уэя стал поистине феноменальным. Но Бобу так же, как и другим, уже не суждено об этом узнать. Тайна была покрыта мраком. — Да ладно тебе дуться! На вон лучше охладись, — утешил его Дьюи, наливая большую кружку пенного, которая вскоре оказалась в руках Брайара. — Победителям полагается отдельная привилегия — выпивка за счёт заведения! — озорно подмигнул Хэнсон, обращаясь к неразлучной парочке, Джерарду и Фрэнку, которых в последнее время и водой нельзя было разлить. Глядя на них, бармен никак не переставал удивляться: и как только художник умудрялся взахлёб смеяться над одной и той же шуткой от Айеро, которую сам музыкант рассказывал уже, наверное, в третий раз за сегодняшний вечер? «Эти двое определённо спелись», — отметил про себя Хэнсон, однако вслух ничего не произнес. Все они знали о своеобразных предпочтениях Айеро — никогда не знаешь, кто окажется в его постели на следующее утро. Но то, как парень вёл себя с Джерардом, ставило под сомнение вопрос о непостоянстве виолончелиста. Казалось, брюнет даже не пытался заигрывать с художником или что-то в этом роде, хотя всё время держался рядом. В конце концов, Дьюи решил просто не лезть не в своё дело — пусть сами разбираются, его дело лишь подавать напитки да травить анекдоты. И он был вполне доволен своим положением. — Я не пью виски, уж извините! — смеясь, объявил Уэй, когда их саксофонист Барри протянул ему зелёную бутылку с узким горлышком, внутри которой плескалась золотисто-коричневатая жидкость. — Только вино или что-нибудь в этом роде. Не выше пятнадцати градусов. — Джерард не жалует крепкие напитки, — пояснил Фрэнк остальным ребятам, как вдруг в сторону мужчины устремились три пары глаз, в каждой из которых читалось неописуемое удивление. Бармен от столь неожиданной новости даже слегка присвистнул. — Вино? Ты серьёзно? — не поверил Хэнсон. Брюнет поначалу опешил: обычно все его клиенты так или иначе любили выпить. И не просто бокал шампанского — среди завсегдатаев бара в Глазго, в котором работал мужчина, находилось предостаточно любителей чего-нибудь покрепче. Порой Дьюи охотно соглашался составить им компанию — за счёт самих клиентов, разумеется. Таким образом, заявление Уэя стало большим откровением для темноволосого бармена. — Да это же сироп, почти ни о чём! — расхохотался мужчина в жёлтой клетчатой рубашке, обнажив ряд ровных зубов цвета слоновой кости. Несмотря на то, что Хэнсон прилично курил, его зубы каким-то волшебным образом оставались безукоризненно белыми. — Не знаю, как наш художник, а я предпочитаю виски. После него разливается такое приятное и жгучее тепло в желудке — словами не передать! Напиток богов, да и только, — промолвил Дьюи, садясь на мягкий кожаный пуф и вальяжно закидывая ногу на ногу. — Эй, Дьюи! — решил подколоть бармена Фрэнк. Парень щёлкнул пальцами, дабы привлечь внимание друга. — Скажи честно: у вас там в Румынии все бармены так много пьют? Или ты единственное исключение? — дразнился Айеро, передёргивая бровями и посылая мужчине коварный взгляд из-под них. Временами в юноше отчего-то просыпался неумолимый забияка, и брюнет считал своим прямым долгом кого-нибудь позадирать. Парень и сам до конца не понимал, почему в тот или иной момент его язык становился острее бритвы, а в крови начинало разгораться нешуточное пламя, смешанное с адреналином. В такие мгновения каждый сидевший в комнате зарубил себе на носу: лучше не злить этого Наполеончика, как в шутку за глаза любил называть его Барри. Жертвам острого языка Айеро после этого ещё долго не хотелось отпускать даже самые безобидные подколы в его сторону. Таким уж он был — этот коренастый виолончелист — мал да удал, как говорится. — Кто б говорил, Айеро! Не я же стащил подаренный капитану Джеймсу коньяк и вылакал его в полприсеста. — Было видно, что бармен не хотел сдаваться без боя. Сам мужчина придерживался тактики: «лучшая защита — нападение». Присутствующие потихоньку начали собираться в круг, обступая двух парней. Всех интересовало одно и то же: чем в итоге закончится незначительная перепалка между бойким юнцом и словоохотливым барменом, по неосторожности оказавшимся у него на пути? Никто не знал точного ответа, а те, кто осмеливался строить предположения, делали ставки. Джерарда же больше всего в сложившейся ситуации интересовала реакция Фрэнка, чьё по обыкновению живое лицо было чрезвычайно спокойным. В ответ Айеро лишь сладко потянулся, после чего совершенно беззастенчиво раскрыл все карты: — Верно, Дьюи — это я вылакал коньяк в полприсеста, а оставшиеся полбутылки прикончил уже ты сам. Я видел, как ты прятался с ней в обнимку за барной стойкой. На губах парня играла шаловливая улыбка, которая появлялась только тогда, когда он знал чей-то секрет. Голубые глаза румына смотрели с непониманием и растерянностью, и Айеро мысленно потёр руки, предвкушая победу в споре. — Ха! — красноречиво усмехнулся Барри, прикладывая ладонь к лицу. — Понял, Дьюи? От этого малого ничего не утаишь! В следующий раз получше прячь свои запасы. Закатив глаза к потолку, бармен издал громкий стон, своего рода, звучавший как признание в собственном поражении. — Да идите вы оба! — в сердцах воскликнул Хэнсон, после чего деланно рассмеялся. Вокруг его глаз тут же собрались мелкие морщинки, напоминающие рябь на безмятежной поверхности океана. — Ничего я не прятал! Эй, Джерард, не слушай этого брехуна. — Махнул темноволосый в направлении Фрэнка. — Он тебе столько лапши на уши понавешает — замучаешься снимать! — Парни, хватит ссориться! У меня тут, между прочим, появилась отличная идея, — спустя минуты затишья из дальнего угла барной стойки раздался басовитый тембр Боба Брайара. Мужчина нехотя отложил инструмент в сторону и тяжёлым взглядом голубых глаз окинул товарищей. Весьма длительное время белобрысый сидел в своём укромном уголке тише воды, ниже травы, что остальные успели уже благополучно забыть о присутствии музыканта. — Ой, смотрите-ка! Наша снежная королева оттаяла! — нарочито хлопнул в ладоши саксофонист, отчего получил прямиком в свой адрес поистине убийственный взор Брайара. — Заткнись, Уэльс, я тут дело говорю, а он паясничает! — с оттенком обиды в голосе пробормотал блондин, попутно шаря в кармане и доставая оттуда начатую Фрэнком пачку Lucky Strike. Лицо Барри приняло более мягкое выражение. В отличие от Айеро у мужчины не было цели задеть кого-либо. Спокойная дружеская атмосфера, где царят мир и понимание — вот что по-настоящему любил и ценил музыкант. Всеми силами он пытался поддерживать нужный настрой в коллективе и, надо сказать, не безуспешно. Барри в оркестре любили и уважали как старшего, и все без исключения сходились в едином мнении — добрее души, чем этот бородатый саксофонист-балагур, просто не сыскать. — Ну-ну, мы слушаем. — Напустив на себя крайнюю степень важности, Хэнсон сложил свои руки на груди. — Выкладывай, что там у тебя. Выдержав интригующую паузу, скрипач продолжил: — Я предлагаю Айеро сыграть с Уэем, друг против друга. Наш Фрэнки тот ещё ловкач — вот пусть и подтверждает свой титул карточного шулера. Чего словами разбрасываться-то? Дела куда значимее слов, — молвил Боб, чиркая спичкой о коробок и поджигая ею кончик сигареты. — Вот и вся мысль, господа. Неплохо вам будет её обсудить. — Да ты посмотри-ка, Барри, королева не только оттаяла, но и ещё требует реванша! — в изумлении воскликнул Дьюи. — Эй, Бобо, мысль неплохая. Но, думаю, тебе лучше спросить у самого Фрэнка. — Криво улыбнулся румын, указывая на брюнета, сидевшего у противоположной стены. Все взгляды в комнате, как по команде, устремились в сторону Айеро. Юноша размеренно потягивал шотландский виски, облокотившись о спинку диванчика. Предложение Боба, в отличие от остальных ребят, его ничуть не удивило. Фрэнк ждал этого. Ждал того самого момента, когда Брайар продемонстрирует белый флаг и попросит у друга помощи, хватаясь за него, как утопающий — за спасательный круг. — Надеешься, что я отомщу за тебя? — юноша пристально взглянул на Боба, заправляя длинный вьющийся локон за ухо. — Зря. Я всегда придерживаюсь нейтральной стороны в таких вопросах, — добавил парень, сделав ещё один глоток обжигающего виски. — Не люблю, когда на меня делают ставки. — Да ты трусишь, Айеро! — начал подзадоривать его Брайар, прекрасно зная, что Фрэнк не сможет долго противостоять искушению, пытаясь откреститься от столь заманчивого предложения. Соблазн был велик, а среди членов оркестра Фрэнк Айеро всегда славился тем, что неукоснительно поддавался своим тайным демонам. — Так и скажи, нечего нам тут мозги пудрить! Боишься, что Джи разгромит тебя в хлам и твоя репутация везунчика полетит к чертям? — предпринял последнюю попытку Боб, на этот раз точно метя не в бровь, а в глаз. На сей раз удача повернулась к белобрысому лицом. — Ну почему же боюсь? — Айеро перевёл красноречивый взгляд на художника, который всё это время выступал в роли безмолвного наблюдателя. — Джи — вполне достойный противник. Сыграть с ним будет настоящей честью для меня. Только у меня есть одно-единственное условие, — предупредительно выставив указательный палец вверх, брюнет замолчал на какой-то миг, после чего, не церемонясь, осушил содержимое хрустальной рюмки. «Ореховые рощицы» ни на секунду не переставали следить за своим визави. — Говори, — как-то слишком интимно прошептал Джерард одними губами. Шёпот мужчины был достаточно твёрдым, чтобы достигнуть ушей Айеро, и одновременно тихим, дабы не быть услышанным остальными музыкантами. Поймав губами последнюю каплю прозрачной жидкости, Фрэнк кратко облизнулся, после чего вытер рот тыльной стороной руки и, наконец, поведал ребятам о своём условии: — Если ты выиграешь. — В глазах парня под влиянием алкоголя и неуёмного азарта на мгновение заплясали медовые искорки. — То сможешь спросить меня о чём угодно, вплоть до самых сокровенных вещей, — уже тише добавил брюнет, обжигая шею владельца галереи горячим дыханием. Джерард отметил про себя необычный, приятный запах, который исходил от тела музыканта, его кудрей и одежды. Это показалось мужчине удивительным. Даже излишне выпитый виски и парочка выкуренных сигарет не нарушали гармонию аромата, который лёгким шлейфом распространялся от загорелой кожи Айеро. Как бы Уэю ни хотелось, ему не удавалось разгадать этот запах в полной мере. В нём единовременно смешались горький дым, а также нечто терпкое и сладкое. Джерарду хотелось вдыхать этот таинственный аромат как можно дольше и при этом не быть уличённым в своём преступном деянии. В присутствии Фрэнка мужчина таял, а при близком расположении горячего стройного тела дыхание блондина затаивалось. В такие моменты владелец картинной галереи просто напрочь отказывался понимать странные реакции своего тела. — А если проиграю? — всё же спросил Уэй, стараясь не думать о том, через что ему придётся пройти в результате неудачной игры. Никогда ещё судьба художника так сильно не зависела от чьего-то решения. Лицо Айеро после слов мужчины сразу же украсила загадочная улыбка, отчего складывалось впечатление, что Фрэнк с нетерпением ожидал именно этого вопроса. Лисья ухмылка музыканта не внушала Уэю ни капли доверия, а захлестнувшее с головой любопытство буквально съедало изнутри. Что же у этого кареглазого чертёнка на уме? Джерард боялся предположить. — Ты должен будешь нарисовать мой портрет. — О господи! — глухо засмеялся Уэй, одновременно с тем пряча лицо в ладонях. Плечи его безудержно содрогались от смеха, удушающими волнами подступавшего к груди. Щёки художника покрылись тенью румянца, и Фрэнк мог с наслаждением лицезреть его сквозь неплотно прижатые друг к другу перстни правой руки, на безымянном пальце которой одиноко поблёскивало обручальное кольцо. — Ну так что, согласен? Или откажешься, пока не поздно? — в ореховых глазах читался вызов, а влекущий огонь, которым были пропитаны слова юноши, молча приказывал поддаться искушению. Протянутая ладонь гостеприимно зазывала следовать только вперёд. Джерард мог поклясться, что полуоткрытые розовые губы музыканта страстно шептали ему: «Идём со мной». Уэй чувствовал нутром, что за всем этим последует нечто большее, чем просто очередная партия в бридж. Нечто, что заставит его жалеть о своём решении или же, наоборот, даст дорогу чему-то новому. — Я принимаю твоё условие, — твёрдо произнёс мужчина, заключив тёплую ладонь Фрэнка в свою. — Боб, разбей, пожалуйста. Одним чётким движением белобрысый парень разбил их сцепленные руки. Отныне пути к отступлению больше не существовало. — Что ж, отлично, — констатировал Фрэнк, деловито подворачивая рукава кипельно-белой рубашки, после чего принялся раздавать команды. — Барри, давай сюда биддинг-бокс (1). Боб, иди сюда — будешь в моей команде. Игра начинается. Вопреки планам Брайара, Фрэнк не собирался быть его спасательным кругом. Всё, что им управляло в тот момент, — чистейший соблазн, желание во что бы то ни стало заполучить недосягаемое. Как говорится, сердцу не прикажешь, оно всё равно будет хотеть одно и то же. Юноша хотел Джерарда и был готов побороться за художника любыми способами. — Кажется, здесь скоро станет жарко, — объявил Хэнсон, показательно обмахиваясь воротником рубашки, после чего пододвинул стул поближе, чтобы следить за ходом игры. — Что ж, видимо, мы с тобой в одной паре, малыш, — сказал Уэльс, усаживаясь с левой стороны от Уэя, после чего заговорщицки шепнул бармену. — Ставлю на художника! — Если что, будешь мне потом должен тридцатку, Барри, — хитро улыбаясь ответил Дьюи, засунув ладони в карманы брюк. — По рукам! — объявил саксофонист, после чего всё внимание переключилось на Боба, традиционно распределяющего участников игры по сторонам света (2) с помощью жребия. — Итак, Север-Юг, — скрипач принялся объявлять первую пару, вытаскивая бумажку с именами из стоявшей перед ним пепельницы, — я и Фрэнк. Следовательно, Запад-Восток — команда Барри и Джерарда. Итак, отсчёт пошёл. Играем, парни! — провозгласил Брайар, сдавая карты по часовой стрелке рубашкой вверх. В следующие полчаса в комнате наступила всеобщая тишина, временами прерываемая шелестом карт и невнятными бормотаниями игроков, просчитывавших ходы своих противников. Команде Север-Юг определённо везло: в самые последние минуты первого розыгрыша благодаря трём червонным картам Фрэнка и одной бубне Брайара ребятам удалось выиграть первый гейм (3). Шёл второй розыгрыш, и обстановка постепенно накалялась. Впервые за всё время игры Джерард по-настоящему задумался о том, что от его малейшего промаха или верно принятого решения зависело то, как он проведёт остаток сегодняшнего вечера. Станет ли слушателем увлекательной истории жизни Фрэнка Айеро или же его испачканные краской руки вновь примутся за давно забытое искусство живописи — Уэй не знал. Но то, что оба варианта предполагали собой присутствие кареглазого юноши, чей сосредоточенный взгляд в данный момент блуждал по картам, а пальцы перебирали масти, отчего-то заставляло сердце художника биться, подобно крыльям колибри. Ведь его жизнь этой ночью была целиком и полностью в тех самых руках — с маленькой коричневой родинкой на тыльной стороне кисти. — Поглядите-ка на Айеро, да он весь покраснел от напряжения! Или всё-таки не от напряжения? — внезапно усмехнулся Хэнсон, судя по всему, желая отомстить юноше за его язвительный язычок. — Ну что ты, Дьюи! Сомневаюсь, что сейчас наш малец способен думать о чём-либо ещё, кроме того, как выиграть у нас с Джерардом второй гейм. — Посмеивался Барри Уэльс, отхлёбывая пиво из большой тёмной кружки. — Если только за него не думает другая часть тела, — саркастически отметил бармен, но так, чтобы его не услышал сам Фрэнк. — Та, что пониже пояса. В следующий момент оба мужчины дружно рассмеялись, однако, их тут же перебил звонкий голос Айеро, в котором выражалось явное превосходство. — Смеётся тот, кто смеётся последним, — торжественно произнёс виолончелист, тотчас же переворачивая карты лицевой стороной. — Два бескозырных и две пики. Я выиграл, господа! — с победной ухмылкой на лице огласил Фрэнк, а взор золотисто-карих глаз бесцеремонно переместился на Уэя, осматривая совершенно растерянного художника с головы до пят. Он выступил победителем в этой карточной схватке, и больше всего на свете сейчас ему хотелось получить свой заслуженный приз. Самый сладкий и желанный. Мужчина перед Айеро испытывал неподдельное волнение и, казалось, на секунду забыл, как дышать. Светло-карие глаза беспокойно метались по краям стола, поглядывая то на карты в собственных руках, то на раскрытые масти, лежавшие перед Фрэнком. Джерард не мог поверить, что всё так вышло. Этого просто не могло быть! Блондин отчётливо помнил: у него было четыре пики. А это значило лишь одно… — Гони тридцатку, Барри! — напомнил Дьюи, уже заранее триумфально потирая руки, пока рыжеволосый саксофонист нехотя вытаскивал из карманов мятые купюры фунтов стерлингов. — Погодите! — воскликнул Уэй, проворно вскакивая со своего места и привлекая внимание расшумевшейся толпы. — У тебя же была одна пика, — обратился он к Фрэнку, который в это время принимал поздравления от остальных членов оркестра. — Ты украл у меня карту! — Неважно, как я выиграл, главное — сам факт победы, — дерзко ответил мужчине Айеро, отодвигая стул и собираясь выйти из-за общего стола, но Джерард преградил ему дорогу. — Это чистой воды блеф! Ты украл у меня победу, я не собираюсь с этим мириться! Медленной и уверенной поступью Фрэнк подходил к художнику, со стороны больше напоминая хищника, медленно крадущегося к своей жертве. — А ты догони и отними её у меня, — горячо прошептал юноша, проводя ладонью по контуру лица Уэя и вместе с тем наблюдая снизу-вверх за реакцией мужчины на свои невинные и одновременно дразнящие действия. — Così sinceramente reagisce ai miei contatti che soltanto non ho forze per trattenere… (4) — загадочно произнёс брюнет, в то время как расплавленный янтарь плескался на дне его исступлённых глаз, после чего юноша сорвался с места и быстрее пули понёсся прямиком к двери. — Постой! — закричал Джерард ему вдогонку, но Айеро уже и след простыл. Не обращая внимания на глумливый свист Хэнсона и раскатистое гоготанье Боба, мужчина во что бы то ни стало решил догнать Фрэнка и хорошенько объясниться с ним. — Ты уж постарайся, Джерард, нарисуй этого чёрта во всей красе! — крикнул Брайар вслед двум удаляющимся фигурам. — А рога я ему сам потом пририсую! Но Уэй уже его не слышал. Вместо этого он стремительно мчался по извилистым коридорам судна, в надежде отыскать среди многочисленных колонн и пролётов курчавую темноволосую макушку и невысокий чёрно-белый силуэт в атласной рубашке и серых брюках. Ему просто нужно взглянуть Фрэнку в глаза, чтобы всё понять, чтобы… Художник остановился в одном из пролётов, дабы привести в норму сбившееся дыхание и успокоить сердце, что беспокойно билось, словно голубка в клетке. Он давно вышел из того возраста, чтобы вот так бегать… В пустых длинных коридорах никого не было, и на секунду Джерарду почудилось, что он гонится за призраком. Внезапно чьи-то сильные руки накрыли его плечи сзади, после чего бесцеремонно прижали к стене. — Не меня ищешь? — спросил брюнет, сдувая прилипшую от пота чёлку со лба. — Вот птичка и попалась в клетку. Руки Айеро были расставлены по обеим сторонам от головы Уэя, таким образом увлекая владельца галереи в своеобразную ловушку. Близость чужого тела приводила в смятение, а воздух казался густым и вязким, подобно сладкой карамели. — Ты сблефовал, признайся! Твоя победа была нечестной, — шептал светловолосый, смотря в распахнутые и затуманенные глаза перед собой. Рассеянный свет от навесных ламп делал их цвет похожим на гречишный мёд. Художник изо всех сил пытался не глядеть в столь привлекательные «ореховые рощицы», но отвести взгляд было просто невозможно. — Тебя это так волнует? Справедливо я выиграл или нет? — промолвил парень, наклоняясь ближе и мягким движением руки убирая светлую прядь за ухо. Неожиданные прикосновения заставляли Уэя замирать, а тело — вытягиваться в струнку. Чувство власти над собой одновременно настораживало и манило, заставляя теряться в собственных ощущениях. — Волнует? Да ты чёртов обманщик! — Джерард попытался оттолкнуть притягательное мокрое тело от себя, но ладони Фрэнка лишь крепче упёрлись в стену, не давая и малейшей возможности сбежать. Белая рубашка образовывала влажные складки на предплечьях парня, прилипая к разгорячённой, покрытой испариной коже. — Брось, мне просто хотелось, чтобы ты нарисовал меня. Вот и всё, — без стеснения признался Айеро, улыбаясь лишь самыми уголками бархатных тёмно-вишнёвых губ. Столь простой и бесхитростный ответ парня заставил мужчину непроизвольно приоткрыть рот и удивлённо посмотреть на своего визави. Джерард же всё это время твёрдо полагал, что игра в бридж была очередным развлечением для Фрэнка, шансом показать собственное превосходство в глазах остальных (произвести впечатление на самого Уэя, наконец!), но никак не предлогом для того, чтобы художник изобразил юношу у себя на холсте. — Ты действительно этого хочешь — свой портрет у меня в мастерской? — спросил блондин, всё ещё не до конца уверовав в чистые помыслы Айеро. Помолчав некоторое время, Фрэнк ответил ему: — Знаешь, некоторые люди живут по принципу: «Хочешь чего-то? Приди и возьми». Я пришёл за тем, что по праву принадлежит мне. Карие глаза в оправе смоляных лучистых ресниц кратко скользнули по светловолосой макушке, остановившись в районе пепельно-бледных нитевидных губ. — Какому такому праву? — А вот какому, — сокровенно шепнул Фрэнк, стремительно сокращая и без того ничтожное расстояние. Теперь их лица находились всего в нескольких миллиметрах друг от друга, а кончики носов мягко соприкасались между собой. Однако ни один не решался перейти тонкую грань дозволенного. — Боишься? — поинтересовался Айеро, невинно потеревшись кончиком носа о нос Джерарда. — Ничуть, — уверенно бросил Уэй, отводя взгляд в сторону и невольно обнажая гибкую молочно-белую шею. Со стороны Фрэнка потребовалось немалых усилий, дабы случайно не наброситься на бледную атласную кожу с поцелуями. — Поцелуй меня, и я превращусь в принца, — шутливо произнёс парень, наклоняясь чуть ниже и щекоча пушистыми кудрями обнажённые узкие ключицы. Сладковатый запах снова ударил в нос Уэю, а капельки влаги, скопившиеся на кончиках бурых локонов музыканта, только усиливали его. Так пах явно не одеколон — скорее, сам Фрэнк источал этот чудесный пряный аромат. — А больше ты ничего не хочешь, нарцисс самовлюблённый? — сощурив оливковые глаза, художник на мгновение ловко вывернулся из тесных объятий виолончелиста, зашагав по направлению к своей каюте. Мужчина знал, что Айеро неизменно последует за ним. — Для тебя я могу быть кем угодно, милый! — раздалось у Уэя за спиной, отчего владелец галереи непроизвольно улыбнулся. Им предстояла долгая прогулка до апартаментов Джерарда, прежде чем художник раскроет для юноши двери своей мастерской.