Фиолетовая чума: Ваас vs Убивашка

Минди очнулась на кладбище колонистов: над ней распростертой тенью нависал железный крест в два человеческих роста, вокруг из-под земли виднелись вросшие надгробные камни. — Что за… Она совершенно не помнила, как и куда шла, сколько прошло времени. Да и на острове ли она вообще? Или уже на том свете? Вместе со всеми… Но боль заставила убедиться в обратном — неисправимо жива. Обрадоваться этому даже не получилось: в голове гудели раскаленные колокола, руки и ноги застыли ознобом. Одежда свисала мокрыми лохмотьями. Влажная тина и спрессованный песок скребли ступни в сапогах, будто она пересекала вброд реку. Минди с трудом приподнялась, замечая, что кладбище находится на островке. Она равнодушно рассматривала жутковатое место, но вновь с ног валила скорбь: у Маркуса не было даже могилы, не хватило сил найти его тело. Действие наркотика все еще скручивало организм, размывало сознание. Возможно, уже лихорадило от загноившихся ран, она не знала наверняка. Добраться бы до своего убежища, забрать необходимое, да отлежаться в схронах контрабандистов. Умирать посреди джунглей она не намеревалась, цель не изменилась — месть — стала только более отчетливой. Если бы не яд, что вяз каучуковым соком в артериях и венах, замедлял движения, отнимал фрагменты памяти. Мир не существовал целиком, остались только его отдельные пятна: на небе темнел клин бесприютных птиц, среди зарослей потусторонними тенями медленно плавали одичавшие быки. Безумие и крест нависали над ней, тянули в разные стороны, но она по-прежнему оставалась стоять на земле, плотно привязанная цепями своей мести. Минди неподвижно сидела на траве, пытаясь встать, но при каждой попытке безуспешно падала набок. И из разбитой сетки реальности складывался пятнами силуэт Маркуса… Тогда сердце пронзала новая и новая боль. Она хотела бы не думать о том, что случилось, и одновременно заставляла себя вспоминать и вспоминать тот страшный миг потери. Чтобы крепче мстить. Ваас считал, что так сломает ее, но он навлек на себя еще больший гнев. Правда, планов по его устранению у супергероя не существовало. Да и кто такие эти супергерои? Зачем? Особенно на этом острове. — Кто здесь? Ты… — Чей-то голос вяз липкой патокой, стекавшей с краев реальности в недра сознания. Влажная трава касалась ладоней, небо скользило над головой, но зрение едва выхватывало силуэт человека, точно уже перенесли на иную сторону, где не место живым. Ярче него проступали могильные плиты. — Рик? Это ты? Тебя звать Рик? — прохрипела Минди, протягивая руку, словно незрячая навья. Она смутно вспоминала несчастного пьяницу из Бэдтауна. Он тогда охотно поделился своей несчастной историей. — Я. На могиле сына был, — пробормотал он на удивление трезво и четко, затем присмотрелся: — Новенькая? Что с тобой? Но ответить Минди не удалось, голову пронзила волна боли, а тело сковала невозможная слабость. Побочные эффекты неизвестного препарата все не желали проходить. Кажется, после пика повышенной активности, на котором ей удалось расправиться с пиратами, наступал откат, суливший беспомощность. Вроде бы изо рта пошла пена или снова желчь. Но кто-то за подмышки потянул вверх, заставляя встать на ноги, подставляя плечо. Наверное, тот самый Рик. А еще говорили, что на острове все равнодушные! Он куда-то вел, заставляя передвигаться, но больше волоча безвольным кулем. Боль схватила новыми цепями, когда пришлось подниматься куда-то в гору, петляя по заросшей тропинке. Все виделось несуществующим и нереальным. Какие-то хижины, реющие на ветру разноцветные флажки, то ли для украшения, то ли для отпугивания злых духов. Они яркими полосами врезались в восприятие на фоне грязных разваливающихся домов. Вышли какие-то люди, рассматривали, но не воспринимались. Завеса иной стороны показывала лишь фрагменты привычного мира. И разум упрямо твердил, что все пройдет, лишь закончится действие вещества. Поэтому Минди просто ждала. Иного средства не оставалось, только лечиться временем. — Кого ты привел? Как ей верить? — недоумевал кто-то, его фигура вилась призраком. Лишь флажки, терзаемые ветром, оставляли отметины теней. — Она… — доносился обрывками негромкий голос. Но суть объяснений застыла «белым шумом». — Да, это она. Она спасла меня и отомстила пиратам за мою семью, — доносился чей-то голос. Прошла вечность, пока ее завели во мрак одной из хижин. Она не сопротивлялась, да и не сумела бы. Но все-таки чутье подсказало, что вокруг нее не враги, не пираты, но и не племя ракьят, что к лучшему. Кто-то бережно опустил ее на жесткую циновку или матрац. Под головой образовался мягкий валик. — Пей, а то сгоришь изнутри… — пахнущая сыростью плошка ткнулась к растрескавшимся губам. Они с трудом разлепились, разрешая напиться то ли простой водой, то ли каким-то отваром. Хорошо бы, если не отравой. А то народная медицина славилась сомнительными рецептами. Впрочем, ощущение вкуса и предостережения рассудка не работали. С того момента она больше ничего не чувствовала. И сон напоминал малую смерть. Когда сознание вернулось, свет тонкими полосками пробивался сквозь облупленные красные ставни и дверь, проникал загадочно в щели между досками. Минди пошевелила руками и дернула ногами, убеждаясь, что ее не сковывают путы. Размышлять о чем-то сложнее сиюминутных насущных вопросов она опасалась. Впрочем, образы и утраты упрямо лезли в голову. А тело отзывалось глухой болью от множества ссадин при каждом движении. Однако все раны перевязали самодельными бинтами из тряпиц, вероятно, и продезинфицировали. Возле циновки обнаружилась чистая на вид одежда — заштопанная сизая мужская рубаха, в которой тонкое девичье тело просто утонуло, и просторные штаны-бриджи, которые под ее рост сгодились как брюки. Фиолетовому костюму пришел конец, только добротные сапоги с перчатками уцелели. И глефа, которую осмотрительно оставили подле постели. Значит, ей доверяли. — Очнулась, — приветствовал ее знакомый голос Рика. Минди щурилась и терла глаза, попав на яркий свет, когда отворила дверь. — Сколько прошло времени? — спросила она. — Два дня. Рик сидел на бочке возле хибары, задумчиво глядя куда-то вдаль. Минди присмотрелась к местности, от слабости все еще цепляясь за дверь: она очутилась в крошечной деревне на холме. Бедные домики стояли полукругом и казались вполне обжитыми, даже опрятными. — Так это… не Бэдтаун, — удивилась Минди, не веря, что где-то еще на острове живут мирные люди. Да еще местные не выглядели спившимися подхалимами, кто-то даже улыбался. А одна женщина стояла в центре группки из десяти человек и что-то оживленно вещала, указывая на книгу в руке. Протестантский пастор, как удалось догадаться, говорила жарко и уверенно. Рик глядел на нее с благоговением, и тоже улыбнулся: — Я теперь обрел новый смысл жизни. Да. Так легче. — Здесь же две с половиной хибары, — мотнула головой Минди, сознавая, насколько уязвима деревня. Их охранял только природный ландшафт — возможно, пираты и не догадывались об общине. — Здесь есть несломленный дух! — заключил уверенно Рик. Минди в ответ только фыркнула. Ей все виделось каким-то нереальным и отчасти застывшим. Новые люди, их жизни — все казалось далеким. Опустошенность и невосполнимая утрата пробивали на месте сердца сквозную дыру. И вместо души оставался лишь ветер. Между тем к ней подошла пастор, закончившая свою проповедь, которая едва ли отвечала хоть каким-то канонам. — Как ты попала сюда? — спросила глава общины. — Я собиралась убить Вааса, но кое-что случилось, — честно и кратко отрезала Минди, отводя взгляд. Сморщенное смуглое лицо женщины слишком давило, потому что озарялось спокойным внутренним светом. Пусть ее и поддерживала вера в какие-то иллюзии, но они не спасли никого. Ни семью Рика, ни семью того несчастного, что признал ее в общине, ни Маркуса. Ни слово, ни клинок никого не защищали на Рук Айленде. И Убивашка теряла веру в свое предназначение. Минди пошатнулась, поспешно садясь на шершавые ступени. — Убить Вааса? Да ты либо сумасшедшая, либо… очень самоуверенная. Лучшие отряды воинов ракьят уже многие годы не могут добраться до него, — поразилась женщина. — Мне почти удалось. Но… не до конца, — сдавленно и злобно хрипела Минди сквозь зубы. Она намеренно будила в себе гнев, чтобы не пасть жертвой бессилия и неуверенности в себе. — И что же ты собираешься делать? — Ваас убил… моего близкого человека. Теперь я буду мстить. Ваас не уйдет, — отрывисто слетали слова со спекшихся губ. — Месть губит нас, дитя мое. — Женщина положила руку на плечо, ласково заглядывая в лицо. Наверное, именно она перебинтовывала раны, поила каким-то отваром, который оказался неплохим противоядием. — Не в случае Вааса, — дернулась Минди. — Хотите сказать, что и убийство грех? Да, я слышала об этом. — Только слышала? — вздохнула собеседница. — Полагаю, ты неверующая… — Не было надобности, — отозвалась, вздрогнув, Минди, непонимающе сетуя: — Как вы вообще еще живы на этом острове? — Силой Провидения! — воскликнул не к месту воодушевленно Рик. — Бред, — вырвалось у неудавшегося борца с преступностью. Неудавшегося. Неудача. Провал. Смерти. Гибель Маркуса. Все слова обесценились. И не складывалось нового плана по уничтожению Вааса, но зато горел неискупимый огонь. Уж неизвестно, что велело небо, а Минди врагов не намеревалась прощать. В мозолистые ладони просилась глефа. Впрочем, кровавое шествие с бессмысленным истреблением попадающихся пиратов обещало быть коротким. На одном пожаре ярости много не навоевать. — Но мы ведь живы, — вернул к реальности размеренный голос женщины, которая незаметно гладила по волосам, успокаивала. Тогда Минди устыдилась своей бестактности: — Как мне отблагодарить вас за помощь? — М-м-м… Прополи огород, дочка. Если силы есть. Этого хватит. — Ладно, — опешила Минди. Сил у нее и правда хватило, она с удовольствием схватилась за предложенную работу, которая позволяла отвлечься от гнетущего бессилия и неопределенности. На короткое время существовали только грядки с непривычными растениями и мелкие сорняки. Она сидела на земле и выковыривала неподатливые корешки, облагораживая маниок. «Теперь главное не стать наркоманкой», — думала она, прикидывая, что на острове много конопли, а боль от потери Маркуса подтачивала ее личность и крепкий дух. — Нет, Минди, ты же сильная! Ты сильная! Так все говорили. Но… Маркус… А если Хойт выйдет теперь на Дейва? Только не Дейв…» — Ух, какая ты быстрая! Но пока не надо больше, отдохни. Пару дней еще не стоит слишком напрягаться. А дальше решим что-нибудь, — сказала изумленно женщина, когда прополка завершилась. Слишком скоро. «Знать бы мне что… Что решать!» — горестно подумала Минди. Ее оставляли наедине с невеселыми думами. Она бродила по крошечной деревне и буквально выпрашивала любую работу. Но вместо этого только случайно подслушала разговор, что муж женщины-пастора изменяет ей с соседкой и боится признаться, хотя ему стыдно. В крошечной общине обретались свои секреты. А весь остальной мир лежал у подножья холма, сливался размытой перспективой. Минди отошла от края пропасти, где расстилался ковер джунглей. Где-то там, повсюду, рыскала жадная смерть. Ваас и Хойт придумывали новые способы по уничтожению людей, отрабатывали до отвращения старые, калечили судьбы, разбивали жизни. И у нее, неудавшейся фиолетовой чумы, не получилось остановить их. Враг показал все свое вероломство, и что-то надломилось в ней. Не хватило силы одной противостоять всему равнодушию мира. Минди подходила обратно к хижине, когда увидела сломанную куклу, валявшуюся на земле. Она ненавидела игрушечных пупсов, отчасти потому что Деймон никогда не покупал дочери иных игрушек, кроме оружия, а отчасти потому что кукольные дети воспринимались как мертвые младенцы. Застывшие, с остекленевшими глазами, они не двигались, не плакали, не просили есть — неживые. Покрытые грязью сломанные куклы являли еще более удручающее зрелище. От них тоскливо щемило сердце. Если бы никогда не знать, не помнить, не видеть, что где-то не пластиковые тела, а настоящие, окровавленные, искалеченные, окутанные пылью… Боль причинялась повсеместно, люди уничтожали людей в огромном мире. Осознание наваливалось тяжелым валуном. А она, названная супергероем, не успевала ко всем, ни к кому не успевала. Мстила, но, кажется, совсем забыла о защите. Картина представала в страшной целостности: они с Папаней покупали оружие на черном рынке. Возможно, поставщики, обогащаясь, продавали и другим, уже далеко не героям, и из такого же оружия потом убивали невинных людей, их детей. Они с Папаней мстили Д’Амико, но не могли вычислить, кто стоял за созданием сфабрикованного дела. Значит, продажные копы и чиновники все еще занимали свои места, все еще отправляли за решетку невиновных. Они с Папаней говорили, что приносят пользу обществу, но город от их действий не делался спокойнее. Как и остров после прибытия Минди. Своим «визитом» в крепость Хойта она только разворошила осиное гнездо. Наемники предельно внимательно прочесывали джунгли, натыкались на отряды ракьят. А гнев от неудачных поисков срывали на мирных жителях. Неизвестно, сколько из них стали невинными жертвами испорченного настроения мистера Волкера. У «гидры» отрастало слишком много новых голов, и Минди впервые ощутила беспомощность. Она видела вокруг себя огромный клубок змей, который от каждого нового взмаха меча правосудия только разрастался, представали новые его витки. Впервые она сомневалась, правильно ли поступает. И практически впервые не знала, что делать дальше, точно из нее выкачали все силы. Минди казалось, что вместе с фиолетовым костюмом с нее содрали кожу, скорлупу или броню, которой она надежно отгораживалась от мира. С нее сняли маску, обнажив истинное лицо, раскрыв глаза на суть вещей. Хотя героя не костюм делает. И даже не количество заученных фразочек и отточенные навыки ниндзя. Минди потрясла головой, отвлекаясь вновь на чей-то диалог. Пастор говорила с Риком и еще каким-то стариком. Они сидели у хижины, вроде бы чистили рыбу. — Говорят, на днях они убили священника с южного острова, — скрипел голос старика. — Кто «они»? — вздыхал Рик. — Ваас, кто же еще, — с отвращением выплюнул старик. — Его пираты или он лично? — Может, и он лично. — Ох, есть ли еще грех, которым он не запятнал себя? — сетовала философски пастор, смирено опуская глаза, точно у нее болела душа за то, в какую мерзость превратился Ваас. — Да-а, а ведь каким был раньше… — вторил ей с не меньшей болью в голосе старик. — Я его помню шестнадцать лет назад, такой был мальчик. — Ну, шестнадцать — это ты давно взяла. Я вот помню лет девять назад, тоже еще нормальным был. — И что потом случилось… — Кто бы знал. — Да что потом? Подсел на наркоту! Что тут думать? — заключил по-простому Рик. — Что только наркотики делают с людьми. — Говорят, не только они! Говорят, это языческая секта Цитры! — Кто знает. Нам-то не легче, — и женщина, склонив голову, начала читать что-то вроде заупокойной молитвы, за ней еще несколько. Но Минди плохо понимала суть ее действий. Смыкались сумерки, и наваливалась непривычно скоро сковывающая усталость. Никто не прогонял, ничего не заставлял делать. Может быть, они надеялись, что она останется их защитником? Сбережет крошечную деревню? Да если бы они знали, что она теперь приносила только большую опасность. Ночью девушка лежала в темноте, нервно дрожала, как в лихорадке. Она была совершенно одна посреди клокочущей бездны мрака, всеми узнанная, подставившая под удар своего опекуна, второго отца, родного человека. И все ради чего? Ради отголоска давней мести. Ее просто не научили жить иначе, ее заточили, как лезвие доброго меча, который жив только в битве. Она искала поставщиков, уничтожала посредников, хотя отец еще в завещании просил в случае его смерти научиться жить, как обычные люди. Да только перед своей гибелью попросил-приказал завершить месть. Чему же верить? Чему? Какой из посмертных воль? Закончила ли она их общее дело? Может быть, зря она искала затерянный в Тихом Океане островок. Может, зря проводила параллели, с кем торгует клан. Папаня завещал ей жить после мести, а не жить местью. А Маркус всегда защищал, подталкивал к этой жизни обычных людей, но девушка считала, что принесет больше пользы в качестве борца с преступностью. Кто знает… Кто судит… Но Маркус пал невинной жертвой слишком затянувшейся мести. Он до последнего вздоха защищал ее, даже сумел тягаться по силе с Ваасом в критический момент. И погиб ради нее, своей названной дочери. Ради нее! Из-за ее мести. Девушка бессильно всхлипнула, закусывая губы. Она запретила себе плакать с одиннадцати лет, ведь герои не плачут. Последний раз ее душили рыдания, когда погиб отец, Деймон Макриди, уже после отмщения врагам. Когда все стихло, когда все закончилось, она попросила Дейва обнять ее и разрыдалась, сделавшись на короткое время обычной маленькой девочкой, которая потеряла самого близкого человека. Горе на всех языках мира звучит одинаково, потери одинаково пронзают сердца. Но люди все враждуют и враждуют, кто-то от жадности, кто-то из мести, а иные обороняются в попытках не утратить себя, не уступить пустоте уничтожения. Да, в сердце Минди в ту ночь среди гудящих джунглей открылась зияющая рана пустоты. Она все же не подавила слезы. Они стекали по вискам, пока взгляд широко распахнутых глаз бесцельно шарил по скованному мраком потолку. — М-маркус… Прости! Прости! Это из-за меня! — тихо шептала Минди, кусая губы, давясь, не смея перед самой собой дать слабину. — И папа… Это все из-за меня! Она вспоминала, как однажды столкнулась с Дейвом. Надо было просто разобраться с наркодиллерами и бросить шута в зеленом костюме. Тогда бы он не привел проклятого Криса, тогда бы Деймон Макриди был жив, да и отец Дейва не пострадал бы. Все из-за нее! Нет, впрочем, тогда сплелись змеями многие события и совпадения. А теперь… Теперь вина лежала всецело на ее не столь широких плечах. Она возомнила себя атлантом, но небесный свод медленно пригибал ее к земле, обещая скоро расплющить. Это из-за нее погиб Маркус, только из-за нее. Безусловно, во всем были виноваты Ваас, Хойт, пираты… Но если бы не самоуверенность Убивашки, то они бы и не узнали о ней, они бы не вычислили ее настоящую личность. Роковые случайности преследовали ее с рождения, с самого момента появления на свет от мертвой матери, образ которой маячил расплывчатой тенью, которую папа просил любить. И она любила созданный ими обоими образ светлой памяти. Ныне во мраке леса Минди увидела четко троих призраков: маму и папу, которые держались за руки, и Маркуса. Точно свадебное фото, где напарник отца был шафером. Но отмеченное печалью смерти. К ним присоединялась расплывчатая, едва знакомая тень усталого мужчины, вероятно, отца Дейва, убитого людьми Криса Д’Амико. Потом вставали ряды прозрачных незнакомцев, которых самопровозглашенные супергерои просто не успели спасти. Или по косвенной вине борцов с преступностью они погибли, как и отец Дейва? Много-много людей… И среди них вдруг замаячило лицо самого Дейва. Дейва! Ее кудрявого восторженного обалдуя. Неужели, его тоже убили? Когда? Кто посмел? Не осталось никого! Никого! Минди рывком подскочила на соломенном матраце, озираясь вокруг, судорожно глотая воздух. Похоже, она заснула и, как казалось, наблюдала мистические видения духоты с открытыми глазами. Нет, она была еще жива, и никто не говорил о гибели Дейва. Лишь насекомые гудели струнным оркестром своих крыльев. Лишь ночь усмехалась из каждой тени вараньей ухмылкой главаря пиратов, который, казалось, мог выйти теперь и на Дейва. «Нет уж, я им не отдам Дейва! Никогда!» — зло подумала девушка, сжимая кулаки, чтобы унять дрожь. Влага от слез все еще засыхала солеными отметинами на лице, но в сердце вновь кипела ярость. Минди поглядела в ночь, выйдя на порог хижины, чтобы глотнуть свежего воздуха. Неукротимая девушка адресовала свой мысленный призыв самой темноте, с которой вела вечную борьбу: «Я ни шагу не ступлю с этого проклятого острова, пока не увижу трупы Вааса Монтенегро и Хойта Волкера! Слышали? Вам меня не сломать!» Отныне она уже не боялась грязной воды или тропических вирусов, не испытывала брезгливого дискомфорта от нищенских условий существования. Не фыркала при виде старого оружия. Любое оружие в умелых руках способно помочь в неизменной миссии. Отныне Убивашка была готова остаться на Рук Айленде хоть на следующие десять лет, если того потребовал бы план мести, даже дольше — хоть на сто лет. И она не могла позволить себе ошибиться еще раз, еще раз допустить чью-то смерть. Теперь Ваас и Хойт превратились из посредников Д’Амико в новых основных врагов, потому что они отняли ее второго отца, до самопожертвования доброго и отважного опекуна Маркуса. Время отныне не имело значения. Ведь у меча нет иной жизни: пока его лезвия остры, он найдет цель. — С меня содрали фиолетовую кожу, с меня сорвали маску. Но здесь она и не нужна. Этому миру не нужны супергерои, ему не нужны громкие речевки и смешные прозвища. Ему нужны сильные духом честные люди. Теперь я — Минди Макриди, дочь Деймона Макриди, дочь Маркуса. И Ваас за все заплатит!